Когда Босх вернулся с обеда, в помещении отдела нераскрытых преступлений уже вовсю кипела работа. Черная коробка стояла на столе, где он ее и оставил, а за вторым столом в одной с ним кабинке расположился его напарник, бегло стучавший по клавишам компьютера.

– Как жизнь, Гарри?

– Продолжается.

Босх сел на свое место, ожидая, что Чу заговорит о его дне рождения, но тот ничего не сказал. Мебель в их кабинке была расставлена так, что они работали, сидя спиной друг к другу. В старом здании «Паркер-центра», где фактически прошла вся профессиональная жизнь Босха, напарникам приходилось сидеть лицом к лицу. Новая организация пришлась ему по душе, хотя бы иногда создавая иллюзию уединения.

– Что в коробке? – донесся сзади голос Чу.

– Уличные карточки на «Роллинг-Сикстиз». Приходится цепляться за любую соломинку и надеяться на везение.

– Тогда удачи тебе.

Будучи напарниками, они занимались одними и теми же делами, но поначалу распределяли их между собой, объединяя усилия, только когда приходило время решительных действий вроде обысков и допросов подозреваемых. На аресты тоже никто не выезжал один. Подобным образом каждый брал на себя примерно равную долю работ, а по понедельникам за чашкой кофе они делились информацией о расследуемых делах. Но о результатах посещения Сан-Квентина Босх проинформировал Чу сразу по возвращении из Сан-Франциско.

Босх снова открыл коробку и со вздохом уставился на толстые пачки карточек уличных допросов. Если тщательно их просматривать, на это уйдет не только остаток дня, но и весь вечер. При необходимости Босх был готов к такой работе, но сказывался нетерпеливый характер. Он вытащил первую связку, размерами напоминавшую небольшой кирпич, бегло изучил ее и убедился, что карточки располагались в хронологическом порядке за все четыре года, обозначенные на коробке. И он посчитал логичным сосредоточить поначалу внимание на документах, датированных годом убийства Аннеке Йесперсен. Отложив в сторону карточки за 1992 год, Босх принялся за чтение.

На усвоение основной информации каждого протокола у него уходило не более десяти секунд. Имена, клички, адреса, номера водительских прав и прочие детали. Но патрульный часто заносил сюда же имена других персонажей, попадавших в поле зрения, только потому, что те сопровождали подозреваемого во время уличного допроса. Поэтому некоторые имена встретились Босху не один раз – то в качестве самого допрашиваемого, то как попутчики оного.

Если место проведения допроса или домашний адрес подозреваемого вызывали у Босха интерес, он сверялся с атласом городских улиц, где прежде отметил точки вероятных убийств, совершенных с помощью «Беретты-92». Прежде всего он искал адреса, наиболее близкие к местам преступлений. Их он выделил несколько, но связь оказалась в большинстве случаев слишком очевидной. Два убийства были совершены на перекрестках, где почти постоянно шла оживленная розничная торговля наркотиками. Понятно, что патрульные и офицеры отдела УБ часто проводили свои уличные допросы именно в таких местах.

И только после двух часов напряженного труда, когда уже начало сводить мышцы шеи и спины от монотонно повторяемых движений, Босх наткнулся на нечто произведшее на него эффект удара током. Девятого февраля 1992 года был заполнен протокол уличного допроса на подростка, описанного как БГ, или «бейби-гангстер», из «Роллинг-Сикстиз», которого патруль остановил на углу Флоренс и Креншо, заподозрив в соучастии в грабеже. На его водительском удостоверении значилось имя Чарльза Уильяма Уошберна. В протоколе к тому же указывалась кличка: Мелкий-2. Он был действительно мелковат для своих шестнадцати лет, имея рост в пять футов и три дюйма. Но при этом на левом бицепсе уже успел обзавестись фирменной татуировкой «Роллинг-Сикстиз» – изображением могильной плиты с цифрой «60», что символизировало верность банде до гробовой доски. Но внимание Босха привлекло не это, а домашний адрес, переписанный полицейским с его прав. Чарльз Мелкий-2 Уошберн проживал на Западной Шестьдесят шестой улице, и, взглянув на карту, Босх обнаружил, что это один из домов, задние дворы которых выходят в проулок, где убили Аннеке Йесперсен.

Босх никогда не работал в подразделениях по борьбе с уличным бандитизмом, но ему приходилось расследовать совершенные бандами преступления. Он знал, что такое «бейби-гангстер». Как правило, это звание присваивали совсем еще мальчишкам, которых готовились принять в полноценные члены банды, но для начала подвергали обряду инициации. Членство в банде требовалось заслужить, доказав свою преданность каким-либо поступком, связанным с насилием, а порой и с убийством. Любой, за кем уже числилась «мокруха», получал вожделенный статус вне очереди.

Босх откинулся в кресле, пытаясь немного размять затекшие мышцы. Теперь все его мысли занимал Чарльз Уошберн. В 1992 году он был как раз таким юнцом, искавшим возможности доказать, что достоин приема в банду. И менее чем через три месяца после того, как полицейские остановили и допросили его на углу Флоренс и Креншо, в этом районе вспыхивают массовые беспорядки, а фотожурналистку кто-то в упор расстреливает в проулке позади его дома.

Слишком странное совпадение, чтобы так просто от него отмахнуться. Он потянулся за папкой с делом об убийстве, которую двадцать лет назад завели сотрудники особого подразделения, расследовавшего преступления, совершенные во время беспорядков.

– Чу, не проверишь для меня одно имя? – спросил он, даже не повернувшись, чтобы взглянуть на напарника.

– Дай мне минуту.

Чу умел работать на компьютере с молниеносной быстротой, в отличие от Босха, чьи навыки все еще оставляли желать много лучшего. Поэтому Чу по большей части брал на себя проверку имен подозреваемых по базе данных Национального центра криминалистической информации.

Босх листал страницы дела. Это трудно было назвать полноценным расследованием, но сыщики все же сумели опросить жителей домов, выходивших задами в проулок. Обнаружив список их обитателей, он стал просматривать фамилии.

– Так. Я готов. Кто тебя интересует? – сказал Чу.

– Чарльз Уильям Уошберн. Родился ноль четвертого, ноль седьмого, семьдесят пятого.

– Ого! «Рожденный Четвертого июля».

Босх услышал, как партнер быстро застучал по клавишам. Сам он тем временем нашел листок с отчетом о беседе с жителями дома по Западной Шестьдесят шестой улице, где обитал в то время Уошберн. Двадцатого июня 1992 года, через пятьдесят дней после убийства, детективы постучали в дверь дома и поговорили с Марион Уошберн, пятидесяти четырех лет от роду, и тридцатичетырехлетней Ритой Уошберн – матерью и дочерью, постоянно проживавшими по тому адресу. Никакой информацией об убийстве в проулке, совершенном 1 мая, женщины не располагали. Беседа оказалась краткой, предельно вежливой, а ее содержание уложилось всего в один абзац. О том, что в доме мог присутствовать представитель третьего поколения семьи, не упоминалось вообще. О шестнадцатилетнем Чарльзе Уошберне в отчете не было ни слова. Босх громко захлопнул папку с делом.

– Есть кое-что, – сообщил Чу.

На этот раз Босх развернулся вместе с креслом, чтобы увидеть перед собой спину напарника.

– Рассказывай. Дай мне хоть что-то. Мне это сейчас очень нужно.

– За Чарльзом Уильямом Уошберном, известным также как Мелкий-два (пишется не словом, а цифрой), тянется длинный шлейф приводов. В основном за наркоту и ограбления… Но проходил и по делу о пьяном вождении с ребенком в машине. Так, давай посмотрим. Две отсидки, хотя сейчас на свободе. В июле выписан новый ордер на задержание за уклонение от уплаты алиментов. Местонахождение неизвестно.

Чу повернулся и посмотрел на Босха.

– Что это за тип, Гарри?

– Некто, с кем мне хочется повидаться. Ты можешь все распечатать?

– Сделаю.

Чу отправил страницы с сайта НЦКИ со своего компьютера на общий для подразделения принтер. Босх набрал номер и связался с Джорди Гантом.

– Чарльз Уошберн по кличке Мелкий-два тебе знаком?

– Мелкий-два?.. Гм, что-то припоминаю. Подожди секунду.

На линии воцарилась тишина, и Босху пришлось подождать, пока Гант снова возьмет трубку.

– Да, он попадается в наших текущих отчетах. Один из «Сикстиз», но принадлежит к самым низам пирамиды. Он точно не мог быть заказчиком убийств. Откуда ты взял это имя?

– Из твоей черной коробки. В девяносто втором он жил по другую сторону забора от места убийства Йесперсен. В то время ему было всего шестнадцать, и он, вероятно, пытался добиться, чтобы его приняли в банду.

Произнося свою фразу, Босх слышал, как щелкают кнопки клавиатуры. Гант продолжал поиск данных.

– На него выписан ордер сто двадцатым отделением в центре города, – сказал он наконец. – Чарльз не платит мамочке своего ребенка положенные ей деньги. В последний раз он числился по адресу на Шестьдесят шестой улице, но этим сведениям уже четыре года.

Босх прекрасно знал, что судебный ордер за неуплату алиментов беглым папашей в Южном Лос-Анджелесе никто не воспринимал всерьез. Едва ли люди из команды местного шерифа устроят за ним настоящую охоту, если дело не привлечет по каким-то причинам внимания прессы. Ордер мертвым грузом ляжет в базу данных и всплывет в следующий раз только при условии, что Уошберн попадется на более серьезном правонарушении. Но до тех пор он мог спокойно разгуливать на свободе.

– Попытаюсь нанести визит в его старое логово. Вдруг мне повезет, – сказал Босх.

– Тебе нужно прикрытие? – спросил Гант.

– Нет, с этим все в порядке. Но было бы неплохо немного осложнить ему жизнь. Натрави на него своих людей.

– Это мы можем. Я оповещу о Мелком-два кого следует. А тебе – удачной охоты, Гарри. Дай мне знать, если возьмешь его или понадобится помощь.

– Непременно.

Босх положил трубку и повернулся к Чу:

– Не хочешь немного прогуляться?

Чу кивнул, но без особого энтузиазма.

– К четырем вернемся? – спросил он.

– Трудно сказать. Если наш парень на месте, можем немного задержаться. Хочешь, чтобы я взял с собой кого-то другого?

– Нет, Гарри. Просто у меня есть еще одно дело.

Босх сразу вспомнил, что и ему дочь настрого запретила опаздывать к сегодняшнему ужину.

– Уж не любовное ли свидание? – подначил он напарника.

– Не важно. Поехали.

И Чу поднялся, готовый отправиться на край света, но не отвечать на вопросы о личной жизни.

Дом Уошбернов внешне походил на небольшое ранчо с абсолютно голой передней лужайкой и ржавым «фордом» на подъездной дорожке, стоявшим на бетонных блоках вместо колес. Прежде чем приблизиться к входу, Босх и Чу обошли квартал и определили, что западный угол заднего двора дома находится в каких-то двадцати футах от того места в проулке, где Аннеке Йесперсен поставили к стенке и расстреляли.

Босх громко постучал и шагнул в сторону на крыльце. Чу расположился у противоположного косяка. Дверь была снабжена стальной защитной решеткой, запертой на замок.

Вскоре дверь открыла женщина лет двадцати пяти, смотревшая на них сквозь прутья решетки. Рядом с ней стоял маленький мальчик, обвивший ручонками бедро матери.

– Что вам нужно? – неприветливо спросила женщина, безошибочно вычислив в гостях полицейских. – Я копов не вызывала.

– Мы разыскиваем Чарльза Уошберна, мэм, – сказал Босх. – Этот адрес указан как его домашний. Он сейчас здесь?

Женщина неожиданно взвизгнула, и Босх не сразу понял, что она смеется.

– В чем дело, мэм?

– Это вы о Мелком? Это его вы величаете Чарльзом Уошберном?

– Да. Так он здесь или нет?

– А с чего ему быть здесь, скажите на милость? Вы совсем глупые, или как? Он задолжал мне деньги. Так откуда ему здесь быть? Если он явится сюда, то ему лучше сразу со мной рассчитаться.

Босх, конечно, все понимал. Он окинул взглядом мальчонку и снова посмотрел на его мать.

– Простите, как вас зовут?

– Латишия Сеттлз.

– А вашего сыночка?

– Чарльз-младший.

– А вы, случайно, не знаете, где может сейчас находиться Чарльз-старший? У нас ордер на его арест как раз за уклонение от выплаты вам алиментов. Потому мы его и разыскиваем.

– Наконец-то зашевелились, но что-то поздно. Как только я замечаю, что этот гад проезжает мимо, тут же звоню вашим людям, но еще ни разу никто не явился на вызов. И вот вы тут, а я, как назло, не видела этого недомерка уже месяца два.

– Тогда, быть может, вы что-то слышали, Латишия? Никто не говорил вам, что встречал его в округе?

Она покачала головой.

– Он куда-то запропастился.

– А что с его матерью и бабкой? Они когда-то здесь жили.

– Бабуля уже умерла, а мамаша давно уехала отсюда и живет теперь в Ланкастере.

– Чарльз навещает мать?

– Без понятия. Раньше он вроде ее проведывал на дни рождения и все такое. Но сейчас, хоть убейте, я даже не знаю, жив ли он вообще. А я не могу сводить сына к зубному или какому другому врачу, и ходит он всю жизнь в одних обносках.

Босх кивнул. «Настоящего отца у малыша никогда не было», – подумал он, вовсе не собираясь сообщать этой женщине, что они охотятся на Чарльза Уошберна совсем не потому, что тот отказывается содержать своего ребенка.

– Латишия, вы не будете возражать, если мы зайдем?

– Зачем это?

– Просто осмотреться и убедиться, что вы в безопасности.

Она потрясла железную решетку.

– Тут безопасно, можете не беспокоиться.

– Значит, войти нам нельзя?

– Нет. Охота мне, чтобы вы увидели, какой у меня дома бардак! Я не подготовилась к вашему приходу.

– Хорошо. А как насчет заднего двора? Мы можем его осмотреть?

Вопрос явно озадачил ее, но она пожала плечами.

– Валяйте. Но только там вы его все равно не найдете.

– Ворота запираются?

– Они сломаны.

– Понятно. Ну так мы пройдемся?

От крыльца Босх и Чу двинулись по дорожке, ведущей к боковой части дома и упирающейся в деревянную ограду. Чу пришлось поднять створку ворот, державшуюся на одной ржавой петле, чтобы они смогли пройти. Так они попали на задний двор, захламленный старыми сломанными игрушками и предметами меблировки. Валявшийся среди травы каркас посудомоечной машины напомнил Босху увиденное двадцать лет назад в проулке – нагромождение у стены уже негодной бытовой техники.

Левую сторону двора занимала стена бывшего магазина автопокрышек, выходившего фасадом на Креншо. Но Босха интересовал главным образом забор, отделявший двор от проулка. Он оказался слишком высоким, чтобы через него можно было выглянуть наружу, и Босх подтащил к нему трехколесный велосипед с оторванным задним колесом.

– Поосторожнее с этим, Гарри, – предостерег Чу.

Но Босх уже встал одной ногой на седло велосипеда и подтянулся к верхней кромке забора. Ему открылся проулок и то место, где двадцать лет назад убили Аннеке Йесперсен.

Потом Босх спрыгнул на землю и пошел вдоль забора, проверяя на ощупь каждую доску, не окажется ли среди них сломанной или оторванной нарочно, чтобы через прореху можно было легко проникнуть внутрь двора или выбраться наружу. Он миновал две трети ограды, когда одна из досок под нажимом его руки поддалась. Босх остановился, вгляделся внимательнее и потянул доску на себя. Она не была прибита гвоздями ни к нижней, ни к верхней перекладинам забора и потому легко снималась, образуя щель дюймов в десять шириной.

Чу встал рядом, заинтересованный находкой.

– Человек не особо крупного телосложения мог бы легко проскользнуть в эту дыру и оказаться в проулке, – заметил он.

– И я подумал о том же, – отозвался Босх.

Это была констатация очевидного. Вопрос же заключался в том, расшаталась ли планка забора от старости в последнее время или служила потайным ходом в проулок Чарльзу Мелкому-2 Уошберну еще в шестнадцатилетнем возрасте, когда он искал возможности добиться полноправного членства в банде?

Босх попросил Чу снять проем в заборе на мобильный телефон. Позже он распечатает фото и приобщит к делу. Потом он вставил доску на место и вернулся к осмотру остальной территории двора. Он заметил, что Летишия Сеттлз стоит у открытой задней двери дома и наблюдает за ними через еще одну металлическую решетку. Она наверняка понимает, подумал Босх, что они пришли по душу ее бывшего муженька вовсе не потому, что тот не платит ей денег на ребенка.