12
Через зал суда я прошел, понурив голову и не обращая внимания на слушание, которое после нас начала судья Лего. Я направился к заднему выходу, а в голове крутилась история, поведанная Лакоссом. Выходит, он обратился ко мне, потому что Глория Дейтон хотела, чтобы я узнал, если с ней что-то случится, а не потому, что она порекомендовала меня в качестве адвоката. Это заявление настолько отличалось от предыдущего, что облегчило то бремя, которое несколько месяцев висело у меня на душе. Хотела ли Глория, чтобы я получил послание и отомстил за нее? Или она предупреждала о какой-то незримой опасности?
Эти вопросы заставили меня по-новому взглянуть на то, как я воспринимал всю ситуацию. Теперь до меня дошло: Глория знала или, по крайней мере, думала, что находится в опасности.
Я выходил из зала суда в битком набитый людьми коридор, когда внезапно столкнулся с Фернандо Валенсуэлой – поручителем и действующим питчером. Знакомы мы были давно и раз даже сотрудничали, что принесло финансовую выгоду обеим сторонам. Но потом все как-то заглохло, и наши пути разошлись. В те дни, когда мне требовался поручитель, я обычно обращался к Биллу Дину или Бобу Эдмундсону. Вэл занимал в моем списке лишь третье место.
Валенсуэла протянул мне сложенный документ.
– Возьми, Мик.
– Что это?
Я взял документ и стал разворачивать одной рукой, размахивая бумагой, чтобы она развернулась.
– Повестка в суд. Тебе вручили.
– Ты вообще о чем? Ты работаешь по какому-то делу?
– Знаешь, Мик, у меня много талантов. Нужно зарабатывать на жизнь. А ну-ка, подними руку, пожалуйста.
– Пошел ты.
Порядок я знал. Он хотел сфотографировать меня с документом, чтобы зафиксировать передачу. Передать-то он передал, но вот позировать я не собирался. И спрятал документ за спину. Но Валенсуэла все равно щелкнул меня на телефон.
– Ладно, обойдемся, – сказал он.
Я взглянул на документ.
Мне в глаза бросилась «шапка». Гектор Арранде Мойа против Артура Роллинса, начальника тюрьмы, Федеральная тюрьма, Викторвилл. Регистрационный номер 2241. Это было измененное ходатайство об издании приказа «хабеас корпус», так называемый «истинный хабеас». Заявление, что в деле обнаружились новые важные сведения, доказывающие невиновность.
Получается, Мойа обзавелся новыми данными, которые каким-то образом имели ко мне отношение. А значит, в деле фигурирует моя давняя клиентка Глория Дейтон – единственная ниточка, связывающая меня с Мойа. Причиной для подачи ходатайства по делу 2241 являлось утверждение, что истец незаконно удерживается в тюрьме, и поэтому против начальника тюрьмы подается гражданский иск. В полном тексте обращения могло быть больше информации. Например, чтобы привлечь внимание федерального судьи, там могли утверждать наличие новых доказательств.
– Так что, Майк, без обид? – произнес Валенсуэла.
Я бросил на него взгляд поверх документа. Он снова достал телефон и сделал снимок. Я и забыл, что он еще здесь.
– Какие обиды, Вэл. Если бы я знал, что ты теперь судебный курьер, я бы и сам прибегал к твоим услугам.
– Милости прошу. Номер у тебя есть. На рынке ценных бумаг дела идут не очень, и я пытаюсь восполнить убытки. Понимаешь?
– Скажи тому, кто тебя отправил, как адвокат адвокату, что повестка не тот способ…
Я замолчал, читая имя адвоката, который выписал повестку.
– Сильвестр Фулгони?
– Ага. А вернее, фирма, которая попросила его немного «пооспариваться» в этом процессе.
Валенсуэла рассмеялся, довольный своим остроумным ответом. А я задумался кое о чем другом. Сильвестр Фулгони в прошлом был серьезной занозой, если говорить о его юридической практике. Но то, что он отправил мне повестку для дачи показаний под присягой, было довольно необычно. Я знал, что его лишили права адвокатской практики, и он отбывал срок в федеральной тюрьме за уклонение от уплаты налогов. Фулгони выстроил превосходную практику, главным образом предъявляя иски полицейским органам за дела с «видимостью наличия законного права» – когда полицейские, прикрываясь значком, выходили сухими из воды. Там фигурировали разные преступления: физическая расправа, вымогательства, иногда даже убийства.
Он заработал миллионы на заключении мировых соглашений и на вердиктах присяжных и исправно платил профсоюзные взносы. А вот налогами не озаботился. В конечном счете государство, которое он так часто преследовал в судебном порядке, это заметило. Фулгони заявил, что его преследуют в судебном порядке из мести, чтобы он больше не отстаивал права людей, пострадавших от противоправных действий государственных чиновников. Однако факт есть факт: он не платил и даже не подавал налоговые декларации четыре года подряд. А в ситуации, когда присяжные – двенадцать налогоплательщиков, вердикт всегда будет «виновен». Фулгони подавал апелляции почти шесть лет, но в конце концов время вышло, и он сел в тюрьму. Это случилось всего год назад, и мне в голову закрались смутные подозрения, что он отбывал срок в федеральном исправительном учреждении в Викторвилле. Который приютил и Гектора Арранде Мойю.
– А разве Слай уже вышел? – поинтересовался я. – Он не мог так быстро получить свой билет на волю.
– Нет, это его сын. Слай-младший.
– Никогда не слышал о Сильвестре Фулгони-младшем. Более того, если мне не изменяет память, Сильвестр-старший ненамного старше меня. Младший, наверное, совсем еще кроха.
– Откуда мне знать, никогда с ним не встречался. Я имею дело с администратором. Ну, Мик, мне пора. Нужно еще разнести оставшиеся «подарочки».
Валенсуэла похлопал по сумке, висевшей через плечо, и развернулся, чтобы пойти по коридору здания суда.
– Есть что-то еще по этому делу? – спросил я, показывая повестку.
Валенсуэла насупился:
– Мик, прекрати, ты же знаешь, я не могу…
– Я отправляю кучу повесток, Вэл. Моему помощнику каждый месяц нехило перепадает деньжат. Но я должен этому человеку доверять. Улавливаешь? Он должен быть на моей стороне.
Валенсуэла верно понял, что я имею в виду, и покачал головой. Но потом, видимо, нашел выход из того угла, куда я его загнал, и с горящими глазами поманил меня пальцем:
– Мик, а ты не можешь меня выручить?
Я отошел с ним в сторонку.
– Конечно. Что нужно?
Открыв сумку, он стал просматривать лежащие там бумаги.
– Мне надо сходить в УБН и найти там их агента по имени Джеймс Марко. Ты не знаешь, где в здании федерального суда находится это управление?
– Управление по борьбе с наркотиками? Они не в одном месте сидят, их распределили по всему зданию, и еще в городе есть пара офисов.
Валенсуэла понимающе кивнул:
– Он работает в команде под названием Межведомственная группа по борьбе с картелями. Что-то вроде МГБК.
Я задумался. Об этих интригах с повесткой и обо всем остальном, что нарастало внутри меня.
– Прости, понятия не имею, где они сидят. Я могу тебе еще с чем-то помочь?
Валенсуэла опять стал копаться в сумке.
– Да. После Управления по борьбе с наркотиками надо повидаться с дамой, некой Кендалл Робертс. Живет на улице Виста-дель-Монт в районе Шерман-Оукс. Ты, случайно, не знаешь, где это?
– Нет, навскидку не скажу.
– Ну да, так и думал, что придется включать старый добрый навигатор. Ладно, увидимся, Мик.
– Хорошо, Вэл. Со следующей пачкой документов сразу звоню тебе.
Он направился по коридору. Я смотрел ему вслед, а потом подошел к одной из скамеек, которые стояли вдоль прохода. Отыскав свободное местечко и усевшись, я открыл сумку, чтобы записать имена, которые мне только что сообщил Валенсуэла. Потом достал телефон и набрал Сиско. Продиктовав имена Джеймса Марко и Кендалл Робертс, я попросил разыскать по ним все, что можно. Я упомянул, что Марко предположительно работает в правоохранительных органах, скорее всего в Управлении по борьбе с наркотиками. Сиско застонал. Люди из правоохранительных органов обычно принимают меры защиты. Уничтожается все, что только возможно: и цифровые следы, и информация из открытого доступа. Но сотрудники Управления по борьбе с наркотиками вывели это на новый уровень.
– С таким же успехом можно искать агента ЦРУ, – пожаловался Сиско.
– Давай посмотрим, что получится. Начни с Межведомственной группы по борьбе с картелями – МГБК. Кто знает, вдруг повезет.
Потом я покинул здание суда и заметил припаркованный «линкольн». Сев на заднее сиденье, я открыл было рот, чтобы велеть Эрлу ехать в «Старбакс», когда понял, что за рулем вовсе не Эрл. Я сел не в тот «линкольн».
– Извините, ошибся машиной, – сказал я.
Я вышел и позвонил Эрлу на мобильник. Он сказал, что припарковался на Бродвее, потому что сотрудник дорожной полиции выгнал его с обочины на Спринг. Пять минут я его ждал и за это время позвонил Лорне – хотел проверить, как идут дела. Она сообщила, что не произошло ничего стоящего, а я рассказал ей про повестку от Фулгони и что утром следующего вторника мне надо явиться в его кабинет в районе Сенчери-Сити. Лорне, похоже, тоже не понравилось, что Фулгони передал мне документ через Вэла. Обычно адвокаты не предъявляют друг другу повестки, достаточно телефонного звонка и профессиональной этики.
– Вот болван! – не сдержалась Лорна. – А как дела у Вэла?
– Вроде бы нормально. Обещал ему подкинуть парочку документов.
– Ты серьезно? Есть же Сиско.
– Посмотрим. Сиско терпеть не может работать судебным курьером, считает это ниже своего достоинства.
– Но он это делает, а тебе не приходится дополнительно тратиться.
– Да, ты права.
Я нажал отбой, сел в подъехавший «линкольн», и Эрл повез меня в «Старбакс».
Выйдя в сеть, я подключился к базе и ввел номер дела, который узнал из повестки. Сильвестр Фулгони-младший и в самом деле подал ходатайство «хабеас корпус» с целью отменить приговор Гектору Арранде Мойе. В обращении упоминались неправомерные действия со стороны агента Джеймса Марко из Управления по борьбе с наркотиками. Якобы перед тем, как полиция произвела арест, тайный информатор Марко пробрался в номер отеля Мойи и подбросил под матрац огнестрельное оружие. Найденное оружие позволило прокурорам увеличить обвинение, и в результате Мойа попал под возможность получения пожизненного срока в федеральной тюрьме. А после того, как его признали виновным, ему действительно вынесли пожизненный приговор.
На ходатайство не отреагировали, по крайней мере в сети информация отсутствовала. Впрочем, еще рано. Обращение Фулгони было датировано 1 апреля.
– День дурака, – сказал я самому себе.
– Вы о чем, босс? – поинтересовался Эрл.
– Да так, ничего. Просто мысли вслух.
– Хотите, я схожу и что-нибудь вам возьму?
– Спасибо. Ты хочешь выпить кофе?
– Нет, мне-то ничего не надо.
На переднем сиденье «линкольна» на полке с оборудованием был установлен принтер; бьюсь об заклад, парням из других машин такое и в голову бы не пришло. Распечатав копию обращения, я закрыл компьютер. Эрл протянул распечатку назад, и я еще раз прочитал ходатайство. Затем, облокотившись на дверь, постарался разобраться, в чем суть игры и в чем заключается моя роль.
На мой взгляд, было довольно очевидно, что тайный информатор, который постоянно упоминается в документе, – Глория Дейтон. Напрашивался банальный вывод: ее арест и мои переговоры о сделке от ее лица организованы УБН и агентом Марко. План, безусловно, отличный, но мне – как одному из его участников – нелегко это осознавать. Я постарался воскресить в памяти все подробности дела, которое свело вместе Глорию Дейтон и Гектора Арранде Мойю. Припомнил свою встречу с Глорией в Центральной женской тюрьме и ее рассказ о деталях ареста. Я сразу увидел возможность обменять информацию, которой владела Глория, на досудебное решение. Без всяких подсказок с ее стороны. Идея целиком принадлежала мне. Глория была не из тех клиентов, кто разбирается в законах. Да и с Марко я никогда в жизни не встречался и не разговаривал.
Однако пришлось признать, что Глория, следуя инструкции, сказала достаточно, чтобы внутри головы ее адвоката закрутились колесики. За последние пять месяцев я понял, что знал Глорию далеко не со всех сторон. Возможно, это стало завершающим откровением: она использовала меня как пешку в руках Управления по борьбе с наркотиками.
В нетерпении я снова набрал Сиско и спросил, есть ли успехи и что удалось накопать на людей, имена которых я ему сообщил.
– Ты сообщил их имена меньше чем полчаса назад, – возмутился Сиско. – Я понимаю, что спешка, но не за полчаса же!
– Мне нужно узнать, как идут дела. И немедленно.
– Тороплюсь, как могу. Про женщину уже кое-что есть, а вот про агента пока ноль. Похоже, этот орешек нам не по зубам.
– Ладно, что есть про женщину?
На пару минут повисла тишина – Сиско, очевидно, собирал свои заметки.
– Итак, Кендалл Робертс, – начал он. – Тридцать девять лет, живет на Виста-дель-Монт в районе Шерман-Оукс. В середине девяностых состояла на учете: занятия проституцией, преступный сговор… Стандартные обвинения для сферы эскорт-услуг. Потом, видимо, завязала – последние шесть лет никаких приводов.
Но она могла бы быть в деле, когда Глорию Дейтон знали под именем Глори Дейз. Не исключено, что Робертс и Дейтон были знакомы. Поэтому Фулгони и послал ей повестку.
– Ясно. Что еще?
– А больше ничего, – сказал Сиско. – Все, что узнал, – рассказал. Перезвонишь через часок?
– Не буду. Все равно завтра увидимся. В девять утра все в зал заседаний. Можешь передать остальным?
– Конечно. Баллокс считать?
– Да, Баллокс тоже. Нужно обмозговать последние новости.
– Хочешь построить защиту на мнимом противнике, вроде как Мойа убил Дейтон?
– Именно.
– Хорошо, в девять придем в зал заседаний.
– А тем временем разузнай, кто же таков Марко. Нам это нужно, кровь из носу.
– Стараюсь изо всех сил. Уже иду по следу.
– Просто найди этого парня.
– Тебе легко говорить. Сам что будешь делать?
Хороший вопрос. Достаточно хороший, чтобы я не сразу выдал ответ.
– Поеду в Долину, поболтаю с Кендалл Робертс.
Тут же последовали возражения со стороны Сиско:
– Стой, Микки, лучше туда поеду я. Ты не знаешь, во что можешь там вляпаться. Не знаешь, с кем эта женщина может оказаться. Задашь неверный вопрос, и будут проблемы. Давай там встретимся.
– Нет, продолжай копать на Марко. Со мной Эрл, все будет в порядке. Я не стану задавать неверных вопросов.
Сиско знал меня достаточно хорошо, чтобы понять: раз возразил – и хватит. Все равно я не поменяю своего решения.
– Ладно, – проговорил он, – тогда удачной охоты. Буду нужен – звони.
– Обязательно.
Я закрыл телефон.
– Давай, Эрл, двигай. Шерман-Оукс. И поднажми.
Эрл снял с ручника и рванул от обочины.
Машина набирала ход, а меня все больше и больше захлестывала волна адреналина. Происходило что-то новое, то, что я пока не в силах был понять. Но ничего. Я дал себе обещание, что скоро пойму все.