38
После обеда Голанц приступил к изложению дела. Это был рассказ, что называется, с нуля. Он начал с первого звонка, поступившего в Службу спасения, и продолжал методично излагать дальнейшие события. Первым свидетелем стала оператор службы «девять один один»: она предоставила запись звонков Эллиота. До суда я пытался не допустить прослушивания записей, аргументируя это тем, что их распечатка будет удобнее и полезнее для присяжных, но судья Стэнтон встал на сторону обвинения. Он только обязал Голанца выдать присяжным распечатки, чтобы они могли следить за текстом параллельно с записью.
Прослушивание я хотел запретить из-за того, что оно было не в пользу моего клиента. Во время первого звонка Эллиот спокойно сообщал оператору, что в его доме убиты жена и еще один человек. Это хладнокровие могло сослужить ему плохую службу, вызвав домыслы о бесчувственности подзащитного. Вторая запись еще хуже. Эллиот говорил раздраженным тоном, не скрывая, что настроен против человека, убитого вместе с его женой.
Запись 1. 13:05. 05/02/07
Оператор. «Девять один один». Вам нужна помощь?
Уолтер Эллиот. Я… кажется, они мертвы. Вряд ли им можно помочь.
Оператор. Простите, сэр. С кем я говорю?
Уолтер Эллиот. Это Уолтер Эллиот. Я звоню из дома.
Оператор. Хорошо, сэр. Вы сказали, кто-то убит?
Уолтер Эллиот. Я нашел свою жену. Ее застрелили. Там еще человек. Тоже застрелен.
Оператор. Один момент, сэр. Я зарегистрирую звонок и вызову помощь.
(Обрыв связи.)
Оператор. Мистер Эллиот, к вам едут «скорая» и полиция.
Уолтер Эллиот. Боюсь, уже поздно. В смысле для «скорой».
Оператор. Таковы правила, сэр. Вы сказали, они застрелены? Вам угрожает какая-то опасность?
Уолтер Эллиот. Не знаю. Я только приехал. Я этого не делал. Вы записываете?
Оператор. Да, сэр. Разговор записывается. Вы сейчас в доме?
Уолтер Эллиот. В спальне. Я этого не делал.
Оператор. В доме есть еще кто-нибудь, кроме вас?
Уолтер Эллиот. Вряд ли.
Оператор. Хорошо, вам лучше выйти из дома, чтобы полиция вас увидела. Встаньте так, чтобы вас сразу заметили.
Уолтер Эллиот. Ладно, я выхожу.
На следующей пленке говорил другой оператор, но я не стал протестовать. Если уж суд решил прослушать звонки, не было смысла впустую тратить время и заставлять обвинение приглашать еще одного свидетеля, чтобы тот предоставил вторую запись.
Теперь Эллиот звонил с мобильника. Он стоял на улице, и на заднем плане слышался шум волн.
Запись 2. 13:24. 05/02/07
Оператор. «Девять один один», чем могу помочь?
Уолтер Эллиот. Я уже звонил. Где все?
Оператор. Вы звонили в «девять один один»?
Уолтер Эллиот. Да, убита моя жена. И немец тоже. Где все?
Оператор. Это звонок из Малибу, Кресент-Коув-роуд?
Уолтер Эллиот. Ну да, это я. Я звонил пятнадцать минут назад, но до сих пор никого нет.
Оператор. Сэр, есть информация, что патруль «альфа» прибудет к вам в течение минуты. Выключите телефон и стойте так, чтобы полиция могла вас видеть. Вы меня поняли, сэр?
Уолтер Эллиот. Я уже стою.
Оператор. Тогда оставайтесь на месте, сэр.
Уолтер Эллиот. Ладно. Пока.
На второй пленке Эллиот не только возмущался отсутствием полиции, но и презрительно упомянул о немце. Не важно, что эта интонация не имела отношения к вопросу о его виновности. Обе записи подкрепляли тезис обвинения о том, что Уолтер Эллиот — высокомерный тип и ставит себя выше закона. Хорошее начало для Голанца.
Я не стал допрашивать оператора, тот все равно ничем не помог бы защите. Следующим свидетелем обвинения был Брэндан Мюррей, водитель патрульной машины, прибывшей по звонку. Голанц полчаса во всех подробностях разбирал прибытие полиции и осмотр места преступления. Особое внимание он уделил рассказу Мюррея о том, что говорил и как себя вел Уолтер Эллиот. По словам Мюррея, подзащитный не проявил никаких эмоций, провожая их в спальню и подводя к кровати, где находилась мертвая жена. Он хладнокровно переступил через ноги лежавшего в дверях мужчины и указал на обнаженный труп.
— Он сказал: «Это моя жена. Я уверен, что она мертва», — сообщил Мюррей.
Свидетель показал, что Эллиот несколько раз заявлял о том, будто он никого не убивал.
— Тут есть что-либо необычное? — спросил Голанц.
— Ну, мы ведь не расследуем убийства, — ответил Мюррей. — Это не наше дело. Я не спрашивал мистера Эллиота, кто их убил. Он сам это повторял.
К Мюррею у меня тоже не возникло вопросов. Я включил в его в список свидетелей и при желании мог вызвать позже. Меня больше интересовал следующий свидетель обвинения — Кристофер Харбер, напарник Мюррея, недавно служащий в полиции. Я подумал, что, если кто-то из копов может допустить ошибку, которая сыграет на руку защите, в первую очередь следует рассчитывать на новичка.
Харбер выступал короче, чем Мюррей, — от него требовалось лишь подтвердить показания напарника. Он слышал то же, что и Мюррей. Он видел то же, что и Мюррей.
— Всего пару вопросов, ваша честь, — произнес я, когда Стэнтон спросил про перекрестный допрос.
Если Голанц допрашивал свидетеля, стоя у кафедры, то я даже не поднялся с места. Отвлекающий маневр. Я хотел, чтобы присяжные, прокурор и свидетель решили, будто я просто придираюсь к показаниям и пытаюсь за что-нибудь зацепиться. На самом деле речь шла о ключевом моменте в стратегии защиты.
— Вы недавно поступили на службу, офицер Харбер, не так ли?
— Да.
— Вам уже приходилось выступать в суде?
— В деле об убийстве — нет.
— Только не надо нервничать, хорошо? Что бы вам ни говорил мистер Голанц, я не кусаюсь.
В зале раздались смешки. Харбер покраснел. Это был высокий белобрысый парень с короткой стрижкой, принятой у полицейских.
— Значит, подъехав к дому с напарником, вы увидели, что мой клиент стоит перед крыльцом. Так?
— Да.
— И что он делал?
— Просто стоял. Ему сказали, чтобы он нас ждал.
— Прекрасно. Какими фактами вы располагали, когда прибыли на место?
— Мы знали лишь то, что сообщил диспетчер. Что человек, Уолтер Эллиот, позвонил из дому и заявил о двух убийствах. О двух трупах в доме.
— Вы когда-нибудь раньше выезжали по таким звонкам?
— Нет.
— Вы боялись, нервничали, были на взводе?
— Ну, адреналину прибавилось, конечно, хотя в общем мы вели себя спокойно.
— Выйдя из машины, вы достали оружие?
— Да.
— И наставили его на мистера Эллиота?
— Нет, я держал его опущенным.
— А ваш напарник тоже вынул пистолет?
— Да.
— И направил его на мистера Эллиота?
Харбер замялся. Я люблю, когда свидетели обвинения начинают колебаться.
— Не помню. Я не глядел в его сторону. Я смотрел на подзащитного.
Я кивнул, словно это что-то объясняло.
— Вы заботились о безопасности, верно? Вы даже не знали, кто этот человек. Только слышали, что в доме два трупа.
— Именно так.
— Когда вы убрали свое оружие?
— После того как осмотрели и обыскали дом.
— То есть когда вошли внутрь, подтвердили смерть двух человек и убедились, что в доме больше никого нет?
— Верно.
— Хорошо, а пока вы это делали, мистер Эллиот находился с вами?
— Да, нам пришлось взять его с собой, чтобы он показал трупы.
— В то время он уже был под арестом?
— Нет. Он сделал это добровольно.
— Но вы надели на него наручники, не так ли?
Харбер снова замялся. Он чувствовал себя на незнакомой территории и, видимо, пытался вспомнить, что ему рекомендовали Голанц и юная помощница.
— С его согласия. Мы объяснили, что не собираемся его арестовывать, но ситуация может оказаться сложной, поэтому для его же безопасности будет лучше, если мы наденем на него наручники, пока не убедимся, что все в порядке.
— Он согласился?
— Да, согласился.
Краем глаза я увидел, что Эллиот покачал головой. Присяжные тоже должны были это заметить.
— Наручники были надеты сзади или спереди?
— Сзади согласно правилам. Задержанный не должен быть в наручниках, надетых спереди.
— Задержанный? Что это значит?
— Задержанный — это любой человек, связанный со следствием.
— Арестованный?
— В том числе и арестованный. Но мистер Эллиот не был арестован.
— Я знаю, что вы на службе недавно, но сколько раз вам приходилось надевать наручники на людей, которые не были арестованы?
— Все зависит от ситуации. Я не помню точной цифры.
Я кивнул, хотя всем своим видом дал понять, что не верю его ответу.
— Вы и ваш напарник показали, что мистер Эллиот трижды заявлял о своей непричастности к убийствам. Так?
— Так.
— Вы сами слышали заявления?
— Да.
— Это происходило в доме или на улице?
— В доме, когда мы находились в спальне.
— Значит, во время этих якобы ничем не мотивированных заявлений подзащитный был закован в наручники, а вы и ваш напарник стояли с оружием наготове, так?
Снова колебания.
— Думаю, да.
— И вы говорите, что он не был арестован?
— Не был.
— Ладно, а что было потом, когда мистер Эллиот отвел вас наверх и вы убедились, что в доме больше никого нет?
— Мы вывели мистера Эллиота наружу, опечатали дом и позвонили в отдел по расследованию убийств.
— Все в соответствии с инструкцией, не так ли?
— Верно.
— Хорошо, но после вы сняли с мистера Эллиота наручники, если он не был арестован?
— Нет, сэр. Мы посадили мистера Эллиота на заднее сиденье автомобиля, а по инструкции задержанный должен находиться в патрульной машине в наручниках.
— Задержанный? Вы уверены, что мистер Эллиот не был арестован?
— Уверен. Мы его не арестовывали.
— Ладно. И как долго он сидел в салоне?
— Примерно полчаса, пока не приехала опергруппа из отдела по расследованию убийств.
— Что происходило потом?
— После приезда детективы осмотрели дом. Затем они вышли и мы освободили мистера Эллиота. Я хочу сказать — вывели из машины.
Это был промах, и я за него ухватился.
— Освободили? Значит, он все-таки был арестован?
— Нет, я неправильно выразился. Он добровольно согласился ждать в автомобиле, а потом приехали детективы и забрали его с собой.
— Он добровольно согласился сидеть в наручниках на заднем сиденье машины?
— Да.
— А он мог бы открыть дверцу и выйти, если бы захотел?
— Не думаю. На задних дверцах есть замки. Их нельзя открыть изнутри.
— Но он сидел там добровольно.
— Да.
Даже Харбер, казалось, был не слишком убежден в том, что говорил. Он покраснел еще больше.
— Офицер Харбер, когда с мистера Эллиота сняли наручники?
— Как только детективы вывели его из машины, они сняли наручники и вернули их нам.
— Отлично.
Я кивнул, словно допрос был окончен, и рассеянно полистал блокнот. Потом, не поднимая головы, произнес:
— Да, и вот еще что. Согласно журналу записей первый звонок в Службу спасения поступил пять минут второго. Девятнадцать минут спустя мистер Эллиот позвонил, желая убедиться, что о нем помнят, и вы прибыли через четыре минуты после этого. Всего после первого звонка прошло двадцать три минуты.
Я поднял глаза на Харбера.
— Звонок был важным, почему же так долго никто не приезжал?
— Район Малибу занимает большую площадь. Перед этим нас вызывали в другое место, пришлось возвращаться через горы.
— А что, поблизости не нашлось другого патруля?
— Мы были в машине «альфа», это внедорожник. Нам первым сообщают о срочных вызовах.
— Все понятно. Больше нет вопросов.
На повторном допросе Голанц проглотил мою наживку. Разговор вертелся вокруг того, был Эллиот арестован или нет. Обвинитель пытался доказать, что это не имеет никакого отношения к указанной мной предвзятости прокуратуры. Он решил, будто я просто хочу подтвердить свою теорию; именно этого я и добивался. Голанц потратил добрых четверть часа, выжимая из свидетеля все новые доказательства того, что человек, которого он и его напарник заковали в наручники после двух убийств, не был арестован. Это противоречило здравому смыслу, но прокурор упорно стоял на своем.
Когда допрос закончился, судья объявил второй перерыв. Присяжные стали выходить из зала, и тут я услышал, как меня кто-то тихо окликнул. Обернувшись, я увидел, что Лорна показывает пальцем в глубину зала. Я перевел взгляд дальше — там, в заднем ряду, на боковых сиденьях пристроились моя дочь Хейли и ее мать. Дочь украдкой помахала мне рукой, и я улыбнулся в ответ.
