Глава 38

Коуди Зеллер не спеша осмотрел лабораторию, пленником которой неожиданно оказался. Провел взглядом по потолку, по рабочим столам, по стенам с висевшими там иллюстрациями из Доктора Суса, но избегая смотреть на хозяина лаборатории. Неожиданно ему в голову пришла новая идея, и, сорвавшись с места, он принялся суетливо бегать в поисках какого-то предмета или устройства. Пирс почти сразу понял, что он хотел найти.

— Да, здесь есть пожарная сигнализация. Только она прямого действия, и, если сработает, сразу приедет полиция. Может, ты мечтаешь с ней встретиться? И все объяснить?

— Мне плевать. Ты сам все объяснишь.

Зеллер наконец заметил красный щиток сигнализации рядом с входом в печное отделение. Не раздумывая, он подошел поближе, разбил стекло и нажал кнопку, после чего с хитрым видом обернулся к Пирсу.

Однако ничего не произошло, и ухмылка с его физиономии исчезла. Зеллер удивленно сморщил лоб, и Пирс кивнул в подтверждение его догадки — да, сигнализация отключена.

Расстроенный тщетностью своих усилий, Зеллер прошел к измерительному стенду, который находился дальше всего от стола Пирса, и тяжело плюхнулся на стул. Закрыл глаза, скрестил руки на груди и взгромоздил ноги на стол в десяти сантиметрах от сверхчувствительного прибора стоимостью в четверть миллиона долларов.

Пирс спокойно выжидал. В его распоряжении, если понадобится, была целая ночь. Зеллер мастерски разыграл его, но настала пора поменяться ролями — теперь Пирс будет режиссером предстоящего действа. Когда пятнадцать лет назад копы вышли на след думстеров, подшутивших над своим деканом, они сразу лишили их возможности общаться и стали ждать, когда кто-нибудь из друзей расколется. И полиция ничего бы не добилась, если бы не Зеллер, который все разболтал. Причем не по причине страха или сильного давления, а из тщеславного желания выговориться и подчеркнуть свой талант.

Вот на эту черту своего бывшего приятеля Пирс сейчас и рассчитывал.

Прошло почти пятнадцать минут, пока Зеллер открыл рот. Но глаза у него по-прежнему оставались закрытыми.

— Это случилось в тот день, когда ты вернулся с похорон.

После этих первых слов наступила длинная пауза, и Пирс терпеливо ждал, опасаясь спугнуть Зеллера. Но все-таки решил немного подтолкнуть его, переспросив:

— О чем ты говоришь? Какие похороны?

— Твоей сестры. Вернувшись в наше общежитие на Пало-Альто, ты долго ничего не рассказывал. Держал все в себе. Но однажды вечером не выдержал. Мы тогда прилично выпили, а у меня оставалось немного «травки» с Рождества. Мы накурились, и тебя, старина, понесло. Ты много чего тогда рассказал.

Пирс ничего этого не помнил. Он, конечно, припоминал, что после смерти Изабелл несколько месяцев сильно выпивал и даже пристрастился к наркотикам. А вот то, что разоткровенничался с Зеллером или кем-либо еще, у него начисто выпало из памяти.

— И в тот вечер ты рассказал, что во время поисков, которые проводил вместе с отчимом, тебе все-таки удалось ее отыскать. Она спала в какой-то заброшенной гостинице, где снимали комнаты всякие бродяги и прочая рвань. Ты нашел сестру и хотел забрать оттуда, вернуть домой. Но она упросила тебя не делать этого и особенно не рассказывать отчиму. И ей удалось убедить тебя, что на улице ей будет лучше, чем дома с отчимом.

Теперь уже Пирс прикрыл глаза, пытаясь оживить в памяти если не пьяное откровение с соседом по общежитию, то печальную страницу своей семейной биографии.

— Так вот, ты оставил сестру там, а старику соврал, что не нашел ее. И еще целый год после этого вы с ним продолжали ее бессмысленные поиски по вечерам. Хотя тебе это было уже не нужно.

Пирс припомнил, о чем он тогда мечтал. Стать взрослым, снова разыскать Изабелл и вытащить из этого болота. Однако она погибла еще до того, как он смог реализовать свой план. И всю свою жизнь Пирс упрекал себя, что сестра была бы жива, не послушай он ее в тот вечер.

— После того случая ты больше никогда об этом даже не заикался, — закончил Зеллер. — Но я все и так запомнил.

А перед мысленным взором Пирса пробегали картины его нараставшей вражды с отчимом. Это было уже через несколько лет после смерти Изабелл. Он не мог открыть даже матери тяжелую тайну, которую постоянно носил на сердце. Потому что поделиться секретом означало добровольно признать собственную вину в гибели сестры.

В конце концов тяжелый груз стал просто невыносим, и Пирс предпочел открыться. Их ссора произошла в кухне, где обычно и случаются все семейные конфликты. Взаимные обвинения, угрозы, оскорбления. Мать не поверила ему и фактически еще раз отреклась от собственной дочери. С тех пор Пирс с ней не общался.

Открыв глаза, Пирс сразу вернулся из мира давних воспоминаний в атмосферу продолжающегося кошмара.

— Значит, ты все запомнил, — будто эхо, повторил он последние слова Зеллера. — Запомнил и отложил в голове, рассчитывая использовать в подходящее время. И это время настало.

— Не совсем так. Просто возникла новая ситуация, и та информация мне пригодилась и даже помогла.

— Отличное объяснение, Коуди. У тебя, случайно, еще нет моей фотографии рядом с другими трофеями?

— При чем здесь это, Хэнк?

— Не называй меня так. Так ко мне обращался отчим. Никогда больше не зови меня так.

— Хорошо, Генри.

Зеллер еще крепче сцепил руки на груди, словно от холода.

— Ну, а кому же ты решил меня подставить? — спросил Пирс. — Мне кажется, что твоя роль ограничивается тем, чтобы заполучить формулу «Протея». Но для кого ты стараешься?

Повернув голову, Зеллер с вызовом посмотрел в его сторону. Пирс не сразу сообразил, как следует воспринимать этот наглый взгляд.

— Не понимаю, какого черта мы играем в эту дурацкую игру. Под тобой, старина, скоро пол провалится, а ты об этом даже не подозреваешь.

— Какой пол? Ты имеешь в виду Лилли Куинлан?

— Сам догадываешься, что я имею в виду. Скоро с тобой кое-кто свяжется и предложит тебе сделку. Очень скоро. Если примешь их условия, все для тебя обойдется. Если же нет — тогда уповай только на Бога. Потому что на тебя свалятся страшные неприятности, ты даже не представляешь какие. Советую не дергаться и подписать предложенный ими договор. Только в этом случае ты сможешь остаться живым и на свободе, счастливым и богатым.

— И что это за сделка?

— Самая простая. Ты отказываешься от «Протея», отдаешь им права на патент, а сам возвращаешься в лабораторию, чтобы заниматься молекулярной памятью и компьютерами. И заработаешь на этом кучу денег. Только держись подальше от биомедицинских проблем.

Пирс кивнул. Теперь-то он все понял. Значит, все-таки фармацевтическая промышленность. Кто-то из богатых клиентов Зеллера здорово перепугался проекта «Протей».

— Это несерьезно, — возразил он. — Ведь «Протей» — только начало, и понадобится не менее десятка лет, чтобы выйти на первые практические результаты.

— Да, десять лет. Но это на целых пятнадцать лет меньше, чем было до появления «Протея». А потом, кто знает, вдруг ты еще что-то придумаешь, и срок сократится до пяти лет. А то и до трех. Не суть важно. Дело в том, что главную опасность представляешь ты, дружище. Причем огромному промышленному комплексу.

Зеллер даже головой тряхнул от негодования.

— Вы, ученые, считаете этот мир подопытной устрицей, что якобы дает вам право совершать открытия и менять по своей прихоти все что угодно и от этого все станут только счастливее. Однако в этом мире существует установившийся порядок, и если тебе кажется, что промышленные гиганты будут спокойно наблюдать за тем, как рабочие муравьи наподобие тебя собираются поставить их на колени, то ты пребываешь в мире детских грез.

Он ткнул пальцем в сторону иллюстрации из книги «Хортон слышит вас». Проследив за его жестом, Пирс увидел, что на рисунке была представлена сцена суда над добряком Хортоном, устроенного злыми обитателями джунглей. Под рисунком была подпись: От дерева к дереву в джунглях новость быстро идет. И если слон говорит с пылинкой, значит он — идиот.

— И я просто помогаю тебе заключить эту выгодную сделку, Эйнштейн. Ты понял? Тебе надо вернуться в мир реальности. И не стоит рассчитывать, что те же производители кремниевых микросхем будут покорно сидеть и ждать, когда ты перекроешь им кислород. Будь очень осторожен с ними.

Пирс чуть не рассмеялся, услышав из уст Зеллера столь патетическое заявление.

— Значит, мне надо поберечься? Парень, ну это класс! Спасибо, дорогой Коуди, что устроил мне такую выгодную сделку.

— Не стоит благодарности.

— А что же ты получишь за свой благородный поступок?

— Я-то? Денежки, и немало.

Пирс кивнул. Деньги. Главная мотивация всех человеческих поступков. И главный символ жизненного успеха.

— А что в принципе должно случиться? — спокойно спросил он. — Если я соглашусь на сделку, что должно произойти?

Прежде чем заговорить, Зеллер несколько секунд обдумывал ответ.

— Ты помнишь историю о том, как один инженер изобрел такую прочную резину, что она практически не истиралась? Настоящее чудо. Но при попытке внедрить свое изобретение он столкнулся с трудностями.

— Ну да, он продал свое открытие компании по производству шин, и мир вскоре должен был получить вечные колеса.

— Вот именно. Причем имя компании рассказчики всякий раз меняют. Но конец у этой истории всегда один. Фирма, купившая патент, заперла его в сейф.

— А мир так и не увидел вечных шин.

— Они не стали выпускать такие шины, поскольку тогда им пришлось бы рано или поздно остановить производство и добровольно обречь себя на банкротство. Именно так, Эйнштейн, и устроен наш мир. А теперь разреши спросить, почему ты решил, что это всего лишь история? И почему бы ей ни случиться на самом деле?

Пирс кивнул.

— Значит, они хотят похоронить «Протей». И никакие лицензии им не нужны. Он просто никогда не появится на свет, и люди о нем не узнают.

— А тебе известно, что фармацевтическим фирмам для получения официального разрешения и выпуска на рынок всего одного нового препарата приходится тратить огромные средства на создание, изучение и опробование многих десятков лекарственных средств, не пошедших в производство? Ты хоть представляешь, во что это обходится? Это, Генри, огромная и безжалостная машина, которую тебе не под силу затормозить. Тебе просто не позволят. — И, театрально взмахнув рукой, Зеллер хлопнул ладонью по ручке кресла, после чего в лаборатории воцарилась долгая пауза.

— Значит, они явятся сюда, чтобы забрать «Протей».

— Но за это они хотят заплатить. И очень прилично заплатить. Фактически контракт уже готов, осталось только подписать.

От неожиданной мысли Пирс чуть не подскочил на стуле, его спокойствие мгновенно улетучилось. Он быстро посмотрел в спину Зеллеру, который на этот раз не обернулся.

— Ты имеешь в виду Мориса Годдара? Неужели здесь замешан и Годдар?

— Он всего лишь передаточное звено. Видимая часть айсберга. Он позвонит тебе завтра. Тебе не надо знать, кто за ним стоит. Это ничего не даст.

— Значит, он заберет «Протей» и получит свои десять процентов плюс кресло председателя в совете директоров моей компании.

— Полагаю, им просто хочется сохранить уверенность, что ты опять не сунешься в медицинские проблемы. Если понадобится, они готовы пойти на новые вложения в твою фирму. Ведь тебя считают настоящим лидером в этой области.

Зеллер улыбнулся, словно бросил ценную подачку. В этот момент Пирс думал о Годдаре и словах, сказанных им за обедом — по поводу дочери и будущего. Неужели это было всего лишь притворство, заложенное в сценарий разыгранного спектакля?

— А если я не соглашусь? — спросил Пирс. — Пойду до конца и запатентую свое открытие, а твоих приятелей пошлю к чертовой матери?

— Ты просто не успеешь зарегистрировать свою заявку. И в этой лаборатории тебе уже никогда не придется работать.

— Они убьют меня?

— При необходимости они бы без труда это сделали. Пошевели мозгами, ученый, тебя просто сцапают злые копы.

При этих словах Зеллер оттопырил большой и указательный пальцы правой руки, оставив между ними небольшую щель.

— Лилли Куинлан, — проговорил Пирс.

Зеллер довольно кивнул.

— Красотка Лилли. Копам осталось сделать последний ход. И как только это произойдет, тебе конец. Но если поступишь так, как я сказал, ничего не случится, и останешься на свободе. Даю стопроцентную гарантию.

— Я тут ни при чем, и тебе это известно.

— Не имеет никакого значения. Если они найдут труп, он обязательно выведет их на тебя.

— Лилли мертва...

Зеллер кивнул.

— Увы, крошка умерла.

Голос Зеллера звучал оживленно. Упершись локтями в колени и прижав ладони к вискам, Пирс уставился в пол.

— И все из-за меня. Из-за моего «Протея».

Он надолго застыл в этой позе, сознавая, что если Зеллеру суждено совершить непоправимую ошибку, то это произойдет именно сейчас.

— Фактически...

Зеллер тут же осекся, но, похоже, не мог остановиться. Пирс посмотрел на него исподлобья.

— Фактически что?

— Я хочу сказать, чтобы ты не убивался по поводу Лилли. В общем, обстоятельства сложились таким образом, что мне пришлось воспользоваться ее смертью для осуществления задуманного плана.

— Не понимаю, что ты этим хочешь сказать.

— Я имею в виду, что Лилли все равно была бы мертва — не важно, понадобилось бы тебя вовлекать в это дело или нет. Она и так умерла, а нам надо было мобилизовать все имеющиеся ресурсы, чтобы разобраться с твоим проектом.

Пирс поднялся со стула и направился к дальней стене, где размещался микроскоп и сидел Зеллер, закинувший ноги прямо на крышку измерительного стенда.

— Сукин ты сын! Ты знал обо всем с самого начала. И сам убил ее, не так ли? А потом воспользовался ее смертью, чтобы заманить меня в ловушку.

Зеллер даже не пошевелился. Он лишь поднял на Пирса взгляд, и на лице у него появилось странное выражение — смесь самодовольства, испуга и отвращения к себе.

— С Лилли я познакомился, когда она только приехала в Лос-Анджелес. Можно сказать, это была своего рода плата ее хозяев за сайт «Красоток». И кстати, не оскорбляй меня предположением, что я работаю на Венца. Это он работает на меня, ясно? И сделает все, что я попрошу.

Пирс удовлетворенно кивнул — получилось именно так, как он и рассчитывал. А между тем Зеллер продолжал рассказ уже по собственной инициативе:

— Старик, она просто подвернулась под руку. Красотка Лилли. Она знала слишком много обо мне и моих делах. Всегда неприятно, когда кому-то известны твои секреты. По крайней мере секреты определенного рода. Вот я и решил задействовать ее для пользы дела. Это мероприятие я назвал «План „Протей“, 1-й этап».

Его взор затуманился, будто он мысленно просматривал кадры старого кинофильма, испытывая удовольствие от воспоминаний. Возможно, свою последнюю встречу с Лилли в ее уютном бунгало рядом с автострадой. Тут Пирсу пришла на память еще одна цитата из «Перевала Миллера».

— Самое лучшее, когда никто не знает ни о ком.

— Вспомнил все-таки, — довольно протянул Зеллер, кивнув ему с улыбкой. — Похоже, ты зафиксировал мою фразу что за суета из той же картины.

— Да, уловил, Коуди, — ответил Пирс и после небольшой паузы продолжил: — Значит, это ты убил ее? Убил и был готов в случае необходимости повесить ее убийство на меня?

Зеллер ответил не сразу. Взглянув на него, Пирс понял, как ему хочется выговориться и выложить все подробности своего гениального плана. Такая уж у него была натура. Но в то же время чувство самосохранения предостерегало Зеллера от излишней откровенности.

— С самого начала Лилли выполняла для меня то, что ей было предписано судьбой. И ее смерть была всего лишь логичным звеном в достижении моей цели. И вряд ли она могла оказать мне большую услугу.

— Все ясно. Значит, это твоих рук дело.

Но это был не голос Пирса, а чей-то другой. Оглянувшись на звук, бывшие приятели увидели детектива Роберта Реннера, стоявшего в дверном проеме печного отделения. На боку у него висел револьвер.

— Кто ты такой, черт возьми? — зло буркнул Зеллер, сбросив ноги на пол и вскочив с кресла.

— Полиция Лос-Анджелеса, — спокойно ответил Реннер. Подойдя к Зеллеру, он добавил: — Вы арестованы за убийство. Это для начала. К остальному мы вернемся позднее.

Достав из-за спины пару наручников, Реннер развернул Зеллера, заставил наклониться и прижал его грудью к измерительному стенду. Потом выхватил из кобуры револьвер, завернул руки Зеллеру за спину и защелкнул наручники. Действовал он, как и полагается опытному профессионалу, который проделывал эту операцию уже не одну тысячу раз, — быстро, точно и уверенно. Однако по ходу привычной процедуры Реннер ткнул Зеллера лицом в корпус микроскопа.

— Осторожнее, — попросил Пирс. — Этот прибор очень чувствительный и дорогой. Его легко повредить.

— Вот уж не хотелось бы, — миролюбиво произнес Реннер. — Учитывая, какие важные открытия вы здесь совершаете.

При этих словах он оглянулся на Пирса с добродушным выражением на физиономии, что, учитывая его всегдашний суровый вид, вполне можно было расценить как приветливую улыбку.