Невозможно представить рыцарского коня, не вспомнив о рыцарском турнире или поединке. Действительно, мы чаще рисуем в мечтах рыцаря, участвующего в турнире, нежели в реальном сражении, и мы правы, ибо этот рыцарственный спорт играл очень важную роль в жизни правящих классов средневековой Европы. Можно даже подумать, что только правящий класс и был заинтересован в турнирах, но это далеко не так. В Средние века турниры привлекали внимание простых людей точно так же, как лошадиные скачки в наши дни или, равным образом, бейсбол, футбол, любое спортивное событие, на которое многие из тех, кто не участвует в действе, собираются, чтобы полюбоваться сноровкой и мужеством немногих, участвующих в нем. Несмотря на то что участвовать в средневековых турнирах могли только люди благородного рыцарского происхождения, даже самые худородные ремесленники и крестьяне могли наблюдать за поединками, испытывая гордость оттого, что могли оценить умение драться, демонстрируемое соперниками на ристалище.

Надо помнить и о том, что означала сама фраза «рыцарское достоинство». Во-первых, так обозначали людей «благородного происхождения», высокородных, то есть происходящих из семьи, владеющей землей и имеющей право «носить оружие», что подтверждалось также правом носить гербы или эмблемы. Эти гербы можно назвать своеобразными семейными «торговыми марками». Семья, которой был дарован «герб», имела исключительное право на этот герб; никакое другое семейство не имело права им пользоваться. В основном право ношения оружия и герба даровалось тем, кто владел землей и был обязан «рыцарской» (то есть военной) службой своему сеньору, а через этого последнего – монарху. Но даже при таком условии случалось, что и простые люди – родители которых были горожанами, крестьянами и даже рабами – получали благородное звание за выдающиеся подвиги и верную службу. Верно, конечно, что такие случаи были большой редкостью, но тем не менее такое было возможно. Знаменитое замечание Наполеона о том, что у каждого простого солдата в ранце лежит маршальский жезл, было почти таким же верным в 1300 году, как и в 1800-м.

Выдающаяся доблесть или – что было важнее – выдающиеся способности и умение вознаграждались на поле боя или на турнире. Несмотря на то, что простому бедному солдату приходилось проявлять большой такт, а иногда и прибегать к обману для того, чтобы принять участие в турнире. Но все же это было возможно, если у него была лошадь и соответствующее вооружение. Таким образом он мог попасть на глаза высокопоставленному вельможе, который – кто знает – будет рад взять его на службу. Но такой солдат, как и все остальные участники турнира, должен был обладать талантами и доблестью, ибо турнир – не только соревновательные виды спорта: это суровая воинская школа, беспощадно отбиравшая лучших. Выдающиеся бароны и военачальники наблюдали за действиями соперников и оказывали покровительство и защиту (в виде поместий и домов) тем, кто нравился им своим поведением на турнирах.

В первоначальной форме, на заре рыцарства, турнир был реальной схваткой между воинами, вооруженными обычным боевым оружием. Но накануне своего упадка, после начала Возрождения, рыцарство превратило турнир в красочное и яркое зрелище для демонстрации богатства, влияния и власти; люди, участвовавшие в турнирах, использовали для этого специальное вооружение и особые доспехи, принимая исключительные меры предосторожности, чтобы не получать травмы и ранения. Правила проведения турнира – будь то реальные ранние турниры или более поздние красочные представления – всегда запрещали причинять вред и увечья лошадям. С самого начала считалось низким и грязным поступком нанести удар коню противника. Распоряжения и правила, касающиеся турниров и написанные в конце XV века Джоном Типтофтом, графом Вустерским, были современной английской версией многих правил, составленных и написанных намного раньше. В частности, в правилах Типтофта сказано: «Не who strykythe an Horse schal have noo prize (Тот, кто ударит лошадь, не получит награду)». Не важно, доблестно ли сражался рыцарь на турнире, – если он касался коня соперника, то такой рыцарь подвергался дисквалификации.

В эпоху рыцарства спортивные соревнования в виде турниров служили школой воспитания истинных рыцарей и тех, кто стремился завоевать право на рыцарское достоинство. В одной эпической поэме, сочиненной Жераром де Русильоном, рыцарем XIII века, говорится о гордости французского шевалье, который так вспоминает о своих предках: «Ни у кого в нашем роду не было отца-рыцаря, умершего дома в своей постели, – все умирали от ран на полях сражений». Если бы я писал здесь только о рыцарстве, то должен был бы многое сказать о возвышенных и прекрасных идеалах, которые отнюдь не все касались войны. Но для нашего ограниченного изложения будет вполне достаточно простого цитирования двух средневековых авторов. Английский хронист Роджер Ховеденский писал в XII веке: «Юноша должен видеть, как течет кровь из его ран, он должен слышать, как стучат его зубы от ударов, нанесенных соперником, он должен двадцать раз упасть с коня, выбитый из седла соперником. Только так сможет он научиться воевать, надеясь на победу». Если обобщить это высказывание, то можно предположить, что средневековое сознание допускало, что такие удары и вид собственной крови готовили юношу, желавшего стать рыцарем, к встрече с реальной жизнью и позволяли надеяться добиться в ней успеха. Приблизительно двести лет спустя великий английский поэт Джеффри Чосер в своем прологе к «Кентерберийским рассказам» так описывал «сквайра»:

В оригинале стихи приведены на среднеанглийском языке, ниже следует перевод:

Хотя Чосер был большим мастером тонкой сатиры, мы в данном случае можем понимать его слова буквально: идеальный рыцарь был не только храбрым и умелым бойцом, который не расставался с мечом или топором; настоящий рыцарь был, кроме того, вежливым и активным членом общества. Для того чтобы стать настоящим рыцарем, молодой человек должен был выдержать суровое испытание, подобное тому, с которым может столкнуться юный американец, желающий стать «Орлиным скаутом».

Средневековые испытания были труднее, строже и соответствовали исключительности общественного положения рыцарства. Конечно, к средневековому испытанию следует добавить ту военную квалификацию, которая впоследствии не требовалась представителям того общества, которое некогда называли высшим. Но очень важно помнить, что рыцари должны были уметь делать массу полезных вещей. Как говорит нам Чосер, добивающиеся рыцарского звания не только должны были уметь хорошо ездить верхом и драться на турнирах, но и хорошо танцевать. Чосеровский «сквайр» мог слагать песни и стихи, а в опущенных мною строках нам рассказывают, что этот самый сквайр был известным дамским угодником. В наше время большинство людей не знает, что рыцарь должен был уметь хорошо писать. Но я не думаю, что, когда Чосер пишет в прологе, что «сквайр» должен уметь живописать портреты и писать, он имеет в виду, что рыцарь должен был уметь рисовать портреты. Имеется в виду еще и то, что рыцарь мог на бумаге живо и образно излагать свои мысли. Каждый сквайр должен быть куртуазным, ибо, как напоминает нам Чосер в своих «Кентерберийских рассказах», куртуазность, честь, щедрость и правдивость составляли основу рыцарства и вежливого, изысканного общества. В Средние века слово «куртуазный» имело несколько иной смысл, нежели в наши дни, обозначая тогда все стороны великодушного образа жизни и правильного поведения. «Угодливый и услужливый» означает, что рыцарь должен быть скромен, тих, обладать хорошими манерами, тактом и вежливо разговаривать со всеми, а также уметь выполнять множество работ, в том числе и работы по дому. Прислуживание за столом – нарезание мяса для отца – было одной из главных обязанностей пажа и сквайра; если пажу доверяли резать мясо за столом, то, вероятно, перед ним открывались неплохие перспективы продвижения вверх по иерархической лестнице того времени.

С семилетнего возраста, когда мальчиков из благородных семейств забирали от матери и ее служанок, они начинали приучаться делать то, что положено рыцарю. Но одна идея буквально в них вколачивалась: они должны служить другим, не важно, насколько грязной, низкой, утомительной или опасной может быть такая служба. Служба была смыслом жизни рыцаря, главной пружиной и движущей силой его бытия. С семилетнего возраста будущий рыцарь начинал учиться воевать. Так постепенно приобретался опыт, приводивший к великому искусству; здесь крылась причина того, что средневековые воины в полном вооружении и доспехах могли делать вещи, кажущиеся невозможными и невообразимыми для нашего современного ума. Например, сквайр или человек, желающий стать рыцарем, который не мог в полном вооружении с места вспрыгнуть в седло, не коснувшись стремян, считался материалом категории «Б», то есть воином отнюдь не лучшего качества.

В XII и XIII веках для многих рыцарей турниры, точнее, участие в них стало образом жизни. Это были младшие сыновья родов, обделенные наследством, или профессиональные воины, которые не смогли получить свой собственный фьеф и жить в нем. Были и такие рыцари, которые из-за конфискации или по какой-то иной причине лишились своей собственности. Для таких странствующих рыцарей участие в турнирах было способом добывать средства к существованию. Странствующий рыцарь – это вовсе не обязательно высокоидейный романтик, который странствует по миру, восстанавливая попранную справедливость. Конечно, были и такие, но большинство были закаленные профессиональные бойцы, для которых турниры служили источником добывания денег. Дело в том, что если рыцарь выбивал из седла, разоружал и брал в плен противника, то с момента такого пленения он становился наследником коня, вооружения и амуниции. По неписаным законам того времени, чтобы вызволиться из плена, побежденный рыцарь должен был, в зависимости от своего состояния, уплатить победителю определенную сумму за свое освобождение. Так что если рыцарь был добрым бойцом, то мог неплохо существовать за счет турниров. Он мог продать лошадь, доспехи и оружие, прямо не сходя с места, и часто непосредственно бывшему владельцу – то есть поверженному противнику. Такие деньги были очень полезным обеспечением кредитоспособности рыцаря. Поэтому странствующие рыцари переезжали от турнира к турниру, а поскольку где-нибудь в каждый данный момент почти обязательно проходил турнир, то странствующие рыцари редко оставались без работы и средств к существованию.

Англия может, вероятно, претендовать на то, чтобы считаться родиной двух самых знаменитых странствующих рыцарей XII века. Один – Генрих, весьма своеобразный монарх, старший сын Генриха II Английского и родной брат Ричарда Львиное Сердце и принца Джона (будущего короля Иоанна). При жизни отца этот чудной Генрих был увенчан короной Англии: у отца, «старого короля», было полно забот, так как помимо Англии ему приходилось управлять еще и двумя третями Франции. Но его сын, чудаковатый Генрих, так и не смог поцарствовать, так как на деле продолжал править его отец. Нашему чудаку Генриху тем не менее вечно не хватало денег. Конечно, денег у него было очень много, но он был таким приятным во всех отношениях кавалером, таким веселым собеседником, таким популярным и общительным молодым человеком, что тратил намного больше, чем позволял ему отец. Кажется, сын обладал большими задатками и способностями к правлению и, вероятно, был бы хорошим королем, если бы отец позволил ему им стать. Для того чтобы отчасти оплачивать свои долги, а отчасти для того, чтобы хоть чем-то себя занять, он стал «странствующим королем» и путешествовал по всей Европе с ватагой друзей, сторонников и прихвостней, участвуя в турнирах. К сожалению, вопреки своей популярности он был не слишком добрым бойцом и часто ставил друзей и принимавших его рыцарей – а вероятно, и своих соперников – в весьма неловкое положение. Очень уж неудобно вышибить из седла или ранить короля Англии, а вероятность примириться с утратой выкупа и перспектива тяжбы причиняла всем немалую головную боль.

Размеры выкупов, между прочим, более или менее регулировались фиксированной шкалой стоимости – сквайр стоил столько-то, рыцарь немного дороже и т. д., а принцы и короли находились на вершине этой платежной лестницы. Такая же шкала существовала для выкупа пленных, взятых во время войны. Хотя недействующий «молодой король» Англии Генрих был скорее источником хлопот, чем гордости для Англии, второй знаменитый странствующий рыцарь королевства XII века был полной противоположностью Генриху. Это был Уильям Маршал, чья карьера началась в восьмилетнем возрасте в заложниках у короля Стефана. Закончилась же карьера Уильяма Маршала тем, что в возрасте семидесяти лет он стал регентом Англии.

Король Стефан (плохой король, но очаровательный, воспитанный человек и галантный рыцарь) очень сильно привязался к своему маленькому заложнику и взял его на службу. Своей услужливостью и достижениями в военном искусстве Уильям сделал себе имя и стал неплохо зарабатывать на жизнь. Он ездил с одного турнира на другой и неизменно побеждал, превосходя щедростью и воинским мастерством всех других рыцарей. Вскоре он приобрел широкую популярность у людей всех рангов и званий. Хотя он и был небогат, но его знали и уважали принцы, государи и прелаты всей Европы. Простой народ любил его за щедрость, а самые высокопоставленные и надменные вельможи искали его общества, совета и службы – если он мог предоставить ее, на нарушая своих вассальных обязательств перед своим сюзереном, королем Генрихом II.

Маршал был одним из самых умелых турнирных бойцов своего времени, веселым сотрапезником, самым мудрым советником и самым верным вассалом – короче, он являл собой воплощение идеального рыцаря. Он был также военным наставником молодого короля Генриха. Когда Генрих был очаровательным, но сумасбродным принцем – сущим ребенком, – Уильям Маршал присматривал за его королевским хозяйством. Маршал всегда был рядом с королем и часто помогал ему выпутываться из затруднительных ситуаций до самого конца короткой жизни Генриха. Таланты рыцаря были настолько общепризнанны, что он стал регентом Англии после смерти короля Иоанна в 1217 году и опекуном сына Иоанна Генриха III.

Мы так много знаем о замечательном Уильяме Маршале благодаря длинной поэме, рифмованной хронике подвигов и свершений, составленной одним из его сторонников Жераром д'Эрле, который находился рядом с Маршалом во время почти всех его многочисленных приключений.

Происхождение турнира как военной игры скрывается во тьме веков. Римским всадникам была уже известна подобная молодецкая потеха, которую они называли троянскими играми, такие игры существовали у древних кельтов и германцев еще около 500 года до н. э. Конечно, этот обычай существовал и у других народов Древнего мира. Но в том виде, в каком мы их знаем, турниры впервые оформились в конце XI века, хотя есть данные о том, что нечто подобное французским рыцарским турнирам имело место в Германии еще в 842 году. Этот немецкий турнир был организован как регулярно проводимые игры императором Генрихом Птицеловом (876—936), который создал специальную комиссию, чтобы больше разузнать о таких играх и составить законы копейных ристалищ. Однако Conflictus gallicus или Bataille francaise, в том виде, в каком мы его знаем, был чисто французским изобретением. Изобретателем турнира считают барона Анжу, некоего Жоффре де Превильи (как сказано в хронике: «Hic Gaufridus de Preuliaco torneamenta invenit»). (См.: Chronichon Turonense, sub anno 1062: Bouquet, Recuel de Histoires de Gaulles, XII, p. 462.)

В своей ранней форме турнир был просто дружеским ристалищем, проводившимся без всякой особой регламентации в течение фиксированного времени в определенном месте между приглашенными на поединок соперниками. Барон объявлял о проведении в таком-то месте в такой-то день турнира, на который приглашали всех желающих рыцарей. Когда участники прибывали, их делили на две партии по очень простому принципу: например, в одну партию отбирали прибывших с запада или с юга, а во вторую – прибывших с востока или севера. На всей отведенной для боя площадке начиналась общая схватка, которая затем распадалась на множество отдельных поединков, хотя правила проведения турнира позволяли рыцарю, если он победил своего соперника, присоединиться к своей партии и продолжить схватку. Часто случалось так, что на одного участника могли нападать одновременно два или три рыцаря противной партии. Такое поведение в те времена не считалось неспортивным.

Если рыцарь был ранен или чувствовал сильное утомление, он мог немного отдохнуть. Полагают, что словом «край», которым позже стали обозначать границу площадки для проведения турнира, раньше обозначали место, где рыцарь мог отдохнуть и где на него нельзя было, по правилам, нападать. Почувствовав себя лучше, рыцарь мог снова выехать на поле.

К середине XIII века турниры стали более формальными и лучше организованными. Поле превратилось в площадку с определенными границами, как правило, находившуюся перед замком или вблизи города, выровненную и очищенную от деревьев и кустарников, – это поле регулярно использовали для ристалищ. С тех пор лицом турнира, его регулярной и определяющей чертой стали единоборства – поединки. Первый день турнира был посвящен таким поединкам – как конным, так и пешим. Следующие дни отводились для общих схваток – маленьких сражений, дружеской битве двух противоборствующих отрядов. Все мероприятие, длившееся, как правило, около недели, заканчивалось праздничным пиром.

Детали турнира можно почерпнуть из описания такого ристалища, проведенного в 1285 году в Шованси, во Франции. Эти подробности содержатся в шансоне, написанном трубадуром по имени Жак де Бретак, чьим патроном был сир Анри де Бламон, один из участников турнира. Де Бретак рассказывает о «королеве турнира», которая заплатила ему за песню, за искусство менестреля и за танцы, которыми празднество продолжилось вечером. В первый день состоялась общая ассамблея, знакомство и взаимные представления участников турнира. На второй день имели место тренировки в поединках, так сказать, разогрев, для того чтобы выяснить, в какой форме находятся участники, они к тому же должны были оценить степень своей готовности к турниру. На третий день начались настоящие поединки. Потом был день отдыха, когда формировались партии для будущей групповой схватки, которая проводилась на пятый день. В последний день был праздник: музыка, танцы и всеобщее веселье.

На такие турниры приходили не только те, кто непосредственно в них участвовал. Так как поле для поединков было ограничено, то всегда оставалось много места для зрителей и, так же как сегодня скачки, привлекали массу любителей турниров, которых мы сейчас назвали бы простой публикой. Хотя средневековая ярмарка была серьезным коммерческим предприятием, турниры отличались духом деревенских ярмарок; так и расценивалось это развлечение для простолюдинов. Но есть одна причина, по какой все правительства Европы очень старались запретить турниры. Эта причина заключается в том, что, во-первых, в одном месте собиралось множество умелых вооруженных воинов, а во-вторых, также великое множество преступников и разного сброда. С невинного на первый взгляд турнира могло начаться стихийное недовольство, а то и хорошо организованный бунт или мятеж. Церковь всегда резко выступала против турниров, отчасти по политическим причинам, но в основном по моральным соображениям: убитого на турнире считали самоубийцей, то есть человеком, совершившим смертный грех. Кроме того, считалось, что он подвергает риску свою жизнь и благополучие своей семьи и вредит домочадцам и зависимым от него людям (если таковые были) и к тому же тратит время на легкомысленные поступки – это тот же христианский подход, какой мы видим сейчас в отношении некоторых строгих церквей к заключению пари и азартным играм. Однако в Средние века все усилия государства и церкви прекратить турниры оказались бесплодными.

Церковь грозила участникам и организаторам отлучением и иногда исполняла эту угрозу, а государство придерживалось своей извечной тактики – если не можешь устранить зло, то обложи его налогом. Правительства решили извлекать доходы от турниров, продавая разрешения на них. Если же турнир проводили без такого разрешения, то на его организаторов налагали огромный штраф.

Поводов, по которым устраивались турниры, было великое множество: праздник по случаю возвращения барона из Крестового похода или с другой заморской войны, бракосочетание высокопоставленной особы или заключение важного военного или политического союза, рождение наследника или объявление о помолвке – в дело шли любые поводы. Когда, например, в 1215 году английские бароны собрались в Раннимеде, чтобы заставить короля Иоанна подписать Великую хартию, они решили, что после подписания документа и отбытия короля на месте осталось много добрых рыцарей, по каковому случаю и было решено устроить на лугу у самой Темзы достойный турнир. Иногда турниры устраивались после судебного поединка; когда ответчик (или его представитель) заканчивал дуэль с истцом, начинались потешные бои.

Современному человеку, изучающему средневековую жизнь, легко запутаться в огромном количестве терминов, которыми в Средние века, очевидно, обозначали одни и те же вещи. Что касается турниров, то таких терминов и обозначений существует великое множество – они встречаются как в латинской, так и во французской форме: torneamentum, justae, hastiludum и burdica по-латыни, или tournois, joustes, behourds и pas d'armes по-французски. Первый из этих терминов мы уже обсудили; другие же нуждаются в дополнительном определении. Joust – это единоборство между двумя воинами; противники могли сражаться верхом копьями, мечами, топорами или кинжалами или пешком тем же оружием. Сначала название такого вида поединка писали так же, как по-латыни, – just. Французы, у которых гласные звучали более мягко, стали писать это слово jouste, a произносить «джуст». Англичане воспользовались тем же словом, но со временем о таких поединках стали вспоминать как об очень древнем виде спорта, и слово вышло из употребления, став своего рода лингвистическим курьезом. Со временем его и произносить стали неправильно – тоже от неупотребления – так, как его произносят сегодня. Для того чтобы написание соответствовало произношению, это слово теперь надо писать jowst.

Слово hastiludum в переводе с латинского означает копейную игру, копейное ристалище и, таким образом, в какой-то мере совпадает со словом joust; в Англии эти поединки иногда называли схваткой на копьях. У слов burdica или behourd пока нет точного толкования; в раннем Средневековье их употребляли как синонимы слова joust. Позже, в XIV веке, этими понятиями обозначали маленькие турниры. В старинных хрониках говорится, что в этих случаях не было обычного «клича» – то есть «бурдика» была спонтанным событием, возникавшим по какому-то неожиданному случаю без предварительного объявления и положенного церемониала. Согласно такому определению, турнир в Раннимеде и был таким behourd.

В эпоху рыцарства излюбленным способом «добывания славы» были так называемые pas d'armes. Странствующий рыцарь останавливался у моста или на узком месте оживленной дороги и предлагал всем пересекающим мост или проезжавшим мимо помериться с ним силами. Все это было бы весьма похоже на разбой на большой дороге, но по правилам никто не был обязан драться с таким рыцарем против своей воли. Конечно, противник должен был безусловно принадлежать к рыцарскому сословию. Обычно странствующие рыцари участвовали в таких мероприятиях либо для того, чтобы разрешить себя от данного обета, или для того, чтобы добыть денег. Иногда участие в поединке было вызвано желанием заслужить благосклонность обожаемой дамы. По всем этим причинам большинство странствующих рыцарей охотно останавливались, облачались в доспехи и вступали в поединок. Вне зависимости от результата оба соперника могли снискать славу и приобрести дополнительный опыт. Так, во всяком случае, обстояли дела в начале XII века. Позже, начиная с середины XIII века, искусственное создание «узких» мест стало обычаем в практике турниров, а неформальные придорожные поединки странствующих рыцарей происходили во все время существования рыцарства.

Еще один термин, вошедший в обиход позднее и возникший, видимо, в Англии, требует отдельного пояснения. Вероятно, этот термин возник под влиянием легенд о короле Артуре: «Рыцарская игра, называемая «Круглым столом». Похоже, что в Круглый стол действительно просто играли для того, чтобы приятно провести время, позабавиться, пользуясь при этом исключительно тупым оружием, так называемым «оружием куртуазности». Игра шла на вылет. Эти ристалища всегда заканчивались пирами, которые давали магнаты – устроители забавы.

Как я уже говорил в начале этой главы, в раннем Средневековье турниры были реальными поединками, участники которых сражались боевым оружием. Но где-то к середине XII века появляются копья, снабженные специальными наконечниками, выполненными в виде коронок (такие наконечники называли «кронелями» или «коронелями»), и мечи с притупленными клинками – то есть с затупленными лезвиями и закругленными остриями. Это и было «оружие куртуазности». С середины XIII века нам известны также два типа поединков – поединок до смерти (à l'outrance) и для забавы (à plaisance). Поединок до смерти вели настоящим боевым оружием до тех пор, пока один из соперников не погибал, не был ранен или не сдавался. В поединке для забавы главной целью было набрать как можно больше очков, если это было пешее единоборство, или переломить копье, или выбить соперника из седла, если поединок был конным.

Во второй половине XIII века турнирный ритуал начал усложняться, приобретя к XVI веку доведенную до полного абсурда зрелищность, живописность и фантастичность. Здесь нет места для описания всех этих утонченных сложностей и причуд, и я ограничусь несколькими примерами.

В 1343 году в Смитфилде близ Лондона состоялся рыцарский турнир (Смитфилд был излюбленным местом проведения турниров в XIII и XIV веках, точно так же, как к XVI веку он стал излюбленным местом сожжения еретиков). В этом турнире все участники выступали в одеждах римского папы и его кардиналов. Позднее, в 1393 году, хронист Джон де Трокелоу описал турнир, участники которого были одеты монахами. До того времени, до второй половины XIV века, рыцари никогда не появлялись на турнирах в шутовской одежде, хотя идея «неизвестного рыцаря», который прибывал на турнир инкогнито, без герба на щите и с опущенным забралом, так же стара, как и турнир, и предшествовавшие ему ритуальные поединки древних эпох. На турнире 1383 года, в том же Смитфилде, когда в королевской ложе восседал Ричард II, на поле появились «шестьдесят благородных дам в богатых одеяниях на женских седлах, и каждая дама вела рыцаря с серебряной цепью, и означенные рыцари должны были участвовать в поединках». Эсташ Дешан, французский поэт, сказал приблизительно в 1360 году: «Служители любви, взгляните нежно на этих прекрасных ангелов рая, и сражайтесь крепко и весело, и вы удостоитесь чести и милости». После турнира дамы «снимали с груди ленты и шелковые гирлянды, увенчивая ими благородных рыцарей за их доблесть». Но победители могли рассчитывать и на более солидные дары, часто это были мешки с золотом, драгоценные камни или чистокровные лошади. Иногда подарки были просто-напросто странными. Например, на турнире в Раннимеде, о котором я уже упоминал, жена одного из присутствовавших баронов подарила победителю живого медведя.

Иногда на турнирах случались крупные скандалы. В правление Эдуарда III Английского большое негодование в обществе вызвала группа женщин, которые ездили с одного турнира на другой в «разнообразной и красивой мужской одежде», если верить хронике, которая добавляет к этому, что «дамы, в большинстве своем, были шикарными и прекрасными видом». Действительно, есть много свидетельств тому, что многие знатные и благородные дамы умели сражаться на турнирах не менее искусно, чем их мужчины. Вспомним, к примеру, несравненную Жанну, Орлеанскую деву, великолепного мастера турнирного поединка, которая виртуозно владела копьем. Многие свидетели подтвердили это ее искусство во время суда над нею в 1432 году и во время ее реабилитации двадцать лет спустя.

В начале XV века в турнирах начинают использовать «тилт», разделительный низкий барьер, поставленный вдоль всей дорожки ристалища. Сначала такие барьеры делали из ткани, которую развешивали на веревке, натянутой вдоль дорожки, а потом загородку стали делать из легких деревянных щитов, накрытых полотном. Соперники мчались навстречу друг другу каждый по свою сторону барьера. Смысл заключался в уменьшении риска такого столкновения, какое я упоминал в главе «Конь», когда описывал поединок между Жеаном де Сентре и сэром Энкерраном де Кордона. Тогда же, в начале XV века, каждый состоятельный рыцарь устраивал перед своим домом такой барьер, разгораживавший улицу. В Париже принцы крови и высшие королевские чиновники устраивали разгороженные ристалища возле своих дворцов (отелей, как они назывались тогда во Франции, к великому недоумению нынешних англичан). При замках и больших домах, построенных после 1430 года, обязательно имелся двор для поединков и турниров, кроме того, их пристраивали и к старым замкам. В больших городах, таких как Лондон, турниры и поединки часто проводили на улицах. В Лондоне излюбленным местом проведения турниров в течение XIV и XV веков был Чипсайд; кроме того, не один раз «торжественные турниры» проводились на Лондонском мосту.

В 1409 году родился царственный знаток рыцарского романа, один из первых аристократов Франции Рене, герцог Анжуйский, король Иерусалимский и Сицилийский, граф Прованса, поэт, художник и идеалист. Его дочь, Маргарита Анжуйская, вышла замуж за английского короля Генриха VI и стала главной движущей силой Ланкастеров во время Войны Алой и Белой розы. Рене собственноручно написал и проиллюстрировал великолепную книгу «Трактат о формах и организации турнира», самое авторитетное руководство на эту тему в XV веке. В книге описан воображаемый турнир – один из многих, в которых пришлось участвовать автору.

То, что он пишет, продиктовано непосредственным глубоким знанием правил и способов проведения турнира. Все начинается с того, что герольды какого-либо высокопоставленного аристократа и владетельного лица прибывают ко двору другой равной по положению особы и привозят с собой вызов на поединок вкупе со списком рыцарей и судей, которые примут участие в нем. Предложение обсуждается, другая сторона назначает своих судей, а затем стороны согласовывают дату ристалища. После этого о предстоящем турнире извещают всех живущих в данном регионе рыцарей – бросают «клич» (о котором я уже писал выше). На турнир приглашают всех желающих рыцарей. После этого Рене подробно описывает оружие и доспехи, коней и конские латы. Описывает он и въезд рыцарей в город, где должен состояться турнир. По случаю приезда гостей горожанам приказано украсить улицы и окна. Рыцари под приветственные аплодисменты простолюдинов въезжают в город, окружив плотным кольцом своего предводителя, и направляются к дому, где состоится пир, а потом начнутся танцы. На следующий день для всеобщего обозрения выставляются украшенные перьями и султанами шлемы участников – это делается для того, чтобы судьи и конечно же дамы могли узнать, кто будет принимать участие в поединках. В те времена имена и биографии большинства европейских рыцарей были известны многим. Но знание участников входило в круг непременных обязанностей герольдов – обязательно служивших при каждом, даже самом незначительном дворе, – так же как и доскональное знакомство с генеалогией и гербами участников. Похоже, что это была очень трудная задача, но герольды должны были с нею справляться безукоризненно. Так, при одном взгляде на шлем герольды могли отказать рыцарю в участии, если в его биографии или генеалогии, заявленной им, что-то было нечисто. Таким образом, недостойные кандидаты дисквалифицировались еще до начала турнира.

Потом выбирали «кавалера чести». Этот рыцарь удостаивался чести нести на конце копья «платок милосердия» (couvre-chef de mercy). Словосочетание «couvre-chef» в дословном переводе означает «головной платок» и напоминает платок, который женщины носят и в наши дни. В английском языке платок называли вначале «kerchief», а потом это слово превратилось в «handkerchief». Этим «couvre-chef de mercy» кавалер чести мог коснуться любого рыцаря, оказавшегося в трудном положении, чтобы на него больше не нападали. После выбора кавалера чести устраивали предварительные поединки. На четвертый день назначали настоящий турнир – групповую схватку – mêlée. Герольды отдавали команду застегнуть шлемы, и рыцари вслед за предводителями выезжали на свои участки поля. Противоборствующие группы отмечали лентами, чтобы разделить их. По сигналу ленты перерезали, и соперники бросались друг на друга, выкрикивая свои боевые кличи, и сражались до тех пор, пока распорядитель турнира не бросал на землю жезл; это был сигнал герольдам, которые командовали отбой, прекращая схватку.

Затем рыцари снимали доспехи, принимали горячую ванну, и начинался пир, а потом танцы. Не надо верить мифу о том, что рыцари никогда не мылись, – это совершеннейшая неправда. Когда была возможность, они принимали горячие ванны, а когда такой возможности не было, то купались в прудах и речках. Зато мы не верим в то, что было истинной правдой, – в то, что дамы мыли рыцарей и вытирали их насухо, нежно промокая все раны и ссадины. Важной частью воспитания и образования благородной дамы было усвоение обязанностей медицинской сестры; кроме того, благородные дамы были хорошими домашними хозяйками – они умели шить, готовить, ткать, кроить одежду и готовить лекарства.

Турниры XV века обычно назывались «схваткой с оружием», турнирам часто давали причудливые названия и превращали в настоящее театральное действо. Однажды сам Рене Анжуйский участвовал в пастушеском турнире (pas de la bergère), где, предвосхищая нравы двора Людовика XV, все дамы и кавалеры были одеты пастухами и пастушками. Галерея для гостей была сделана в виде крытой соломой хижины, а «королева турнира» изображала пастьбу ягнят. Два рыцаря, вызывавшие желающих драться за честь дамы, были одеты пастухами. Это событие имело место в Тарасконе 1 июня 1449 года и полно описано в поэме сира Луа де Бове, который в нем участвовал. Такими же причудливыми действами были турниры под названиями «подвиг рыцаря у пасти дракона» или «замок веселых стражей» и т. д.

К концу этого столетия турниры все больше и больше превращались в веселую игру. Для улаживания серьезных вопросов чести или юридических споров были изобретены другие формы. «Рыцарской дуэлью» называли поединок – пеший или конный – боевым оружием. Этот поединок продолжался до тех пор, пока один из участников не мог больше драться. Это был уже прообраз дуэлей XVI и XVII века и продолжение традиции поединков, восходящей к самым отдаленным временам. Рыцарский поединок устраивали для улаживания вопросов чести, и эти схватки отличались от поединков мира, в которых решались юридические разногласия. В Германии XV века таким способом решались даже имущественные ссоры между супругами. Естественно, это была лишь вариация древнего испытания поединком, своеобразного «Божьего суда».

Финальной стадии искусство проведения турниров достигло в Англии в период царствования Тюдоров. Хотя, конечно, во всей Европе любой национальный праздник или политическое событие не считалось полным, если в его честь не устраивали турнир, не было большего поклонника и пропагандиста этого молодецкого увеселения, чем Генрих VIII. Когда этот король из династии Тюдоров взошел на трон в 1509 году, ему было всего девятнадцать лет, но не было во всем королевстве человека, который бы с большим искусством владел копьем. Во время его правления турниры стали самым излюбленным развлечением при английском дворе. В Уайтхолле, Гринвиче и Гемптон-Корте у него были постоянные турнирные поля. Хронист того времени описывает один из наиболее радостных дней короля: «Король в тот день удостоился наивысших похвал, так как переломил двадцать три копья, и сделал помимо этого множество касаний, и повалил на землю одного воина и его коня». Касания – это очки, которые засчитывали за удар, при котором не ломалось копье. Удар в голову оценивался выше, чем удар в туловище.

Но даже превратившись в игры, турниры не перестали быть опасной потехой. Чарльз Брандон, герцог Суффолк, писал Генриху VIII о празднествах, устроенных в честь сестры Генриха Марии Тюдор, прибывшей во Францию для бракосочетания с французским королем Людовиком XII. Суффолк рассказывает о турнире, заметив, что многие были ранены, «а один француз, как кажется, даже умер». Турнир, проведенный в Париже в 1559 году, вообще закончился небывалой трагедией, положившей конец крупным турнирам во Франции. В том турнире участвовал король Генрих II. После последнего поединка он высказал желание сразиться с шотландским рыцарем Габриэлем де Монгомери. Шотландец не хотел сражаться с королем, но Генрих убедил его, и тот согласился. Они сшиблись, и копье Монгомери ударило в шлем короля. Шлем слетел с головы, а щепка сломанного копья вонзилась в лоб Генриха над правой бровью. От этой раны король через десять дней умер.

Незадолго до этого времени на турнирах стали устраивать и другие состязания и игры – стрельбу из лука, борьбу и бросание дубин, очень похожее на современное метание ствола у шотландских горцев. Турниры стали больше похожи на военные маневры. (Думаю, что Генриху VIII пришлись бы по вкусу современные артиллерийские стрельбы с боевых кораблей.)

Для того чтобы прочувствовать диапазон «спортивных» дисциплин турнира, ознакомьтесь с очаровательным отчетом об одном из таких событий, имевших место в 1507 году. Вызов составлен от имени тех, кто называл себя слугами королевы Мая – принцессы Маргариты, дочери короля Генриха VII: «Самая высокородная и превосходная из всех принцесс, находящихся под вашим покровительством и защитой. Я, которую назвали королевой Мая, месяца, наиболее других любезного сильным душам и сердцам…» Статьи условий турнира, которые следуют за текстом вызова, определяют, как будут проходить поединки: «Вот вызов, который посылают слуги королевы Мая всем пришедшим на ристалище в Гринвич: восемь конных столкновений с копьями; стрельба обычными стрелами; нанести сопернику восемь ударов затупленным мечом; бороться с ним любыми способами; биться на тупых копьях пеши, а после обменяться восемью ударами тупым мечом, держа его за рукоятку или каким иным способом; метнуть дубину – сначала тяжелую, а потом легкую».

В Англии турниры проводились вплоть до царствования короля Карла I (1625—1649). Но Гражданская война в Англии, в которой столкнулись сторонники парламента и короля, положила конец официальным турнирам. Однако на европейском континенте турниры, правда в упрощенной форме, проводились вплоть до XVIII века. Например, мы знаем, что в 1719 году в Дрездене был проведен такой турнир, участники которого сражались друг с другом в пешем строю. Но с середины XVII века турниры старого стиля были заменены своеобразными кавалерийскими шоу, которые в большей мере были демонстрацией мастерства наездников, хотя в них оставались какие-то пережитки старых турниров – попадание копьем в кольцо или упражнения с кинтаной. Старое mêlée было заменено новой каруселью – это было соревнование, участники которого, одетые в шутовские доспехи, старались дубинами или бутафорскими мечами сбить султан со шлема соперника. Хотя эти потешные забавы мало чем напоминали старинные турниры XIII века, все же они послужили связующим звеном между стариной и «готическим» возрождением искусства турнира в середине XIX века. Самым блистательным проявлением такой неразрывной связи была превосходная имитация рыцарского турнира XV века, состоявшаяся в Эглинтоне в один дождливый день 1839 года. Некоторые детали доспехов, сделанные специально для этого турнира, сохранились до сих пор. Есть очень правдоподобная имитация германских рыцарских доспехов, изготовленных, кстати, одной немецкой фирмой. Как я уже сказал, многие доспехи и копья, изготовленные специально для этого турнира в стиле XV века, сохранились до нашего времени.