Во всех цивилизованных странах шпага повседневного ношения исчезла из обихода благородных людей, но не отошла в полное забытье. Она продолжала существовать в форме épée de combat , излюбленного дуэльного оружия французов. Эфес ее, лишенный дуги и pas d'asne, сохранил лишь защитную корзинку, которая в первой половине века практически ничем не отличалась от защитной корзинки отошедшей в прошлое малой шпаги; от малой шпаги сохранился и трехгранный клинок, да и способ использования этого оружия не претерпел больших изменений. Месье Вижеан, знаменитый поэт фехтовального искусства, оставил нам много интересных рассказов о применении дуэльной шпаги.

Жан-Луи, родившийся примерно в 1784 году, имел, как и его предшественник Сен-Жорж, необычный цвет кожи, что в сочетании с хилым и почти неправильным сложением сильно мешало ему в ранние годы жизни. Однако прилежание в учебе владению оружием перевесило все эти недостатки, и в возрасте двадцати лет он уже попал в число лучших фехтовальщиков Европы, успев к этому времени сразиться на многих дуэлях. Великодушие характера в сочетании с превосходным владением оружием позволили ему победить всех противников, не лишив при этом ни одного из них жизни.

В те времена ни одна встреча искусных фехтовальщиков не могла считаться таковой, если там не было Жана-Луи. Как-то раз, продемонстрировав, как обычно, свои успехи и принимая поздравления окруживших его друзей, Жан-Луи вдруг услышал презрительный голос:

— Неплохо, конечно, но одно дело — спортивный зал, а совсем другое — реальный бой. С игрушечной рапирой этот парень управляется неплохо, но посмотрел бы я на него в настоящем деле!

Жан-Луи оглянулся и тут же узнал говорившего. Это был известный хвастун, чьи собственные достижения были крайне скромными. Жан-Луи пожал плечами и пробормотал:

— А-а, это он… Ну не обращать же внимания на все, что он говорит.

Через некоторое время состоялись еще одни соревнования фехтовальщиков. Первым, кого увидел Жан-Луи, войдя в зал, был все тот же самонадеянный хвастун — он сидел в первом ряду и с самого начала принялся отпускать уничижительные замечания. В противниках у нашего героя оказались в тот раз несколько сильных фехтовальщиков, но ни одному из них не удалось и дотронуться до него. По окончании турнира Жан-Луи вернулся в раздевалку и уже собирался уходить, когда услышал разговор двух зрителей.

— Ну, тебе не угодишь, — говорил один. — Жан-Луи не пропустил ни одного удара!

— Чушь это все, — отвечал бахвал. — Эти спортсмены вели бы себя совсем по-другому, будь в их руках острые шпаги.

Жан подошел к нему и схватил за рукав:

— Уважаемый, я это слышу уже не первый раз. Вы не меня, случайно, имеете в виду?

Тот рассмеялся:

— Да кого же еще-то?

— В таком случае, правильно ли я понимаю, что вы хотите навязать мне дуэль? — осведомился Жан-Луи.

Тот нагло заявил:

— Боевая шпага не для черномазой руки, так что иди и дальше фехтуй на игрушках!

Жан-Луи секунду смотрел на него и сказал:

— Не то чтобы я так уж рвался скрестить с вами шпаги, но раз уж вам так неймется, то я предоставлю вам такую возможность, но с одним условием.

— Ага, уже условия пошли? — усмехнулся тот.

— Расслабьтесь, — ответил Жан-Луи, — вам оно понравится. Я знаю свой уровень, и биться на равных с третьесортным бойцом, вроде вас, мне зазорно. Поэтому давайте так: у вас будет ваша острая шпага, а у меня — спортивная с шариком на конце.

Все, кто наблюдал за сценой, ахнули:

— Луи, ты с ума сошел! Мы не допустим столь неравной игры!

Мастер отмахнулся:

— Я в своем уме, а этот господин завтра утром получит по заслугам, как того и хотел. Я уверен в себе и знаю, чего стоит он. Так что дайте мне спокойно выставить его на посмешище.

На следующее утро встреча состоялась. Жан-Луи был вооружен учебной шпагой, а его противник — дуэльной. Хвастун сразу бросился в яростную атаку. Жан-Луи слегка подался назад, дав противнику выплеснуть энергию и ограничившись защитой, и, наконец, улучив момент, с силой парировал один из ударов и нанес ответный, хлестнув гибким клинком своей шпаги по лицу соперника. Несчастный упал и покатился по полу с обезображенным лицом. Не один месяц прошел, пока отметина Жана-Луи сошла с лица побежденного, и больше тот никогда не давал повода для еще одной.

Во времена Наполеоновских войн, когда французы были на вершине успеха, в Испании стояли рядом два полка — один, состоящий целиком из французов, а второй — укомплектованный в основном итальянцами. Между этими двумя подразделениями витал дух некоего национального соперничества. Постоянно вспыхивали ссоры, и в конце концов эта вражда вылилась в серьезные беспорядки, в ходе которых пострадало множество народу с обеих сторон; утихомирить бунт удалось только с помощью отряда пехоты с примкнутыми штыками, и многих пришлось арестовать. Командующий генерал созвал совет старших офицеров, на котором решено было расправиться с проблемой радикально. Издали приказ, чтобы мастера фехтования с обеих сторон вместе со своими помощниками взяли все на себя и сразились перед лицом всей армии до победного конца. Жан-Луи — главный фехтовальщик французского полка; с итальянской стороны ему противостоит Джиакомо Феррари. Луи предстоит нелегкая работа, ведь его противник — один из лучших бойцов Италии, фехтует с детства, а до получения назначения в армию содержал во Флоренции знаменитую школу фехтования.

Вот настал оговоренный день. Войска выстроены в каре. Под барабанную дробь выходят двое главных фехтовальщиков, с каждым — по четырнадцать мастеров и офицеров. Двое главных сразу же приступают к делу. Они раздеваются по пояс, и секундант подносит каждому шпагу. Звучит команда к бою, и итальянец бросается в атаку, но хладнокровный француз отбивает все удары и терпеливо ждет удобного случая. Тогда Феррари умеривает пыл и пытается спровоцировать соперника на неосторожную контратаку — но Жан-Луи продолжает придерживаться оборонительной стратегии. Итальянец, потеряв терпение, издает боевой клич, которым его соотечественники так любят пугать противников в поединке, и бросается на Луи, который коротко парирует, быстро продолжает движение и попадает сопернику в плечо. Тот, легко раненный, восклицает:

— Ерунда! Продолжаем!

Они сходятся вновь, и Жан-Луи решительным выпадом пробивает грудь Феррари. Тот бледнеет, роняет шпагу и тяжело падает наземь. Так окончилась его последняя дуэль.

Жан-Луи спокойно вытирает шпагу, и после минутного отдыха на него набрасывается второй противник. Звон оружия, короткий вскрик, и вот на площадке стоит один лишь Луи, итальянец же отправился вслед за своим командиром. Третьего постигла та же участь, десять следующих противников покалечены, и вот остались лишь двое. Генерал, решив, что этого достаточно, прекращает побоище; Жан-Луи протягивает двоим выжившим руку, и на этом заканчивается вражда двух полков.

Граф де Бонди был выдающейся личностью начала XIX столетия. Он занимал высокую должность — префекта Сены. Однако заботы, связанные с должностью, мало его занимали — основным предметом его внимания были личные достижения, а их было немало. Это был видный мужчина шести футов роста, сильный, хорошо тренированный и после сорока лет благоразумной и рассудительной жизни все еще активный, как пантера. Но главным его достоинством был высокий уровень владения оружием. Занятия с рапирой он любил с детства; встречался со всеми знаменитыми любителями и профессионалами и всех побеждал. Как-то раз ему бросил вызов какой-то бравый солдат из гвардии, который настаивал на публичном проведении поединка, — в результате граф нанес ему пятнадцать чистых ударов, а сам пропустил только один. Для карьеры солдата это разгромное поражение оказалось губительным. На счету графа было только одно поражение, и он возомнил себя совершенно непобедимым. Во Франции жил один мастер, который ни разу с графом не фехтовал, — это был знаменитый Лафанжер, уроженец Лиона, где и содержал школу фехтования, которая настолько занимала все его помыслы, что из дому ему случалось отлучаться крайне редко. Но однажды он приехал в Париж, чтобы принять участие в соревнованиях, которые устраивал один из его друзей, и на этих соревнованиях ему сопутствовал несказанный успех. Лафанжер был низкого роста, от силы футов пяти, так что присутствовавший там величественный префект поглядывал на него сверху вниз как в прямом, так и в переносном смысле и не жалел насмешек, высказываясь в том духе, что доведись чемпиону скрестить шпаги с ним, префектом, то он бы легко не отделался. Нашлись охотники передать эти слова Лафанжеру, тот сразу же решил задержаться в Париже чуть дольше и заставить месье де Бонди сменить тон. Кроме того, по мнению Лафанжера, их поединок должен был пройти на публике. Граф воспринял это предложение с радостью, все было соблюдено, собрали судей, главным среди которых стал не кто иной, как знаменитый Жан-Луи; в распоряжение бойцов предоставили большой зал в Ке д'Орсе.

Вот все готово к поединку. Судьи заняли места в первом ряду, и весь зал, ввиду важности предстоящего боя, забит мастерами, офицерами и фехтовальщиками-любителями. С боем часов на краю зала появляется Лафанжер, одетый в простой фехтовальный костюм; его приветствуют заслуженной овацией. Сразу же после него появляется и соперник. Его вид настолько ошеломляет зрителей, что они шепчут друг другу: «Он что, на бал-маскарад собрался?» И в самом деле, этот господин, вместо обычной фехтовальной куртки, явился в белом атласном стеганом камзоле, вышитом тонкими кружевами и с воротником из все тех же дамских кружев. Лафанжер, отметив этот факт, счел его дополнительным вызовом себе и определенно решил выставить на смех носителя этого костюма.

Слышен голос председателя:

— Господа, вы готовы? — Оба в согласии склонили головы. — Тогда начинайте!

Бойцы осторожно сблизились, затем скрестили шпаги и замерли, внимательно вглядываясь друг в друга. Лафанжер непоколебимо спокоен, и граф, наконец, первым теряет терпение и бросается в яростную атаку. Лафанжер парирует ее и наносит четкий ответный удар в грудь соперника; когда он возвращается в стойку, на шарике, что на конце его шпаги, болтается кружевной лоскут. Бойцы снова скрестили оружие, и опять еще один кружевной лоскут взлетает в воздух. Поединок длился всего около двадцати минут, по истечении которых весь костюм графа полностью лишился дорогого кружевного украшения да и сам превратился в лохмотья. Раздосадованный граф отправился с поля боя прямо домой и не вылезал из постели две недели. Истинно, гордыня ведет к падению.

Мистер Джордж Чепмен, около сорока лет пребывавший на посту секретаря Лондонского фехтовального клуба, частенько рассказывал нам эту историю — как я понял, он был непосредственным очевидцем всего произошедшего. Рассказывал он нам это в целях предупреждения молодых фехтовальщиков от такой глупости, как поединок с противником, имеющим в фехтовальных кругах репутацию «мясника». Те, кто изучает и развивает «благородное искусство фехтования», хорошо знают этого опасного зверя, но среди читателей этой книги может найтись кто-нибудь, и не принадлежащий к приверженцам нашего прославленного искусства, так что для такого читателя мы вкратце опишем этот тип: «мясник» поступает на обучение в школу одного из преподавателей или, если обладает достаточным влиянием, добивается избрания членом какого-нибудь фехтовального клуба. Там он приобретает все необходимое для фехтовальщика оборудование и берет дюжину-две уроков у преподавателя (посочувствуем бедному преподавателю!). Так он получает общее представление о том, как делать выпад и возвращаться в стойку, и некое ужасно примитивное представление о парировании ударов. Все, больше учиться ему не надо, теперь он уже способен «работать». Ждать приглашения на бой он не собирается, а сам набрасывается на первого попавшегося именитого фехтовальщика, которому не повезет оказаться в пределах досягаемости. В бою он придерживается самой простой тактики: как можно сильнее замахивается, нагибает голову, как разъяренный бык, несется на соперника, а добежав — со всей силы лупит его шпагой, совершенно не заботясь о том, чтобы самому не пропустить удара. Что из этого может выйти, мы узнаем из рассказа мистера Чепмена.

Примерно в 1840 году некий мистер Р. был завсегдатаем нескольких существовавших в ту пору в Лондоне школ фехтования. Вне фехтовального зала его все любили, но со шпагой в руке он превращался в законченного и потому крайне опасного «мясника», в общем, редко попадался настолько беспечный человек, чтобы скрестить с ним шпаги. Как-то раз зал, где находился в тот момент мистер Р., случилось посетить выдающемуся французскому преподавателю месье Пону. И не успел француз надеть фехтовальный костюм, как наш «мясник» выбрал его своей жертвой и пригласил пофехтовать. Некоторые из местных, не совсем довольные его прямолинейным наскоком на именитого гостя, пытались предупредить месье Пона об опасных свойствах этого джентльмена; но француз, отчасти по причине национальной учтивости, а отчасти — уверенности в собственных силах, согласился провести поединок. Начали бой, и мистер Р. быстро обнаружил, что ничего не может поделать с противником такого уровня; тогда он нагнул голову, бросился на Пона и, замахнувшись как можно сильнее, ударил его что есть мочи. Пон с силой парировал эту атаку, но кончик рапиры нападавшего, на котором был закреплен защитный шарик, отломился и отлетел в сторону, а оставшийся обломок рапиры вошел французу прямо в грудь. Месье Пон, повернувшись к молодому преподавателю, своему близкому другу, воскликнул: «Моп ami, je suis tue!» и упал без чувств. Все присутствовавшие бросились на помощь, перенесли его в кресло и тут же послали за доктором. Мистер Р., в ужасе от содеянного и прекрасно понимая, что виноват во всем только он, упал в глубокий обморок. Прибыл молодой доктор и склонился над лежащим джентльменом. Хозяин школы позвал его:

— Не тот; вот он!

Обломок рапиры извлекли из тела месье Пона, и доктор воскликнул:

— Тут дело плохо! Его срочно надо доставить домой, и лучше послать за Таким-то и Таким-то, — прозвучали имена двух самых известных хирургов того времени.

Бесчувственное тело Пона доставили домой и положили на кровать. Прибыли оба врача, тщательно обследовали раненого и объявили случай безнадежным. Самый молодой из троицы, который первым явился в зал, сказал:

— Я уверен, что небольшой шанс есть!

Но ученые мужи ответили:

— Ему жить осталось часа три, и мы не в силах ему помочь. Хотите попробовать — пожалуйста, но ответственность будет лежать на вас, — и покинули дом.

Оставшийся молодой врач повернулся к преподавателю, который был вне себя от горя, и спросил:

— Это ваш друг?

— Да, — ответил тот, — это мой лучший друг.

— У него есть только один шанс, но этот шанс есть. Вы готовы рискнуть, чтобы попробовать спасти его?

— Я готов рискнуть хоть самой жизнью, — ответил преподаватель.

— Хорошо, — сказал врач, выписывая рецепт. — Срочно раздобудьте это лекарство и заставьте его выпить, если у вас получится. Видите, я не подписываю этот рецепт своим именем — боюсь. Так что вы должны взять все на себя; но помните, времени терять нельзя!

Молодой человек сразу же отправился за лекарством, купил его и сумел влить умирающему в рот. Вскоре месье Пон пошевелился, повернулся на бок, и его начало рвать кровью. Через несколько минут, когда действие рвотного закончилось, Пон упал на подушку и заснул глубоким сном, продлившимся несколько часов. Это был крепкий и здоровый мужчина, и он вел правильный образ жизни, так что через месяц после случившегося он уже спокойно разгуливал как ни в чем не бывало.

1860 год, город Люнвиль. Это военный город, и среди прочих увеселительных заведений в нем есть некое кафе, куда военные валят толпами, и по очень простой причине: за стойкой стоит дочь хозяина. Это очаровательная девушка восемнадцати лет, с роскошными темными волосами и самыми притягательными карими глазами, которые только можно себе представить. От нее весь гарнизон без ума, что приносит заведению немалые барыши. Помимо прочих частей, в городе расквартированы 2-й уланский и 12-й драгунский полки, и среди солдат обеих частей кафе весьма популярно. Самый выдающийся персонаж — улан Пьер, высокий красивый капрал с приятным голосом и хорошими манерами. Неудивительно, что девушка ему симпатизирует.

Но у нее есть и поклонник из драгунского полка — капрал Жиро, полная противоположность красавчику улану. Ему уже далеко за тридцать; лицо его ничем не примечательно; лысеет; общается грубо и насмешливо; склонен к полноте. Но он блестящий поэт и в этом качестве несколько лет назад поведал о том, «что ненавидят девушки». В общем, старая история о двух собаках и одной кости. Жиро злит предпочтение, оказываемое его сопернику, и он даже не пытается скрыть раздражения. Однажды вечером, сидя за столом вместе с Пьером и рядом их общих товарищей, он грубо кричит девушке:

— Эй, девка! Наполни-ка наши стаканы, да поживее!

Пьер, вскочив на ноги, хватает его за ухо и шипит:

— Смотрите, с кем разговариваете, господин Жиро!

Оба соперника разъярены и готовы задушить друг друга на месте, но их растаскивают. После такого дуэли не избежать. Оружием выбрали отточенные рапиры, а поскольку в своих полках оба господина слыли лучшими фехтовальщиками, всеобщее любопытство возбуждено дальше некуда.

Вот дуэлянты встречаются в установленном порядке; дана команда начинать бой, и минуты три-четыре они превосходно сражаются без каких-либо результатов. Несколько минут отдыха, и сходятся снова; и тут Пьер, заметив, что противник чуть опустил руку, наносит под нее обманный удар, тем самым заставляя соперника опустить руку еще ниже, а сам в этот момент атакует поверх руки гораздо быстрее, чем я об этом рассказываю, и пробивает грудь Жиро. Раненого уносят без чувств, и все считают его убитым. Однако он лишь потерял сознание и прожил потом достаточно долго, но грубостей по отношению к девушке более никогда не допускал.

Барон де Во в своей интересной книге «Les Duels Célèbres» приводит занимательный рассказ о поединке, произошедшем в 1868 году между виконтом де По и месье де Перье. Эти два господина какое-то время назад не сошлись по вопросу о процедурных тонкостях проведения дуэлей и решили уладить свой спор общепринятым способом. Перье, которому было на тот момент всего двадцать два года, уже был серьезным противником, имея на своем счету с полдюжины побед. Но в этот раз ему предстояло тяжелое испытание, поскольку виконт был соперником очень грозным, умелым фехтовальщиком и храбрым воином. Кроме того, он был еще и опасным левшой, так что бой предстоял захватывающий. Маркиз Гертфорд предоставил в распоряжение дуэлянтов свой парк, приказав всем своим людям оказывать соперникам всяческое содействие. Секундантами де Ло были принц Иоахим Мюрат и граф де Бьенкур, а глава семейства, маркиз де Ло, сопровождал всю группу, так что за охраной его интересов следили опытные и высокопоставленные люди.

У Перье же в помощниках были двое молодых ребят, сотрудников известной газеты, и они показали себя людьми, гораздо хуже разбиравшимися в делах чести, чем секунданты его соперника. Один из них, по имени Фервак, не меньше других ценивший высокое положение, был просто сам не свой от возможности пообщаться с принцем, а про своего дуэлянта и думать забыл; второй же, Назе, будучи в некоторой степени денди, вообще не думал ни о чем, кроме своих кожаных туфель и превосходной пары красных перчаток, которые ничто на свете не могло бы заставить его снять и положить в карман. Оба они были славными мальчиками, но в качестве секундантов на дуэли они смотрелись так странно, что Перье отметил:

— Если сам поединок не будет достаточно серьезным, нас просто поднимут на смех.

Местом для боя выбрали великолепную тенистую аллею, и вскоре все было готово. Поединок был яростный, натиск виконта был так свиреп, что молодому человеку не раз приходилось отступать, но он вновь возвращался на свою позицию, нанося ответные удары. Немного отдохнув, сошлись еще раз, и вновь безрезультатно, поскольку фехтовали оба великолепно.

На третий раз виконт решил, что пора заканчивать, и стал готовиться к решительному выпаду. Он пытался отвлечь внимание противника постоянными сменами атаки, асам постепенно готовил правую ногу (напомним, что он был левшой) к решительному выпаду. Но не успел он закончить своего маневра, как Перье, от внимания которого все эта подготовка не ускользнула, быстро оттолкнул шпагу противника и проткнул тому бицепс, закончив таким образом. бой.

По дороге домой Назе, очень довольный всем произошедшим, весело болтая с Перье, спросил:

— А почему ты весь бой поглядывал в мою сторону?

— Дорогой мой друг, — ответит тот, — это все твои ужасные красные перчатки. Ради бога, когда мы куда-нибудь пойдем вместе в следующий раз, спрячь их в карман; они привлекают внимание всех вокруг!