Передвижения индоевропейцев, должно быть, очень напоминали эти переселения германских народов: постепенное распространение воинственной расы, которое повлияло на весь цивилизованный мир. Точно так же, как первые изменили древнюю концепцию ведения войны, принеся с собой боевые колесницы, вторые изменили свой мир, начав использовать тяжелую кавалерию – ударную силу нового поколения. Мы склонны представлять себе средневековых рыцарей в качестве ужасного знамения войны, неожиданно появившегося на поле Сенлака в 1066 г., но на самом деле это знамение появилось за семьсот лет до того, на поле, где пролилось гораздо больше крови и где шел бой настолько же решающий для римлян, насколько решающим был Сенлак для саксонской Англии. Когда армия Восточной Римской империи была уничтожена при Адрианополе в 378 г., былые дни абсолютного превосходства легионеров над любыми другими родами войск ушли безвозвратно, и в течение следующей тысячи лет кавалерист в тяжелой броне, сражавшийся копьем и мечом, решал исход войны. Снова произошел переворот – и снова приходилось приспосабливать к изменившейся ситуации не только людей, но и их вооружение. Пехота перестала царить на поле боя, и так было до тех пор, пока не появилось одно из самых сокрушительных и эффективных метательных орудий Древнего мира (и в то же время самое простое оружие всех времен) – английский большой лук, о котором мы еще поговорим в свое время и в соответствующем месте. Теперь же посмотрим, что принесла Европе битва при Адрианополе, где впервые выяснилось, кто же теперь будет самой мощной ударной силой в приближающихся войнах.

В том сражении римляне потерпели самое сокрушительное поражение со времен битвы при Каннах; император, все высшие офицеры и 40 тысяч простых солдат (практически вся армия Восточной империи) погибли в тот день. Империя разом лишилась большей части военной силы и руководителя. Если в те времена второе практически наверняка означало период хаоса, то первое точно было смертельно – устоять против врагов, которых римляне накопили предостаточно, невозможно было без армии. Таким образом, понесенные при Адрианополе потери оказались для оставшейся части великого государства фатальными.

С точки зрения политики толчком к этому сражению по служил отказ Валента позволить остготам перейти Дунай и присоединиться к своим родичам вестготам, которые с 376 г. мирно жили во Фракии. Возможно, это было ошибкой – дополнительные силы могли бы усилить государство вместо того, чтобы полностью его уничтожить. По поводу правильности или неправильности этого политического шага можно спорить, но нетрудно определить историческое значение битвы – это была победа тяжелой кавалерии над пехотой, первая с тех пор, как индоевропейские боевые колесницы разбили древние боевые силы, о которых мы ничего не знаем. С археологической точки зрения между этими двумя событиями также можно провести параллель, поскольку искусство управления колесницами определило новый тип ведения войны, просуществовавший более тысячи лет до того, как он уступил место тяжелой кавалерии. Сам по себе бой был ужасен. Имперские силы обнаружили, что готы стоят лагерем, защищенным со всех сторон повозками. Римская армия сгруппировалась в освященном веками порядке: легионы сконцентрировались в центре, а алы, отряды на запасных лошадях, – на флангах. Валент напал на готов, думая, что в лагере находятся все их силы. К несчастью, он ошибался; большая часть всадников противника отправилась за продовольствием и не успела еще отъехать слишком далеко, и, как только начался бой, за ними отправили гонцов, которые вернули отъехавших на поле боя. Сражение шло вдоль всей линии повозок, когда неожиданно это огромное подкрепление набросилось на левый фланг римской армии. Кавалеристы не теряли времени; ринувшись прямо в бой, они атаковали противника. Аммиан Марцеллин пишет: «Как удар молнии, который ударяет в вершину горы, сметая все на своем пути».

Отряды, охранявшие фланги римской армии, были застигнуты врасплох; некоторые стояли твердо, но были повержены, однако большинство бежало. Готы бросились на беззащитных пехотинцев, атаковали с флангов и согнали в центр. Под ужасным давлением легионы были притиснуты друг к другу и смешались в полном беспорядке; через несколько минут левый фланг, центр и резервы превратились в бурлящую массу. Они сделали несколько попыток исправить положение, но ни одна не увенчалась успехом: телохранители императора, легкие отряды, копейщики, вспомогательные войска и основные легионы были стиснуты в суматохе, которая все усиливалась, поскольку готы, увидев успех своей кавалерии, вышли из-за укреплений и также набросились на римлян. Тогда римские кавалеристы, стоявшие на правом фланге, поняли, что битва проиграна, и помчались прочь, за ними следовали солдаты из центра, которым удалось выбраться из мясорубки. Брошенные на произвол судьбы пехотинцы центра поняли, в каком ужасном положении они оказались: с флангов и с тыла их осаждала кавалерия, а впереди были готские воины. У них не было шансов выбраться наружу, и приходилось просто стоять, прижавшись друг к другу, и ждать удара. Солдаты были настолько тесно спрессованы, что не могли поднять оружие для защиты; мертвые и раненые не падали, а стояли стиснутые со всех сторон, многих просто задушили насмерть или переломали им все кости. В этой ужасной суете готы врывались, нанося беззащитным римлянам удары длинными мечами. Две трети всей армии римлян погибло прежде, чем чудовищное давление немного ослабло и позволило уцелевшим вырваться из окружения. Когда стемнело, несколько тысяч солдат сумели выбраться и последовать за своими кавалеристами, ретировавшимися на юг.

Такова была первая великая победа, одержанная кавалеристами, которые наглядно доказали, что теперь не римская пехота, а они будут главной движущей силой войны. Как это было сделано? Почему готы создали силы мощных кирасиров, более чем столетие сметавших римлян со своего пути? По двум причинам: во-первых, поскольку они поколениями жили на равнинах России и стали отличными всадниками и, во-вторых, благодаря такому простому и очевидному дополнению к конской сбруе, как стремена. Без них всадники никогда не смогли бы сражаться так, как это делали готы и их последователи – в тяжелой броне, с копьем и мечом. Дополнительная точка опоры позволила не только удержаться на коне и управлять им человеку в доспехах, но и применять резкие маневры, недоступные до тех пор. Раньше всадникам не хватало устойчивости для того, чтобы стать идеальной боевой машиной – стремена дали эту устойчивость, благодаря чему и произошел переворот в истории военной науки. Трудно поверить, что такого результата удалось достичь столь малыми средствами, но такова ирония судьбы – иногда для того, чтобы полностью изменить ситуацию, достаточно сущего пустяка.

Когда и как появились стремена, точно не выяснено, известно лишь, что греки и римляне их не. использовали, а древние скандинавы уже это делали. Разрыв по времени между этими известными фактами составляет пятьсот лет. Но никто особенно не старался узнать что-либо достоверно об их ранней истории. У нас практически нет ни изображений ранних европейских типов стремян, ни реальных образцов, ни исторических свидетельств, поэтому узнать что-либо наверняка довольно трудно. Однако разрыв в пятьсот лет представляется мне чрезмерным; его можно и нужно сократить.

Существуют как литературные, так и живописные свидетельства, говорящие о том, что стремена появились на Востоке еще в IV в. до н. э. и были важной частью военной экипировки расы завоевателей, появившейся в самом начале христианской эпохи. Затем, на юге России, в скифском погребении в Чертомлуке, найден огромный кувшин из электрона, сделанный в IV в. до н. э. греками. На нем выгравированы фризы с изображениями сценок, связанных с лошадьми, причем управляют ими скифы, а не греки, поскольку, хотя кувшин был сделан в Греции, предназначался он для продажи скифам. Одно из седел совершенно очевидно снабжено стременами или петлями для стремян. Возможно, это единичный случай, поскольку существуют доказательства, что скифы, великолепные наездники, никогда особенно не использовали стремена – и в конечном счете именно из-за этого вынуждены были покинуть свою родину. Гордость мешала им признать необходимость каких-то дополнительных приспособлений для верховой езды; скифы славились тем, что могли скакать вообще без седла, а самые искусные обходились и без уздечки, управляя скакуном с помощью ног и тонкой палочки наподобие стека. К сожалению, все это оказалось не слишком эффективным.

Некогда, около того времени, когда родился Господь наш, некая раса людей, двигавшаяся в западном направлении и пересекавшая степи Центральной Азии (и согнавшая с насиженных мест передовые отряды хун-ну, или гуннов, как их называли в Европе), начала наседать на скифов. Они тоже были хорошими всадниками, но ездили на более крепких лошадях и носили более тяжелые доспехи. Это были сарматы, которые благодаря лучшему оружию и более эффективной методике ведения войны смогли одолеть скифов И захватить земли, на которых те жили. Эти люди (обитатели Центральной Азии, как и скифы) были тем самым народом, который в III в. вытеснили готы, победившие без помощи нового оружия или тактики боя; возможно, они просто лучше сражались – по крайней мере, их более поздняя история говорит о том, что так оно и было. После того как они поселились в районах, где разводили лошадей, сарматы быстро переняли обычаи и усвоили военные навыки людей, живших там прежде, и в то же время со своей северной родины они вынесли давние героические традиции, жестокие, но эффективные, а также и превосходное оружие. Все эти переселенцы отличались редкостным мужеством, пытливым и энергичным умом и в то же время физической силой. Когда их природные способности объединились с традициями и умениями, связанными с двумя непобедимыми стилями борьбы, образовалась мощная военная машина. Фраза, что вся средневековая военная система основана на использовании стремян, кажется большим преувеличением, но от этого не становится менее верной. Ни одно из деяний, которые совершили силой своего оружия готы и их рыцарственные последователи, не могло бы быть совершено людьми, скачущими на лошади без поддержки стремян; стоит задуматься о том, какое значение может иметь такое, казалось бы, незначительное усовершенствование в области конской упряжи.

В течение первых пяти столетий нашей эры оружие всех странствующих германских племен было примерно одинаковым, точно так же как и оружие кельтов последних трех столетий до нашей эры. Его делали в одних и тех же центрах производства, которых было очень немного, и по большей части украшали, используя одинаковые мотивы и технику. – По самой своей природе изготовление клинков оказывалось чрезвычайно редким и специфическим искусством, возможно, тщательно охраняемым как тайна, доступная очень немногим. Занятие это сложное и требующее знаний, приемов, обучения на основе навыков, полученных еще в стародавние времена, т. е. с ним не мог справиться любой человек, обученный просто ремеслу кузнеца.

Мы знаем, что кельты первыми начали работать с железом. Можно вполне резонно предположить, причем этому есть некоторые доказательства, что они продолжали делать клинки для своих покорителей-тевтонов в начале периода Великого переселения. Некоторые из имен кузнецов, отштампованные на лезвиях мечей первых двух столетий новой эры, явно имеют кельтское происхождение, в то время как более поздние, относящиеся к эпохе викингов, определенно тевтонские. Если так, то традиции кельтов, возможно, сохранились на берегах Дуная (их исторической родине), там, где теперь находится Пассау, и наверняка – в районе Рейна и Мозеля.

В течение всего периода переселения и последующей эпохи викингов существовал стиль декоративного искусства, распространенный по всей Европе. Его родоначальниками были скифы, затем, благодаря тому что их теснили на север и запад наступающие сарматы, эту технику переняли скандинавы (и те, что остались на родине, и те, что отправились странствовать). Основана она была на изображениях животных, из которых наиболее распространенными и популярными стали стилизованные изображения хищной птицы и удлиненного животного, вроде змеи, со сложно переплетенным телом, пожирающего свой хвост. Эти мотивы повторялись чуть ли не на всех предметах, которые нужно было украсить; воинственные скандинавы, готы и вандалы по большей части украшали ими оружие и собственные тела, а более цивилизованные народы – или, по крайней мере, более грамотные (ирландские кельты, франки и англосаксы начиная с VII в.) – в основном расцвечивали ими манускрипты. Результат порой получался изумительный – нарисованные искусными руками звери казались живыми, в особенности это относилось к змеям, чьи кольца, кажется, меняют свое положение, стоит только отвести глаза. Конечно это касается только произведений настоящих художников, но иллюстраторы манускриптов по большей части и были такими; в этом можно убедиться на основе многочисленных примеров.

В V в. была разработана техника, которая часто использовалась при создании этих «зооморфных» украшений на всей территории, занятой постоянно переселяющимися германцами. Лучшие и наиболее умело сделанные образцы Находили в Англии, благодаря чему возникло предположение, что эта техника впервые зародилась именно там, среди живших в Кенте ютов, но гораздо вероятнее, что ее одновременно изобрели и скифы. Состояла она в том, что декоративный орнамент выкладывали из множества мелких полудрагоценных камешков (в основном гранатов) или кусочков цветного стекла, закрепленных в клеточках или «перегородках» из золота или бронзы. Эту технику принято называть «cloison» В худшем случае такой орнамент производил впечатление варварской пышности, а в лучшем – являлся ювелирной работой, настолько красивой и элегантной, что мог поспорить с лучшими образцами позднего времени. Здесь опять-таки все зависит от мастера, в особенности от его вкуса при сочетании цветов.

Оружие любого типа, в украшении которого мастера использовали такие зооморфные узоры и технику, изготовляли с V по VIII в. от Венделя в Швейцарии до Северной Африки и от Ирландии до Южной России. Таким образом, очень трудно определить, какой народ создал данную конкретную рукоять меча или щит, не зная точно места, где они были найдены. Различия, которые имеются между узорами, относятся скорее к уровню исполнения и личным пристрастиям, чем к традициям какого-либо определенного региона. Впрочем, некоторые общие тенденции в этом отношении все-таки прослеживаются; можно с некоторой уверенностью утверждать, что оружие, найденное в одной части района, очень похоже на оружие, которое использовали в другой. Это большая удача с той точки зрения, что на языческом севере были обнаружены огромные и богатые залежи археологического материала, в то время как на христианском юге увидели свет очень немногие предметы. Связано это с тем, что в период с I по VIII в. все германские племена – готы, бургунды, вандалы, саксы и франки – приняли христианство и перестали, как их предки-язычники, класть оружие в могилы павших или складывать их большими грудами в священных местах, куда сносили военную добычу. Однако, к счастью для археологов, те, кто остался на родине, не сменили религию и до конца XI в. оставались верны своим замечательным обычаям; поэтому в захоронениях и огромных залежах в датских болотах нашли множество мечей, пик, саксов, несколько шлемов, кольчуг и щитов. Эти предметы датируются I–VII вв. новой эры, и на таком материале могут быть основаны теории, связанные с оружием покорителей Европы.