В 2017 году – то есть как раз в середине пятилетнего прогнозного периода 2015–2020 годов – Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН) исполнится 50 лет. Если лидеры Индонезии, Малайзии, Сингапура, Таиланда и Филиппин, стоявшие у истоков АСЕАН, задумывались о том, что будет представлять собой их детище полвека спустя, то можно уверенно сказать: ничего похожего на путь, пройденный Ассоциацией за это время, они не предвидели. Создавая АСЕАН в разгар Второй Индокитайской войны, они прежде всего заботились о том, чтобы законсервировать противоречия и споры, разделявшие их страны, ради решения неотложной сверхзадачи – совместного противостояния «коммунистической угрозе» из тех районов Юго-Восточной Азии (ЮВА), которые были охвачены боевыми действиями, и, конечно, из «красного Китая». Было трудно вообразить, что этот последний в начале следующего столетия станет главным и незаменимым торгово-экономическим партнером Ассоциации, которая за счет приема новых членов (включая социалистический Вьетнам) превратится из «пятерки» в «десятку» и обретет репутацию самого успешного проекта регионального сотрудничества в незападном мире.

Идти к успеху приходилось зигзагами, с вынужденными остановками, преодолевая то внутренние потрясения в отдельных странах, то неприятности транснационального масштаба (типа Азиатского кризиса конца XX – начала XXI века), а порой и сопротивляясь внешнему нажиму (как на этапе, когда членство Мьянмы в АСЕАН «оскорбляло в лучших чувствах» США и ЕС). Тем очевиднее, что феномен АСЕАН – не плод счастливого стечения обстоятельств, но результат последовательных усилий, и тем выше оценка достигнутого.

Что касается достижений как таковых, то главные из них состоят в следующем. Во-первых, на уровне отдельных стран – где-то раньше, где-то позже, но в целом практически везде по региону – удалось достичь такого качества государственного управления, которое обеспечило заметное ускорение социально-экономической модернизации. По данным Всемирного банка, в 2013 году совокупный ВВП стран – участниц АСЕАН составлял (в текущих ценах, по обменным курсам валют) 2,35 трлн долларов США (или 3,1 % от общемирового показателя; согласно тому же источнику, ВВП России достигал 2,09 трлн долларов США).

Во-вторых, при всем различии политических порядков (в диапазоне от абсолютной монархии в Брунее до демократии американского образца на Филиппинах и партийно-государственной системы ленинского типа во Вьетнаме), а также уровней хозяйственного развития, в ЮВА удалось существенно активизировать региональное экономическое сотрудничество. В настоящее время объем товарооборота между странами АСЕАН превышает 0,5 трлн долларов США. В конце 2015 года запланирован «запуск» Экономического сообщества АСЕАН, в котором инвестиционная и производственная деятельность, предложение товаров и услуг, перемещения рабочей силы и прочего будут регулироваться на основе единых норм.

В-третьих, руководствуясь как геополитическими, так и геоэкономическими соображениями, АСЕАН еще в 70‑е годы прошлого века начала формировать систему так называемых диалоговых партнерств, позволяющих ей развивать взаимодействие с внерегиональными (прежде всего великими) державами. Если в годы «холодной войны» это были США, Япония и другие представители западного блока, то в 1990‑е годы к их кругу присоединились Российская Федерация, КНР и Индия.

Практика установления и диверсификации диалоговых партнерств, год за годом работавшая на поддержание стабильности и экономического динамизма не только в ЮВА, но и во всем Азиатско-Тихоокеанском регионе, подготовила почву для закрепления принципа «центральной роли АСЕАН» в многосторонних инициативах, нацеленных на углубление экономической интеграции и поддержание мира в АТР. Согласно этому принципу, именно АСЕАН, от которой не исходят военные угрозы и которая не имеет возможности принуждать кого-либо к чему-либо, определяет повестку дня и координирует деятельность соответствующих структур. Так строится, в частности, работа форума Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС), Регионального форума АСЕАН по безопасности (АРФ), Совещания министров обороны АСЕАН с коллегами из восьми стран-партнеров (СМОА+) и Восточноазиатских саммитов (ВАС). При этом АРФ, СМОА+ и ВАС рассматриваются экспертным сообществом как ключевые элементы той «новой архитектуры безопасности», которая может сформироваться в АТР в обозримом будущем.

По замыслу АСЕАН экономическим фундаментом этой системы станет еще одна «асеаноцентричная» конструкция – Региональное всеобъемлющее экономическое партнерство (РВЭП). В рамках этого проекта, анонсированного в 2012 году, зона свободной торговли АСЕАН должна быть интегрирована с пятью другими аналогичными зонами, которые Ассоциация либо уже создала, либо договорилась создать с Китаем, Японией, Республикой Корея, Индией, а также Австралией и Новой Зеландией (с последними двумя у АСЕАН подписано общее соглашение). По первоначальным намерениям этот процесс должен завершиться к концу 2015 года, но вполне вероятно, что эти сроки будут передвинуты как минимум на год-другой (а то и больше).

Так или иначе, очевидны не только успехи и устойчивость АСЕАН как организации, объединяющей страны ЮВА, но и ее немалый вклад в поддержание мира и экономического динамизма в АТР. С этой точки зрения (и с учетом колоссального значения АТР для глобальной экономики) правомерно видеть в АСЕАН не только регионального, но и глобального игрока, по сути дела, претендента на самостоятельную роль в формирующемся полицентричном мире. Однако есть и признаки того, что на пороге полувекового юбилея АСЕАН и практически все ее члены сталкиваются с вызовами, требующими от них высокого напряжения сил в решении текущих и перспективных задач.

Проблема экономического роста и политической напряженности

Во втором десятилетии XXI века в экспертно-дипломатических кругах заговорили о том, что в Азиатско-Тихоокеанском регионе наблюдается «парадоксальная дихотомия» экономического динамизма и политической напряженности. С одной стороны, вопрос о том, перемещается ли в АТР «центр тяжести» мировой экономики, уже не стоит: именно здесь экономика продолжает расти, причем вполне приличными темпами. С другой стороны, здесь же множатся признаки политической неопределенности и нестабильности. Они отчетливо видны в ряде не самых отсталых стран, на уровнях двусторонних отношений между ними, субрегиональных подсистем и, наконец, всего АТР.

До 2020 года эта тенденция получит дальнейшее развитие. Если исходить из неразрывной связи экономики и политики, то в ней нет ничего неожиданного и парадоксального. «Центр тяжести» глобальной экономики – это, по определению, также и «центр тяжести» глобальной политики. В регион, становящийся мотором глобальной экономики, устремляются предприимчивые игроки практически со всего света – в поисках тех исключительных выгод, которые возможны только в этой зоне. Между некоторыми из них устанавливаются отношения продуктивного сотрудничества, способствующие дальнейшему росту. Зато между другими завязывается конкуренция. Сталкиваются интересы, обостряется борьба за контракты и рынки, идущая при политической поддержке со стороны соответствующих государств. Получается, что интенсивность экономических процессов, идущих в регионе, способствует повышению его «политической температуры» и конфликтного потенциала.

Конкретизируя этот общий тезис применительно к АСЕАН, ее членам и партнерам, укажем прежде всего на симптомы политического неблагополучия на национально-государственных уровнях. В последние несколько лет едва ли не всякая избирательная кампания в странах Ассоциации – будь то Таиланд или Малайзия, Камбоджа или Индонезия, а отчасти даже Сингапур – дает пищу для размышлений о разногласиях внутри правящих элит, о конфликтах между властью и альтернативными элитами, между обществом и государством в целом. Массовые уличные противостояния с силами правопорядка периодически перерастают в попытки «цветных революций». Первопричина этих явлений – ускоренная модернизация, решающая одни проблемы, но порождающая другие, создающая новые социальные дисбалансы, разрывы и противоречия. Наряду с завышенными ожиданиями она стимулирует и протестные настроения (сфокусированные, в частности, на бурно расцветающей коррупции – непременном спутнике модернизации). Нелишне напомнить, что все это происходит в недрах этнически и конфессионально неоднородных обществ, где многие меньшинства чувствуют себя хронически обделенными, а политизация религии и этноса – в порядке вещей.

Политическим лидерам и общественности целого ряда стран предстоит откликнуться в 2015–2020 годах на такие внутренние проблемы, которые грозят лишь осложниться, если отклик не будет внятным, адекватным и своевременным. С тех пор как в Таиланде завязалась острая борьба между традиционной бангкокской элитой, тяготеющей к королевскому двору, и новобуржуазными группировками, ищущими поддержки непривилегированных слоев населения, миновало уже более 10 лет. Однако не похоже, что общество, обращенное к фундаментальным вопросам перераспределения власти и национального богатства и расколовшееся в своем отношении к ним сверху донизу, готово к компромиссу. Во всяком случае, организаторы военных переворотов 2006 и 2014 годов скорее глушили внешние проявления конфликта, чем занимались его причинами, и если так пойдет дальше, то рецидивы нестабильности вполне предсказуемы.

В Малайзии после парламентских выборов 2013 года вроде бы забрезжила «заря двухпартийной системы»: власть (в лице Национального Фронта, ядро которого составляет Объединенная малайская национальная организация) едва-едва одолела оппозицию (в лице межэтнической коалиции Пакатан Ракьят), чья популярность как никогда велика. Незадача в том, что на сегодняшний момент ни Национальный Фронт, словно бы утомленный бременем многолетнего правления, ни Пакатан, выглядящая как пестрое собрание временных «попутчиков», не производят впечатления надежных опор двухпартийности. Ни у власти, ни у оппозиции нет хорошего решения главной дилеммы местной политики – как быть с социальными привилегиями малайцев, закрепленными в конституции, если коренное население страны категорически не готово расставаться с ними, а некоренное (представленное китайцами и индийцами) настаивает на их отмене.

Чего ждать в 2015–2020 годах от крупнейшей страны ЮВА и традиционного лидера АСЕАН – Индонезии? Итоги президентских выборов 2014 года оставили в этом плане опять-таки двойственное впечатление. С одной стороны, победил, как и предсказывали, Джоко (Джокови) Видодо – живая икона молодой индонезийской демократии, популист, показывающий всем своим поведением, что для него интересы нации неотделимы от интересов «простого человека». С другой стороны, в самый канун голосования запредельные рейтинги Джокови просели, а рейтинги его соперника Прабово Субиянто – отставного генерала и сторонника «решительных мер по наведению порядка» – выросли так, что перевес первого над вторым оказался весьма невелик. Плюс к этому Прабово сплотил вокруг себя парламентское большинство, и если не весь прогнозный период, то 2015 год вполне может быть отмечен противостояниями законодательной и исполнительной власти. Это отнюдь не добрый знак, тем более в такой непростой для управления стране, как Индонезия.

В ноябре 2015 года парламентские выборы ожидаются в Мьянме. Реформы последних 3–4 лет, связанные с отходом военных от прямого участия в управлении государством и переходом к рынку, создали сравнительно более благоприятные условия для деятельности оппозиции. Учитывая это, не исключено, что она успешно выступит на выборах. В какой степени критики правительства готовы не только к привлечению избирателей на свою сторону, но и к слаженной и конструктивной работе по продолжению реформ, установить трудно. Равным образом не ясно, способны ли они поддержать государственную целостность Мьянмы, на национальных окраинах которой редко царит спокойствие.

Во Вьетнаме, где бурное развитие рыночных отношений пока не приходит в явное противоречие с существующими политическими порядками, верховенство Компартии в рамках прогнозного пятилетия должно сохраниться. Тем не менее уже сейчас вопрос о том, в каком направлении и какими темпами могла бы меняться политическая система СРВ, дабы на этапе ускорения модернизации страна не споткнулась и не растеряла своих достижений, становится одним из основных для руководителей Вьетнама.

«Стратегическое недоверие» внутри АСЕАН

Далека от идиллии и ситуация внутри самой АСЕАН, характеризующаяся, как выражаются в регионе, «ростом стратегического недоверия». Знамение времени – размораживание многочисленных территориальных и пограничных споров между ее членами, отложенных когда-то в интересах совместного противостояния коммунизму, но сегодня вновь осложняющих (если не отравляющих) отношения стран-соседей. Кажется, претензий этого рода не предъявляют друг другу только те, у кого (как, например, у Лаоса и Сингапура) нет общей границы. Самый болезненный и широко разрекламированный случай – многосторонний спор относительно принадлежности островных территорий в Южно-Китайском море и доступа к природным ресурсам этой акватории. В связи с данной проблемой четыре страны – участницы АСЕАН (Бруней, Вьетнам, Малайзия и Филиппины) «выясняют отношения» не только между собой, но также с Тайванем и, главное, с Китаем. Тем временем страны Индокитая ищут, но часто не находят взаимопонимания в вопросе о совместной эксплуатации хозяйственного потенциала Меконга. Практически у всех стран ЮВА возникают мотивы для наращивания арсеналов, модернизации военных машин, полицейских формирований и спецслужб. Хотя призывы к развитию регионального сотрудничества звучат из уст официальных лиц ежедневно и по многу раз, все страны асеановской «десятки» переживают подъем националистических настроений – причем на самых разных общественных «этажах».

Подобным же образом складывается обстановка по периметру АСЕАН, на уровне АТР: на словах, а в каком-то (экономическом) смысле и на деле, все великие и средние державы из числа диалоговых партнеров Ассоциации вроде бы настроены на конструктивный, «интеграционный» лад. Однако в политических отношениях между рядом важнейших игроков – в первую очередь США и Китаем, Китаем и Японией – продолжает накапливаться негатив. Не углубляясь в проблематику американо-китайского соперничества, отметим, что его дальнейшее и неуклонное нарастание было бы настоящим кошмаром для АСЕАН. Ведь односторонний выбор в пользу какой-либо из этих двух держав равнозначен отказу от той самостоятельной, «центральной роли» в АТР, исполнение которой само по себе консолидирует АСЕАН. К фактической утрате этой роли привел бы и внутренний раскол в Ассоциации на «друзей Америки» и «друзей Китая». Между тем перспектива подобного раскола просматривается уже не только внутри АСЕАН, но и внутри отдельных стран-участниц: и у Вашингтона, и у Пекина есть свои сторонники в местных политических и деловых элитах.

Подчеркнем, что самый тревожный аспект происходящего связан с взаимным наложением трендов, обрисованных выше. Их «негативной синергии» в пределах прогнозного пятилетия способствует надлом существующего миропорядка, пришедшийся на 2014 год. О том, каким образом события на треке «США – ЕС – Украина – Россия», обрушившие систему региональной безопасности в Европе, могут отозваться в АТР и ЮВА, будет кратко сказано ниже. В связи с рождением Исламского государства на территориях Ирака и Леванта мусульманским странам ЮВА уже пророчат новый подъем религиозно окрашенного экстремизма.

Удержит ли АСЕАН свою «центральную роль»?

Слишком многое говорит о высокой вероятности того, что в АТР, как и в мире в целом, движение от однополярности к полицентризму, носившее до последнего времени более или менее эволюционный характер, может перейти в качественно иную – прорывную, конфликтную или, называя вещи своими именами, революционную – фазу. К несчастью для АСЕАН и ее членов, это не то, к чему они готовили себя до последнего времени.

В 1990‑е годы, делая заявку на создание «новой архитектуры» безопасности в АТР, лидеры АСЕАН более или менее исходили из того, что:

•лучшая гарантия общей безопасности стран региона – отношения растущей и углубляющейся экономической взаимозависимости между ними;

• с прекращением биполярного противостояния сверхдержав теряют свое былое значение традиционные, военно-политические угрозы и лейтмотивом сотрудничества в сфере безопасности становится совместная борьба с угрозами нетрадиционными – вспышками новых заболеваний, изменением климата, чрезвычайными ситуациями, возникающими ввиду природных и техногенных катастроф, морским пиратством и пр.;

• важнейшая форма борьбы за мир – поддержка демократии повсюду в мире, ибо в мире, где восторжествует демократия, не будет войн.

В сущности, деятельность АРФ, СМОА+ и ВАС – диалоговых платформ, на которых АСЕАН реализует свою «центральную роль», – до сих пор вдохновляется этими посылками, хотя аргументы в пользу того, что они небезупречны, копились и множились как минимум с начала XXI века. Предельную ясность в этот вопрос внесли события 2014 года, показавшие, что:

• экономическая взаимозависимость не страхует от конфликта, в основе которого лежит геополитический антагонизм;

• традиционные угрозы безопасности на то и традиционные, чтобы оставаться константой мировой политики, новые же угрозы опасны не столько сами по себе, сколько в комбинации с военно-политическими;

• развязывание войн не является проблемой для США, если с точки зрения американских элит это нужно для защиты их мировой гегемонии.

Необходимость корректировки той «философии безопасности», которой придерживается АСЕАН, – не единственная проблема, возникающая в связи с деятельностью АРФ, СМОА+ и ВАС. Не менее, если не более, важно, что упомянутые образования пока что не имеют официальных каналов связи и обмена информацией, не координируют свою деятельность и в этом смысле являются разве что «элементной базой» региональной системы безопасности. До системы как таковой здесь еще далеко – со всеми вытекающими последствиями для способностей этой тройки реально препятствовать процессам дестабилизации региона, когда – и если – они пойдут по нарастающей.

Сказанное побуждает заключить, что в ближайшие пять лет от АСЕАН потребуются нетривиальные меры для удержания своей «центральной роли» в АТР и для объединения в систему тех элементов «новой архитектуры безопасности», которые наличествуют в регионе сегодня. Иначе правомерно ожидать прогрессирующей утраты «центральной роли» и отмирания если не всех, то некоторых элементов «новой архитектуры» (прежде всего АРФ), не говоря уже о том, что реальной политической инициативой завладеют великие державы.

Впрочем, даже такой поворот событий не означает, что у АСЕАН нет будущего как у субъекта полицентричного мира. Очень многое зависит от того, как и чем разрешится соперничество великих держав. И в этой связи – при всей кажущейся маргинальности «украинской проблематики» для АТР и при отнюдь не первостепенной роли России в делах региона – имеет смысл подчеркнуть: развязка противостояния Россия – Запад на почве украинского кризиса непременно скажется на судьбах АТР и АСЕАН.

Значение украинского кризиса для АТР

Стремясь переоформить глобальную гегемонию США, администрация Барака Обамы выдвинула двуединый проект, предполагающий создание гигантских зон свободной торговли – Трансатлантического партнерства, связывающего Америку с Евросоюзом, и Транстихоокеанского партнерства, в которое Соединенные Штаты вовлекают группу азиатских государств (включая четыре страны АСЕАН – Бруней, Вьетнам, Малайзию и Сингапур, но не Китай). В обоих проектах роль «гендиректора» отводится Вашингтону, и оба продвигаются пока с натугой – как по причине того, что слишком явно скроены под американские интересы, так и из-за того, что в последние два десятилетия серьезно укрепилось, с одной стороны, взаимодействие Европы с Россией, а с другой – взаимодействие Азии с Китаем. Отсюда – необходимость принимать комплексные политико-экономические и информационные меры, нацеленные на отсечение Европы от России (их кульминация – события на Украине), а Китая – от Азии (через эксплуатацию проблематики территориальных споров в Южно-Китайском море и пр.).

Осложняя свои отношения с РФ и КНР одновременно, США сами подталкивают эти две державы навстречу друг другу. Видимо, до недавнего времени американцы исходили из того, что Россия и Китай не готовы реально координировать усилия по противодействию гегемонии США. 2014 год наглядно показал, что этот взгляд ошибочен. Налицо ситуация, в которой, при сохранении нынешнего уровня взаимодействия между РФ и КНР, попытки «изолировать» или «сдержать» любую из этих сил не дают ощутимого результата. Судя по риторике и образу действий США, в Вашингтоне сделан вывод, что пора «разобраться» с российско-китайской связкой, «изъяв» из нее РФ как более слабую величину, с которой у США нет серьезной экономической взаимозависимости и которой можно наносить какой угодно ущерб без ущерба для себя.

Первый этап этой операции – отрыв Украины от РФ с помощью Евросоюза, и особенно Германии. Далее планируются возбуждение в России массового недовольства через экономические санкции и манипуляции ценами на нефть, экспорт «цветной революции» в украинском варианте и «смена режима». Венец всего этого – перевод РФ под внешнее управление по украинской модели.

После этого Америка сможет уже вплотную заняться своим главным противником. На северных границах Китая возникнет принципиально новая и крайне неприятная для него ситуация. Выйдя на выигрышные геополитические позиции, Вашингтон постарается не только продавить Транстихоокеанское соглашение о свободной торговле, но и форсировать создание в АТР многостороннего военно-политического союза как гаранта своего доминирования – на чем и закончится «центральная роль» АСЕАН.

Пусть те, кто сочтет подобную схему «страшилкой», признают одну простую вещь: она ничуть не страшнее и не фантастичнее того, что Белый дом, ЦРУ и госдепартамент сотворили с Украиной, опираясь на помощь тамошних националистов, частных военных компаний США и восточноевропейских (как и западноевропейских) русофобов.

Даже если вероятность столь крутого поворота в мировых делах незначительна, продумывать такие сценарии до логического конца весьма полезно – хотя бы для того, чтобы уяснить их полную неприемлемость и для самой России, и для ее азиатских партнеров. Успех американцев был бы равнозначен жесточайшему удару по современной российской государственности, радикальному осложнению внешних условий развития КНР и ограничению ее потенциала как лидера модернизирующейся Азии. Перспектива становления полицентричного мира была бы смазана на неопределенное время – с явным ущербом для всех, кто связывал с ней известные надежды, включая АСЕАН.

Предотвращение этой национальной, региональной и геополитической катастрофы потребует от России колоссальной самоотдачи, в том числе качественного приращения экономического потенциала путем активного сотрудничества с Азией. В случае успеха Россия получит призы в виде выхода на новый уровень мирополитического влияния; существенного укрепления своих позиций в стратегическом партнерстве не только с Китаем, но и с АСЕАН; роли одного из основоположников полицентричного мира и регуляторов отношений в нем.

Общее впечатление таково, что в пределах прогнозного периода у России достанет политической воли, материальных и интеллектуальных ресурсов, чтобы отстоять свои коренные интересы и поддержать позитивную динамику развития в ЮВА и АТР.