О, бедное человечество!
Когда мы находились в Феаполе, авва Иоанн, игумен монастыря Гигантов, рассказал нам нечто подобное: «Незадолго пришел ко мне молодой человек.
– Ради Бога, прими меня, – говорил он. – Я желаю раскаяться.
Говоря это, он проливал слезы и вообще имел вид человека, совершенно убитого горем.
– Скажи мне, – спросил я его, – что привело тебя в такое сокрушение?
– О, отче, я – великий грешник…
– Поверь мне, чадо, – говорю ему, – что как бы ни были велики и разнообразны прегрешения, есть и много целительных средств. Только если ты подлинно желаешь исцеления, скажи мне всю правду о себе, чтобы я мог назначить соответствующую епитимию. Одним способом врачуется блудник, другим – убийца, третьим – лживый врач. И совсем иное нужно для сребролюбца.
Юноша залился слезами и с громкими воплями ударял себя в грудь. От необычайного душевного волнения у него захватывало дух, и он не мог выговорить ни одного слова. Видя, что при его отчаянии и невыразимой скорби он даже не в силах рассказать о своем несчастии, я говорю ему:
– Чадо, выслушай меня: соберись сколько-нибудь с мыслями и расскажи мне, в чем дело. И Христос Бог наш пошлет тебе Свою помощь. По Своему неизреченному человеколюбию и бесконечному милосердию Он все претерпел ради нашего спасения: обращался и с мытарями, и не отверг блудницу, и разбойника принял, и назван был другом грешников, наконец, претерпел и крестную смерть. С радостью примет Он и тебя в Свои объятия, видя твое раскаяние и обращение. Он не хочет смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему.
Тогда, сделав над собой усилие и несколько воздержавшись от слез, юноша начал говорить.
– Отче, я исполнен всякого греха, недостоин неба и земли… Два дня тому назад я услышал, что у одного из вельмож этого города умерла дочь-девица и была погребена в склепе за городом в дорогих нарядах. По привычке к гнусному занятию я ночью пришел в склеп и начал раздевать ее… Снял все, что на ней было… Не пощадил даже последней сорочки – и той лишил ее… всю обнажил, как ее мать родила… Я уже хотел выйти из гробницы, как вдруг она поднимается прямо передо мною и, протянув левую руку, хватает меня за правую…
«Так-таки, негодный человек, тебе и нужно было обнажить меня? – вскричала умершая. – И ты не устрашился Бога? Не побоялся и последнего воздаяния на Страшном Суде?! И не жаль тебе меня, умершей во цвете лет? И не постыдился ты общей матери – природы? Но ведь ты – христианин!!! Так-таки нагою, по-твоему, я и должна предстать пред Христом?! И мой пол не устыдил тебя?! Не женщина ли родила также и тебя? Не обесчестил ли ты вместе со мною и свою мать? Какой ответ, какое оправдание, несчастнейший из людей, принесешь ты пред Страшным Судилищем Христовым?.. При жизни ни один чужой глаз не видал лица моего, а ты после смерти и погребения обнажил меня и видел мое нагое тело?! О, бедная человеческая природа, в какую бездну зла низверглась ты! С такими чувствами, с такими руками как приступишь ты к принятию Святейших Тайн Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа?!»
Пораженный всем виденным и слышанным, я дрожал от ужаса и едва мог выговорить:
– Отпусти меня… Я никогда не буду делать ничего подобного…
– Да, ты по своей воле пришел сюда, но выйти отсюда не от тебя зависит!.. Эта гробница может сделаться общей для нас обоих… Впрочем, не думай, что смерть немедленно поразит тебя, но после долгих мучений страшным образом ты испустишь злую душу твою…
Тогда я принялся со слезами умолять ее, чтобы отпустила меня. Я клялся всемогущим Богом, что никогда не буду совершать столь гнусных и беззаконных поступков. После усиленных продолжительных просьб и обильных слез она, наконец, ответила мне:
– Если желаешь остаться в живых и избавиться от настоящей беды, дай мне слово, что, если я отпущу тебя, ты не только бросишь эти отвратительные и нечистые дела, но немедленно отречешься от мира, сделаешься иноком и, раскаявшись в своих поступках, будешь служить Христу.
– Не только то, что ты говоришь, – клялся я, – нет, – я не зайду даже сегодня в дом мой, но прямо отсюда иду в монастырь.
– Одень меня по-прежнему, – сказала девица. И лишь только я одел ее, она снова пала на
ложе и стала мертвой. А я, несчастный грешник, выбежав из гробницы, пришел сюда.
Выслушав рассказ юноши, я успокоил его, говоря ему о покаянии и воздержной жизни, и затем постриг его. Облачив в иноческое одеяние, я затворил его в горной пещере внутри города. Он воздал благодарность Богу и теперь подвизается для спасения души своей.
Монастырь Гигантов находился в Феополисе, т. е. в Антиохии.
«Как с такими руками приступишь ты к принятию Святейших Тайн?» В древние времена не только священники, но и миряне принимали св. Евхаристию руками. «Приступая к Евхаристии, – говорит Кирилл Иерусалимский, – приступай не с распростертыми ладонями рук, не с разделенными пальцами; но левую, как бы седалище для правой, подкладывай под оную. Она имеет восприять Царя, и распростертою рукою принимай Тело Христово, говоря при сем: Аминь. А руки должны изображать вид креста». О причащении в древности см. прим. к гл. 17 и 30.
Заметим указание на епитимию в древней Церкви.
Ограбление могил – порок, очевидно, распространенный в древности. Сильное обличение его см. в творениях св. Григория Богослова. Том V. Стихотворения.