К Осипову прибыл капитан из оперативного отдела штаба OOP с важным сообщением. Полковник после разговора с капитаном пригласил нас к себе на обед. Кстати, это был последний обед – заканчивалось мое пребывание в полку, надо возвращаться в Одессу, а оттуда в Севастополь.
За обедом разговор сам собой свелся к положению здесь, на Восточном участке обороны. Осипов жаловался, что у него нет артиллерии: ну что это, две пушки на километр! А уж о танках и говорить нечего.
– Танки! Танки! – Он ходил по крохотной горнице, как лев в клетке. – Вот если бы ты, капитан, сказал нам, что сюда идут танки, ты стал бы самым дорогим человеком! Я бы возил тебя матросам показывать. Ты понимаешь, как нам нужны танки? – Он нацедил вина из чайника в кружку капитана. – Вином бы тебя поил за свой счет. Ты понимаешь, капитан, дальше нам пятиться – некуда! Так и передай там.
– И ты, корреспондент, – обратился он ко мне, – скажи в Одессе и в Севастополе, что с одними винтовками мы тут много не навоюем! В Москву приедешь – скажи и там, что нам нужны танки!
С большой неохотой я уезжал из полка. И пока машина неслась к штабу OOP, в моих ушах все время стояли слова Осипова: «Танки! Танки!»
Никто тогда еще в полку не знал о том, что восемнадцатого сентября в одесском порту начали высаживаться первые эшелоны 157-й стрелковой дивизии, а через два дня из Одессы в Севастополь отправился на «морском охотнике» капитан 1 ранга С. Н. Иванов для согласования планов штаба OOP по намечающемуся контрудару в Восточном секторе обороны и по высадке морского десанта в тылу у противника в районе Григорьевки. Эта операция, сложная и необычайно смелая, должна была освободить город от артиллерийского обстрела, особенно порт, единственную точку, связывающую осажденную Одессу с Большой землей.
Вместе со 157-й дивизией должны были прибыть гаубичный полк и батальон танков.
Поэтому, когда я впоследствии, выполняя настойчивую просьбу Осипова о танках, говорил с членом военного совета Азаровым и начальником политотдела Бочаровым, они односложно отвечали мне: пусть полковник Осипов не волнуется – будут танки.
Операция под Григорьевкой, как известно, началась не совсем удачно, а закончилась великолепно, и полк морской пехоты, которым командовал Я. И. Осипов, вернулся на прежние позиции, туда, где начинал свою боевую деятельность.
Одесса была избавлена от разрушительных артиллерийских обстрелов.
…Наступило время отъезда. Искать оказию долго не пришлось: через несколько часов из порта отправлялся в Севастополь «морской охотник» с ответственным работником штаба OOP, и мне сказали, что я могу составить ему компанию.
Катер уже ждал нас, как только мы очутились на борту, тотчас же последовала традиционная команда: «По местам стоять! Со швартов сниматься!» Взревели мощные моторы, и катер отвалил.
Всякое путешествие, даже непродолжительное, невольно вызывает раздумье: начинаешь грустить о тех, с кем расстаешься, и думать о том, что тебя ждет впереди.
Мне было как-то особенно тяжело расставаться с Одессой – здесь я познакомился со столькими интересными людьми!
Когда «морской охотник», выйдя из порта, развил полный ход и Одесса начала постепенно уходить за горизонт, стало еще грустнее, и мне вспомнилось: «Всего, что было, уже не будет. Всего, что будет, еще нет». Эти слова принадлежат, кажется, Альфреду Мюссе. Я попытался утешить себя сентенцией о том, что надо помнить о прошедшем и терпеливо и смело ждать будущее.
Но это нимало не утишило ту боль, которая обосновалась в сердце, и, сидя на палубе, на разножке, я смотрел на чистое, почти индиговое море и думал о людях, оставшихся в Одессе, о Москве и, конечно, о том, что меня ждет в Севастополе.
До поездки на Юг, на действующий Черноморский флот, я, как и многие, считал, что война будет недолгой – к зиме все вернутся по домам.
Пребывание в гарнизоне осажденной Одессы раскрыло глаза на то, что до сих пор виделось как бы в радужной дымке: я понял, что война будет долгая и жестокая. Разумеется, я ни на минуту не сомневался в нашей победе, но заплатить придется за нее дорого!
Катер подходит к мысу Лукулл. Подходя к этому месту, моряки считают, что они уже дома. Правда, надо еще пройти через Стрелецкий рейд, затем через ворота бонового заграждения – вот тогда ты действительно дома. А мыс Лукулл – это всего лишь порог того дома, который зовется Севастополем. Но вот мы проходим все, кладем руль вправо и входим в Южную бухту.
Попрощавшись с экипажем, мы сходим на берег: мне в гостиницу, а работнику штаба OOP на Флотский командный пункт – ФеКаПэ, – тут два шага.
В небе возникает знакомый гул немецких бомбардировщиков.
На кораблях раздаются беспокойные звуки колоколов громкого боя. Зычно и тревожно гудит Морской завод.
Где-то у внешнего рейда начинают стрелять зенитки… Очередной налет фашистской авиации на Главную базу Черноморского флота.
В городе уже нет той бросавшейся некогда в глаза суеты: врага встречает не безопытный новичок, а старый солдат, сам товарищ Севастополь. Зенитный огонь разбивает строй, а затем пушкари искусно сбивают с курса и не дают фашистам бросать бомбы в черте города и, как говорят в сводках, у важных объектов.
Быстро, почти незаметно прошли выхлопотанные мною дополнительные две недели.
Телеграмма, обязывавшая возвращаться в Москву, была неожиданной.
После Одессы я стал уже привыкать к севастопольской жизни тут и Главной базе Черноморского флота, редкий день обходился без налета вражеской авиации, зато, как в фокусе, сосредоточивались все события и новости: отсюда уходили и сюда возвращались с позиций подводные лодки, сюда же спешили после выполнения задания миноносцы, крейсеры, тральщики и «морские охотники».
Сюда пришла еще в первых числах сентября, до нашего с Хамаданом отбытия в Одессу, Дунайская военная флотилия, и Севастополь первым узнал о подвигах дунайцев, об их трудном и невероятном переходе с Дуная в Главную базу флота.
Дунайцы с первого же часа своего появления привлекли внимание севастопольцев: они были черные от загара и оборванны, как цыгане из беднейшего табора; все их обмундирование было замызгано и выжарено на солнце почти до полной потери своего естественного цвета. На ногах у многих были сапоги с короткими голенищами, в которые заправлены брюки.
Впервые речные суда прошли морским путем довольно большое расстояние, и причем не просто прошли, но всюду дрались с противником.
Они остались без интендантских складов: не было у них ни обмундирования, ни продовольствия. Стремясь к Севастополю, они питались чем Бог подаст. А Бог, как известно, на войне – скуп.
«Живописный вид» дунайцев привлекал внимание «архангелов» комендатуры: война войной, но в Главной базе ходили «как положено».
С дунайцами прибыл и писатель Лазарь Лагин.
Я не представлял себе, что прощаюсь с Севастополем более чем на полгода, что через две недели севастопольцы выйдут за пределы крепости, чтобы грудью встретить ворвавшегося в Крым врага, что в битве за Главную базу многих не станет, а иные хоть и падут смертью, но мы навеки запомним их имена…
Прощание и отъезд из Севастополя в ночь на тринадцатое октября было тревожное: с Перекопа в Севастополь автомашины без устали доставляли раненых – там шли ожесточенные бои.
В конце сентября после десанта под Григорьевкой положение Одессы значительно улучшилось и укрепилось, а обстановка на Перекопском перешейке с каждым днем ухудшалась.
Еще в сентябре Крым был отрезан от страны 11-й гитлеровской и 3-й румынской армиями. Войска противника растеклись по Причерноморью и Ногайским степям, чуть ли не до самого Азовского моря. И еще тогда было ясно, что этим дело не кончится, что Гитлер оставлять Крым в тылу своем не будет, а наша армия и флот не смогут одновременно оборонять Одессу и Крым. К тому же из перехваченных документов было известно, что еще перед началом осады Одессы гитлеровский генштаб рассчитывал в случае быстрого захвата Одессы наладить через ее порт снабжение своих армий, но долгое топтание 4-й румынской армии у стен Одессы заставило гитлеровцев отказаться от этой идеи, возникла новая.
Новой идеей был охвачен сам фюрер – захват Крыма и продвижение на Ростов и Кавказ.
Как известно, Крым – это не пляжи Евпатории и Южного берега, а прежде всего – Севастополь, Главная база Черноморского флота и почти сплошные аэродромы в степной части. Оставлять в тылу своем Крым Гитлер ни за что не хотел. С Крымом нужно было быстрее, чем с Одессой, разделаться: Севастополь будут брать немцы, а не румыны. И для этой цели у Гитлера на примете был человек, которого в Третьем рейхе называли: