Телесное движение как форма проявления человеческой экспрессии

Анализ методологического основания и эвристических принципов исследования онтологии творчества, проведенный в предыдущих главах книги, позволяет определить генезис арт-терапевтических моделей, направленных на трансформацию устаревших паттернов поведения. Рассмотрим основные положения теории онтологии движения, знание которой открывает возможность для коррекции широкого круга психологических, психических и психосоматических проблем.

Что такое движение? Следует различать движущееся тело и движение как таковое – процесс, явление, связанное с перемещением, изменением положения материального тела. Движение можно исследовать и как функцию тела, направленную на включение субъекта в среду, и как «психологическое напряжение», посредством которого человек «разворачивает перед собой» свой мир (Мерло-Понти, 1999, с. 115). Следует отметить, что для П. Жане «бытие в мире» есть «функции реального» (там же, с. 115), для А. Бергсона – «внимание к жизни», которое представляет собой осознание «зарождающихся» в теле движений (там же, с. 114). Все формы движения свидетельствуют об укорененности субъекта в среде, о его способности посредством телесного действия адаптироваться к ее изменениям. Таким образом, движение выступает как место встречи тела и духа, соединяя в себе весь опыт пребывания человека в мире.

Весь спектр возможных движений человека условно можно свести к двум формам проявления: непроизвольные и произвольные движения. Непроизвольные движения, прежде всего, детерминированы общим состоянием тела-организма; они связаны с физическим и эмоциональным состоянием человека, являются отражением характера отношений субъекта с внешней средой. Характер выполнения непроизвольных движений говорит об отношении субъекта к миру: «принятии» или «непринятии» его, «закрытости» или «открытости» к нему. Непроизвольные движения выражаются в мимике лица, в пластике тела, при аффектах (смехе, плаче), во сне, в трансе и т. д.

Форма, характер и направленность произвольных движений регулируется сознательно, акт движения имеет определенное значение. Семиотика знаковости телесных движений теснейшим образом сопряжена с социокультурными характеристиками общества, в котором живет субъект. Для каждой культуры модели движения типологически обусловлены наиболее приемлемыми качествами выражения: силой, скоростью, ритмом. Экспрессивные характеристики движения определяются сложившимися в обществе представлениями о возможных способах и формах самовыражения личности.

В. С. Мухина, развивая идеи К. Ясперса о формах экспрессивного проявления душевной жизни, выделяет пять принципов экспрессии. Согласно первому принципу, «любая внутренняя деятельность сопровождается движением, которое представляет собой его доступный пониманию символ» (Мухина, 2003, с. 11). Иначе говоря, душевное состояние человека (радость, грусть, задумчивость, сосредоточенность и т. д.) характеризуется той или иной формой телесного самовыражения, заключенного в мимических и жестовых репрезентаций.

Второй принцип экспрессии отражает ориентацию индивида на отношение Другого. По мнению В. С. Мухиной, «человеку свойственно бессознательное стремление к демонстрации самого себя, к реализации потребности быть признанным со стороны своей экспрессии» (там же, с. 11). Мнение Другого откладывает отпечаток на формы индивидуальной экспрессии. Движения зависимого от установок Другого индивидуума механистичны, не полностью идентифицируемы по отношению к его личностным особенностям: они представляют не его бытие-для-Себя, а его бытие-для-Другого. В акте произвольного и непроизвольного движения выражается не «индивидуализирующая сущность» такого субъекта, а то, каким он видит себя глазами Другого. В отличие от движений ребенка, выразительных своей естественностью, движения зависимой личности имеют совсем иную бытийную природу: посредством принятия социальной роли индивидуум выражает согласие быть ведомым субъектом в системе социальных отношений.

Третий принцип характеризует движения индивидуума как проекцию, плод родовых, этнических традиций, в которых формируется образ его телесности. Каждому народу, каждой культуре и субкультуре присущи свои устойчивые паттерны телесных репрезентаций. Характер проявления телесности, ее вещественности и осязаемости обусловлен рамками определенной культурно-исторической общности. Находясь в «поле» воздействия социокультурных традиций, индивидуум, тем не менее, способен расширить границы и видоизменить формы движенческого стереотипа, ориентируясь на чувство своей целостности. Определяя для себя принятие той или иной традиции, личность, тем не менее, всегда остается в поле воздействия Другого; бессознательное, телесность – всего лишь слепки культуры, в границах которой воспитывается человек.

Четвертый принцип связан с гендерными различиями. Телесные репрезентации не столько определяются анатомо-физиологическими особенностями человека, сколько принятием им образа телесного поведения, ориентацией на мужской или женский тип поведения. Последнее обстоятельство свидетельствует о психологической и субкультурной установке, которой следует индивидуум, его отношение к стереотипам оценки социального поведения человека в целом.

Пятый принцип характеризует особенности телесной экспрессии в зависимости от возрастных периодов жизни индивида. По существу, речь идет о характере выражения жизненной силы – жизненности человека, изменяющейся в процессе его жизнедеятельности. Жизненность проявляется в способности осуществлять экспрессивные, пластичные движения. Разнообразие форм движений, экспрессия и лабильность телесного поведения свидетельствуют о жизненности человека, о его способности к изменению, восстановлению функций организма после болезни, о возможности активного взаимодействия с внешним миром. Напротив, слабость, вялость, ригидность телесных движений говорят о снижении жизненных сил, о потере способности к возрождению.

Таким образом, анализ характера экспрессии поведения позволяет описать феноменологию движения, формы встраивания человека в мир, его способность к обновлению, т. е. его отношение к себе и к миру. Экспрессия движения свидетельствует о стремлении человека к самовыражению, о его способности принять окружающий его мир и себя в нем. Она указывает на его жизненность, на способность встраиваться в те или иные границы социокультурных отношения.

Представление о сущности телесного движения человека не сводится к его различению на произвольные и непроизвольные формы. В данном контексте речь идет о рассмотрении отношения к движению как к рационально управляемому действию либо как к рефлекторному акту.

Предметом нашего анализа выступает генезис форм движения субъекта для себя и для Другого. Данный взгляд отличается от ракурса рассмотрения природы движения, представленного французским философом М. Мерло-Понти. В своем труде «Феноменология восприятия» М. Мерло-Понти выделяет две формы существования человека: «в себе» и «для себя» (Мерло-Понти, 1999, с. 166). «Существование в себе» он связывает с конкретной формой движения, с «Greifen» («хватать»); «существование для себя» – с абстрактной формой движения, с «Zeigen» («показывать»). Иначе говоря, исследование двух форм движения соотносится с изучением двух форм существования человека: физиологической и психической (там же, с. 166).

Последовательный анализ природы движения «для себя», проведенный М. Мерло-Понти на примере исследования феномена апраксии, достаточно полно и глубоко раскрывает генезис движения для самого действующего лица. В то же время движение для себя может выступать в качестве средства самопознания, выражения неявного знания о себе, о своей телесности в явные формы своего аутентичного поведения.

В свою очередь, движение для Другого выступает в качестве оформленной внешней репрезентации «Я», способом сосуществования индивидуума с Другим. Обе формы движения выражают «внешние» и «внутренние» стороны бытия человека, выступают в качестве средства его соединения с миром. Первая форма, которая может быть представлена как в конкретном, так и в абстрактном двигательном акте, направлена на исследование субъектом самого себя, на изменение себя посредством движения. Вторая форма связана с характером восприятия индивидуумом Другого, с его отношением к тому субъекту, который осуществляет движение по направлению к нему.

На основе исследования филогенетических и онтогенетических предпосылок формирования движения М. Мерло-Понти выделяет рефлекторное, конкретное, абстрактное движение, которые соответственно можно определить как дообъектное, объектное, рефлексивное движение (там же, с. 137–197). С точки зрения М. Мерло-Понти, рефлекторное движение выступает как процесс, следующий смыслу ситуации, выражающий установки субъекта, направленные на внешнее по отношению к нему окружение. Такое движение осознаваемо на отдельных этапах своего развития, но никогда не осознаваемо полностью. Возможность выполнения рефлекторного движения обусловлена способностью человека к «дообъектному видению», на которое указывал М. Мерло-Понти.

Конкретное движение направлено на объекты среды, оно указывает на способы и формы удовлетворения актуальных потребностей человека. Конкретное движение объектно, так как оно интенционально направлено на предмет восприятия. Его объектность обусловлена знанием качественных характеристик предмета и знанием того, каким образом тело способно соединиться с ним.

Абстрактное движение, по мнению М. Мерло-Понти, формируется и развивается «в возможном», «в небытии». Оно существует само для себя, так танцор создает новые формы движения, осуществляя движение ради движения. «Абстрактное движение прорывает внутри заполненного мира, в котором разворачивалось конкретное движение, некую зону рефлексии и субъективности, оно наслаивает на физическое пространство виртуальное, или человеческое», – отмечает М. Мерло-Понти (там же, с. 153). Абстрактное движение формируется и осуществляется благодаря способности человека к восприятию самого себя, т. е. к рефлексии. Оно может быть определено как «рефлексивное движение», поскольку его восприятие сополагаемо с восприятием субъектом себя.

И конкретные, и абстрактные формы движения являются намеренными действиями, опосредованными физическими возможностями субъекта, его психическим состоянием, культурой и ситуативными условиями. Рефлекторное движение – действие, задаваемое условиями среды и ее знанием человеком; оно «чистое» свидетельство о бытии тела, являющего ему себя.

В движении и посредством движения человек познает «непроявленное бытие» своей души и своего тела. Формы движения человека связаны с его потребностями и намерениями, они социально обусловлены. Движение выступает и как средство коммуникации субъекта, и как способ его самовыражения, «самопознания» в окружении людей. Иными словами, движение предстает как биосоциальный феномен, проявляющийся в теле и посредством тела, оно является универсальным способом познания человеком мира, в котором он находится.

Движение совершается телом, как под контролем рассудка, так и без его участия, непосредственно, как спонтанное противодействие воздействиям «внутреннего» или «внешнего» мира. «Исследуя» себя посредством перемещения, тело «познает» собственные возможности, обеспечивающие его вхождение в мир и пребывание в нем. Спонтанное движение самодостаточно, оно не нуждается в постоянном подкреплении своего значения извне со стороны рассудка; оно продуцируется телом. Место и значение рассудка в формировании движения обусловливается целеполаганием субъекта действия и условиями его существования. Ум контролирует процесс разворачивания действия, оставляя за телом «право» на оформление движения, включая его кинетические, кинестетические, сенситивные, чувственные, когнитивные и даже эстетические проявления. Модель двигательного акта создается на досознательном уровне, сознание лишь фиксирует и определяет для себя его качественные стороны, свое отношение к формам их реализации.

Помимо рассудочной и дорассудочной характеристик движения, можно выделить его социальную сторону, отвечающую за формирование намерения по удовлетворению целого спектра коммуникативных потребностей человека. Стремясь к скорейшему достижению своих целей, субъект задает характер движения, зачастую игнорируя жизненные возможности своего тела: его энергетичность, выносливость и подвижность. В этом парадоксальном акте действия субъект отчуждается от тела, сосредоточивает свое внимание на интенционируемом объекте, вычеркивая тем самым собственное тело из сферы контроля.

Что же представляет собой феномен движения для самого человека? Чем является движение для «Я»? «Я» есть психологическое образование, сохраняющее свою идентичность в ситуации бесконечного числа внутренних процессов, протекающих как на уровне материального тела, так и в сфере психического, духовного. С одной стороны, «Я» осознает себя как сложившуюся упорядоченность, многомерную саморегулирующуюся систему, обособленную от других психологических образований. С другой стороны, «Я» находится в состоянии постоянного изменения, становления, трансформации. От случая к случаю «Я» удается фрагментарно схватывать и осознавать постоянно происходящие с ним перемены. Именно поэтому основным мотивом для «Я» выступает потребность в осознании событий, разворачивающихся и сворачивающихся внутри него самого, безотносительно процессов, совершаемых вовне. На решение этих задач «Я» направляет свои силы, постоянно оставаясь неудовлетворенным собою, своей неспособностью обрести знание о самом себе. В этом противоречии «Я» живет, «радуется» и «страдает», вступает во взаимодействие с окружающим миром, в разговор с самим собою. Таким образом, «Я» все время находится в процессе изменения, расширяя границы осознания которого оно приближается к постижению своей самости, своего предназначения в мире.

Можно сказать, что «средством познания» для «Я» выступает тело: мотивируя тело к выполнению движения, «Я» осознает свою неспособность полностью контролировать формы и качества движения. Движение развивается в теле, однако тело сокрыто для «Я», и поэтому «Я» вынуждено только принимать результат свершившегося события. И как результат, оно («Я») не в состоянии прогнозировать последствия воздействия на самое себя. В этой связи следует отметить тот факт, что проблема совершения ошибочных движений субъектом связана с его способностью к рефлексии. Чем выше уровень рефлексии, тем точнее, пластичнее его движения.

Рефлексия движения строится на основе исследований, изложенных в трудах философов, психологов и физиологов. В работах отечественных ученых движение рассматривается как форма соединения человека с внешним миром. Анализ природы движения представлен в трудах Н. А. Бернштейна (Бернштейн, 1947), исследование структуры произвольных движений – А. В. Запорожец (Запорожец, 1960), механизмов управления движениями – В. П. Зинченко (Зинченко, 1979), структуры инструментального действия – Н. Д. Гордеевой (Гордеева, 1995). Результаты эмпирических поисков показали, что движение, моторные схемы не могут быть механистично усвоены. Качество овладения сложными двигательными навыками зависит от структурной организации сенсомоторного акта, от характера отношений между когнитивными компонентами действия, которые формируются в рамках определенных этнокультурных моделей, определяющих эффективность деятельности человека в границах социокультурных отношений в целом. Характеристики движения, его качества и параметры опосредованы физическим, эмоциональным состоянием организма, возможностями тела, характером его осознания самим субъектом действия. Когнитивный аспект крайне редко связывается с оценкой успешности выполнения невербального действия, с уровнем развития сенсомоторной сферы и анализируется, как правило, в работах, посвященных исследованию операторской и музыкальной деятельности, например в сфере дирижерского мастерства (Теплов, 1985; Ержимский, 1988).

В то же время взаимозависимость сенсомоторных, энергетических и когнитивных функций человека выявлена в социально-психологических исследованиях, раскрывающих механизмы обучения одаренных детей. В ряде работ отмечена центральная роль «аффективного ядра» в организации сложных двигательных актов, показывается зависимость между способностью замечать, отслеживать движение и воспринимать речь (Гаццулло, Музетти, 1994, с. 35–46), доказывается факт связи между показателями низкого порога мышечного чувства и депрессивным состоянием человека (Бертолини, Нери, 1994, с. 54–65).

Таким образом, можно сделать вывод о том, что в акте движения находят отражение все стороны человеческого бытия: посредством движения осваивается как сам мир, так и способы сосуществования с ним. Отсюда, рефлексия генезиса движения позволяет раскрыть сущностные стороны генезиса телесности человека, терапевтический контекст использования пластики. В этой связи М. Мерло-Понти справедливо отмечал: «Если содержание действительно может покоиться под формой и проявлять себя как содержание этой формы, значит, форма доступна только через него» (Мерло-Понти, 1999, с. 142).

Онтологическое содержание представленных видов телесного движения может быть исследовано в рамках трех философских подходов: культурно-исторического, аксиологического, психоаналитического.

С позиции культурно-исторического подхода, телесное движение человека нельзя рассматривать только как действие, направленное на осуществление локомотивных или коммуникативных функций. По мнению С. Л. Рубинштейна, движение выступает как индивидуальный способ самовыражения человека (Рубинштейн, 1957). Форма движения отражает не столько индивидуально-психологические характеристики субъекта действия, сколько типологические особенности поведения, формируемые в границах определенной социокультурной среды. Поэтому исследования сущности движения не могут проходить вне изучения влияния культурно-исторических предпосылок на формирование того или иного типа движения.

В рамках аксиологического подхода телесность, а вместе с ней и телесное движение, обладает смыслом, ценностным содержанием. Как отмечает И. М. Быховская, аксиология тела есть «осмысление человеческой телесности в контексте ценностно-нормативных категорий и характеристик» (Быховская, 2000, с. 8). Каждому народу, каждому индивидууму присущи свои особые формы невербальной коммуникации, которые опосредованы распространенными в обществе ценностно-нормативными представлениями о формах телесного поведения. Акт движения свидетельствует о событии – встречи субъекта с Другим, он имеет определенное смысловое значение. Движение связано с передачей информации от одного субъекта к другому. Наряду с лингвистическими, паралингвистическими, просодическими формами коммуникации, кинестетический невербальный язык общения обеспечивает взаимопонимание между людьми. Совокупность кинем – значимых жестов, мимических и пантомимических движений – образует язык коммуникации.

С позиций психоанализа, движение представляет собой некую символическую форму репрезентации бессознательного. По убеждению З. Фрейда, снятие аффективных переживаний, проявляющихся в формах и характере телесного движения, является наглядным примером символической переработки конфликтов в бессознательной сфере (Фрейд, 1991). Модель движения формируется в глубинных слоях психики, ее содержание и форма воплощения связаны с эмоционально-чувственным состоянием и когнитивными установками человека. Исследование типологических характеристик проявленного для рационального сознания движения позволяет через формы телесных проявлений «увидеть» содержание бессознательного.

В представленных подходах движение рассматривается как средство коммуникативного отношения, как результат взаимодействия «меня» и Другого, изучение движения как «инструмента» и «способа самопознания» практически не актуализируется. Наибольший интерес к данной тематике проявлен у феноменологов. В частности, в труде М. Мерло-Понти «Феноменология восприятия» и в работе Ж.-П. Сартра «Воображаемое. Феноменологическая психология воображения» осуществляется философская рефлексия генезиса движения. Исходя из научных принципов, изложенных в первой главе работы, исследуем онтологию движения с позиций феноменологического подхода, который дает возможность описать не воображаемое, а наблюдаемое в реальности движение.

Рефлекторное движение

Человек пребывает в мире, действует в нем, осознавая и не осознавая формы своей телесной репрезентации. Его тело, данное «Я» в качестве физического объекта, и существующее «для себя» вне «Я», имеет свое бытие. Рефлекторно оно реагирует на внешние по отношению к нему воздействия, отмечая тем самым себя как независимую от «Я» субстанцию.

Рефлекторное движение осуществляется автоматически. Характер и формы рефлекторного движения зависят от состояния «внутреннего пространства» тела, под которым понимается вся совокупность свойств и качеств организма и психической сферы. Иными словами, рефлекторный акт, проходящий вне сознания, отражает естественную потребность организма в самовыражении.

Человек, сознающий себя, обладая соответствующим представлением об образе своего тела, о своих телесных возможностях, способен наблюдать за рефлекторным движением. В процессе онтогенеза он научается управлять своим телом, однако это ему удается лишь отчасти; осознанный контроль форм проявления тела доступен ему до определенных пределов. Наблюдая поведение своего тела и частично управляя им, человек не способен точечно воздействовать на механизмы «разворачивания» движения внутри собственного тела.

Для осознающего себя человека рациональное восприятие тела осуществляется благодаря развитию у него когнитивных функций, отвечающих как за интенцию его внимания, так и за его способность к анализу. Интерпретация перцептивного опыта проходит посредством языка, обладая которым индивид определяет для себя самого значение своего телесного движения. При осознанном восприятии движения акт перцепции направляется волей субъекта; в сферу его внимания попадают качества, свойства и функции тела. Характер восприятия определяется намерениями субъекта, его мотивами и установками.

В свою очередь, само намерение формируется в сфере рационального мышления; оно складывается из осознанного отношения субъекта к себе и соотносения своих действий (движений) с условиями среды и возможностями своего тела. Наблюдая свое тело, формы и характер его движения, человек каждый раз осуществляет акт самопознания, анализирует свои телесные репрезентации, взаимосвязи психических и физических сторон своего бытия. При этом рефлексия и опредмечивание содержания наблюдаемых им рефлекторных движений собственного тела позволяют ему интуитивно предвосхищать результаты возможного рефлекторного акта.

Рефлекторное движение одновременно является и «безусловным», и «условным» действием. Безусловный рефлекс представляет собой генетически предопределенную форму реагирования организма на воздействия среды, облаченную в форму движения. Структура движения определяется физиологическим строением организма, характером развития его телесных функций, филогенетической предысторией человека. Условный рефлекс формируется в процессе жизни человека, он – результат его научения, приспособления к имеющимся физическим и «социальным» обстоятельствам.

Животное «организует» свое бытие благодаря врожденным инстинктам. По определению У. Джемса, «инстинкт есть способность действовать таким образом, что определенные цели достигаются непредвиденно и без предварительного научения относительно способа осуществления деятельности» (James, 1918, р. 383). Инстинкт генетически предопределен и специфически задан опытом предшествующих поколений. Он автономен, так как обеспечивает развитие и выживание конкретного вида, рода.

По мнению К. Лоренца, инстинкт является некоторой формой «бессознательного мышления», которое лишено рефлексии (Lorenz, 1937). Так, поведение «маугли» отражает бытие человеческого тела в «чистой» форме; в соподчиненных с условиями среды действиях он на интра– и интеррецептивном уровнях «познает» и «самоопределяет» себя. Согласно М. Мерло-Понти, тело обладает «дообъектным видением»: «Рефлекс, поскольку он открывается смыслу ситуации, и восприятие… – суть модальности дообъектного зрения, каковое мы и называем бытием в мире» (Мерло-Понти, 1999, с. 116). «Бытие в мире есть некое дообъектное видение, оно может отличаться от любого безличного процесса, от любой модальности resextensa, а равно от всякого cogitatio, от всякого личного познания, – и потому же оно окажется способным осуществить соединение „психического“ и „физиологического“» (там же, с. 116).

 

Рис. 60. Рисунок мальчика 6 лет (диагноз: задержка психического развития). Тема: «Город»

 

Рис. 61. Рисунок девочки 8 лет (диагноз: детский церебральный паралич). Тема: «Каракули»

 

Рефлекторный акт, осуществляемый телом, обеспечивает выживание и сознающего себя человека. Роль и значение рационального сознания для рефлекторной жизни тела имеет ситуативный характер: «Я», означая акт рефлекторного движения, не определяет форму его осуществления. Такая «неповоротливость» «Я» связана с неспособностью рассудка выделять, сохранять, соотносить и обрабатывать информацию о телесном действии в ограниченные ситуацией промежутки времени. При осуществлении рефлекторного движения контролирующая функция «Я» сводится к уровню фиксации уже свершившегося события. Тело само «принимает решение», регулирует свои функции и формы движения. Стало быть, оно «знает» как действовать, исходя из «знания» себя и условий, в которых разворачивается движение. «Если поведение – это форма, в которой „зрительные содержания“ и „тактильные содержания“, чувствительность и двигательная функция фигурируют лишь в качестве неразделимых моментов, оно остается недоступным каузальному мышлению, оно может быть схвачено только мышлением иного типа, которое берет свой объект в состоянии зарождения таким, каким он является тому, кто переживает его», – отмечает М. Мерло-Понти (там же, с. 164).

Возможно (используя терминологию М. Мерло-Понти), «мышление» тела представляет собой одну из форм «дообъектного видения». Этим «видением» обладают все живые организмы. С точки зрения Х. Субири, разум, т. е. способность мыслить абстрактно, является следствием развития мышления (Zubiri, 1964, р. 146–173). Рациональное мышление, рассудок является одним из видов мышления, которое выступает как способность постигать, «видеть» реальность. Отсюда можно допустить, что рефлекторный акт – это одна из форм проявления «дообъектного видения» мира.

Для человека мыслящего окружающее пространство обладает качеством структурности. Для животного, с точки зрения Х. Плеснера, среда не структурирована, границы его тела и окружающего его мира размыты. Неспособность обнаружения себя как объекта среды не позволяет животному определять самого себя и тем самым видеть границы и внутреннюю структуру среды. Среда как «окружающее поле» предстает животному в качестве «чистой сферы обнаружения», наполненной для него знаками, на которые оно рефлекторно реагирует.

Иначе говоря, по Х. Плеснеру, рефлекс – лишь реакция на знаковость среды. Мир наполнен знаками, на которые животное рефлекторно реагирует. Окружающее его пространство является «чисто сигнальным полем» (Плеснер, 2004, с. 222). Однако в завершении своих рассуждений о природе рефлекса Х. Плеснер все же приходит к мысли о возможности «обнаружения» животным себя. По нашему мнению, не воспринимая структуру среды, животное лишается возможности распознавать сигналы и находить адекватные ответы на ее требования. Рефлекторная природа действий не может объяснить все многообразие решений, которое демонстрируют и животные в постоянно изменяющейся среде.

Представляется, что в этом вопросе более убедительную позицию занимает М. Мерло-Понти. Для него знаковость среды «произрастает из смысла» самого действия. Рефлекс – это одна из модальностей «дообъектного зрения», которое является «бытием в мире». «Наш мир обладает известной плотностью, которая относительно независима от стимулов и которая не дает относиться к бытию в мире как к сумме рефлексов, – особой энергией пульсации существования, которая относительно независима от наших произвольных мыслей и которая не дает рассматривать бытие в мире как некий акт сознания» (Мерло-Понти, 1999, с. 116). Принимая эту позицию, можно допустить гипотезу, согласно которой смысл уже вложен в рефлекторный акт; действия животного не являются механистичными, им движет значение для него ситуации.

Таким образом, тело действует в среде, в которой оно пребывает как физическая данность. Среда определяет формы его существования, характер его рефлекторного движения. Однако бытие «рефлекторного» тела не только детерминировано наличествующими условиями, оно зависит от характера осознания субъектом процесса разворачивания движения как целостного психофизического акта. Рефлекторное движение формируется в теле, в пространстве той данности, которая воспринимается на уровне «дообъектного видения» (там же, с. 185–187). Формы его репрезентации определяются содержанием двух факторов – инстинктивной природой телесного действия (безусловным рефлексом) и опытом научения (условным рефлексом).

Человек «разумный» обладает способностью наблюдать и исследовать свое тело как внешнюю по отношению к нему существующую данность. Различение себя на «Я» и «мое тело» делает познаваемым рефлекторные телесные репрезентации. В акте «отчуждения» себя от тела субъект осознает себя. Обособляя свое «Я» от тела, он тем самым определяет пространство его познания.

Однако рациональное мышление искажает восприятие тела, представляет его для субъекта в «усеченном» виде. «Сокрытие» телесной сущности является следствием наделения тела определенными семантическими значениями, не позволяющими индивидууму получить объективную картину самого себя. Для того чтобы познать природу рефлекторного движения, необходимо обладать способностью к рефлексии, т. е. к рациональному мышлению. Однако последнее обстоятельство не позволяет воспринимать «чистые» формы проявления рефлекторного движения. Возможно ли иное решение?

Образ тела формируется в сознании при восприятии субъектом своего кинестетического модуса, который перманентно «преднастроен» на опережающее по отношению к актам когнитивного различения действие. При рефлекторном акте движение находится вне сферы осознания его со стороны субъекта. Телесное событие совершается без участия мышления, которое, однако, может спонтанно «присоединиться» к нему в некоторые моменты времени. В процессе осуществления рефлекторного движения рациональное сознание в большей мере направлено на восприятие самого действия, а не на «схватывание» характера состояния тела. Формальная сторона действия заслоняет собой возможность объективации опыта перцепции собственного тела.

Рефлекторный акт, как событие, связанное с филогенетически закрепленным инстинктом выживания, совершается вне пространства социальных установок рационального сознания, по своей природе он – трансгрессивен. В силу этого факта участие рационального сознания в осуществлении рефлекторного движения непродуктивно, и потому его деятельность «сворачивается», уступая свое место «дообъектному видению».

Интерсенсорная природа кинестетического модуса выступает как базовое основание для развертывания телесного бытия. Кинестетическая функция соотнесена с пространственными и временными характеристиками среды, в которой находится тело. Обладая пространственными и временными формами самоорганизации, кинестетический модус ответственен за оформление рефлекторного движения. Рефлекторное действие не есть только акт реагирования тела на внешнее по отношению к нему воздействие, оно само «обращается» к стимулам среды, вкладывает в них свой «смысл», «заставляет» их быть ситуацией. Иначе говоря, рефлекторное действие связано с ситуацией «со-порождения» и «открывается смыслу ситуации» (там же, с. 116).

Х. Плеснер занимает особую позицию в отношении понимания природы рефлекторного акта; по его мнению, природа «скрывает от сознания движение его собственного тела» (Плеснер, 2004, с. 222). Кинестетический модус представляет собой целостное, завершенное образование, содержание которого трансформируется при получении индивидуумом неосознаваемого или преднамеренного телесного опыта. По мере приобретения «собственного» опыта, приходящего вне контроля со стороны рационального сознания, тело расширяет свои способности по осуществлению рефлекторного действия, т. е. оно само научается быть, действовать, контролировать, изменять. В связи с этим совершенно верно отмечал М. Мерло-Понти тот факт, что «нельзя отнести какие-то движения на счет телесной механики, а другие – к сознанию, тело и сознание не ограничивают друг друга, они могут быть только соотнесены друг с другом» (Мерло-Понти, 1999, с. 168).

Однако если принять идею, согласно которой трансцендентальное сознание «пронизывает» человека как единое целостное духовно-телесное образование и на его фоне формируется рациональное сознание, способность к рефлексии, то спрашивается: каким образом тело, находящееся в поле этого сознания, осуществляет рефлекторный акт?

По всей видимости, телесное действие является одним из внешних факторов формирования структуры «Я». Тело посредством своих функций, к которым относится рефлекторное движение, «определяет» то, что принадлежит субъекту, то, что может быть обозначено как «Я», и то, что находится вне его, т. е. то, что для него является «не-Я».

Кинестетический модус связан с «автономными системами» организма, существующими независимо от рационального сознания. Их автономность обусловлена неспособностью рационального сознания, эффективно определять жизнь своего тела. Но если это так, то можем ли мы говорить о механистичности рефлекторных движений? Наше «Я» – еще совсем юное образование, его развитие зиждется на опыте его материального носителя – тела. Тело «порождает» «Я», «взращивает» его, «обучает» его.

Таким образом, с позиции феноменологии можно говорить о двух аспектах в интерпретации феномена рефлекторного движения. Согласно первому, рефлекс есть не более чем врожденная программа действий живого организма в ответ на воздействия окружающей среды. Согласно второму, рефлекторный акт выступает в качестве «дообъектного видения»: человек приобретает особое знание в процессе своей телесной жизнедеятельности, накопления опыта телесного бытия в мире.

Конкретное движение

Конкретное движение формируется под влиянием установок и потребностей, ориентированных на активное взаимодействие человека с внешней действительностью. Оно наполнено объектным содержанием и представляет собой форму контакта субъекта с миром вещей и людей. Сама форма конкретного движения указывает на характер отношения субъекта к предмету, на который направленно его внимание. Обладая набором типологических свойств, вещь «навязывает» себя субъекту, предопределяет ту или иную форму его движения по отношению к себе.

Согласно М. Мерло-Понти, в конкретном движении уже заложено знание о предмете не только на уровне сознания, но и в области «дообъектного» – неосознаваемого. «Пространственное и временное, интерсенсорное или сенсомоторное единство тела… не исчерпывается содержаниями, фактическое и случайное содержание которых возникло по ходу нашего опыта, оно им некоторым образом предшествует и как раз делает возможным их соединение» (Мерло-Понти, 1999, с. 139). Движение становится конкретным, когда его смысло– и формообразующие значения обретают свою конфигурацию в действующем теле. Движение совершается посредством тела при полном «доверии» к нему со стороны сознания. Таким образом, конкретное движение находит воплощение в объекте, на который оно сознательно направляется субъектом действия. Значение объекта, в свою очередь, определяется отношением к нему субъекта. Не только характер движения детерминирован волей субъекта, но оно само и формы его репрезентации предопределены всей совокупностью филогенетических и онтогенетических условий развития тела и психики, типа сложившихся отношений с реальностью предметного мира. Конкретное движение направлено не только на внешний объект – предмет, его целью может стать тело самого субъекта действия. Движение определяется как «конкретное», в силу определенности для действующего субъекта его задач и целей.

 

Рис. 62.Рисунок мальчика 6 лет. Тема: «Город»

 

Рис. 63.Рисунок мальчика 9 лет (справа). Тема: «Парк»

 

С точки зрения М. Мерло-Понти, конкретное движение – «привычное движение»; оно осуществляется без предварительной подготовки, выражается в таких формах, как «взять», «схватить», но не «показать», «указать» (там же, с. 143). Оно соотносится с особенностями исполняющей его личности, с ее психофизическим, эмоционально-чувственным и когнитивным состоянием. Оно окрашено его отношением к Другому и к себе как к отражению этих отношений.

В работе «Философия тела» М. Эпштейна исследуется телесное бытие «человека осязающего», рассматривается содержание предмета, так называемой «хаптики». «Хаптика (haptics) – наука об осязании и прикосновении, о коже как органе восприятия и творчества, о тактильных формах деятельности и самовыражения», – отмечает М. Эпштейн (Эпштейн, 2006, с. 16). Благодаря способности к осознанию человек посредством широкого спектра чувств, возникающих от впечатления об ощущениях прикосновения, давления, тепла, холода, боли и др., определяет для себя форму, размеры, свойства и прочие характеристики предмета, на который направлено конкретное движение. Именно они в большей степени и определяют форму, характер и структуру этого движения и, собственно, делают его конкретным. В отсутствие предварительного опыта тактильного чувствования интенционируемого предмета субъект действия не способен осуществить выстраивание стратегии движения по отношению к нему.

Для того чтобы уточнить роль «Я» в генезисе конкретного движения, исследуем связь движения с аффектом, представляющим собой пограничное состояние психики. При аффекте человек способен действовать как по отношению к Другому, так и по отношению к себе. По мнению Х. Плеснера, «смех и плач представляют собой „осмысленно ложные реакции“ (человека. – В. Н.) на невозможность найти правильное отношение между личностью и ее телом» (Плеснер, 2004, с. 335). Но если происходит разрыв между «Я» и телом, возможно ли осуществление конкретного движения?

Вопрос может быть поставлен иначе. Каким образом человек действует в состоянии аффекта – на чувственном или на рациональном уровнях? Например, если в отношениях с представителем другого пола человек испытывает чувство «растворения» в объекте своего внимания, способен ли он выполнять конкретное движение? По-видимому, да, если аффект не лишает субъекта способности к рефлексии. Конкретное движение направляется на объект, который знает субъект; в данном случае этим «знанием» обладает тело.

Но можно ли говорить о способности выполнять конкретное движение человеком, находящимся в состоянии транса, которого он достигает усилием воли при «нейтрализации» деятельности рассудка? В состоянии транса не только исчезает образ «Я», но и изменяется восприятие своего тела: «Я» как личностное ядро трансформируется в «не Я», тело «исчезает» из поля видения сознания. Но индивид, находящийся в состоянии ментальной «тишины», продолжает воспринимать себя посредством ощущений, приходящих от тела.

Однако процесс входа в транс и выхода из него человек осуществляет сознательно. Тело для него является источником знания своего целостного состояния. Описывая чувства, испытываемые в глубокой медитации, нейрофизиолог Дж. Лилли отмечает, что в состоянии транса он способен был наблюдать со стороны, как отдельно существует его ум, мозг и тело (Торчинов, 2005, с. 394). Стало быть, при трансе человек способен «отчуждать» от себя свою субъективность, свою телесность, оставаясь при этом самим собой. Ориентиром для путешествия в аутентичном пространстве чувств остается для него собственное тело. Но так как субъект продолжается осуществляться контроль за телесными функциями, то можно сделать вывод о том, что тело остается осознаваемым объектом, потенциально способным на выполнение конкретного движения.

По-видимому, можно допустить мысль, что знание, получаемое посредством интуитивного исследования собственного тела, объективно, так как оно отражает данное мне «здесь и сейчас» чувство своей целостности. Речь не идет о точности интерпретации получаемого опыта постижения себя; «истинность» моих чувств невозможно оспорить, так как никто другой не способен переживать то, что дано мне в моем теле посредством моего тела. Мое знание себя объективировано относительно внешней среды, поскольку пребывание в ней позволяет мне осуществлять акт созерцания себя, т. е. моей внутренней среды. Обе среды образуют единое пространство моего бытия. Ложное восприятие внешнего мира не позволило бы мне войти в состояние транса, и оно не может быть иррелевантным относительно моего восприятия «внутреннего мира», так как оба мира соединимы во мне, в теле.

Но, как уже отмечалось выше, конкретное движение связано с намерениями, вызревающими в сфере сознания. Форма его телесного выражения определяется отношением к объекту, на который направлено сознание, знанием этого объекта в сополагании с условиями пребывания самого субъекта. В состоянии транса человек сохраняет способность к осознанию себя в отношении как к своему «внутреннему» психическому пространству, так и по отношению к «внешнему» предметному миру. Но восприятие последнего «схватывается» вне деятельности рационального мышления.

Нельзя не согласиться с выводами М. Мерло-Понти, сделанными им на основе исследования феномена человеческого движения: «Если поведение – это форма, в которой „зрительные содержания“ и „тактильные содержания“, чувствительность и двигательная функция фигурируют лишь в качестве неразделимых моментов, оно остается недоступным каузальному мышлению, оно может быть схвачено только мышлением иного типа, которое берет свой объект в состоянии зарождения…» (Мерло-Понти, 1999, с. 164) (курсив наш. – В. Н.). При осуществлении конкретного движения тело субъекта действия является «не объективным», а «феноменальным», так как оно направляется к предмету интенции не только мыслью о нем, но и опытом предыдущего его восприятия и «схватывания». В качестве предмета интенции может выступать и материальная вещь, и другой человек. Понимание характера выстраивания структуры конкретного движения по отношению к Другому недоступно для каузального мышления. Формирование движения, безусловно, связано со знанием Другого и с пониманием отношения к нему со стороны самого действующего лица.

Характер отношения к Другому обнаруживает себя в экспрессии и пространственных формах движения тела, в знаковости коммуникативных форм конкретного движения. Пространственность тела представляет собой «пространственность ситуации» (там же, с. 139), складывающуюся из моего отношения к Другому и «отношения» самого тела к характеру движения. Конкретное движение по отношению к Другому, его форма определяются социокультурными предпосылками. Стиль движения опосредует внешние характеристики его репрезентации: динамику и форму, ритм и пластику. Границы формы интерпретируются и актуализируются каждый раз по-иному, исходя из доминирующих представлений об эстетике телесного поведения в тех или иных социокультурных условиях. Согласно этому взгляду, характер выполнения конкретного движения отражает особенности культурного бытия самого субъекта действия.

Исследованию культурных аспектов невербальных форм коммуникации посвящены работы российских и зарубежных философов. Как отмечает И. М. Быховская, «само понятие „язык культуры“ не является универсальным, устоявшимся и по-разному определяется разными авторами» (Быховская, 2000, с. 149). Под ним понимается некая «совокупность всех знаковых способов вербальной и невербальной коммуникации, которые объективируют культуру, выявляют ее этническую или какую-то иную социально-групповую специфику, отражают ее взаимодействие с культурами других общностей» (там же, с. 149).

С точки зрения И. М. Быховской, исследование знаковости культуры, знаковости движения для Другого связано с развитием семиотики, в которой знаковые системы разводятся на две большие группы. К «естественной» знаковой системе относятся звуковой язык, пластика человеческого тела, к «искусственной» – специально созданные знаки и символы в науке и искусстве. Ссылаясь на работы А. Ф. Лосева, И. М. Быховская указывает на историко-культурный контекст форм интерпретации знаковости тела человека (там же, с. 149).

Мы полагаем, что конкретное движение принадлежит к «естественной» группе невербальной знаковой системы коммуникаций. Его значение читается представителями различного этноса в силу архаичности, простоты его означивания. К этой группе невербальных знаков можно отнести жесты приветствия, защиты, радости, узнавания.

В работах Ч. Пирса доказывается, что элементарность и семиотическая неосложненность знака указывают на его архаичность, в то время как сложность – на относительно новый характер (Артемьева, 1980). По всей видимости, к архаичным можно отнести знаки, значение которых имеет решающее значение для выживания рода – это знаки защиты, нападения, призыва. По форме проявления они тождественны и поэтому узнаваемы всеми народами, если имеют конкретные формы выражения. Наоборот, многообразие сложных знаков затрудняет формы коммуникации; их значение известно ограниченной группе людей.

По всей видимости, движение, направленное на Другого, представляет собой жест. «Жест» (от лат. gestus – «действовать») означает делать, носить, нести ответственность (Крейдлин, 2004, с. 46). Согласно этимологическому словарю Партриджа, слово «жест» восходит к слову «gesture», значение которого в древней Англии связывалось со способом «ношения» тела, с тем, как человек стоит и ходит. Жест, являясь знаком интерактивного невербального общения, относится к «естественным» языкам, выражает содержание глубинных процессов, лежащих в основе невербальной и вербальной деятельности человека (там же, с. 47). Как знак, жест имеет контекстуальное значение. Исследование значения конкретного движения как жеста может быть осуществлено с позиций позитивистски ориентированной логической семантики, представлений о структуре знака, которые опираются на идеи Огдена и Ричарда, предложивших концепцию семантического треугольника.

Семантический треугольник выражает отношение знака, его содержания (значения) и его предметной отнесенности (денотата, денотативного значения). Денотат (от лат. denotation – «обозначение»), рассматривается как фактическое сообщение о множестве онтологически артикулированных предметах, обозначаемых данным именем. «Денотативный процесс есть отношение имени к предмету без относительно к его свойствам» (Воробьева, 2001, с. 203). Согласно лингвистической парадигме, «коннотация (от лат. con – „вместе“, noto – „отмечаю“, „обозначаю“) выражает отношение между смыслом (коннотат) и именем, характеризует денотат, т. е. предметное значение, устанавливаемое в процессе обозначения объекта в имени» (Горных, Дисько, 2001, с. 373). Согласно представлениям, развиваемым в рамках логической семантики, возможно существование слов (жестов, имен), имеющих один и тот же денотат (предметную отнесенность), но различные десигнаты (значения).

Например, с тем чтобы привлечь внимание Другого, мы машем ему рукой, хлопаем в ладоши, щелкаем пальцами и т. д. Здесь жест связан с одной предметной отнесенностью – «вниманием» – одним денотатом, представленным различными десигнатами (формой жестов). Здесь функциональное определение значения (жеста) раскрывается через его действие.

А. Н. Леонтьев отмечает возможность фиксации значений не только в форме понятий, но и в форме «умения как обобщенного образа действия», «нормы поведения» и т. д. Определение А. Н. Леонтьевым значения как предметной, исторически фиксированной функции является функциональным определением. Продолжая мысль А. Н. Леонтьева, можно предположить, что конкретные движения, обладающие функциональным значением, могут выступать в виде социально нормированных моделей поведения: ритуалов, выразительных жестов и т. д. (Леонтьев, 1972, с. 401–426).

Таким образом, можно допустить мысль о том, что конкретное движение формообразуется при участии и тела, и «Я», оно обращается не только на объекты среды, но и на самого субъекта, его производящего и на Другого, к которому он обращен. Выполнить конкретное действие относительно предметов внешнего мира – значит «соотнести» неявное и явное знание о себе с условиями пребывания тела в среде и с характеристиками самого объекта, на который направлено движение. Конкретное движение несет в себе знание этого соотношения. Оно не было бы конкретным, если бы не основывалось на знании индивидуумом своей целостной данности и предмета, на который он направлен.

Анализ конкретного движения при невербальном общении представлен в работах А. Меграбяна (Меграбян, 2001). Особое внимание уделяется вопросу изучения семантическо-мимических и голосовых проявлений человека, находящегося в состоянии аффекта. Модель трехмерной структуры оценки эмоционального поведения была предложена еще Шлосбергом в 1954 г. Структура модели представлена тремя шкалами: приятность – неприятность, расслабленность – напряжение, внимание – отвержение. Трехмерная модель исследования положена и в работах по изучению мимических и голосовых знаков Вильямса и Сандин, и в исследованиях мимических выражений эмоций Осгуда: приятность – неприятность, контроль – смятение, активация – расслабленность (Osgood, Suci, 1968).

Говоря о социогенетических и онтогенетических предпосылках семиотики невербального действия, мы не можем пройти мимо теории невербального общения. Невербальное общение есть непосредственное выражение человеком своих установок, в то время как речевой акт передает, прежде всего, значение. Невербальное поведение выступает как форма передачи личностных смыслов, отражающих симультанную природу невербальной коммуникации, в противовес сукцессивному, дискретному характеру речевых высказываний. «Динамические смысловые системы», по мнению Л. С. Выготского, представляющие собой единство аффективных и интеллектуальных процессов, не могут быть переведены на язык внешней речи (Выготский, 1956).

Согласно феноменологии, всякий акт сознания направлен на какой-либо объект. Благодаря направленности внимания на объект раскрывается его значение для субъекта. Значение, а вместе с тем и значимость объекта, предопределяет глубину, устойчивость и чистоту его восприятия. Иными словами, структура невербального действия, характер осуществления конкретного движения обусловлены «силой» интециональных актов сознания по отношению к партнеру по коммуникации.

Какое же место в этом акте интенционального восприятия может занимать тело? Согласно Э. Гуссерлю, акт восприятия связан с определением характера интенций, исходящих из «некоего живого и конкретного „теперь“ и направляющихся к только что прошедшему, чтобы его удержать, и к ближайшему будущему, чтобы его предвосхитить» (цит. по: Сартр, 2002, с. 152). Интенцию, направленную на прошедшее событие, он называет «ретенцией», на будущее событие – «протенцией». Благодаря акту ретенции осуществляется восприятие непрерывности изменения движения (например, трансформации или перемещения), обусловленное «наслоением» остаточного впечатления от прошедшего события на впечатление от восприятия настоящего совершаемого действия.

В свою очередь, протенция отражает способность субъекта к некоему предвидению, предвосхищению события, благодаря которому выстраивается само действие. При движении тела акты интенции подчинены ретенциям и протенциям, имеющим зрительную и кинестетическую природу, ориентируясь на которые, субъект сознательно и бессознательно осуществляет телесное действие.

Исследуем, какое значение для понимания природы конкретного движения имеет интенциональная направленность субъекта на ту или иную форму восприятия собственного телесного действия. Рассмотрим содержание процесса восприятия на примере перемещения руки. Возможны две стратегии перцепции субъектом собственно выполняемых движений руки. Первая стратегия, осуществляемая на основе «экстравертированной установки», предполагает целенаправленное сосредоточение внимания на зрительных впечатлениях о процессе перемещения руки. Вторая – «интровертированная» – связана с установкой на отслеживание и дифференциацию в процессе движения характера изменений впечатлений, получаемых от кинестетических ощущений.

 

Рис. 64.Визуально-детерминированная модель восприятия

1 – интерпретации, опосредованные кинестетическими впечатлениями; 2 – интерпретации, опосредованные зрительными впечатлениями.

 

Исследуем интенциональную модель конкретного движения при сознательном акцентировании субъектом внимания на зрительных впечатлениях (схема 2). Допустим, в начальной точке движения пальцы одной руки касаются поверхности другой руки. В точке соприкосновения субъект испытывает ощущение связи между двумя телесными поверхностями; его внимание схватывает как зрительные, так и тактильные ощущения, получаемые от восприятия контакта двух телесных поверхностей. Однако, в силу интенциональной направленности внимания субъекта на зрительное восприятие, впечатление от тактильного чувства остается вне должного внимания при коррекции характера движения руки.

В то же время, несмотря на зрительную установку, ориентированную на внешнее выражение движения, субъект в начале движения, в момент отрыва контактирующих поверхностей участков обеих рук, переживает чувство обостренного восприятия характера телесного контакта. Впечатление от восприятия тактильного чувства значительно превышает впечатление от ощущений, связанных со зрительной перцепцией. Однако постепенно, с началом развития движения, усиливается и кинестетическое впечатление. По мере удаления одной руки относительно другой, внимание субъекта все в большей степени сосредоточивается на зрительном восприятии акта перемещения. И хотя восприятие кинестетических ощущений, приходящих от мышц двигающейся руки, обеспечивает устойчивость траектории ее движения, внимание субъекта в большей степени сосредоточивается на отслеживании визуального ряда. В точке завершения движения субъект максимально фокусирует свое внимание на зрительном впечатлении, которое в скрытом виде подкреплено интенциями от ощущений, приходящих от восприятия состояний мышц, сухожилий и суставов.

Представленная модель описывает процесс интенционального «схватывания» характера конкретного движения при ориентации человека на зрительные впечатления. При усилении значения для субъекта кинестетического фактора ситуация коренным образом меняется. В этом случае образ движения будет строиться не столько на фиксации визуально схватываемых характеристик траектории перемещения руки, сколько на восприятии кинестетических впечатлений, сопровождаемых актами протенции и ретенции.

С точки зрения Ж.-П. Сартра, кинестетические впечатления могут выполнять функцию аналогичного заместителя зрительной формы, т. е. они экстериоризуют объект в образе. «Образ есть отношение сознания к объекту… некий способ, каким объект является сознанию или каким сознание представляет объект» (Сартр, 2002, с. 57). При акцентировании внимания на кинестетических ощущениях вес информации от восприятия зрительного впечатления для объективации процесса движения значительно снижается: образ движения проявляется благодаря осознанию субъектом чувств, возникающих от восприятия проприорецептивных ощущений.

Согласно Э. Гуссерлю, «кинестетические ощущения не распространяются ступенчато и постепенно, они получают лишь сравнительно неопределенную локализацию. Но отсюда не следует, что эта локализация не обладает определенным значением, она делает еще более глубоким единство между телом [как телом] и [телом как] свободной в своем движении вещью» (Гуссерль, 1999; Подорога, 1995, с. 125).

Таким образом, интенциональная направленность внимания на те или иные формы и функции тела предопределяет характер впечатления о его целостности, схватывания тех или иных сторон конкретного движения. Следовательно, при осуществлении конкретного направленного движения оба формообразующих его начала – и рефлекс, и интенциональная установка «Я» – играют определяющую роль в оформлении движения. Конкретное движение указывает на знание человеком интенционируемого объекта, скрытая сущность которого предопределяет характер разворачивания движения по отношению к нему.

Абстрактное движение

Анализ природы абстрактного движения может начинаться с определения отношений «фона» и «фигуры», в качестве которой выступает само телесное действие. С точки зрения Г. Гольдштайна, фон есть момент «уникальной целостности» (цит. по: Мерло-Понти, 1999, с. 152; Goldstein, 1920, S. 161–250). В качестве фона может выступать состояние среды и человека, его установки и представления, его отношение к объекту интенции. Как считает М. Мерло-Понти: «Фон имманентен движению, он оживляет и порождает его ежемгновенно» (Мерло-Понти, 1999, с. 152). Если для конкретного движения в качестве фона выступают окружающий его мир, то, по мнению М. Мерло-Понти, фон абстрактного движения «сфабрикован» субъектом действия. В качестве предмета интенции выступает не мысль о значении движения для «встраивания» субъекта в отношения со средой, а свойства самого движения для исполняющего его индивидуума. «Мое тело, которое только что было проводником движения, становится его целью; его двигательный проект уже не направлен на кого-то в мире» (Плеснер, 2004, с. 153). Иначе говоря, форма абстрактного движения выражает характер и глубину понимания – чувствования возможностей индивидуумом собственной телесности.

Обладая сознанием, человек способен исследовать себя посредством абстрактного движения. Процесс рефлексии принадлежит исключительно ему, т. е. является «внутренним событием». Разворачивающееся абстрактное движение направлено на познание субъектом самого себя, так как переживание впечатлений от движения носит индивидуальный, неповторимый характер. Способ обобщения впечатлений от действия и характера переживания в акте движения является понятным исключительно самому субъекту.

Форма и содержание абстрактного движения определяются содержанием мысли. Качество движения связано с целеполаганием, отношением к идее и возможностями ее выражения посредством тела. Но характер абстрактного движения не столько определяется состоянием тела, его психофизическими возможностями, сколько зависит от культуры субъекта. «Все, что остается в теле недоступным механически-исчисляющему познанию, качественный характер его проявляющихся свойств, выводится… из ситуации явления…», – отмечает Х. Плеснер (там же, с. 57–58).

 

Рис. 65. Совместные рисунки девочки 9 лет (диагноз: детский церебральный паралич) с арт-терапевтом. Темы: «Путешествие тыквы», «Полет звезд»

 

Развивая мысль о том, что мыслящее «Я» существует лишь в самоположении, т. е. как постигаемое для себя, Х. Плеснер, принимает отличный от декартовского методологический принцип исследования человеческого бытия. Вместо тезиса, согласно которому я как «Я» принадлежит «внутреннему бытию», он выдвигает тезис о «принадлежности внутреннего бытия исключительно мне самому». Рассматривая аутентичный способ как метод объективного восприятия субъектом себя, Х. Плеснер доказывает, что человек в самом себе постигает бытие cogito. Мы полагаем, что в качестве одного из средств познания, того, что принадлежит исключительно мне, может выступать абстрактное движение.

Субъект, исследующий посредством абстрактного движения свой «внутренний мир», может наблюдать характер отношений своего сознания и тела. Продуцируемые сознанием и телом формы абстрактного движения субъективированы, в них вложено отношение индивидуума к миру. Абстрактное движение, совершаемое человеком посредством тела и мысли, может быть определено как «когнитивное движение». Содержание абстрактного движения зависит от характера взаимосвязей бытия личностного ядра – «Я» и бытия физического тела. «Внутреннее бытие» принадлежит «Я» как некоей психической субстанции. Абстрактное движение есть результат представления индивидуума о формах выражения его собственного «Я». Следовательно, модель абстрактного движения формируется в сфере идеального еще до его осуществления.

Следует отметить, что целостный образ «Я» соотносится с представлениями о единой, неразрывной природе человека. Он отражает связи «внутреннего бытия» «Я» и «внешнего бытия» тела. В свою очередь, бытие тела пронизано «внутренним бытием» и подчинено ему. Но оно само, как выразительный компонент бытия «Я», опосредованно влияет на формирование целостного образа «Я», которому принадлежит «внутреннее бытие». Иными словами, бытие тела и «внутреннее бытие» неразрывно сплетены друг с другом и не могут рассматриваться как независимые образования. Они вместе выступают в качестве основания не только того или иного свойства тела, но и условиями формирования качественных характеристик движения.

Образ «телесного Я» представляет собой единство впечатлений субъекта об образе тела и образе «Я». Он является неким психическим образованием, соединяющим в себе представления о материальной и духовной сущности человека, обладает особым качеством, которого нет у образа тела: образ «телесного Я» перманентно динамичен и может проявлять себя через образ движения. Движение совершается телом при участии всех компонентов «Я». Однако характеристики движения не принадлежат только телу или «Я»; они отражают факт протекания самого бытия человека, говорят о целостной природе его существования.

Стремление к нахождению новых форм самовыражения посредством осуществления абстрактного движения, не связанного с конкретным предметным миром, говорит о качественном изменении отношения человека к своему бытию в целом. Однако возникновение нового типа движения, произрастающего из прошлого, предопределяется сложившимися в обществе стереотипами телесного поведения. Целесообразность нового, его внедрения в то, что определяется культурными предпочтениями, связано с потребностью человека в обретении своего индивидуального лица.

Формы абстрактного движения как особой художественно-эстетической модификации наиболее ярко представлены в искусстве пластического театра, классического и модерн танца. Стилизованное движение – форма выражения художественного замысла. Создание образа осуществляется на границе двух сфер психического: сознательного и бессознательного. Граница податлива; ее контуры изменяются в процессе творческого созидания. Творческий процесс «является живым существом» (Юнг, 1986), самосозидающим, самоконституирующим событием. Творение – это процесс поиска, созидание нового, того, что возможно потом наблюдать.

Абстрактное движение в искусстве созидается в процессе поиска способов выражения художественной идеи. По характеру образа человека, выраженного через движение, можно говорить о выразительности его креативного начала. Создаваемое произведение (пластика, танец) приобретает свою структуру, и уже оно само привносит свою форму. В акте творчества сознанию заявляет о себе его истинное «Я», раскрывается «внутренняя» природа человека.

В свою очередь, для Х. Плеснера «пограничный» творческий статус человека проявляется в формах его жизни: человек является срединным существом, стоящим на границе между собственно социальными и «дочеловеческими фундаментальными» структурами, определяющими устойчивые условия его существования. Полемизируя с В. Дильтеем, Х. Плеснер обращается к трансцендентальной философии, целью которой является нахождение сущностных закономерностей единства человека (органического начала) и мира (Плеснер, 2004, с. 34–43). В этом единстве снимается проблема его восприятия себя в мире: он уже не рассматривает себя как субъекта мира, речь идет о «первичных координатах» его бытия, в которых стирается грань между субъектом и объектом. Преодоление этой границы осуществляется и в акте творчества.

Креативное действие является сознательным, направленным на выход за границы возможного. Интенция к творчеству обусловлена как трансцендентными, так и социокультурными факторами. Каждый культурный продукт есть результат работы когнитивной и интуитивной сфер психики, отражающий мировоззренческие позиции созидающей личности. Абстрактное движение – сценическое движение, танец являются формой манифестации внутреннего во внешнем, меня в Другом.

Выражая себя посредством абстрактного действия, индивид проявляет для самого себя то, что составляет содержание его «Я» – бессознательного – «автономного комплекса». Определяя себя через движение, он выявляет свое присутствие в Другом и его присутствие в себе. Принятие себя таким, каким являет его телесное выражение, позволяет индивиду видеть формы своего участия в Другом. Поэтому абстрактное движение можно рассматривать как «искусственный» жест, направленный на себя или на Другого. В отличие от «естественного» жеста, анализ природы которого был представлен выше, «искусственный» жест несет в себе символическую функцию. Движение становится знаком, олицетворяющим собой производящую его личность. Оно характеризует всю полноту пребывания этой личности в мире.

С точки зрения И. М. Быховской, «применительно к телу, символическая функция… телесных особенностей… не сводится к обозначению… поддержания самого телесного существования человека, но связана… со сверхутилитарными знаковыми смыслами…» (Быховская, 2000, с. 151). Абстрактное движение выступает как символ незавершенности человека, его бесконечного стремления к развитию, совершенствованию. В воспроизведении той или иной формы абстрактного движения читается трансцендентная «вненеобходимость» человека, заключающаяся в поиске им самого себя, в постоянном созидании себя.

Абстрактное движение – «искусственное» движение, жест – произведенное самим человеком телесное новообразование. «Искусственный» жест является символическим знаком, образующим лексикон языка тела, посредством которого передаются идеи, эмоции, чувства. Последовательность жестов выступает в качестве системы семиотических актов, обладающих разным контекстным значением, – отмечает Г. Крейдлин (Крейдлин, 2004, с. 48). По мнению Г. Крейдлина, исследованию «языка тела» посвящено не так много публикаций. Внимание исследователей привлекает семиотическое значение жестового движения, связанного с индивидуальными психическими особенностями исполняющего движение и социокультурными условиями, в которых он воспитывается.

Один из первых пионеров в области семиотики движения тела П. К. Лафантер находит отражение моральных или психических качеств души в соответствующих «характеристиках тела» (там же, с. 53). Исследуя семиотику жеста, Г. Крейдлин указывает, что многие жесты проходят путь трансформации: «От иконических знаков до символических, от выражения конкретных „простых“ значений с помощью иконических форм к выражению самых абстрактных идей» (там же, с. 49).

Характер абстрактного движения имеет не только когнитивное, но и аксиологическое, эстетическое, художественное значение. Красивое движение – пластичное движение: оно изящно благодаря естественности поведения, духовной свободе, поэтической выразительности субъекта действия. Немецкий ученый Г. К. Лихтенберг отмечает: «Как танцмейстер и учитель фехтования никогда не начинают с изучения анатомии рук и ног, так и здоровая полезная философия должна брать свое начало из чего-то более высшего, чем эти отвлеченные умствования» (там же, с. 54).

Посредством абстрактного движения человек осуществляет качественный переход в осознании «внутреннего мира» своего «Я», в ходе гармонизации отношений с самим собой и с Другим. Каждый опыт движения – это шаг в неизвестность, за которым «спрятан» ответ на вопрос «Кто Я?». Абстрактное движение становится трансгрессивным актом, поскольку тело оказывается на границе действия физического и психического, рассудка и интуиции. Сам выбор абстрактного движения в качестве средства самовыражения – акт осознания, начало диалога с самим собою. Для каждого человека этот диалог уникален, и эта уникальность предопределяет характер построения нового движения.

Таким образом, абстрактное движение, создаваемое сознанием индивидуума, выражает его имманентное стремление к познанию себя, к воплощению духовного в телесном. Оно является инструментом исследования мира, местом «разворачивания» творческого потенциала, средством выражения рационального и чувственного. Структурированное абстрактное действие можно рассматривать как процесс организации телесного пространства, как форму преобразования ничто в нечто.

Осуществленный в работе анализ онтологии телесного движения (рефлекторного, конкретного, абстрактного), убедительно доказывает, что человек совершает движение благодаря своему доверию телу, способному пребывать в пространственно-временных, социокультурных координатах среды вне контроля со стороны рассудка, оформлять структуру двигательного акта, «опираясь» на знание, накопленное и о среде, и о себе. Объяснение данной способности человека к осуществлению не рефлексируемого телесного движения обращением к «дообъектному видению», «нерассудочному мышлению» или к чему-то тому, что К. Поппер определяет как «квазисущностное Я», по нашему мнению, не снимает проблему интерпретации сущности движения.

Акт телесного движения необъясним, если представления о нем строятся на основе исследования природы рефлекса. Он также не может быть раскрыт, исходя из представлений о навыке, который формируется в процессе онтогенеза. Рефлекс – необходимая, но недостаточная составляющая для осуществления спонтанного телесного движения. Если рефлекторное и конкретное движения скорее можно рассматривать как следование «смыслу ситуации», то абстрактное движение выступает в качестве средства самопознания в отражении себя в Другом.

В качестве выводов нам представляется значимой идея о том, что посредством телесного движения личность способна конституировать свое «Я». Интенциональная направленность двигательного акта свидетельствует и о способности самого тела «самоконфигурировать» себя в процессе достижения субъектом некоторой цели. В то же время характер кинестетического действия выступает как видимая форма бытия человека в мире, свидетельствующая о продуктивности его существования в среде.