“We Belong Together” Mariah Carey

“Since U Been Gone” Kelly Clarkson

“Gold Digger” Kanye West featuring Jamie Foxx

“Candy Shop” 50 Cent featuring Olivia

“Shake It Off” Mariah Carey

“Mr. Brightside” The Killers

“Soldier” Destiny’s Child featuring T.I. and Lil Wayne

“Switch” Will Smith

“My Humps” The Black Eyed Peas

“Feel Good Inc.” Gorillaz

“Collide” Howie Day

“La Tortura” Shakira featuring Alejandro Sanz

“Cater 2 U” Destiny’s Child

“1 Thing” Amerie

“It’s Like That” Mariah Carey

“Because of You” Kelly Clarkson

“These Words” Natasha Bedingfield

“Get Right” Jennifer Lopez

“Daughters” John Mayer

“Ordinary People” John Legend

“Wonderful” Ja Rule featuring R. Kelly and Ashanti

“Mississippi Girl” Faith Hill

“Don’t Bother” Shakira

“You’re Beautiful” James Blunt

“This Is How a Heart Breaks” Rob Thomas

“Fix You” Coldplay

“It’s Hard out Here for a Pimp” Three 6 Mafia

“The Breakthrough” Mary J. Blige

“Unwritten” Natasha Bedingfield

“Devils and Dust” Bruce Springsteen

“Me and U” Cassie

“When the Sun Goes Down” Arctic Monkeys

“SOS” Rihanna

“One” Mary J. Blige and U2

“Smile” Lily Allen

“Suddenly I See” KT Tunstall

“Fergilicious” Fergie featuring will.i.am

“London Bridge” Fergie

“Steady, As She Goes” The Racounteurs

“Irreplaceable” Beyoncé

“Crazy” Gnarls Barkley

“Put Your Records On” Corrine Bailey Ray

“Laffy Taffy” D4L

“Don’t Forget about Us” Mariah Carey

“Bad Day” Daniel Powter

“Hips Don’t Lie” Shakira featuring Wyclef Jean

“The One That Got Away” Natasha Bedingfield

“I Wasn’t Kidding” Angie Stone

“Ooh La La” Goldfrapp

“The Long Way Around” The Dixie Chicks

“What Hurts the Most” Rascal Flatts

“Back to Black” Amy Winehouse

“FutureSex/LoveSounds” Justin Timberlake

“Dreams: The Ultimate Corrs Collection” The Corrs

“Bleeding Love” Leona Lewis

“Beautiful Liar” Beyoncé and Shakira

“Give It to Me” Timbaland featuring Nelly Furtado and Justin Timberlake

“Love Like This” Natasha Bedingfield and Sean Kingston

“Do It Well” Jennifer Lopez

“Apologize” Timbaland featuring OneRepublic

“Home” Daughtry

“Taking Chances” Celine Dion

“The Sweet Escape” Gwen Stefani featuring Akron

“Big Girls Don’t Cry” Fergie

“Glamorous” Fergie, featuring Ludacris

“The Way I Are” Timbaland featuring Keri Hilson

“Crank That (Soulja Boy)” Soulja Boy

“Cupid’s Chokehold”/“Breakfast in America” Gym Class Heroes featuring Patrick Stump

“Stronger” Kanye West

“Runaway Love” Ludacris featuring Mary J. Blige

“Lost without U” Robin Thicke

“Shut Up and Drive” Rihanna

“No One” Alicia Keys

“We Were Dead before the Ship Even Sank” Modest Mouse

“Undiscovered” James Morrison

“Life in Cartoon Motion” Mika

“Call Me Irresponsible” Michael Bublé

“We Belong Together” Mariah Carey

“Since U Been Gone” Kelly Clarkson

“Gold Digger” Kanye West featuring Jamie Foxx

“Candy Shop” 50 Cent featuring Olivia

“Shake It Off” Mariah Carey

“Mr. Brightside” The Killers

“Soldier” Destiny’s Child featuring T.I. and Lil Wayne

“Switch” Will Smith

“My Humps” The Black Eyed Peas

“Feel Good Inc.” Gorillaz

“Collide” Howie Day

“La Tortura” Shakira featuring Alejandro Sanz

“Cater 2 U” Destiny’s Child

“1 Thing” Amerie

“It’s Like That” Mariah Carey

“Because of You” Kelly Clarkson

“These Words” Natasha Bedingfield

“Get Right” Jennifer Lopez

“Daughters” John Mayer

“Ordinary People” John Legend

“Wonderful” Ja Rule featuring R. Kelly and Ashanti

“Mississippi Girl” Faith Hill

“Don’t Bother” Shakira

“You’re Beautiful” James Blunt

“This Is How a Heart Breaks” Rob Thomas

“Fix You” Coldplay

“It’s Hard out Here for a Pimp” Three 6 Mafia

“The Breakthrough” Mary J. Blige

“Unwritten” Natasha Bedingfield

“Devils and Dust” Bruce Springsteen

“Me and U” Cassie

“When the Sun Goes Down” Arctic Monkeys

“SOS” Rihanna

“One” Mary J. Blige and U2

“Smile” Lily Allen

“Suddenly I See” KT Tunstall

“Fergilicious” Fergie featuring will.i.am

“London Bridge” Fergie

“Steady, As She Goes” The Racounteurs

“Irreplaceable” Beyoncé

“Crazy” Gnarls Barkley

“Put Your Records On” Corrine Bailey Ray

“Laffy Taffy” D4L

 

Довольно быстро стало ясно, что у Нобуюки Идеи отсутствуют какие-либо практические знания о том, как в целом управлять компанией. Он не разбирался ни в музыке, ни в телевидении, ни в кино, а потому и не мог понять, как работают связанные с ними подразделения Sony. И Идеи уж точно ничего не понимал в том, как следует вести дела с подчиненными, особенно с руководителями компаний, которые приносили ему доход.

Ога и Идеи происходили из интеллектуальных сред, отличавшихся друг от друга, как день и ночь. Пусть Норио Ога и жил в шести тысячах миль за океаном и в культурном отношении не был похож на Стива Росса, но вот в их стиле руководства было много общего. Прежде всего то, что они оба стремились сделать подчиненных им администраторов самостоятельными предпринимателями. Ога – в соответствии со своими убеждениями – создавал новое, помогал развиваться и вознаграждал за заслуги. Он наблюдал за тем, как мы добиваемся успеха, и улыбался, думая: «Я посеял это зерно, и вот оно уже проросло, сделавшись цветком». Такой подход постепенно делал его сад все прекраснее.

Идеи же отличался от него тем, что делал свою карьеру по административным каналам в области корпоративных коммуникаций, что, как мне кажется, является японским аналогом «связей с общественностью». Это само по себе любопытно, если принять во внимание его проблемы с налаживанием контактов. Его философия здорово отличалась от подхода Мориты и Оги; она состояла в том, что любого успешного начальника любого подразделения – будь то страхование или электроника – можно легко приспособить к тому, чтобы управлять музыкальной или кинокомпанией. Он совершенно не понимал, насколько запутанные и деликатные вопросы приходится решать, действуя в специфическом мире шоу-бизнеса и имея под своим началом людей творчества. Все это стало ясно, как только он начал предпринимать первые шаги в качестве руководителя.

Говард Стрингер, которым Идеи заменил Микки Шульхофа, тоже мало разбирался в музыке и кинематографе… Впрочем, в электронике он тоже ничего не понимал и вообще не имел никакой квалификации в областях, связанных с индустрией развлечений. Он прежде работал в области средств массовой информации, возглавляя CBS News, а потом устроился в сомнительный стартап, известный как TeleTV. Но все это было очень далеко от поиска талантов, маркетинга, коммерческого планирования и превращения новых артистов в суперзвезд. Впрочем, сэр Говард был настоящим джентльменом и приятным гостем на вечеринке, поскольку любил поразглагольствовать на различные темы. Вместо того чтобы в 1999 году сделать его рыцарем, королеве Елизавете следовало бы назначить его Генеральным Тамадой всей Британской империи. Как бы там ни было, мне он нравился.

Стрингер родился и вырос в Уэльсе, эмигрировал оттуда в США, где был призван в армию и отправлен во Вьетнам. Потом он устроился на телевидение и сделался исполнительным продюсером CBS Evening News с Дэном Разером. Говард продолжал карьеру и в итоге стал президентом CBS News. Он был отличным рассказчиком и мог заставить собеседника поверить в то, что действительно знает толк в шоу-бизнесе. Если вы, конечно, сами не эксперт, то легко могли принять его рассуждения за чистую монету. Но Говард на самом деле хорошо подходил для работы в новостном подразделении и не давал никому повода публично усомниться в его общей компетентности – ведь все любили его за веселый и дружелюбный нрав. После перехода в TeleTV он был замечен Идеи и выбран для руководящей работы. Иными словами, в тот момент компанию возглавляли два человека, которые ничего не понимали в своем новом ремесле и уж точно не разбирались в музыкальном бизнесе. Хуже того, они приобретали все больше власти.

По мере того как состояние здоровья Оги ухудшалось, он отдалялся от руководства компанией и делегировал Идеи все больше полномочий. В 1998 году тот стал вторым генеральным директором всей корпорации. Но он явно не был уверен в прочности своего положения – это было видно по тому, как он старался умалить на публике значение Стрингера. А Говард только улыбался. Помню, как на одной важной управленческой конференции Идеи представил нам Стрингера, пригласив его в президиум.

– И конечно, сегодня я привел с собой моего виночерпия, Говарда Стрингера, – сказал Идеи.

Казалось, что босс не контролирует ситуацию, но твердо уверен в одном: нижестоящим нужно постоянно показывать, кто здесь главный.

Я же смотрел на вещи просто, решив спокойно делать свое дело и не лезть на линию огня. Ну а если мне станут давать указания сверху – что же, надо будет выполнять. Я давно понял, что забивающего игрока не сажают на скамейку запасных. А проекты, которыми мы в то время занимались, обещали принести компании много победных очков.

 

Эмилио Эстефан звонил мне не только по деловым вопросам. В течение довольно долгого времени он уговаривал меня встретиться с некоей девушкой, которая очень понравилась им с Глорией. Я все еще переживал последствия катастрофы с Мэрайей, а Эмилио с Глорией изо всех сил старались помочь мне развеяться.

– Кто она такая? – спросил я у него, когда он впервые завел этот разговор.

– Наша знакомая певица и актриса из Мексики. Ее зовут Талия.

Талия была родом из Мехико. Она не только отлично пела, но и снималась в телесериалах, ставших знаменитыми по всей Латинской Америке. К тому времени она стала звездой даже для аудитории на Филиппинах.

– О нет! – отмахивался я. – Нечего даже и пытаться. Я это уже проходил.

Но Эмилио продолжал настаивать.

– Послушай, я уверен, она тебе понравится. Просто сходи с ней выпить! – убеждал меня он. – Просто поболтаете, и все.

Саму Талию Глория и Эмилио обрабатывали подобным же образом года полтора.

– Вы похожи как две капли воды, – говорил ей Эмилио. – У вас одинаковая внутренняя суть!

Но всякий раз, когда Глория затевала этот разговор, Талия реагировала примерно так же, как и я сам: «Нет, не заинтересована. Он еле выпутался из брака со знаменитостью. Разведен. Дети. Оно мне надо?»

В конце 1998 года Талия на несколько дней приехала в Нью-Йорк, и наконец-то Глории с Эмилио удалось убедить нас обоих встретиться и пропустить по стаканчику. Так что мы договорились встретиться в одном из моих любимых ресторанов, в Scalinatella, зал которого помещался ниже уровня земли под Восточной Шестьдесят первой улицей. Я и правда не был уверен в том, нужно ли мне свидание вслепую, а потому попросил троих моих друзей из Sony составить нам компанию на случай, если дела с самого начала пойдут не очень хорошо. Конечно, в ином случае я всегда мог попросить народ удалиться.

И вот я сидел за столиком со своим мартини. Тут в зал спустилась Талия, одетая в белое кашемировое пальто. В первый же момент меня поразили ее длинные, роскошные темно-золотистые волосы… Мне не хочется бросаться голливудскими штампами, но для меня она выглядела как ангел, сошедший по ступеням прямо с Небес. Я сидел внизу в своем привычном черном свитере – что еще надеть для свидания? – и мне в какой-то миг показалось, что полумрак ресторана внезапно озарился нездешним светом.

Я встал и протянул ей руку, но она приблизилась и поцеловала меня в щеку, что было более характерно для Мексики.

– Пожалуйста, садись, – сказал я. – Позволь я помогу снять пальто?

Но тут я понял, что у меня дрожат руки. Ох. Я быстрым кивком дал друзьям знать, что их помощь не требуется…

Мы начали говорить, но это трудно было назвать беседой, поскольку в то время она почти не владела английским, а мой испанский находился на самом примитивном уровне. На неделе Талия заканчивала сниматься в каком-то фильме – съемки проходили в Нью-Йорке, и она выдавала мне фразы из роли, которые запомнила на слух, не очень-то понимая их значение. Было очень забавно, когда она пыталась вставить в разговор ту или иную реплику, пытаясь угадать, где каждой из них полагается находиться. Но в основном мы общались посредством мимики, жестов и ломаных фраз. Мы тогда использовали все доступные нам приемы коммуникации – все для того, чтобы быть понятыми собеседником. И это было прекрасно, просто прекрасно! Возможно, мы не вполне разбирали слова, которые говорились в тот день, но все же это была самая страстная, чувственная, захватывающая и гипнотическая беседа из всех, в которых мне когда-либо доводилось участвовать. Этот коммуникативный разрыв между нами сам по себе оказался подарком Небес.

Талия сказала, что ей нужно собираться на вечеринку в честь окончания съемок. Это был ее последний вечер в Нью-Йорке.

– Хорошо, – сказал я. – Когда мы сможем встретиться снова?

– Ну, мне нужно будет сняться в одном сериале… – ответила Талия.

– И это означает…

– Означает, что я застряну в Мехико на время съемок, а это шесть – восемь месяцев.

– Что? Выходит, я тебя восемь месяцев не увижу?!

– О, мы будем на связи, – возразила она. – Мы найдем способ.

По крайней мере, мне показалось, что она выразилась именно так. Я подбросил ее на вечеринку, а потом отрешенно сидел в машине и думал: «Не могу поверить, что это происходит со мной…» Я немедленно позвонил Эмилио и сказал:

– Дружище, какого черта! Почему ты мне раньше про нее не рассказал?!

– Ты придурок, – миролюбиво ответил Эмилио. – Да я целый год только о ней тебе и говорил! А ты все: «Не хочу встречаться, никаких актрис, никаких певиц…» Каждый хренов раз, когда я напоминал о ней, ты сам велел мне заткнуться и забыть об этом!

– Она лучшая из женщин, что я встречал, – сказал я.

– Я же говорил! Я говорил!

К вопросу о «латиноамериканском взрыве». Вот так он выглядел в моей личной жизни.

 

Началась первая неделя декабря, и Рождество уже было на носу. Так что я пробежался по улице до магазина игрушек FAO Schwarz, нашел там огромного плюшевого медведя и сразу же отправил его ей домой в Мехико. С плюшевым медведем не ошибешься, верно? Даже если девушке не понравился ты сам, то медведь-то уж точно придется ко двору.

К медведю прилагалась записка, где говорилось, что рождественские каникулы я собираюсь провести на арендованной яхте с сыном и дочерью, но после возвращения с острова Сен-Бартелеми непременно свяжусь с ней. Через несколько дней, незадолго до отъезда, мне пришла посылка из Мексики. Я был очень взволнован, открыл ее и обнаружил внутри два подарка: солнечные очки и махровый халат с моим именем, вышитым спереди и даже на петельке внутри. Как видно, не только я уделяю внимание деталям… Внутри также была открытка, которую Талия пыталась подписать на английском. Открытка гласила: «Эти очки – чтобы защитить твои глаза от солнца, а этот халат согреет тебя, когда ты будешь вылезать из моря».

Ого! Кто бы вообще стал такое писать? Да еще такими словами? В этой открытке было столько искренности, столько заботы… Какая-нибудь другая девушка написала бы: «Эй, вот тебе всякая фигня для морской прогулки. С Рождеством!» Но тут чувствовалась латиноамериканская культура со всей ее теплотой. Эти немногие слова очень многое мне сказали. Они дали мне понять, что первым стремлением Талии было защитить меня… Но как, черт возьми, она успела так быстро справиться с монограммой и моим именем на петле?

Когда я вернулся в Нью-Йорк, мы начали каждый день общаться по телефону. Иногда даже засыпали с трубкой в руке, что вполне нормально для людей, работающих по восемнадцать часов в сутки. Мы делали фотоснимки и пересылали их друг другу, как парочка школьников. При этом расстояние и языковой барьер только обостряли наши чувства.

В этот же период времени произошел более крупный «латиноамериканский взрыв» – на сей раз музыкальный. Условия для него созревали в течение нескольких лет, но само событие произошло 24 февраля 1999 года. Тогда на сорок первой церемонии вручения «Грэмми» появился Рикки Мартин.

Рикки выступал с детства. Еще в 1984 году он вошел в пуэрто-риканскую группу Menudo, и она была так успешна и хорошо организована, что даже имела свой собственный самолет для гастролей. В группе не было никого старше шестнадцати, так как в это время голоса мальчиков начинали ломаться. Рикки стал самым знаменитым членом этого коллектива, а позже перебрался в Мехико, где начал играть в театре и сниматься в «мыльных операх». У него были все данные для того, чтобы стать латинским Элвисом, – Рикки был красив, отлично двигался и обладал несомненным талантом. Когда его карьера в испаноязычной среде достигла своего пика, мы начали с ним переговоры, убеждая его записать альбом на английском.

Однажды его попросили подготовить выступление на чемпионате мира по футболу. С помощью Дезмонда Чайлда он записал песню La Copa de la Vida и исполнил ее во Франции в 1998 году. Песня сразу же обрела популярность по всему миру, а испаноязычный альбом Vuelve, куда она вошла, стал отлично продаваться повсюду, кроме Соединенных Штатов. Это-то и привлекло к нему наше внимание. Всякий, кто смотрел тот чемпионат по телевизору, уже был готовым фанатом Рикки. Так что мы начали прикидывать, что получится, если правильно сориентировать его и уговорить работать для американской аудитории.

Видимых препятствий этому не было. Рикки работал в шоу-бизнесе с девяти лет, обладал должной способностью к концентрации и самодисциплиной, приобретенной еще в группе Menudo. Он отлично говорил по-английски и уже познал вкус успеха. Было продано 10 миллионов копий альбома Vuelve, и он даже был номинирован на «Грэмми». Наши планы относительно Рикки состояли в том, чтобы использовать этот успех и музыкальную тему чемпионата для самого грандиозного артистического перерождения всех времен.

Для того чтобы обеспечить ему «Грэмми», мы использовали все доступные Sony рычаги влияния. Мы также добились того, чтобы он выступил на самой церемонии. За такую возможность всегда идет напряженная и едва ли не кровавая борьба. Когда я вспоминаю тот вечер, то поражаюсь тому, как много талантливых артистов оказались тогда в зале при поддержке Sony Music. Там была Лорин Хилл, которая, как я уже упоминал, получила тогда пять наград. Dixie Chicks получили тем вечером две «Грэмми», вызвав к себе большой интерес, что положительно отразилось на продажах их альбома Wide Open Spaces, – он один показал лучшие результаты, чем все работы прочих кантри-групп, вместе взятые. И конечно, две «Грэмми» достались Селин Дион за ее песню в «Титанике». Кроме того, она получила две награды и за свои альбомы тоже. На этом фоне мы чувствовали себя вправе просить комитет «Грэмми» дать нам возможность представить публике парня, который до того ни одного альбома на английском не записывал вовсе. Это был смелый ход, но я парень не из пугливых, и все мы знали, что этот вечер будет значить для карьеры Рикки.

Кен Эрлих, продюсер всего шоу, знал о способностях Рикки Мартина и о том, как хорошо тот подходит для церемонии. Но Кену нужно было еще убедить своего упрямого босса, Майка Грина, которому нравилось отказывать людям – пусть даже только для того, чтобы они потом бегали за ним и умоляли пойти навстречу. Милый парень, правда? Одновременно предстояло побороть целую толпу телевизионных начальников CBS и спонсоров. Дело было в том, что Рикки, несмотря на свой талант, был еще практически неизвестен американскому телезрителю.

В итоге мне пришлось браться за телефон и звонить Лесли Мунвесу, президенту CBS. Я прежде не раз делал это от имени артистов, в которых мы верили. Я с полной уверенностью заявил Лесу, что выступление Рикки пойдет церемонии только на пользу. Лес отлично знал: если я говорю нечто подобное, то мне есть чем подкрепить свои слова. Он согласился. Согласился и Кен Эрлих. Так что Майку Грину пришлось капитулировать, и наша взяла.

 

Многие почему-то считают, что тем вечером Рикки исполнял песню La Vida Loca. Это не так. La Vida Loca вышла уже после шоу – в его первом англоязычном альбоме. На самой же церемонии Рикки исполнил ту композицию, которая уже принесла ему мировую известность, – La Copa de la Vida. С точки зрения исполнения эта песня была более динамичной и потому легко позволяла Рикки переходить с испанского на английский и обратно. Он знал силу этой песни. Мы тоже. Каждый, кто был на репетиции, тоже знал, чего ожидать. Но мы, конечно, не могли предвидеть, с какой силой на выступление отреагирует публика.

Вначале я сильно нервничал и волновался, но тут Рикки начал петь, и сразу же началась феерия! Музыканты с тамбуринами и барабанами начали спускаться по проходам, создав у публики ощущение, что она вся оказалась посреди огромной фиесты. Рикки буквально снес всем крышу – зрители не могли поверить в то, что видели и слышали вокруг. Ни на «Грэмми», ни на других похожих телешоу ничего подобного не происходило много лет!

Сидевшая в первом ряду Мадонна выскочила на сцену и принялась аплодировать прямо оттуда, восторженно вопя, как заправская фанатка. А сразу после окончания представления она побежала за кулисы, чтобы встретиться с Рикки. Я ковал железо, пока горячо, и тут же на месте договорился, что она споет с Рикки дуэтом для его следующего альбома. Таким стало официальное начало «латиноамериканского взрыва».

 

Когда журнал Time поместил фотографию Рикки на свою обложку, мы затеяли обсуждение на тему того, сможем ли мы добиться того же самого для любой из наших латиноамериканских звезд. На самом деле тут даже не о чем было спорить. Взрыв уже произошел. В течение последующих шести месяцев Sony выпустила альбомы Дженнифер Лопес и Марка Энтони. Были проданы миллионы дисков. Все произошло настолько внезапно, что стороннему наблюдателю непросто было понять, как долго горел запал этой бомбы.

Латинские мотивы жили у меня в душе еще с тех времен, когда я ребенком разгуливал по Бронксу и вслушивался в песни Тито Пуэнте, игравшие в каждом музыкальном магазине и доносившиеся из каждого окна. Когда я в восемь лет учился играть на трубе, одним из моих соло-номеров в музыкальном коллективе нашей католической школы была песня Cherry Pink and Apple Blossom White, которая стала знаменитой благодаря Пересу Прадо. Играя на гитаре в пятнадцать, я подражал манере брать аккорды, присущей латиноамериканским музыкантам. Мне было девятнадцать, когда Фрэнк Синатра и Антониу Карлус Жобин выпустили целый альбом на бразильскую тематику. Такие песни, как Tequila, и такие группы, как Brasil ’66 Сержио Мендеса, тоже привлекали к себе немало внимания. А еще до того, как я попал в Sony, Хулио Иглесиас и Вилли Нельсон совместно записали песню To All The Girls I’ve Loved Before… Но я, естественно, не чувствовал, как все эти песни годами крутились у меня в подсознании и исподволь готовились изменить мою жизнь. Но в конце 90-х благоприятный для этого момент все же наступил.

Для того чтобы воспользоваться им, у нас под началом была мощнейшая в мире группа специалистов – наше подразделение латиноамериканской музыки в Майами. По счастливому совпадению одним из первых коллег, кого я встретил, придя в компанию в 1988 году, был как раз руководитель этого направления – Фрэнк Вельцер. Я тогда высоко оценил его работу, хотя и не знал еще, какую важную роль в моей жизни она сыграет.

К моменту начала моей работы в Sony Хулио Иглесиас по-прежнему был краеугольным камнем «латиноамериканского» направления. Потом появилась Глория Эстефан со своим фирменным смешением афрокубинских ритмов и текстов на английском. Она проложила путь, по которому позже двинулись все прочие наши артисты из тех краев. При завоевании латиноамериканского рынка мы придумывали специальные подарочные комплекты и диски, для чего даже убедили наших крупнейших звезд записать по паре песен на испанском. У Селин и Мэрайи такие есть, и это здорово помогало нам продвигать их на тамошних рынках и даже в самой Испании – ведь слушателям всегда приятно знакомиться с выдающимися артистами на своем родном языке. Иными словами, процесс смены языка исполнения шел в обе стороны, позволяя испаноязычным звездам покорять публику в Штатах, а нашим – открывать для себя латиноамериканскую. Это, конечно, выливалось в миллионы и миллионы проданных альбомов.

Мы также заключали по всему миру корпоративные союзы, типа того союза с Pepsi, который позволил нам отлично поработать с музыкой для чемпионата мира по футболу. Разумеется, Pepsi от этого тоже только выиграла, ведь в латиноамериканских семьях ее колу пьют куда чаще, чем напитки от Coke. Народ в нашей компании был отлично мотивирован и постоянно выдвигал новые идеи, которые позволяли нам расширять границы наших возможностей. Например, вице-президент по рекламе из Columbia, Джерри Блэр, предложил много удачных приемов для раскрутки Рикки Мартина. И вот годы усилий внезапно принесли плоды.

Чтобы произошел «латиноамериканский взрыв», нам понадобился весьма длинный фитиль, но, когда этот взрыв все же произошел, я сам еще не знал, что именно девушка из Мексики станет любовью всей моей жизни.

 

Фитиль, ведущий к Талии, горел куда быстрее, хотя расстояние между нами и заставляло время растягиваться. Талия снималась в сериале «Розалинда», но у нее иногда образовывались свободные выходные. Тогда она могла прилетать в Майами, где мы проводили вместе по нескольку замечательных дней. Отличный способ крепче полюбить друг друга и создать по-настоящему неразрывную связь.

В то время Талии было двадцать восемь. Ее мать и все четыре ее сестры выходили замуж за мужчин на поколение старше себя. При этом жили они в районе Мехико, который здорово напоминал Бронкс. Эмилио был абсолютно прав – между нами было очень много общего.

После многих месяцев работы по восемнадцать часов в день Талия находилась на грани истощения, и, как только сериал был отснят, она прилетела ко мне в Нью-Йорк «на пару недель». Я в это время наносил последние штрихи, заканчивая переделку одного старого амбара в Сэг-Харбор. Билли Джоэл как-то притащил меня туда и настаивал, что из этого места получится превосходный дом. Чтобы подобрать Талию, я поехал в аэропорт Кеннеди и там увидел, как она проходит через таможню… с девятью чемоданами и собакой!

Парень, который оформлял ее багаж, наклонился и прошептал мне:

– Знаете, моя жена родом из заграницы. Однажды она вот так же приехала меня навестить – и в итоге осталась навсегда.

Он, очевидно, думал предостеречь меня, но его слова были просто музыкой для моих ушей. В тот момент я улыбнулся, поскольку возлагал надежды именно на такой исход дела.

Амбар и правда превратился в превосходный жилой дом – и довольно оригинальный. Он возвышался над бухтой и пристанью, чем немного напоминал мне о Южной Франции, особенно на рассвете и на закате, когда солнечные дорожки бежали по воде.

Талия вошла через парадную дверь, опустила чемоданы на пол и глубоко вздохнула. Внезапно у нее на лице возникло расслабленное выражение, которое как будто говорило: «Ну вот я и дома…» С семи лет она много и упорно работала, и, говоря, что она была на грани истощения, я не шучу. Даже ее врач в Мехико рекомендовал Талии взять годичный отпуск.

На третий день после ее прибытия я поднялся раньше пяти утра и прошел в гостиную на верхнем этаже дома. Оттуда открывался захватывающий вид на гавань. Вскоре Талия поднялась ко мне и увидела, как я наблюдаю за восходом солнца. Можно было различить удивительные оттенки пурпура, каких я не видел ни в одной палитре. Мы тихо стояли и не могли поверить своим глазам – казалось, что все это представление устроено специально для нас, как подарок. Даже величайший в мире художник не смог бы перенести это зрелище на холст. В тот миг я избавился от своих тревог и ощущения постоянной спешки. Когда мы с Талией обнялись, я почувствовал себя мирно и спокойно.

Я и правда начал понимать, что сам Господь предназначил меня для того, чтобы быть с ней. Наши отношения становились все более близкими, и мы начали уже всерьез обсуждать наше совместное будущее.

Однажды я пропустил обеденный перерыв, чтобы встретиться с одним парнем. Нет, он не предлагал мне заключить контракт с новым артистом, зато доставил мне на выбор несколько обручальных колец. Я остановился на том, которое, как я думал, должно ей понравится, но я знал, что для предложения нужен подходящий момент. Чтобы дождаться его, понадобилось три месяца.

Это случилось в Майами, где мы остановились на острове Стар в гостевом домике у Глории и Эмилио. Мать и сестра Талии тоже прилетели тогда в город. Намечался ужин в обществе родных и друзей.

В Майами у моря прекрасные закаты, так что мы с Талией пошли на причал, чтобы полюбоваться одним из них. Мы поцеловались, а потом Талия сказала:

– Такой прекрасный момент…

Конечно, я старался держать себя в руках, но тут мои мысли понеслись галопом: «Вот оно! Вот оно! Давай!»

– Жди здесь, – выпалил я. – Жди здесь!

– В чем дело? – встревоженно спросила она.

Но я уже умчался в дом. На полной скорости я ворвался внутрь, взлетел наверх по лестнице, вытащил коробочку с кольцом из тайника и бросился обратно к причалу. Запыхавшись, я подбежал к Талии и вдруг нежно коснулся ее ушей.

– Ты всегда хотела красивые сережки, – сказал я. – Но у меня есть только вот что…

Это был отвлекающий маневр. Она ничего не подозревала.

Талия открыла коробочку и увидела там прекрасное обручальное кольцо с бриллиантом. Тут она заплакала, кинулась обнимать меня и подняла такой шум, что ее мать и сестра выбежали из дома. Ну а потом все окружили нас, тоже вовсю принявшись обниматься и вопить от радости…

И начался праздник.

 

Впервые в жизни я чувствовал, что мои дела идут на лад. Личная жизнь была безоблачной, а прибыли Sony Music росли с каждым годом. Но уже тогда можно было видеть признаки назревающих тревожных событий.

Первый тревожный сигнал пришел от Аллена Грабмена, который и прежде не давал мне витать в облаках. Ему позвонил Говард Стрингер, и Аллен слово в слово пересказал мне все, что тот ему сообщил.

– Знаешь, – жаловался Говард, – я тут ходил на церемонию «Грэмми» и теперь не уверен, что компания относится ко мне с должным уважением. Да и потом, на вечеринке я тоже чувствовал себя посторонним.

– Аллен, – удивился я, – что за ерунда? Он же был там. Мы выбили ему хорошие места. В чем проблема?

На самом деле Стрингер и правда был недоволен своими местами на церемонии. Кроме того, на вечеринке он хотел сидеть рядом со мной, когда я общался с артистами. Если подумать, то все это легко можно было бы организовать. Этот просчет – полностью моя вина. Но после того как Идеи уволил Микки, мы в Sony Music держались настороженно и опасались сближаться с корпоративным руководством. Казалось более разумным вежливо держаться от Стрингера на расстоянии. С другой стороны, голливудское подразделение Sony с трудом выбиралось из катастрофического кризиса, и новые протеже Стрингера выбивались из сил, чтобы ему угодить. В итоге сравнение получалось не в нашу пользу – по крайней мере, в глазах сэра Говарда.

Мне даже начинало казаться, что всякий раз, когда я пытался проявить к Говарду симпатию, мои действия обращались против меня. Однажды я пригласил его к себе на Рождество. Мой дом в Вестчестере был переполнен друзьями, знаменитыми музыкантами из числа наших подопечных, а также известными актерами. Рождество или нет, но для меня работа не прекращалась никогда… Частью этой работы было укрепление личных взаимоотношений с артистами и миром шоу-бизнеса в целом. Общение в неформальной обстановке было частью моего стиля, это здорово помогало добиваться успеха в делах. На следующее утро сэр Говард позвонил Грамбену и заявил:

– Да уж, Аллен, Томми умеет жить на широкую ногу!

И это, конечно, не было комплиментом. Эти его слова скрывали неудовольствие от неравенства нашего положения. Корпоративным боссом был он, но ему не нравилось, что я, в отличие от него, запросто общаюсь со знаменитостями и принимаю их у себя дома. Кроме того, поскольку он только начал работать в новой должности, наши заработки тоже серьезно отличались. Мои доходы вытекали из успехов компании, а стоимость Sony Music увеличилась с 2,4 миллиарда долларов в 1988 году до 5,3 миллиарда в 1997-м. Когда продажи одной только Селин Дион принесли компании миллиард долларов, все те, кто был вовлечен в планирование и маркетинг этого проекта, получили заслуженное вознаграждение. Таковы были методы стимулирования, которыми пользовался Норио Ога. И точно так же Стив Росс руководил Ахметом Эртегюном, Мо Остином и Дэвидом Геффеном.

Но Стрингер определенно не был Стивом Россом, да и визионером в духе Норио Оги тоже не являлся. Я полагаю, что мой успех, успех всей компании Sony Music и даже сам мой образ жизни вызывали у него огромное негодование. Более того, я убежден, что даже если бы я прислуживал ему, подавая чай с булочками прямо в кабинет, то и тогда это негодование никуда бы не исчезло. Не заблуждайтесь, я полностью осознаю, что дело было во мне. Я определенно мог раскрыть объятия и пошире, даже должен был. Но моя команда в Sony еще больше моего опасалась вмешательства корпоративного начальства в нашу работу. Так что просто старались вежливо защищать нашу сферу влияния. В конце концов, Sony Tokyo и так получала от нас многомиллиардные прибыли, а Sony Music моими стараниями стала крупнейшей компанией в своей области. Это ведь должно чего-то стоить, а?

Одновременно с этим в Интернете начали проскакивать первые искорки процессов, которым еще предстояло перерасти в настоящий пожар. Эл Смит, руководивший нашим отделом новых технологий, давно предупреждал нас об этом. Смит был одним из ключевых участников проекта Sony Studios, а я сам был знаком с ним еще с тех дней, когда мы вместе работали в Champion. Я полностью доверял ему, хотя масштаб предсказанных им событий было трудно оценить заранее.

У Эла был сын, который в то время учился в университете Карнеги-Меллон. Поэтому Эл не просто сам отлично разбирался в новейших технологиях, но еще и знал, как их применяет молодежь. Он сообщил мне, что студенты качают из Интернета картинки и делятся ими друг с другом и учащимися других университетов. И это было еще не все. Музыкальными записями они делились тоже!

Это было задолго до того, как распространились файлообменные сети, подобные Napster. Просматривая рекламу в Интернете, Эл обнаружил связь между порнографией – которая всегда была на острие прогресса – и музыкой. Сайты, которые распространяли порно, обычно предлагали и музыкальные записи. Но странным было то, что некоторые чисто музыкальные сайты не чурались порнографии. В обоих случаях результат был один – достаточно было просто нажать кнопку и скачать аудиозапись. Итогом всего этого должно было стать ухудшение наших собственных финансовых результатов. Музыку бесплатно скачивали из Сети, и Эл Смит сразу понял, к чему это может привести. Впрочем, казалось, что он слишком остро реагирует на угрозу. Он даже стал убеждать меня в том, что мы все – представители умирающей профессии и скоро выйдем в тираж. Эту мысль работникам музыкальной индустрии трудно было постичь… В это время я любовался ростом наших продаж, а тут кто-то приходит и говорит мне, что сам наш бизнес скоро устареет?

Мы в то время считали, что все эти интернет-штуки – лишь комариные укусы, назойливое, но безвредное жужжание над ухом. Считалось, что это просто еще одна форма контрафакта. Так сказать, еще один пират на палубе. «Хорошо, – думал тогда я, – надо найти способ избавиться от него». Но как подстрелить невидимого пирата? Мы с тем же успехом могли гоняться за призраками.

Никто из нас и не думал верить в то, что покупатели в итоге откажутся покупать музыкальные записи так, как они делали это последние пятьдесят лет. Неотъемлемой частью нашего культурного опыта были чувства, которые испытываешь, доставая пахнущую винилом пластинку из обложки. Потом эти эмоции были отчасти перенесены и на упаковки с компакт-дисками. Да и сам просмотр товара в музыкальном магазине был своего рода досугом.

Napster появился в тот момент, когда Sony Music переживала период исключительного коммерческого успеха. Концепция одноранговой сети была революционной, и Эл Смит, ознакомившись с ней, сразу понял, что это уже не комариный писк. Napster скорее походил на слона, готового нас растоптать. Тут уж нам пришлось встрепенуться и обратить на проблему внимание.

Napster был создан Шоном Фэннингом, Джоном Фэннингом и Шоном Паркером. Когда Паркеру было семь лет, отец научил его программированию на компьютерах Atari. В подростковом возрасте Шон взломал базу данных крупной компании и привлек к себе внимание ФБР. В случае с Napster он помог создать постоянно расширяющуюся электронную библиотеку аудиозаписей, которые кто угодно мог скачать из Сети. Конечно, это было незаконно. Ни артисты, ни композиторы не получали от скачивающих никакого вознаграждения. Но тем, кто пользовался этой системой, было наплевать – они просто сидели по домам и слушали музыку. Napster тогда пребывал еще во младенчестве и потому не мог нанести нам заметного финансового ущерба. И мы вначале решили подойти к делу следующим образом: Элу Смиту и его отделу высоких технологий велели до поры смириться с происходящим и наладить связи со своими коллегами в других звукозаписывающих компаниях. Вместе они должны были попытаться найти некое общее полезное и продуктивное решение. Мы также попросили его обратиться в научно-исследовательское подразделение Sony Tokyo, чтобы проверить возможность создания новых носителей и форматов, которые могли бы защитить нашу продукцию и стать новым источником прибыли.

Как мы поняли позже, сказать это оказалось проще, чем сделать.

 

Талия с детства мечтала обвенчаться в соборе Святого Патрика в Нью-Йорке. Так что, когда мы начали обсуждать нашу свадьбу, она сразу сказала мне, что хотела бы провести церемонию именно в этом месте.

Я просто посмотрел в ее глаза и сразу ответил:

– Отлично. Никаких проблем.

Я не знал, с какой стороны подступиться к католическому духовенству, но нашлась пара друзей, которые смогли представить меня нужным людям. Одним из этих друзей был Говард Сэфир, глава полиции Нью-Йорка, а вторым – Джон О’Нил, руководитель нью-йоркского офиса ФБР и один из крупнейших экспертов по борьбе с терроризмом. Оба они были в отличных отношениях с кардиналом и легко устроили мне встречу с монсеньором Энтони Далла Вилла, который, кстати, тоже был итальянцем из Бронкса, со Сто восемьдесят седьмой улицы. Когда мы уселись, я как будто снова ощутил себя дома. Монсеньор Далла Вилла оказался удивительным и прекрасным человеком. Я сообщил ему, что в детстве был министрантом, и он явно обрадовался этому. Это, конечно, не делало меня святым, но ему понравилось, что я пожелал вернуться к церкви. Я обсудил с ним чувства, которые испытываю к Талии, и рассказал, что она покинула свой дом и семью в Мехико, чтобы выйти за меня и создать новую семью со мной. Наконец я сказал, что хотел бы подарить ей свадьбу, о которой она всегда мечтала, – в соборе Святого Патрика.

Далла Вилла внимательно посмотрел на меня и ответил:

– Томми, у нас с тобой одна очень, очень, очень большая проблема. Первый раз ты вступал в брак по иудейскому обряду, а второй – по канонам Епископальной церкви. По правилам Римско-католической церкви мы не можем сочетать тебя браком – и уж точно не можем сделать это здесь, в соборе. Тебе следует сначала аннулировать предыдущие браки.

– Хорошо, – отвечал я. – Не вопрос. Давайте этим займемся.

Именно из-за этой истории Дэвид Геффен позже острил: «Каждый раз, когда Томми женится, он обращается в новую веру».

 

Итак, я проделал полный круг. Несколько закрытых встреч, парочка религиозных церемоний – вы знаете, Католическая церковь любит напускать таинственности… А потом мне еще напомнили об уместности крупного пожертвования. В общем, я снова оказался там, откуда начинал.

Когда мы с Талией начали планировать свадьбу, то решили сосредоточиться на логистике. В расписании собора до конца 2000 года оставалась свободной лишь одна дата – 2 декабря. Тут я призадумался: «Господи, на носу будет Рождество, плюс это вечер субботы – пробки будут ужасные… Да еще и мороз!» Но я быстро переключился на мысли о том, насколько все будет торжественно и красиво, ведь собор стоит буквально через дорогу от великолепной елки у Рокфеллеровского центра. Все должно было выглядеть так, как будто ее поставили там специально для нас. Так что с одобрения Талии я подал заявку на эту дату, и мы стали подыскивать место для свадебного банкета. Тогда как раз должны были открыть новый роскошный отель в центре. Когда-то это здание было банком, а в то время его называли Regent Wall Street. Мы осмотрели помещение и остались очень довольны. Ладно, с этим решено. Теперь дело было за развлечениями, и тут я решил вытянуть еще одного кролика из шляпы.

Ведь мы не стали бы довольствоваться очередным дурацким свадебным оркестром, да? Так что я просто позвонил одной из любимых артисток Талии и своей давней подруге Донне Саммер.

– Донна, – начал я. – Я прошу тебя выступить у нас на свадьбе. Талия тебя обожает. Ей нравятся все твои песни – и ты единственная, кого я могу попросить помочь, поскольку только ты сможешь превратить торжественный прием в крутую вечеринку. Прошу, окажи мне эту услугу, а?

Конечно, я предложил заплатить ей, но она даже не дала мне договорить.

– Я и так сделаю это с удовольствием, Томми. Считай это моим подарком тебе и Талии!

До поры я держал наше соглашение в секрете – точно так же, как Талия прятала от меня свое свадебное платье. Она несколько месяцев трудилась над ним вместе с латиноамериканским дизайнером Митси, и я не должен был ничего знать о нем до того момента, как Талия покажется в дверях собора.

В ночь перед свадьбой я заглянул в номер Талии, остановившейся тогда в отеле Mark. Я был очень взволнован. Мне хотелось, чтобы все получилось безупречно. Когда я начал с тревогой рассуждать о завтрашнем дне, Талия взяла мою руку в свою и сказала:

– Почему бы нам не помолиться? Это пойдет только на пользу.

И тогда мы, держась за руки, преклонили колени прямо на полу гостиничного номера. В этом моменте было столько ясности и света, что мои глаза наполнились слезами, да и ее – тоже. Мои мысли перестали мчаться, как товарный поезд, и наконец замерли. Комнату наполняли эмоции и понимание всего того, за что мы оба должны благодарить Провидение. И тогда мы просто попросили у Бога благословить путь, на который мы решились вместе ступить. Тогда для нас не существовало ни гостей, ни пошитых на заказ костюмов, ни музыкантов, ни проблем с пробками перед собором, ни вопросов назойливых журналистов… Это был миг, когда два человека обратились к высшей силе за помощью и наставлением в том, как им счастливо прожить друг с другом всю оставшуюся жизнь. И по сей день Талия утверждает, что именно в ту секунду она почувствовала, что мы отныне – муж и жена. Все остальное стало лишь глазурью на торте.

К сожалению, мои родители были уже в годах и переселились в специальный санаторий. Бывало непросто даже вывезти их оттуда, чтобы вместе поужинать. Притащить их в собор, а потом еще и на банкет… это казалось неразрешимой задачей. И вот ведь что скверно – наконец-то у меня все шло правильно, а два самых дорогих для меня человека не смогут стать свидетелями этого события! Хорошей новостью было лишь то, что они все же виделись с Талией несколько раз, и по их лицам я понял, как они за меня рады. На церемонии же места моих родителей заняли мои дети – Майкл и Сара. Это они были рядом со мной, когда я вошел в собор Святого Патрика.

Обычно это родители дают детям бесконечно много вторых шансов, чтобы исправиться и встать на путь истинный. В моем случае о втором шансе просить нужно было мне. Мой развод с их матерью сильно травмировал их, а потом я еще больше ухудшил дело, женившись на Мэрайе. Я никогда не перестану сожалеть о причиненной им боли. Но у них тоже была возможность пообщаться с Талией и понять, как она заботлива, сердечна и радушна. Талии нравилась сама идея семьи, а дети были моей семьей, – так что она полюбила и их. Я не смогу передать словами, как счастлив и горд я был в тот день, когда Сара и Майкл проводили меня к алтарю.

Возможно, именно из-за их присутствия я чувствовал себя так комфортно в тот день. Грандиозность собора Святого Патрика совершенно на меня не давила. Или дело было в том, что на сей раз все было на самом деле так, как надо? Я даже усмехнулся, когда услышал, что один из приглашенных гостей, Оззи Осборн, переживает из-за того, что у него нет подходящего костюма.

Они с женой Шэрон поселились в отеле Plaza. Шэрон уверяла, что заказала костюм и он вот-вот должен прибыть. Но вот уже до церемонии оставалось двадцать минут, а курьера все не было…

– Где мой костюм? – кричал Оззи. – Мне нужен этот чертов костюм! Я не могу идти на свадьбу в одних трусах!

Вскоре раздался стук в дверь. Это все же был курьер, державший здоровенную коробку. Открыв ее, Оззи обнаружил там целых три костюма.

– Шэрон! – воскликнул Оззи. – Так на скольких женщинах Томми собрался сегодня жениться?

Когда я шел по проходу к алтарю, заметил сидевшего с краю Оззи и попробовал на ощупь ткань его рукава.

– Ух ты, Оззи, – заметил я, – отличный костюм!

Просто удивительно порой, какие странные вещи остаются в памяти.

Вот я уже у алтаря. Рядом, широко улыбаясь, стоял Эмилио. Он послужил в этой истории купидоном, своего рода антрепренером моего счастья. Конечно, именно он больше всего заслуживал стать моим шафером.

 

Тут начал играть орган, а я снова разволновался и уставился в пол, не смея поднять глаза. Когда я их все же поднял, то увиденное оказалось лучшим зрелищем, чем даже самое великолепное кино. В арке входа стояла Талия. Такой прекрасной и сияющей я ее еще никогда прежде не видел. Она двинулась навстречу мне в своем роскошном платье с десятиметровым шлейфом. В конце прохода к ней присоединилась ее мать, которая, подняв вуаль, поцеловала Талию прежде, чем вручить ее мне.

Мое сердце бешено колотилось. Я взял Талию за руку, и мы вместе поднялись к алтарю. Мне почти что приходилось тащить ее, так как ее платье тянуло на половину от ее собственного веса. Никогда не забуду, как безупречно и отчетливо звучал ее английский в тот момент, когда она обращалась ко мне, повторяя слова ритуала за монсеньором Далла Вилла. Казалось, что брачная клятва исходит прямо из ее души.

Церемония была безупречной. Мы прошли обратно между скамьями, улыбаясь родным и гостям. Наконец гигантские двери распахнулись, и мы оказались на улице. В тот же миг порыв ветра подхватил и стал трепать вуаль Талии. Десять тысяч ее фанатов выстроились на Пятой авеню, перекрыв всю улицу. Увидев Талию, они все разом закричали, и в этот момент мы с ней слились в поцелуе.

Мы пробились сквозь толпу и отряды папарацци, сели в машину и поняли, что люди все равно будут сопровождать нас по всему городу. Наконец мы прибыли к отелю, где я подготовил еще один сюрприз. Когда мы несколько перевели дух и уже приготовились присоединиться к банкету, большой ансамбль мариачи в национальных костюмах исполнил мелодию, которой по традиции сопровождается появление жениха и невесты. Пусть Талия и покинула свой дом, свою страну, семью и даже культуру, но этим жестом я хотел показать, что хочу быть частью ее жизни, уважаю то, кем она является, и постараюсь сделать так, чтобы в новом доме ей было уютно.

Когда мариачи закончили играть, мы расположились за столом, и празднество началось. Еда была превосходной, звучала музыка приглашенного ансамбля… Где-то через час его предводитель остановился и сказал:

– Талия, сегодня ваш муж хочет подарить вам особенный подарок.

Больше он не сказал ничего, просто ансамбль начал играть, а на сцене появилась Донна Саммер.

Когда Донна начала исполнять песню MacArthur Park, весь зал будто сошел с ума. Все гости до единого – все! – вскочили и бросились к танцплощадке. Было нечто сюрреалистическое в том, что так много артистов, с которым мне довелось работать, разом собралось в одном помещении. Мы-то привыкли видеть их на сцене, а тут… Представляете себе Брюса Спрингстина и Майкла Джексона, отплясывающих в толпе на танцполе? Но это лишь показывает, какую силу голос Донны имел над людьми.

В какой-то момент Марк Энтони, Глория и Талия взобрались на сцену и стали подпевать Донне. А потом Эмилио, который тоже был не чужд музыке, создав в свое время группу Miami Sound Machine и став там ударником, вытащил на сцену и меня. Это был лучший момент в нашей жизни – банкет действительно превратился в крутейшую вечеринку!

Наконец, когда настала подходящая минута, я выступил вперед и взял микрофон. С музыкантами все было обговорено заранее, так что мне лишь оставалось посмотреть в глаза моей супруге и начать. Это была одна из моих самых любимых песен Синатры – I’ve Got You under My Skin. Я изо всех сил старался соответствовать уровню Фрэнка, и в тот момент я и правда оказался тем певцом, которым всегда хотел стать.

Голоса друзей

Дженнифер Лопес, певица

 

Когда я впервые пришла на встречу с Томми, то здорово нервничала.

Он усадил меня и вдруг спросил:

– Чего ты хочешь?

Я будто онемела.

– Чего ты хочешь от своей карьеры? – уточнил он.

Я не знала, что ответить, а потому сказала:

– Хочу первоклассный контракт!

– Отлично, считай, что он твой, – ответил Томми. – Но подпишем мы его прямо сейчас.

– Погодите! Со мной же нет моего менеджера…

– А ты позвони ему и дай мне трубку. Мы заключаем сделку немедленно!

Томми всегда знал, что нужно делать. Сейчас таких людей в индустрии уже нет…

 

Родни Джеркинс, продюсер

 

Томми как-то сказал:

– Слушай, у меня есть на примете артистка, которая тебе понравится, – Дженнифер Лопес. Она снимается в кино.

Это стало первой сделкой, которую мы с Томми провернули вместе.

К тому времени никто не связывал имя Дженнифер Лопес с музыкой, если не считать того, что она сыграла артистку в фильме «Селена». И потому другие советчики говорили мне: «Не стоит работать с ней, она ведь даже не настоящая певица».

Но Томми сказал мне:

– Найди только подходящую песню – и готовый хит у тебя в кармане.

У меня как раз была отличная идея для песни, и вот я зашел к нему с записью, весь такой уверенный в себе… Томми прослушал ее и сразу заметил:

– А что, если тебе изменить мелодию вот так: «Да-да-да-да-да-да, да-да-да-да…»? А?

Я был поражен. Это был пример той самой творческой работы с репертуаром, которой так не хватает нынешнему поколению руководителей музыкальных компаний. Не осталось людей, у которых был бы такой слух. Томми понимал мелодию и разбирался в том, как ее нужно изменить. Он, считай, был полноценным соавтором.

Я сразу вытащил диктофон и сказал:

– А ну-ка, Томми! Давай еще раз!

Он повторил, и я вернулся в студию – работать. В результате получилось то, что вы знаете под названием If You Had My Love. Она пять недель держала первое место в чартах, а альбомов с ней мы продали миллионы.

 

Дженнифер Лопес

 

Все эти великие артисты с их потрясающими коллекциями песен… Ко всему этому Томми имеет прямое отношение.

Если вдруг в каком-то месте мои записи пользовались недостаточной популярностью, то Томми отправлялся туда лично и добивался того, что меня начинали слушать. Наш с ним второй альбом пользовался невероятным успехом. Я тогда сказала:

– И чем мы займемся теперь?

Его ответ я никогда не забуду. Он сказал:

– Человек сам устанавливает себе границы. На самом деле никаких пределов нет!

Когда годы спустя он покинул Sony, я почувствовала себя осиротевшей.

 

Марк Энтони, певец

 

Помню, как-то я делал запись на студии Sony. Было очень поздно, и я уже собирался уходить, но в дверях встретил Томми. Он почему-то закатывал рукава. Я спросил:

– Томми, что ты тут делаешь?

– Собираюсь заняться микшированием твоей записи, – ответил он.

– Но сейчас два часа ночи! – воскликнул я.

– Ага.

Вот такой пример он нам подавал. Что же, если генерал сам берется за винтовку, то и нам тоже приходилось соответствовать…

 

Шакира, певица

 

Нечасто встретишь людей, обладающих подлинным пониманием музыки и способных преодолеть предрассудки. Еще одно редкое умение – почувствовать мечты и творческий потенциал другого человека. Но у Томми все это было.

Вы можете себе представить, как трудно было пробиваться наверх девушке из Барранкильи? Пришлось выдержать много боев. К тому моменту, когда я впервые оказалась в кабинете Томми Моттолы, у меня уже была за плечами кое-какая карьера в Латинской Америке. И я была готова сделать следующий шаг. Надежд и планов у меня хватало, а вот с английским была беда.

Впрочем, у меня было чувство, что я все же смогу сочинять песни на этом языке. А Томми только добавил мне оптимизма.

Тогда я подумала: «Эй, я смогу это сделать – ведь этот парень в меня верит!» Иногда этого бывает достаточно – нужно, чтобы кто-то просто добавил вам столько веры, сколько нужно для того, чтобы приняться за дело и осуществить свою мечту.

 

Талия, певица и жена

 

Когда мы встретились, каждый из нас залечивал свежие сердечные раны.

У меня всегда были трудности с личной жизнью. Я так много лет снималась и выступала, что люди, желавшие со мной встречаться, невольно видели во мне одного из моих персонажей, а не меня саму. Я никогда не могла сказать, хотят ли они на самом деле быть со мной или просто оказаться со мной на одной фотографии. И плюс еще все эти дурацкие попытки меня впечатлить… Скажем, арендовать весь ресторан ради столика для меня. А один парень вообще надумал подарить мне «роллс-ройс» с ключами в замке. Никто из них так и не понял меня.

Нечто подобное можно было сказать и про Томми. Когда люди сталкиваются с ним, то ожидают встретить персонажа светской хроники – авторитарного воротилу или кого-то в этом роде. Но если узнать его поближе, то окажется, что он очень милый и веселый, умеет рассказывать забавные истории… Да, у него прочные убеждения, но он все равно прислушивается к тому, что говорят другие. Так ты начинаешь понимать: внутри внушительной оболочки скрывается чувствительная душа. И если уж он отдает себя привязанности, дружбе, любви, то это всегда идет из самого сердца.

Так и вышло, что, когда мы встретились, мы оба страдали и искали для себя чего-то подлинного, настоящего, что было редкостью в безумном мире шоу-бизнеса. Всю жизнь я куда-то спешила – если не на съемки очередной мыльной оперы, то в турне или промомероприятия в Барселону. А если и не в Барселону, то в Буэнос-Айрес. Внутренне я уже была готова выскочить из гоночного болида, в который превратилась моя безумная жизнь. Настало время для велопрогулки на свежем воздухе.

И при встрече с Томми я почувствовала, что время пришло. Даже языковой барьер стал для нас скорее благословением, чем проблемой. Он несколько замедлил развитие наших отношений. А потом мы постепенно узнавали друг друга с помощью телефона.

Я думаю, что телефонная магия заключается в отсутствии посторонних факторов. Не важно, что на тебе надето и как ты сейчас выглядишь, сидишь или жестикулируешь. Телефон оставляет только самую суть. И я благодарю Бога за такой оборот дела.

Мы пришли к выводу, что у нас очень много общего. Я родилась через одиннадцать лет после сестер, и у Томми в семье было примерно то же самое. Даже район Мехико, где я выросла, во многих отношениях напоминал Бронкс.

Кроме того, мы с Томми повстречались на довольно благополучном этапе нашей жизни. Томми уже добился успеха. Я тоже. Поэтому мы могли общаться как равные.

Все же забавно, что во всем нашем благополучном браке память иногда ухватывает странные и смешные моменты. Я помню, как на свадьбе наступил момент разрезания торта, и все начали скандировать: «Невеста, ешь торт… Невеста, ешь торт!»

И тут на меня накатило осознание: «Ну и дела! Я вышла за гринго?»

 

Эмилио Эстефан

 

Тем вечером все было видно у него по глазам. Стоило только взглянуть на Томми, как становилось ясно: это был счастливейший момент в его жизни.