21
УЖ НЕ ЗНАЮ, КАКОВЫ БЫЛИ ЕЕ ОТНОШЕНИЯ С Чаббом, – продолжал Слейтер, – однако она была очень привязана к этому злобному коротышке. Но любовники – вот уж не верится. Иначе она не стала бы делать то, что мы делали на веранде.
– А именно?
– Конечно, у него было своего рода магическое обаяние, – признал Слейтер, – но все равно это был самоуверенный, агрессивный сопляк. Великодушие не в его природе. Ты же слышала, как он бросил мне в лицо ту гадость Уистана – тот, кстати, имел в виду нечто весьма личное. И до чего же сосредоточен на себе! Костюм сносился – значит, весь мир в заговоре против него!
– Не весь мир, Джон.
Мохнатые брови Слейтера взметнулись.
– Он что – меня винит? Быть не может.
– Он думает, вы подстроили это. Право, успокойтесь. Он и впрямь малость не в себе, вы сами так сказали, когда признались, наконец, что знакомы с ним.
– Да, но ты подумай: какому человеку может вообще в голову прийти, будто чертов костюм испортили нарочно. Хренову классицисту! Ему это мерещится, потому что сам он только на такие грязные проделки и способен. Вроде той мистификации. Такая подлость. Такая мелочность. Я говорил тебе, что знал Дэвида Вайсса? Да-да, припоминаю. Совсем еще мальчик, умный, благородный мальчик, и вот – погиб из-за пакости, подстроенной Чаббом. И не «малость не в себе», а до галлюцинаций. Вот о чем я пытался тебя предупредить. Он верил, что Боб Маккоркл воплотился и пытался убить своего создателя. Нуссетта рассказала мне об этом, тогда, в гамаке. Вот из-за чего шум поднялся. Он бродил по Сиднею, так напугался, что не мог лечь в собственную постель. И того пуще разыгралась фантазия: вбил себе в голову, будто чудовище испарится, если получит свою метрику. Наверное, в этом безумии есть логика, однако не для меня!
Слейтер отхлебнул глоток пива и оттолкнул от себя стакан.
– Она была очень, очень красива, – мечтательно произнес он. – Совершенно восхитительна. И образованна к тому же.
– Она знала, что вы работали в «Эм-ай-5»?
– Мне кажется, это ее не интересовало. Для Нуссетты было важно другое: я – поэт. Она восхищалась моим творчеством. Впрочем, об этом я уже говорил.
Вот дурак, – подумала я. – Как же, в тебя просто нельзя не влюбиться. Даже тут, в баре, сидишь и пыжишься перед официантками. Я не злилась на Слейтера, но уж очень он меня раздражал.
– У нее была моя книга! – продолжал он. – В те времена в Сиднее ее не так-то просто было достать.
– Хорошо, но ты раздобыл для нее подложное свидетельство о рождении? На имя Боба Маккоркла?
Он замялся:
– На что ты намекаешь?
Я приподняла брови.
– Ты что-то знаешь?
– По-моему, она использовала тебя.
– Нет!
– По-моему, да, Джон.
Глаза его ядовито сверкнули. Джон насупился.
– Шлюха чертова, – произнес он наконец. – Ты уверена? – Но он уже улыбался. – Боже, выходит, она любила этого ханжу. Вот странно.
За нашей спиной рассаживался джаз-банд – трое напомаженных парней в куртках с блестками. Заслышав первые звуки, Слейтер принялся торопливо упаковывать ярко-красную портативную «Оливетти», чересчур стильную для человека его возраста.
– Надо же, какое великодушие, – продолжал он. По губам его блуждала та растерянная улыбка, какую я уже видела за «фаберовским» ужином. Гордыне Слейтера был нанесен тяжкий удар.
– Это вы про гамак?
– Без пошлостей, Микс, тебе не идет. Такая роскошная женщина – и на все готова, лишь бы успокоить этого неврастеника, добыть ему чертову метрику. Она и впрямь любила это ничтожество.
Слейтера подставили, его использовали, и я не без злорадства наблюдала, как проступают печальные складки на его лбу.
– Мать его, – решил он в тот самый момент, когда Ударник треснул в рабочий барабан. – Знаешь, что я надумал? – Он лукаво прищурился. – Куплю-ка я ему новый костюм.
– С какой стати?
Слейтер усмехнулся:
– Чтобы он сел и подумал хорошенько, какой зловещий и подлый умысел я вынашиваю против него.
Спаси нас Господи от стариканов! – подумала я.
– И кстати, – добавил он, – к интриге с метрикой это отношения не имеет. Думай что хочешь, но я был рад помочь ей, да и теперь об этом не жалею.
– Не думаю, что он примет подарок, – сказала я. Слейтер сильно обозлился:
– Почему нет, Христа ради? Ну, пускай. Ладно, сама отдай костюм этому трепачу. Скажи, это подарок от тебя.
– Нет уж, я в ваши игры не играю, Джон.
– Микс, я пытаюсь одеть этого глупого старого хрена в приличный костюм. Что здесь плохого?
Я посмотрела на Джона в упор: верхняя губа у него задергалась.
– Скучно, Сара! Право, надоело!
Оркестр – кто в лес, кто по дрова – попытался сыграть битловскую «Люби меня», Слейтер, распаковав свою стильную машинку, уже вставлял в каретку бланк отеля «Мерлин». Никогда прежде я не видела Джона за работой и залюбовалась тем, как легко крупные пальцы скользили по клавишам. Минута – и он вырвал лист из каретки, подписал и перебросил мне через стол.
– Читай! – крикнул он.
Уважаемый мистер Чабб!
Мы в отеле «Мерлин» с прискорбием узнали о том ущербе, который наша прачечная причинила вашему костюму. Горничной следовало предупредить вас, что одежда всех наших гостей застрахована от подобных несчастных случаев, и потому мы имеем возможность компенсировать вам покупку нового костюма на сумму до 500 малазийских долларов.
Искренне ваш
Рашид Абуд,
Управляющий
– Кто такой Рашид Абуд?
– Какая разница? Костюм есть, верно? Теперь ты довольна? Это достаточно гуманно?
Я видела, что Джон чем-то до крайности расстроен, и мне стало его жаль.
– Хотите, я отнесу письмо на Джалан-Кэмпбелл?
Я потянулась за подложным письмом, но Джон перехватил мою руку и крепко сжал.
– Ты считаешь меня мерзким отребьем, дорогая. Ты думаешь, я убил ее, да?
В помрачении мне померещилось, будто речь идет о Нуссетте.
– Твою маму, – шепотом пояснил он, и в глазах его блеснули слезы. – Вот почему ты язвишь меня. Ты сердишься на меня. Ты всегда меня ненавидела. Винишь меня во всем.
Наконец мы добрались до того разговора, ради которого я сюда приехала, но грудь сдавило, и я не могла вздохнуть.
– Отнесу письмо! – еле выговорила я и выбежала на улицу, забыв зонтик.