Глава 50

Он смотрел на коричневую парадную дверь. Все вокруг, словно толстым одеялом, было накрыто тишиной. Даже сирены их коллеги выключили… Он слышал лишь негромкий рокот моторов. Машины ползли в гору. Остановились. Хлопают дверцы. Тишина.

Франк вспомнил Рейдун. Она открыла дверь и впустила Соню. Раздраженно сказала, что хочет спать… Наверное, велела Соне убираться к черту. Обещала обсудить ее семейные проблемы позже, когда выспится и отдохнет…

И оказалась на полу с ножом в груди.

После Рейдун Соня зарезала Сигура Клавестада. Потом она, возможно, как-то устранила и Арвида Юхансена. Она по одному разбиралась со всеми, кто способен был ее победить. Она поняла, что в роковую ночь горничная многое видела и слышала… Последняя свидетельница. Неужели она уже мертва?

Тишина стала невыносимой. Франк вспомнил неприятную улыбку Сони Хагер, словно намертво приклеившуюся к лицу. Она ведь тогда вовсе не улыбалась… Он видел гримасу боли. Наверное, она была в шоке.

Почему? Потому что он, Фрёлик, сказал ей, что у Брегора был роман с женщиной, которую она убила? Или до нее только тогда дошло, что она натворила? Догадывалась ли она, что сеть вокруг нее смыкается?

Он поднялся на крыльцо. Подергал дверь. Она оказалась открыта. Сзади послышался топот. Обернувшись, он увидел Кампенхёуга и еще двоих в бронежилетах и касках. Кто же еще – конечно, Кампенхёуг! Физиономия раскрашена зеленой краской… Пистолеты-автоматы, шлемы. Они остановились.

– Фрёлик! – крикнул Кампенхёуг, тяжело дыша. Зеленая щека вспотела. Господи, Кампенхёуг в конце очереди… И нет публики, которая видит, как он почесывает яйца?

Франк спокойно улыбнулся и вошел в незапертую дверь. Глянул в панорамное окно, выходящее на Несодден. Вид – как на открытках с изображением Ослофьорда. На поверхности воды пляшут солнечные зайчики; вдали темнеют острова.

Команда Кампенхёуга рассредоточилась по гостиной. Один из них открыл большую дверь, ведущую на веранду, и ткнул себя в грудь пальцем. Поднял ствол пистолета-пулемета. Фрёлик заметил, что на нем шлем, а не балаклава. Ну прямо кадр с Олимпийских игр в Мюнхене.

Франк огляделся по сторонам. Тяжелая кожаная мебель в английском стиле. Камин из природного камня, пожалуй, великоват для комнаты. Застекленный стеллаж, книги в красных переплетах. Картины маслом без рамок и довольно большой аквариум с необычно крупными вуалехвостами, которые разевали рты за идеально прозрачным стеклом.

В аквариуме тихо бурлила вода, никаких других звуков слышно не было. Бурлила вода, и рыбьи морды тыкались в стекло: они что-то ели. Фрёлик развернулся к группе захвата. Господи, как им удается так бесшумно двигаться?

Под его весом заскрипели половицы. Он подошел к приоткрытой двери.

– Фрёлик! – снова окликнул его Кампенхёуг.

Франк остановился, посмотрел на Кампенхёуга в упор. Тот держал руку на двери, ведущей на веранду. Во второй руке он сжимал пистолет-пулемет. Смотрел вопросительно, дышал ртом. Фрёлик улыбнулся. Что тут скажешь? Опасна ли она? Конечно, опасна. Она загнана в угол и понимает, что терять ей нечего. Так что… никто не знает, чем все закончится!

Лучше всего вообще ничего не говорить. Не грузить этого клоуна сложными вопросами. «С такими волосатыми руками ты все равно ничего не поймешь», – подумал он, распахивая дверь в соседнюю комнату.

Голый Энгельсвикен лежал на полу. Без одежды он оказался довольно толстым. Но жир на нем распределялся неравномерно: в основном на животе и на груди. Ноги у него были необычно тонкими. Зато он был поразительно богато одарен в области гениталий. Его застрелили в голову; Фрёлик сразу понял, что хозяин дома мертв.

Зато она была еще жива. Скорчилась на кровати. На сей раз на ней не было криво застегнутой блузки. На ней вообще ничего не было из одежды. Голая, как воплощение греха, которым она занималась со своим хозяином. Она сидела, подтянув колени к груди, и смотрела куда-то в сторону двери. Но она была жива. Из-под коленей виднелись розовые соски.

Франк застыл на пороге, пытаясь оценить обстановку. Должно быть, Соня застигла их на месте преступления.

Он поднял руку, давая знак ближайшему бойцу приготовиться. Вошел в комнату. Перешагнул через труп и опустился рядом с ней на кровать.

Ее лицо перекосилось; в раскосых глазах стояли слезы. Она по-прежнему смотрела куда-то мимо него. Наверное, была в шоке.

– Где она? – спросил Франк.

Никакой реакции.

– Все будет хорошо, – прошептал он и погладил ее по щеке. Кожа у нее была холодной. Девушка напоминала восковую куклу из другого мира.

– Где она? – повторил он по-английски.

– Здесь!

Как только он услышал ее голос, он вдруг сообразил, что сидит спиной к двери. И похолодел.

Времени хватило только на то, чтобы повернуть голову и увидеть ее. Потом он инстинктивно зажмурился, но на внутренней стороне век словно отпечаталась картинка: безумные глаза Сони Хагер. Ружье стоит на полу, стволами вверх. Она раскрыла рот и нажала на оба курка…

Выстрелы прогремели почти сразу же. На лицо Фрёлику капнуло чем-то горячим.

Он бросился на пол, увлекая за собой горничную, прикрыл ее своим телом. Она закричала. Наверное, он сделал ей больно, что неудивительно – ведь он весил девяносто килограммов. Но криков он не слышал. Они потонули в грохоте выстрелов. Начался настоящий армагеддон. Он видел только ее раскрытый рот и чувствовал, как кто-то, уткнувшись ему в грудь, жалобно подвывает. Их отбросило к стене. Фрёлик по-прежнему закрывал девушку собой. Неожиданно он почувствовал острую боль в груди.

Потом наступила тишина. Полная тишина. Он открыл глаза и посмотрел на нее. Она напомнила ему Катрине. Они с Катрине познакомились у костра, на празднике летнего солнцестояния. Потом они занимались любовью на крошечном островке. Почему он вспомнил Катрине? Наверное, потому, что у нее были такие же черные волосы… И она так же прижималась к нему всем телом… Господи, как болит грудь! Черт, она его укусила!

– Пусти! – прошептал он, отталкивая ее. Она подняла голову. Перестала кусаться. Наконец-то! Широко раскрыв рот, уставилась на него.

Он откатился от нее, перевернулся. Ну и зрелище! Стену напротив двери разнесло на куски. А в дверях – трое с размалеванными лицами и с автоматами. Группа захвата…

– Сдаюсь, – прошептал он. – Без боя. Запишите мои слова в трех экземплярах.

С трудом он поднялся на колени. Посмотрел на Энгельсвикена и Соню Хагер. После смерти они оказались рядом, бок о бок.

Как в замедленной съемке, он повернулся к двери. Кампенхёуга отпихивал в сторону почти лысый коротышка. Фрёлик заметил, как раздраженно перекосилось лицо Гунарстранны. Едва взглянув на Фрёлика, инспектор снял плащ, опустился на колени рядом с трупами и попытался кое-как накрыть их.

Из-под плаща торчали приклад ружья и тощие ноги Энгельсвикена.

Франк откашлялся.

Никто ничего не говорил.

Она была загнана в угол…

Он выпрямился. Скорее увидел, чем услышал, как Гунарстранна бешено ругается себе под нос. Обернулся к голой девушке, снял куртку, почесал грудь в том месте, где она его укусила. Набросил куртку ей на плечи.

Полюбовался ее круглыми грудями и розовыми сосками. Она застегнула молнию. Его куртка доходила ей до колен… Она по-прежнему цеплялась за его руку.

Где-то сзади чертыхался лысый коротышка.

Фрёлик не стал его слушать. Он вывел горничную в соседнюю комнату и передал на попечение констебля. Сам спустился с крыльца в сад. Глубоко вздохнул, набирая полные легкие свежего воздуха. Прислонился к дереву и стал смотреть, что происходит вокруг. Так он стоял, пока из дома не вывалился Гунарстранна. Инспектор раздраженно мусолил нераскуренную самокрутку.

Они переглянулись.

Гунарстранна сунул самокрутку в карман.

– Она… все быстро закончилось?

Франк кивнул.

– Как по-твоему, мы ничего не могли сделать, чтобы этому помешать?

– Ничего.

Гунарстранна огляделся.

– Сколько писанины нам предстоит!

– Да уж.

Гунарстранна посторонился, пропуская медиков.

– Прежде чем мы начнем допрашивать молодую особу, которой ты любезно одолжил куртку, нам, наверное, нужно найти переводчика.

Общие слова, подумал Франк.

– Да, – ответил он.

Они вместе пошли вниз. Остановились у ворот.

– Кто бы что ни говорил, жизнь с этим подонком, наверное, была сущим адом, – вздохнул Гунарстранна.

Франк не ответил.

– Ты только посмотри, как замечательно у них все выглядело со стороны… Машины, дом, сад… И горы одиночества, – добавил Гунарстранна после паузы. – То есть у него-то была она, а у нее никого не было.

Они подошли к машине.

– Должно быть, его пьяная болтовня о Рейдун стала для нее последней каплей.

– Чушь! – пылко возразил Франк. – Примерно треть всех норвежских семей заканчивают отношения вполне мирно. Ей всего-то и нужно было получить развод!

Гунарстранна вздохнул. Франк посмотрел на босса и увидел, что у того в глазах пляшут веселые искорки.

– Хочешь сказать, что она могла бы избавить себя от всех затруднений? – язвительно спросил он. Похоже, инспектор понемногу успокаивался. – Фрёлик, до тебя иногда удивительно долго доходит… И в людях ты совершенно не разбираешься!

Да, наверное, подумал опустошенный Франк. И все же задал последний вопрос, который не давал ему покоя.

– Если Соня Хагер так мучилась, почему она не выместила гнев на той, которая была к ней ближе всех?

Гунарстранна в последний раз посмотрел на дом и распахнул дверцу.

– Выместила в конце концов. – Он широко улыбнулся и сел в машину.