Агрессия действует как большой покров, не дающий нам видеть точность работы абсолютной символичности, равно как и относительной символичности. И единственное возможное решение, согласно традиционному подходу, – это сдаться.

Подход к символичности, опирающийся на наше желание постоянно узнавать всё больше и больше, довольно спорный, потому что в этом кроется много агрессии. Не в смысле гнева или взрыва злости, но агрессии как фундаментального препятствия. Все те коллекции, которые ты уже собрал и которые продолжаешь собирать, – вещь довольно сомнительная. Когда ты злишься по-настоящему, твои глаза наливаются кровью и ты неспособен ясно видеть; ты начинаешь запинаться и не можешь ясно говорить. Ты становишься злобным овощем. Такая агрессия – величайшее препятствие для восприятия вообще и восприятия символичности в частности. Если ты действительно видишь город Боулдер, если ты действительно видишь горы Боулдера и небо Боулдера, тогда агрессии нет. Но что-то я сомневаюсь, что вы действительно их видели. Это замечание не для того, чтобы вас унизить или обесценить ваше уважаемое бытие. Это напоминание. Может, вы ещё не собрали воедино всё необходимое для того, чтобы пережить то, что надо. Это весьма вероятно, так как агрессия – очень мощный фактор. Когда вы проецируете её на объект, вам хочется его схватить, как паук хватает муху, и выпить его кровь. Вы можете почувствовать себя посвежевшими, но это большая проблема. Определение дхармического искусства, равно как и иконографии, – это личное переживание неагрессивности.

Агрессия – это больше чем просто выйти из себя и избить своего супруга, ребёнка или разругаться с соседями. Всё это лишь побочные продукты агрессии. Настоящая агрессия происходит в нашем уме, в наших сердцах. От неё у нас закипает кровь. Она может сделать нас настолько тупыми и оскорблёнными, что мы просто ослепнем. В этот момент, как ни странно, ты достигаешь чего-то вроде псевдоопыта отсутствия эго. Ты совершенно сливаешься с агрессией. Когда ты по-настоящему выходишь из себя, тебя не существует; существует лишь твоя агрессия.

Ты теряешь точку отсчёта и систему координат. И этого ты боишься больше всего. Ты неистовствуешь, перед глазами багровая пелена, сердце выпрыгивает из груди, и ты начинаешь слышать в ушах этот высокий звук. А в итоге ты всего лишь крохотная блоха красного цвета, блоха, которая и хотела бы прыгнуть, да не может, злобная, кровожадная блоха. Тебе может казаться, что ты большой, но ты просто блоха.

Агрессия порождает множество препятствий для переживания символичности. Когда мы говорим об агрессии, люди начинают злиться. Они ничего не хотят об этом слышать; не хотят иметь с этим ничего общего. «Скажи нам что-то спокойное, хорошее. Ты ведь вроде как должен успокоить мой ум». Боюсь, правда в том, что так ничего не сработает. Нам надо исследовать то, что у нас есть, и то, как глухота и слепота возникают в результате нашей личной агрессии. Агрессия придаёт большую интенсивность нашему желанию что-то узнать. Нам хочется владеть истиной, разжевать, проглотить её, съесть. Это большая проблема. Мы требуем истины так, как требовали бы кусок шоколада. Но мы всё ещё сильно злимся, и нам всегда мало. Поэтому мы ищем ещё один кусок шоколада. И мы это делаем снова и снова, никогда не осознавая, сколько мысленного хаоса мы на себя наваливаем. Это делает нас глухими, немыми и слепыми. Наше восприятие символичности совершенно заблокировано. Это ужасное, крайне пугающее пространство.

Агрессия действует как большой покров, скрывающий точность работы абсолютной символичности, равно как и относительной символичности. И единственно возможное средство, согласно традиционному подходу, – это сдаться. По-видимому, это единственный способ преодолеть агрессию. Сдаться не означает, что ты умаляешь себя до положения ребёнка, забираешься к кому-то на коленки и просишь этих людей быть твоими родителями. Сдаться означает просто желание отдать, отпустить любые личные галлюцинации, экономические и духовные галлюцинации, на которых строится сдерживание. Сдерживание, или агрессия, только делает нас более слепыми. Поэтому отдать, открыться, сдаться – это очень важно, потому что ты наконец-то начинаешь отпускать свою агрессию. Ты начинаешь ей говорить: «Убирайся к чертям!»

Ты чувствуешь, что тебе хотелось бы отдать, открыться, совершить прыжок. В зависимости от уровня твоего понимания это может означать даже поддаться собственной агрессии, позволить ей взять верх. Ты совершенно равнодушен. У тебя есть вера и доверие к простейшей истине, которую передаёт линия преемственности/передачи, истине о неагрессивности. Когда ты начинаешь отдавать, отдавать и отдавать, наступает огромное облегчение. Я говорю не об общепринятой идее даяния, когда, имея десять долларов на банковском счёте, пять из них ты можешь отдать, а другие пять оставить на свои нужды. Мало отдать пятьдесят процентов своей агрессии и оставить другие пятьдесят на поддержание своих галлюцинаций. Нужно отдать всё целиком. И каждый раз, когда ты отдаёшь, твоё видение проясняется и на твоих зрачках остаётся меньше фильтров; очищается слух и всё меньше серы на барабанных перепонках. И по мере того, как ты отдаёшь всё больше и больше этой зажатости, этого сдерживания, этого возмущения, ты начинаешь видеть и слышать гораздо лучше. Ты никому этим не делаешь одолжения, и никто тебе за это спасибо не скажет, как сельский священник, который благодарит тебя за пожертвование церкви, что может выглядеть довольно фальшиво. Ты не отдаёшь кому-то; просто отдаёшь, отдаёшь, отдаёшь. И каждый раз появляется больше ясности, и ты способен всё лучше видеть подлинное значение символичности. Двойную реальность относительной и абсолютной символичности можно видеть очень ясно.

Отдавать и открываться не особо-то и больно, если начать это делать. Но сама идея отдавать и открываться очень неприятна. Когда тебя просят отдать, совершить прыжок, это звучит ужасно. Хотя сама идея тебя немного поддразнивает, делать это совершенно не хочется. «Может, у меня будет какой-то прорыв, а может, я всё потеряю». Давайте же не будем сопротивляться этому любопытному уму и будем отдавать, открываться всё больше и больше, откроемся полностью! Рано или поздно нам придётся это сделать, так что чем раньше, тем лучше. Надеюсь, это не слишком сложно для понимания. Фактически единственное, что мы обсуждаем, – это отдавание. Всё довольно просто: отдавание и отсутствие агрессии.

Когда ты отдаёшь, когда ты открыл глаза и уши и полностью всё очистил, когда видишь всё как есть, в результате появляется внезапное переживание чёткости. Всё настолько точное и ясное, что это похоже на новые очки или новый слуховой аппарат. Всё становится точным и прямым, до боли. Хочется вернуться к своей старой уродливой системе: «Лучше я оглохну, чем буду это слышать. Лучше мне ослепнуть, чем это видеть». В каком-то смысле это то, что говорит всё старшее поколение, потому что им не хочется видеть, как их дети растут по-своему. Эта проблема знакома многим родителям. Так что мы оказываемся в очень непростой ситуации. Мы видим столько, что справиться с этим нам не под силу – всё очень чёткое, очень прямое; всё – совершенная правда. «Как бы защититься от истины? Давайте сбежим и вообще от всего откажемся, давайте отлежимся немного! Давайте залезем с головой под одеяло и притворимся, будто ничего не произошло, вернёмся в прошлое, в сказочные, грязные, невротические, сочные старые добрые деньки. Нам такое больше по душе». Вполне возможно, что нам захочется вернуться и деградировать. Если мы вынуждены видеть слишком много, нам хочется стать детьми, вернуться в материнское лоно и стать зародышем, или даже сперматозоидом, а затем вообще исчезнуть. Но ведь мы лучше, мы способны на нечто большее.

Давайте признаем факты реальности и её точность, мощную и раздражающую одновременно. Если мы начнём переживать её работу и текстуру, если начнём воспринимать её по-настоящему, это перестанет быть проблемой. Проблемой это может стать потому, что мы недостаточно любознательны для восприятия приходящей к нам символичности или встречающихся знаков. Но сейчас мы способны переживать символичность напрямую и точно. Совершив прыжок, покинув родную землю, ты становишься как совершенно нагое и непредвзятое дитя. Ты можешь переживать символичность непосредственно. Ты на это способен. Ты незамутнённый, точный и прямой. И точность эта становится очень важной и очень мощной.

Давай не будем жаловаться на прошлое; это огромная трата энергии. Можно очень многое сделать для человечества, если удастся выбраться наружу и быть точным. Давай смотреть на мир без защитных очков. Сними очки и воспринимай свет. В этом есть насущная необходимость. Столько можно всего сделать, не только для себя, но и для других; столько оказать услуг и помощи страдающим людям, захваченным всевозможными проблемами! Ты ещё не умер и притвориться мёртвым не можешь. Может, иногда у тебя и возникает желание примкнуть к миру мёртвых, где тебя никто бы не донимал, но всё не так просто. После смерти будет жизнь. Всё не так просто, как ты думаешь. Нельзя действовать на одном лишь импульсе. Необходимо больше давать.

Поэтому, пожалуйста, принимайте во внимание наш общий мир. Мы творим этот мир сообща. Может, он не очень хорош, не так прекрасен, но и не так уж плох – обычный мир. В этом мире можно прийти к согласию, а начав с ним взаимодействовать, можно понять идею символичности. Агрессия, паранойя, неспособность совершить прыжок – препятствия для символичности. Но если мы перестанем отвергать мир, он просто ошарашит нас. Символичность на нас навалится, начнут обретать форму осознания и восприятия всевозможных реальностей. Символичность слева от тебя и справа, спереди и сзади.