Книга: Волчий тотем
Назад: 16
Дальше: 18

17

Мы знаем тюрков — по древней легенде монголов, их первопредок был волком. По записям в «Тайной истории монголов», первопредок монголов был синим волком; по записям в «Исторических записках Угусы», первопредок тюрков был серым волком: «Из луча света вышел большой волк с серой шерстью и щетиной».

Лэни Гэлусай. «Степная империя»

Вышестоящее руководство довело до руководителей пастбища Баолигэ степи Элунь своё решение относительно происшествия с табуном боевых лошадей. Ответственному за производство на пастбище Улицзи записали строгий выговор, расформировали руководящую группу пастбища и направили их на работу в низшие организации. Бату, Шацылэну и ещё четырём чабанам объявили по строгому выговору, Бату сняли с руководящей должности командира роты. Назначили новых руководителей пастбища, главным начальником пастбища стал Баошуньгуй, который уже закончил все формальности, связанные с его назначением, он стал нести главную ответственность за революционную и производственную работу на пастбище.

Когда Улицзи покидал управление пастбищ, Баошуньгуй и Чжан Цзиюань поехали его провожать в скотоводческую производственную бригаду. Из багажа у Улицзи был только маленький заплечный мешок, меньше, чем дорожные мешки, которые берут с собой охотники на охоту. Перед «культурной революцией» Улицзи любил устраивать свой рабочий кабинет в скотоводческой производственной бригаде или в одной из её маленьких групп. Он имел одежду и обувь на все сезоны, хозяйки из нескольких юрт постоянно заботились о нём, чинили его одежду. На протяжении многих лет, понижали или нет его в должности, он всегда работал добросовестно. Авторитет и влияние Улицзи оставались неизменными, но сейчас, поскольку в связи с более низким положением его лошади были тоже похуже, скорость его передвижения снизилась в два раза. Улицзи ездил на старой белой лошади, уже наступил конец весны, а лошадь всё ещё мёрзла, и шерсть с неё ещё не опала, прямо как у старика, который и летом всё ходит в ватнике.

Чжан Цзиюань хотел поменяться с Улицзи лошадьми, отдать ему свою, быструю лошадь, но тот не согласился, а поторопил его быстрее садиться на лошадь и уезжать, чтобы тот не опаздывал на работу, сопровождая его.

Баошуньгуй ехал на прежней лошади Улицзи, специальной руководительской лошади, высокой и сильной пегой масти, ему всё время приходилось сдерживать её, чтобы Улицзи не отставал от него. Лошадь непрерывно кусала удила, не привыкнув ещё к новому хозяину. Иногда она замедляла шаг, смотрела на ехавшего рядом старого хозяина и издавала слабое ржание.

Баошуньгуй сказал:

— Старина Улицзи, я приложил максимальные усилия, надеялся, что ты останешься в руководящей группе. Я не разбираюсь в скотоводстве, но я родился и вырос в деревне, и вышестоящие руководители обязали меня отвечать за этот большой участок пастбищ, а я действительно не знаю, справлюсь или нет. Скоро год, как я прибыл сюда, скотоводство труднее организовать, чем сельское хозяйство. Если снова случится одно-два происшествия, то меня тоже снимут… Некоторые хотели послать тебя заниматься капитальным строительством, а я подал идею, чтобы тебя направили во вторую бригаду, так как ты очень в этом разбираешься. Если у меня случится какая ошибка, мне легко будет тебя найти, посоветоваться.

У Улицзи лицо просветлело, и он спросил:

— А революционный комитет о управлению пастбищами утвердил, что второй бригаде надо осваивать новые пастбища, или как?

— Управление пастбищ приняло это решение под мою ответственность и под конкретную ответственность Билига, когда переезжать на новое место, как устроить лагерь и распределять пастбища — всё это определяет Билиг. Но среди управления пастбищ много возражений: дорога очень дальняя, в горах много волков, много комаров, нет никаких сооружений, да мало ли какой вопрос возникнет, а я несу ответственность. Поэтому я решил вместе с вами поработать, взять с собой бригаду капитального строительства, устроить там бассейн для купания, склад для хранения овечьей шерсти, временное управление производственной бригады и временный ветеринарный пункт, ещё надо отремонтировать некоторые участки горной дороги, — ответил Баошуньгуй.

Улицзи только и сказал «Ого!» и призадумался.

— Это дело лучше делать вместе с тобой, ты тоже хорошо видишь будущее. В стране не хватает говядины и баранины, в этом году руководство снова поставило перед нами задачу, для четырёх производственных бригад пастбищ недостаточно, и если не осваивать новые, то мы задачу выполним, — продолжил Баошуньгуй.

Улицзи перевёл разговор:

— Ягнята ещё маленькие, надо подождать немного, прежде чем переезжать, а за эти несколько дней ты что собираешься делать?

Баошуньгуй без колебания ответил:

— Снарядить хороших охотников и дать бой армии волков и собрать всех остальных, чтобы обучались. Я уже заказал у руководства тучу патронов, обязательно нужно истребить волчье зло в степи Элунь. Недавно я посмотрел показатели принесённого ущерба на пастбищах за десять лет, и на всех ежегодно больше половины потерь — от волков. Эти потери превышают ущерб от ураганов, засухи и болезней. Если мы хотим, чтобы у нас повысилось поголовье скота, нужно активно браться за два дела, первое — это истребление волков, а второе — это освоение новых пастбищ. На новых пастбищах волков много, и если их там не уничтожить, то мы не сможем открыть новые площади.

Улицзи перебил его:

— Но так не пойдёт. Да, волки наносят ущерб, но если истребить всех волков, то пастбища постигнет большое бедствие, и потом оно будет только увеличиваться и увеличиваться.

Баошуньгуй поднял голову и посмотрел на небо, потом сказал:

— Я ещё раньше слышал, что ты и Билиг, да ещё некоторые старые пастухи изо всех сил защищаете волков, а сегодня ты и раскрылся, и безо всякого опасения…

Улицзи прочистил горло и изложил свою точку зрения:

— А какие у меня могут быть опасения, мои опасения — это степь, предки оставили такую хорошую степь не для того, чтобы она погибла от моих рук. А о том, что касается волков, я уже говорю больше десяти лет, и имею право говорить… Я работаю на пастбище давно, за это время поголовье скота увеличилось больше, чем в два раза, а сдача коров и овец по сравнению с другими пастбищами — более чем в три раза. Самое главное — сохранить пастбища, а это основа скотоводства. Сберечь пастбища — очень трудно, самое важное — это жёстко контролировать загруженность их скотом, особенно — табунами лошадей. Коровы и овцы могут жевать жвачку и вечером не есть траву. Но у лошадей большая прямая кишка, на них больше всего уходит травы, если лошади вечером не поедят травы — то не поправятся, они должны есть и днём, и вечером. Одной овце в год требуется двадцать му пастбища, а одной лошади — самое маленькое двести му. Копыта лошадей больше всего вытаптывают степь, если табун лошадей останавливается на каком-то участке на десять-пятнадцать дней, то этот участок становится пустынным. Летом, если дождей много, трава растёт быстро, на каждом участке нужно находиться недолго и затем переходить на другое место, и нельзя где-либо съедать всё под корень. Коровы тоже уничтожают пастбища, они тоже имеют недостаток, каждый день, когда возвращаются домой, то не рассеянно, а всегда большим стадом. Коровы тяжёлые, копыта у них крепкие, не проходит и нескольких дней, как протаптывают на пастбище дороги, а если пастбище недалеко от юрты, в один-два ли, то пространство сплошь покрывается канавами. Если добавить ещё и овечье стадо, которое топчет каждый день, то не пройдёт и двух месяцев, в округе лагеря в радиусе двух ли трава уже не растёт. В скотоводстве нужно всегда давать пастбищам передохнуть. Пастбища больше всего боятся вытаптывания, перегрузки скотом.

Улицзи посмотрел, что Баошуньгуй внимательно слушает, вздохнул и продолжил:

— Кроме того, ключ в опыте сохранения пастбищ в том, что нельзя слишком истреблять волков. В степи диких животных, уничтожающих траву, слишком много, самые серьёзные вредители — это мыши, дикие зайцы, байбаки и дзерены. Эти все животные являются настоящим бедствием для степи. Если бы не волки, только одни мыши и зайцы за несколько лет перепахали бы всю степь. Но волки контролируют своих врагов, и те не могут развернуться как следует. Если степь сохранена, то её противостояние стихиям тоже велико. Например, снежной буре. Наши пастбища сталкивались с этой стихией достаточно часто, в других коммунах как пройдёт снежная буря, так очень большие потери скота. Но на наших пастбищах потери всегда небольшие, а в чём причина? Потому что здесь большие запасы травы, каждую осень заготавливаем много сена, за эти годы нам добавили сенокосилок, не проходит и месяца, а мы уже заготовили запасы на случай стихийных бедствий. Если пастбища хорошие, то не происходит эрозии почвы, источники и реки не пересыхают, и даже при засухе скот будет иметь воду для питья. Трава хорошая — и скот крепкий, за эти годы у нас не было болезней. Производство повышается, ие сть силы и возможности покупать новое оборудование, рыть колодцы и строить овчарни, лучше противостоять стихиям.

Баошуньгуй кивал:

— Это верно, верно. Сохранение степи — это основа скотоводства, я понимаю…  Однако, чтобы, опираясь на волков, сохранять пастбища — этого я не понимаю. Чтобы волки играли такую большую роль?

Улицзи увидел, что Баошуньгуй вроде бы проникся его рассказом, на его лице появилась лёгкая улыбка, и он продолжал:

— Ты действительно не знаешь, что одно семейство мышей за год съедает травы больше, чем взрослая овца, жёлтый суслик осенью таскает траву к себе в нору, делает запасы на зиму. Я осенью раскапывал несколько нор сусликов, так в одной норе — несколько больших охапок сена, да к тому же хорошей травы и семян. У жёлтого суслика способность к размножению самая большая, за год выводит четыре-пять потомств, в каждом потомстве по десять с лишним особей, из одного гнезда за год их становится десять. Ты посчитай, сколько за год прибавляется сусликов и сколько травы они при этом съедают, скольких овец заменяют в этом деле? Дикие зайцы точно так же в году приносят несколько потомств, в одном потомстве — большая куча зайчат. Норы байбаков ты уже видел, байбаки могут перекопать большую гору до пустот внутри. Я примерно подсчитал, сколько все эти грызуны за год съедают травы, получилось в несколько раз больше, чем сто тысяч голов скота со всех наших пастбищ. Наши пастбища большие, площадь их сравнима с площадью уездов центральных районов Китая, а населения мало, едва наберётся тысяча человек. И разве можем мы такими малыми силами бороться со столь большой армией грызунов?

— Однако за этот год я не видел даже нескольких зайцев, кроме большого количества мышей недалеко от управления пастбищ, в других местах я не встречал столько грызунов, однако нор байбаков видел немало. А вот дзеренов очень много, стада больше десяти тысяч голов я видел несколько раз, я ещё подстрелил троих-четверых. Дзерены — действительно настоящее бедствие, сгрызают траву подчисту, прямо больно смотреть, — сказал Баошуньгуй.

— Здесь у нас, в степи Элунь, хорошо, трава высокая и густая, поэтому и грызуны незаметны, ты невнимательно смотрел, поэтому и не видел. Вот когда придёт осень, ты сможешь увидеть, что в степи везде горки и бугорки из травы, это суслики сушат траву, а как высушат, так таскают в норы. Дзеренов нельзя считать самым большим злом, хотя они подчистую съедают траву, но зато не роют нор. А вот жёлтые суслики, дикие зайцы и байбаки — они и поедают траву, и роют норы, и особенно сильно размножаются. Если не будет волков, то не пройдёт и нескольких лет, как они объедят и перекопают степь Элунь и всё превратят в пустыню. Если ты будешь усиленно истреблять волков, через три-пять лет тебя снимут с этой должности.

Баошуньгуй захохотал:

— Я только знаю, что кошки ловят мышей, коршуны ловят мышей, змеи тоже едят мышей, но никогда не слышал, чтобы волки ловили мышей. Даже для собаки ловля мышей — это чуждое занятие, а волк разве будет заниматься такой ерундой? Волки едят овец и лошадей, а мышь, такая мелочь, просто проскочит у него между зубов. И зачем волку ловить их, я вправду не верю.

Улицзи вздохнул:

— Вы, пришедшие из крестьянских районов, действительно не понимаете этого. Если вы не проверите чего-либо, то действительно можете наделать больших ошибок. Я вырос в степи и очень хорошо знаю волков. Волки действительно любят есть всякого рода скот, дзеренов и прочую крупную добычу, но за ними всеми смотрят люди. Если не удаётся поживиться какой-нибудь скотиной, а жизнь надо поддерживать, дзерены бегают быстро, и их нелегко поймать, остаётся только ловить мышей. Раньше в степи бедные люди в тяжёлые годы тоже ели мышей, чтобы не помереть с голоду. Я в детстве был в рабстве, и когда недоедал, то ловил жёлтых сусликов. У степных желтых сусликов жирное мясо, маленький имеет длину двадцать сантиметров, вес — два-три ляна, большой — длиной тридцать пять сантиметров, весом примерно полкило, съешь трёх-четырёх — и уже наелся. Если поймаешь больше, то всё не съешь, снимешь шкуры, высушишь мясо на солнце, оно вкусное, да ещё можно сделать запас. Если не веришь, как будет время, я поймаю нескольких, поджарю и дам попробовать. Мясо вкусное, в своё время и Чингисхан ел сусликов.

Баошуньгуй смутился, а Улицзи, не обращая внимания, всё продолжал рассказывать:

— В какой-то год один руководитель приехал с проверкой на погранзаставу, он был из провинции Гуандун. Тогда я как раз был на заставе и беседовал с солдатами о зонной защите, и он спросил меня, вкусны ли степные суслики, я сказал, что да, он как услышал, сразу сказал, что на обед не будет есть ничего другого, а чтобы принесли ему мяса сусликов. Я взял одного бойца из скотоводов, и мы пошли в степь, нашли несколько сусликовых нор, затопили их водой, не прошло и часа, как мы наловили их больше десяти, а как сняли шкурки, там было жирное белое мясо, этот руководитель посмотрел и одобрил. И вот мы втроём поели на обед жареного сусликового мяса, а все остальные смотрели на нас. Тот руководитель сказал, что в степи трава чистая и суслики, которые её едят, тоже чистые, ещё он сказал, что никогда раньше не ел таких вкусных сусликов, их мясо намного вкуснее, чем в провинции Гуандун. Если поехать в Гуандун и там продавать этих сусликов, то сразу возникнет очередь и моментально всё раскупят. Но, к сожалению, Гуандун слишком далеко, на поезде сусликов живыми не довезёшь, а то можно было бы каждый год поставлять из Внутренней Монголии в Гуандун большое количество этих грызунов, это была бы и польза для степи, и денег можно было бы заработать, и поставлять в Гуандун высококачественный продукт питания…

Баошуньгуй засмеялся:

— Интересно, значит, если мы будем продавать сусликов в Гуандун, то доход может быть больше, чем от продажи шерсти и мяса овец. Да, а жёлтых сусликов легко ловить?

— Легко! Можно затапливать их норы водой, можно вытаскивать верёвкой, можно выкапывать лопатой, а самый простой способ — это запускать туда специально обученных собак. Степные собаки очень любят играться с сусликами, суки, когда учат своих щенят ловить диких зверей, начинают обучение с этого. Степных собак всегда кормят говядиной или бараниной, и они никогда не едят сусликов. Но волки не так разборчивы в еде, как собаки. Степные суслики и жирные, и большие, и их легко ловить, поэтому весной, летом и осенью именно жёлтые суслики стали основной пищей волков. Однажды, когда нам нужно было сильно поднять производство, волки всё время таскали у нас овец и лошадей. Потом мы с пастухами убили несколько волков, я увидел, что волки что-то слишком крепкие, и засомневался, распорол одному волку брюхо и посмотрел, внутри были сплошные суслики, их мясо уже переварилось, а вот головы и хвосты ещё нет, я посчитал — у одного волка в животе было больше двадцати голов и двадцати хвостов сусликов и ещё одна голова байбака. Ты скажи, сколько один волк может съесть в год сусликов? Каждый раз, когда приезжают руководители из уезда, я им рассказываю об этом деле. Волк имеет большой опыт в истреблении степных грызунов. Но начальники не очень верят, у крестьян изменить старую точку зрения на волков — очень трудно, — сказал Улицзи.

Чжан Цзиюань чем больше слушал, тем больше возбуждался. Не выдержав, он вмешался в беседу начальников:

— Я работаю два года пастухом лошадей и часто видел, как волки хватают сусликов. Они более способные, чем собаки, в этом деле. Они ловят их везде и потом проглатывают. Поймавший десять сусликов волк, считай, наполовину наелся. Потом они ещё раскапывают норы, волки — мастера высшего класса по раскапыванию нор, волки копают вместе, одновременно все выходы из норы и, конечно, добираются до добычи.

— Волчицы с волчатами больше всего любят есть жёлтых сусликов. Перед тем как волчата прекращают питаться молоком, волчица должна их научить хватать живую добычу, и первой их добычей становятся именно суслики и байбаки. — Улицзи, повернув голову, посмотрел на Баошуньгуя, увидел, что тот терпеливо слушает, и продолжил: — Когда волчата немного подрастают, волчица забирает их в безопасное и далёкое от людей место, чтобы они учились охотиться на сусликов. При этом она не только приучает их хватать живую добычу, но и они наедаются досыта. Когда волчата вырастают больше чем полметра в длину, они ещё не могут бегать со стаей на большие расстояния и тогда самостоятельно охотятся на сусликов, хватают их ловчее, чем кошка мышку. А летом появляются маленькие, только научившиеся бегать зайчата, но где уж зайчонку убежать от волчонка, поэтому волчата ещё ловят и зайчат, оттачивая своеё мастерство. Одно семейство от семи до десяти с лишним волчат, пока подрастёт, сколько сможет съесть всяких грызунов? Если бы не волки, то люди и скот в степи столкнулись бы с такой бедой. Когда в степи случаются стихийные бедствия, например снежная буря, погибает много скота, а после того, как снег растает, мёртвый скот лежит и гниёт, и от этого возникают эпидемии, от которых умирают и люди, и животные. Но если волков много, они быстро очистят степь от мёртвого скота, и тогда не случится никакой эпидемии. В древние времена в степи сражения случались часто, когда пройдёт большое сражение, на поле остаётся много мёртвых людей и лошадей. Кто может убрать столько трупов? Только волки. Старики говорят, что, если бы в степи не было волков, монголы все бы уже погибли от эпидемий. В степи Элунь всегда чистая вода и сочная трава, всё благодаря волкам. Если бы не волки, то в степи Элунь не было бы такого развитого скотоводства. В южных коммунах волки истреблены начисто, и степь там сразу погибла, и скотоводство больше не возобновится…

Баошуньгуй не проронил ни слова. Трое всадников вступили на вершину горного склона, внизу виднелся луг, весь покрытый свежей зеленью, распространяющий аромат травы и цветов. В небе звонко пели жаворонки, они то резко падали в густую траву, то снова взмывали в небо, и опять зависали в воздухе и пели.

Улицзи глубоко вздохнул и сказал:

— Вы только посмотрите, какая красивая здесь степь, как будто несколько тысяч лет назад. Это самая красивая степь в Китае. Люди и волки для того, чтобы сохранить эту степь, провели несколько тысяч лет в сражениях, и она никак не должна погибнуть от наших рук.

— Вам надо для молодых интеллигентов из всех производственных бригад устроить учебные курсы и хорошенько рассказать о степи и о волках, — заметил Чжан Цзиюань.

— Я руководитель, которого понизили в должности, какие там могут быть курсы. Сами понимаете. Вы лучше побольше учитесь у старых скотоводов, они понимают намного больше меня.

Перешли ещё через один горный склон, и Баошуньгуй наконец заговорил:

— Старина Улицзи, о твоих чувствах к степи знают все, а более десяти лет успешной работы тем более нельзя отрицать. Но твои мысли отсталые, несовременные. То, о чём ты говоришь, — это всё прошлые дела, современная эпоха не такая, Китай подошёл к изготовлению ядерного оружия и не останется в первобытном обществе. Я, когда прибыл на эти пастбища, тоже очень долго думал. У нас одно пастбище по площади больше, чем уезд в центральных районах Китая, но работает здесь очень мало людей, не больше населения одной деревни центральных районов. Это ж какое расточительство! Если мы хотим принести партии и стране больше богатств, то надо обязательно - прекратить этот отсталый, первобытно-скотоводческий образ жизни. За это время я провёл некоторые проверки, на юге наших пастбищ есть немало земель с чёрными песками, несколько больших участков, каждый участок имеет площадь по несколько тысяч му, а один участок — более десяти тысяч му. Я покопал там лопатой, там почва очень жирная, больше полуметра глубиной, такую хорошую землю очень жаль использовать под скот. Я на собрании уезда запрашивал мнение специалиста сельскохозяйственного управления автономных районов, он сказал, что на этой земле вполне можно выращивать пшеницу. — Баошуньгуй прокашлялся и продолжил: — Я ещё проверил воду, очень удобно, стоит прорыть только небольшой канал, и вода из реки пойдёт на поливные площади. На наших пастбищах очень много коровьего и овечьего навоза, а это очень хорошее удобрение. Если там посадить пшеницу, не пройдёт и нескольких лет, как продукция сельского хозяйства нашего пастбища возрастет намного, и после этого мы уж точно не будем слишком злоупотреблять скотоводством. Пройдёт какое-то время, и мы не только будем себя обеспечивать зерном, но и посылать зерно на экспорт. Я слышал, что на юге в нескольких коммунах пастбищ недостаточно, и скотоводство там не поддерживается, они решили распахать часть плодородной земли и заниматься сельским хозяйством. Я думаю, что только это и является выходом для монгольской степи.

Лицо Улицзи внезапно изменилось, он тяжело вздохнул и сказал:

— Я уже давно знал, что когда-нибудь придёт такой день. Вы, пришедшие из других районов, сначала, не заботясь о пастбищах, перегружаете их скотом, увеличиваете его поголовье, а ещё изо всех сил истребляете волков, а когда трава на пастбищах сгрызена так, что уже больше не растёт, то вы распахиваете её и засеваете зерном. Я знаю, что районы, откуда вы пришли, несколько десятилетий назад тоже были скотоводческими, а потом стали крестьянскими, но людям всё равно не хватает еды. Здесь уже граница. Когда ты эти хорошие пастбища тоже распашешь, как в твоих родных местах, то что будешь делать дальше? Пустыни Синьцзяна по площади уже больше целых провинций центральных районов, Гоби — это сплошные пустынные земли, а людей там почти нет, ты скажи, эти земли тоже используются расточительно?

Баошуньгуй строго заметил:

— Ну насчёт этого ты успокойся, я могу перенять опыт своих родных мест, там строго определяется, какие земли можно распахивать, а какие нельзя. Сплошное скотоводство не годится, сплошное крестьянство тоже не годится, а вот совмещение крестьянства со скотоводством лучше всего. Я приложу все усилия, чтобы сохранить хорошие пастбища и там заниматься разведением скота. Как только взойдут посевы, будем удобрять. А если не будет удобрений, то откуда же быть урожаю?

— Ну а ты всё же собираешься бить волков? — сердито спросил Улицзи.

Баошуньгуй ответил:

— Ты действительно совершаешь большую ошибку, так нерешительно борясь с волками, но я не пойду по твоему пути. Если волки ещё раз уничтожат целый табун, меня тоже, как и тебя, снимут с должности.

Вдалеке уже был виден дымок лагеря. Баошуньгуй покинул их. Улицзи сказал Чжан Цзиюаню:

— У него манера работать — это натиск, всё проводить в жизнь немедленно и со всей решительностью, всегда быть на первой линии, если это применять в крестьянских районах, то там он обязательно станет передовиком, но он приехал в скотоводческие районы, и чем сильнее его рвение, тем это опаснее для степи.

— Если бы я только что приехал в степь, я бы обязательно поддержал точку зрения Баошуньгуя. В деревнях центральных и восточных районов Китая действительно немало людей голодает, а в степи при этом так много свободных земель. И среди молодёжи тех, кто его поддержит, немало. Но сейчас у меня другое мнение. Я тоже считаю, что ваша точка зрения более дальновидна. Крестьяне не понимают, что такое перегруженность степных пастбищ скотом, перегруженность земли людьми, тем более не понимают связи «большой жизни» и «маленьких жизней». Чень Чжэнь мне сказал, что в степи за много тысяч лет создалась своя простая степная логика, которая соответствует объективному закону развития. Он считает, что политика относительно степи, проводимая маньчжурами во времена Цин, в их начальный и средний период, была мудрой, в степь не допускали в большом количестве крестьян, но это, возможно, повлияло на то, что сейчас мы платим такую высокую цену.

Улицзи к понятию «степная логика» проявил большой интерес, он повторил его несколько раз. Потом сказал:

— Когда пришёл поздний период Цин, степные правители не выдержали давления населения из «внутренних земель», и степь шаг за шагом сжалась в северном направлении, а потом и в северо-западном, скоро, наверное, встретимся с пустыней Гоби. Если к северу от Великой стены уже образовалась пустыня, то как потом быть Пекину? Даже монголы и то с болью переживают, Пекин всегда был для монголов большой столицей, столицей мира…

Назад: 16
Дальше: 18