Глава семидесятая
Африканская загадка Нострадамуса
Полет на двухмоторном «Сатфаксе» проходил на сравнительно небольшой высоте над Камерунским плоскогорьем.
– Это совершенно безопасно, – пояснил летчик сидевшему на месте второго пилота Станиславу Чижевскому. – Плато ровное, как лист бумаги. Только какому идиоту взбредет в голову на нем писать?
– Можно не писать, можно чертить. Но мысль ваша понятна, – рассмеялся пассажир.
Летчик был французом, авантюристом, оставшимся в Африке после окончания службы в иностранном легионе, и его французский можно было понять с трудом.
– Тут месяцами болтаешь только с африканцами, – пояснил летчик пассажиру, – а они говорят на таком ужасном французском…
– В Яунде меня встречает один местный… Так он по-французски говорит лучше, чем Оноре де Бальзак и Густав Флобер вместе взятые.
– Не знаю, но не поверю, пока не услышу.
– Мы можем подняться чуть выше?
– За ваши деньги, месье, мы можем подняться к солнцу или опуститься на эти белесые полоски на плато…
– Вот я и хочу понять, что это за полосы. Если смотреть с такой высоты, то похоже…
– На большой ковш…
– Созвездие, на которое похож этот рисунок, так и называется: созвездие Большого Ковша. А раньше оно называлось созвездие Большой Медведицы. Люди в старину обожествляли животных. Скажите, если спуститься ниже, фигура станет видна более отчетливо?
– Навряд ли… Сверху виден весь рисунок, а если ниже – четкость будет больше, но зато всю фигуру не отследить.
– А если я завтра пошлю сюда бригаду на машинах, чтобы они эти рвы (там наверняка глубокие траншеи, иначе мы их не видели бы с такой высоты) прокрасили жидкой краской, белой или красной, смогли бы вы с самолета корректировать их работу?
– Заказов в это время года мало. Сезон сафари прошел. Работа пыльная, но за деньги чего не сделаешь – тем более, в Африке…
– Думаю, завтра утром я сумею прислать на плато бригаду маляров.
– Парни из заповедника не будут препятствовать? Окружающая среда, экология и прочая ерунда…
– Плато мой эксперимент вреда не принесет. А на деньги, что я переведу заповеднику, они смогут сделать много полезного для природы.
– И то верно.
– Когда закончите работу, позвоните мне, и мы с вами полетим в центр плато вдвоем. Хочу проверить одно свое предположение.
– Это насчет того, что древние африканцы писали на плато Камерунского плоскогорья письма Богу? Я бы на это деньги не выкидывал.
– Не верите в это?
– В то, что могли писать такие письма? Может, и поверил бы. Но в то, что Бог их знаки с небес разглядел, сильно сомневаюсь.
– Почему?
– Ну, даже если разглядел – а что дальше? Он же всем, кто сигналы SOS посылает, старается помочь. Ведь так?
– Так.
– А много он этим африканцам помог? Голод, бедность, болезни. И никакого просвета. Конечно, когда сюда пришли европейцы – жить стало получше… Но нет, не дошла молитва до Бога.
– А говорят, Бог даже спускался на огненной колеснице на плато в центре Камерунской гряды.
– Ходят такие легенды среди малограмотных людей. Ну, допустим, спускался. А чем помог? Опять-таки, ничем.
– У Бога время течет медленнее, чем у людей. Может, на разведку спускался?
– Ага, значит, спустился, разведал, и улетел на небо. Сколько ждать после этого помощи? Я не очень хороший человек. Много грехов на моей совести. Воевал, убивал, грабил, насиловал… Теперь, хотя и не верю в бога, но молюсь. Грехи замаливаю. Вот с позиции мерзавца, хотя бы и бывшего: хорошо так поступать? Тебе эти парни посадку расчистили, обозначили, а ты прилетел, поглядел и решил: в других местах люди похуже живут, им и помогу. А с этими что? Они же надеялись…
– Держи сотню евро.
– 3а что? Рассказ мой понравился?
– За идею. Насчет того, что посадочную полосу обозначили…
…Аэропорт на окраине Яунде, столицы Камеруна, чем-то неуловимо напоминал аэропорт «Бесовец» под Петрозаводском. Чисто, уютно, пальмы в кадках в зале ожидания и чистые туалеты. Что и в городах нынче редкость. Впрочем, Чижевский рассмотреть аэропорт толком не успел: его встречал министр строительства Республики Камерун господин доктор Мгунбе Мгунабе Манда.
Выпускник Московского инженерно-строительного института, он написал пять лет назад вполне приличную дипломную работу об инвестировании средств в строительство мостов в Северо-Западной Сибири. Судя по улыбке на большом темно-черном (если есть такой цвет) лице, он сохранил воспоминания о мудрых советах профессора Чижевского, и по сей день активно использует знания, полученные в Москве, в своей повседневной работе.
В машине, которая приняла поджарое тело русского профессора прямо у трапа самолета, Станислав Чижевский рассказал о своем замысле, свежих предположениях и планируемом эксперименте.
Прямо из машины Манда позвонил своему помощнику и распорядился завтра утром отправить бригаду маляров с радиосвязью, позволяющей корректировать их работу с самолета.
– Если они сделают эту работу в первой половине дня, то есть обозначат траншеи, образующие видимый с высоты рисунок большого ковша, то во второй половине дня, когда спадет жара, я сам смог бы вылететь на плато.
После этого разговор резко ушел в сторону приятных воспоминаний камерунского министра о русских девушках, русской водке и неимоверном количестве макарон, которые варились в общежитии в больших алюминиевых кастрюлях и служили основной пищей студентов от стипендии до стипендии.
Разумеется, от шикарного ужина в лучшем ресторане Яунде отказаться не получилось.
– Понимаю, как при столь острой и разнообразной национальной пище тебе было тоскливо жевать серые макароны…
– А, ерунда. Зато в Москве была Танья, – ответил министр, и в глубине его больших глаз начали созревать слезы…
Постепенно разговор удалось перевести с ностальгических всхлипываний министра на темы русской зимы и русских девушек к интересующим Чижевского рубинам.
– Ювелиры Камеруна, – начал Чижевский, – миру не известны. По крайней мере огранкой рубинов у вас не занимаются.
– И правильно делают. У голландцев это получается лучше.
– Но с давних времен представители местных племен отменно резали по твердому драгоценному камню – сапфиру, рубину. Я видел в музее немецкого города Карлсруэ рубин, на котором была выгравирована голова воина из племени банту-тау.
– Я как раз и происхожу из этого племени: среди банту наше племя самое древнее, самое умное, самое талантливое, самое…
– Достаточно, дружище. Я смотрю на тебя, вспоминаю, как ты сдавал экзамен по макроэкономике, и понимаю, откуда начнется возрождение Африки. Но радиоуглеродные исследования камня позволяют предположить, что резьба сделана в III веке н. э. Ваше племя такое древнее?
Министр на мгновение задумался и уверенно ответил:
– Такое.
– Сюда я прилетел из Вены. Там в Культурно-историческом музее я видел сапфировое распятие…
– Наши резчики христианские символы не режут.
– Это я понимаю, просто хочу подчеркнуть разнообразие сюжетов. Там же, в Вене, но уже в Африканском отделе Художественной галереи, я видел уникальный перстень-печатку: на кристалле весом в 60 карат была вырезана печать Алариха.
– Печать действительно принадлежала готскому королю?
– Не уверен. Но надпись на латыни гласит: «Аларих, король готов».
– У племени банту-тау были не короли, а вожди…
– Это примерно одно и то же.
– Ты так думаешь, профессор?
– Уверен.
– Что, если на перстне с большим драгоценным камнем есть гравированный рисунок с таинственным символом, то это может свидетельствовать о королевском происхождении владельца перстня?
– Без сомнения.
Министр вынул из-под стола левую руку, которую довольно неуклюже старался держать подальше от глаз своего бывшего профессора. Он смущенно продемонстрировал в перстне из желтого металла большой (по виду, карат 40) розовый плоский рубин. Было очевидно, что камень не подвергался огранке.
– Я помню, в институте тебя звали «вождь».
– Да, камерунские студенты знали о моем происхождении.
– Как чувствует себя постаревший вождь племен банту-тау?
– Неуютно. В 90-е годы все тут в Африке были монархистами. Казалось, вернем власть монархии – и жить всем станет легче.
– Не стало?
– Сам видишь. Ушли англичане и французы – вот она, свобода. А бедность в обнимку со свободой – тоже жалкое зрелище.
– А «демократия»? Не прижилась?
– Это не для нашего народа. Племена банту могут объединиться, могут признать власть одного вождя, скажем, банту-тау… Но власть ста вождей, каждый из которых тянет в свою сторону, – нет. Много крика в парламенте, даже драки бывают. У меня авторитет высокий. Приходили посланцы от разных племен. Зовут стать Большим вождем. Для всех.
– А парламент?
– Закрыть. Зачем он нужен? Посоветоваться с умными людьми можно и без парламента, и экономия большая. Как учил ваш вождь? «Экономика должна быть экономной».
– А что же фамильный перстень? Он тебе еще понадобится?
– Это перстень вождя племени банту-тау. Но дело не в нем. Если я соглашусь на предложение, то буду вождем всех банту…
– А племена фульбе?
– Они тоже устали от войн. Все хотят мира.
– Давай выпьем за мир в твоей стране.
– И в твоей.
– По Татьяне скучаешь?
– Очень сильно. Я бы женился на ней, привез сюда, жила бы как королева. Но ее родители были категорически против того, чтобы отдать любимую дочь в гарем какого-то африканского вождя, который недавно спустился с пальмы.
– А у тебя действительно гарем?
– А… Какой это гарем… Так, собралось за эти годы с десяток жен.
– Это для министра не много?
– Для вождя всей страны – даже мало.
– А старшие жены Татьяну не обижали бы?
– Она и стала бы старшей женой. Она моя первая любовь, моя первая женщина. Остальные разве сравнятся с ней?.. Как ее жизнь сложилась?
– Так себе. С мужем, Володей Анпиловым с факультета машин и механизмов, развелась.
– Возможно, не мог простить роман со мной…
– Возможно. У нее двое детей. Один беленький, а старший…
– Не может быть. Я хочу его… нет, их материально обеспечить, раз уж не могу забрать сюда, в Яунде. Поможешь мне, учитель?
– Конечно. Я, например, могу купить у тебя этот исторический перстень. Для музея. А деньги отдать Тане с сыновьями. Сто тысяч евро хватит?
– Это хорошая цена. Возьми, учитель. Отдай Тане… деньги. Пусть учит сына. Нет – сыновей. И…адрес их достань для меня, хорошо?
Он с трудом снял с пальца перстень с огромным розовым рубином.
Яркий свет ресторанных люстр и бра отразился от рубина тысячами ярчайших брызг. И отчетливо стал виден гравированный рисунок – Ковш… Созвездие Большой Медведицы.