6 июля Дмитрий Федорович Поляков, генерал-майор в отставке Главного разведывательного управления Генштаба ВС СССР, праздновал свой юбилей.

На праздничное застолье в поселок Архангельское съехались только самые близкие родственники: жена, старший сын, невестки, внуки и внучки.

Собравшиеся выразительно посматривали на настенные часы и переводили взгляд на именинника — не пора ли приступать к уничтожению разносолов? По заведенному главой семейства обычаю, только после его сигнала можно было занимать места за столом. Однако юбиляр делал вид, что не замечает нетерпеливости домочадцев. Он твердо решил не начинать ужина в отсутствие своего любимца, младшего сына, который пошел по его стопам и тоже служил в ГРУ.

Поляков вышел на веранду. По стеклу стекали потоки воды — невесть откуда взявшаяся туча разразилась ливнем.

«Вообще-то, странно, — рассуждал генерал, — Петр, всегда такой пунктуальный и обязательный — и вот те раз! Опаздывает уже на целых полчаса… Мог бы и позвонить, сказать, что задержится… Впрочем, а что, собственно, случилось? В нашей системе чего только и ни бывает… Ты уже опечатываешь сейф или запираешь дверь служебного кабинета, как вдруг тебя срочно требует к себе самое высокое начальство, будто только и ждало этого момента! Кроме того, Петру неделю назад присвоили майора, вот и дергают, чтоб служба медом не казалась… А может, сойдя с электрички, он попал под дождь и сейчас стоит где-то, пережидает? Ничего, сегодня появится!»

Глухо ударила калитка и на дорожке, ведущей к даче, появился промокший насквозь Петр. По его взволнованному лицу старый разведчик понял: случилось нечто запредельное. Повинуясь внутреннему импульсу, генерал вышел на крыльцо.

Завидев отца, Петр прибавил шагу и как только они поравнялись, он, не здороваясь, схватил старшего Полякова за руку и с силой увлек в гущу кустов сирени.

— Папа, — вплотную приблизившись к отцу, горячо зашептал Петр, — по-моему, у нас в поселке ЧП!

— Окстись, Петр, какое еще чрезвычайное происшествие может произойти в нашем дачном урочище, разве что дождь… — отшутился Поляков.

— Папа, — настаивал сын, — тебе не кажется странным, что в начале и в конце нашей улицы стоят две машины «скорой помощи»?

— Сынок, а что здесь странного? В нашем поселке — сплошь пенсионеры, генералы, ученые… Мало ли, может, у кого-то сердечный приступ приключился… Короче, выбрось все это из головы, и пойдем к столу, тебя уже заждались!

— Папа, ты, конечно, скажешь, что я перетрудился, что все это — нервы и мнительность, но посуди сам, что могут делать сразу две машины «неотложки» в нашем маленьком дачном поселке? Тем более что стоят они не у каких-то конкретных дач… Они расположились так, будто блокируют нашу улицу… Я решил, что, может быть, они заблудились, и подошел к одной из них… Знаешь, что я увидел? У нее московские номера!

— Ну и что? — с напускным безразличием спросил генерал.

— Да как ты не поймешь, папа! — все более распаляясь, Петр заговорил в полный голос. — Машины-то — неместные, иначе бы у них были номера Московской области, эти же прибыли из Москвы!! Папа, мы же с тобой профессионалы… Ты не хуже меня знаешь, что и КГБ, и ГРУ для ареста объектов зачастую используют в качестве прикрытия машины «скорой помощи», так как их вид вызывает у окружения гораздо меньше беспокойства, чем милицейские «уазики». Кроме того, в их салонах можно свободно разместить группу захвата… Разве не так? Одного в толк не возьму: кто из наших соседей может быть объектом заинтересованности органов, если в поселке, кроме генералов из спецслужб и ученых с мировым именем, некого более караулить или… арестовывать?!

— Ладно, сынок, не нашего ума это дело… Пойдем в дом!

Выслушав несколько здравиц в свой адрес, Поляков вдруг похлопал себя по карманам.

— Я сейчас, сигареты оставил на столе… — скороговоркой произнес генерал и опрометью бросился в свой кабинет.

Гости недоуменно переглянулись — хозяин никогда не позволял себе курить в помещении. Впрочем, сегодня его юбилей, мало ли, решил сделать исключение!

Заперев дверь кабинета изнутри, генерал скользнул к стеллажу с грампластинками. Здесь находилась единственная улика — белый конверт, в который был вложен Первый концерт Чайковского, служил копиркой для нанесения тайнописи.

Трясущимися руками Поляков выдрал белый конверт, чиркнул зажигалкой и объятую пламенем бумагу выбросил в форточку…

«Все! Теперь ничего не найдете, хоть весь дом переройте!»

В волнении генерал забыл про дождь. О сохранении улики позаботилась природа…

В 30 — 40-е годы прошлого столетия основным мотивом сотрудничества со спецслужбами являлся антифашизм, и люди охотно шли на вербовку за одну лишь идею.

Эпоха романтизма закончилась, и сегодня на ниве добывания и защиты секретов царствует меркантилизм, а агентами спецслужб — не важно, наших или иностранных, — становятся, как правило, люди ущербные и закомплексованные, одержимые страстями или наделенные какими-то пороками; страдающие непомерным самомнением и, как им кажется, невостребованные; корыстолюбивые, ставящие превыше всего личную выгоду и собственное благополучие; злобные и мстительные, не умеющие прощать нанесенные им обиды и оскорбления; беспринципные азартные игроки, готовые ради сомнительного удовольствия поставить на карту собственную судьбу и судьбу своих близких.

Дмитрий Поляков оказался на службе у американцев не потому, что стал жертвой шантажа и собственного малодушия. Отнюдь. Генерал изначально был предателем по убеждению.

Отвергая политические ориентиры советского правительства времен хрущевской «оттепели», Поляков считал, что руководство СССР незаслуженно попирает и предает забвению идеалы сталинской эпохи.

Были и другие, более тривиальные причины, побудившие подполковника, а со временем генерал-майора, верноподданно служить сначала ФБР, американской контрразведке, а затем Центральному разведывательному управлению.

Меркантилизм и неуемная жажда денег все двадцать два года, что он «таскал каштаны» для американцев, подпитывали его рвение на шпионском поприще. Плюс обида и зависть, которые ядовитыми червями буравили ему душу.

Обида на то, что его выдающиеся способности не замечают и по достоинству не оценивают.

Зависть по отношению к незаслуженно продвинутым начальством и осыпанным наградами коллегам.

Однако главным побудительным мотивом, толкнувшим Дмитрия Полякова в объятия американских вербовщиков, была месть. Месть за погибшего младенца-сына.

…В 1961 году, когда Поляков приступил к работе в нью-йоркской резидентуре ГРУ, в Соединенных Штатах свирепствовала эпидемия гриппа. Ребенок заболел, получил осложнение на сердце, спасти его могла только срочная операция. Поляков попросил руководство резидентуры оказать материальную помощь, чтобы прооперировать сына в местной клинике, но ГРУ ответило отказом, и младенец умер.

Буквально на следующий день после смерти сына Поляков, озверевший от несправедливости судьбы и своего начальства, инициативно вышел на известных ему «охотников за скальпами» — вербовщиков из ФБР, ищущих потенциальных изменников из числа сотрудников КГБ и ГРУ. Его заявка работать в пользу Соединенных Штатов была принята под аплодисменты…

За время, которое «ТОПХЭТ» — один из псевдонимов Полякова, присвоенных американцами, а были еще «Бурбон», «Спектр», «Дипломат» — состоял на службе у ФБР и ЦРУ, Советский Союз понес ущерб в десятки миллионов долларов.

В ЦРУ обоснованно считали Полякова самым продуктивным источником. В недрах ЦРУ для анализа поступавших от него материалов даже было создано специальное подразделение, едва успевавшее их обрабатывать.

«ТОПХЭТ» передал ЦРУ более 100 выпусков журнала «Военная мысль» под грифом «Совершенно секретно», в которых излагались стратегия, тактика и планы Верховного командования СССР. Он похитил и передал за океан тысячи страниц документов, в которых были даны технические характеристики самого секретного советского оружия.

Работая в качестве военного атташе в Бирме, Индии, затем, преподавая в Военно-дипломатической академии Советской Армии, «крот» раскрыл своим американским хозяевам принадлежность к внешней и военной разведке около 1500 советских офицеров и около двухсот агентов из числа иностранных граждан.

Во время войны во Вьетнаме Поляков предоставил США информацию о численности, структуре и возможностях северо-вьетнамских войск, имевшую стратегическое значение.

В начале 1970-х он передал в ЦРУ информацию, что Китай находится на грани прекращения военно-экономического сотрудничества с Советским Союзом.

Эти сведения помогли Соединенным Штатам «прорубить окно» в Китай. Президент США Никсон и его помощник по безопасности Киссинджер тут же вылетели туда с государственным визитом.

Даже в 1991 году, когда Поляков был уже давно расстрелян, американцы во время войны в Персидском заливе с успехом использовали поставленные им сведения, уничтожая иракские противотанковые ракеты советского производства. А они ведь считались недосягаемыми для средств подавления противника…

За годы сотрудничества с ЦРУ Поляков помог западным контрразведчикам разоблачить семь «кротов» — сотрудников спецслужб Великобритании и США, работавших в пользу СССР.

Несмотря на то, что «Британское дело» было закрыто в конце 1960-х, в США и 20 лет спустя не смолкали разговоры о том, как красиво оно тогда было проведено. А события развивались по следующему сценарию.

Поляков передал ЦРУ копии, сделанные нашим британским «кротом» с фотографий, которые тот, в свою очередь, переснял с секретных документов, описывающих системы управляемых ракет, состоявших на вооружении армии США. Изучив снимки «ТОПХЭТА», в ЦРУ проследили путь этих документов и выяснили, на каком этапе они попали в руки нашего агента. ЦРУ вышло на отдел управляемых ракет британского министерства авиации. Там и работал наш человек — Фрэнк Боссарт. Его арестовали и приговорили к 21 году тюремного заключения.

Уже будучи на пенсии, Поляков помог ФБР раскрыть нескольких наших разведчиков-нелегалов, заброшенных в США на оседание под видом иммигрантов и уже сумевших устроиться на работу в американские госучреждения.

На одном из допросов «ТОПХЭТА» сотрудники Следственного управления КГБ Александр Духанин и Юрий Колесников поинтересовались, не жалко ли ему преданных им нелегалов, которых он сначала готовил на специальных курсах, а затем отправил на электрический стул?

Ответ был обескураживающе циничен:

— В этом и заключалась моя работа. Можно еще чашечку кофе?

Вообще, надо сказать, что казус генерала Полякова во всех отношениях не имел прецедентов в истории отечественных спецслужб.

«ТОПХЭТ» не только поставил своеобразный рекорд по длительности работы в пользу противника и по объему переданной им секретной информации. Рекорд еще и в другом — все это время «кроту» удавалось не попасть в поле зрения нашей контрразведки. Впрочем, последнее обстоятельство вполне объяснимо.

Во-первых, Поляков долгие годы являлся кадровым офицером советских спецслужб, и хотя бы поэтому был досконально осведомлен обо всех методах и приемах, используемых КГБ в своей деятельности по выявлению агентуры противника.

Причем был он не рядовым оперативным сотрудником — старшим офицером, а затем и генералом. Отсюда — беспрерывный приток информации, который в итоге помогал «ТОПХЭТУ» не совершать ошибок, а когда надо было, то и «лечь на дно». До лучших времен, разумеется.

Во-вторых, американцы тоже не благодушествовали, а оберегали своего особо ценного источника самыми изощренными способами, начиная от мероприятий по дезинформации, призванных отвести от «ТОПХЭТА» любые подозрения в проведении им враждебных СССР акций, и кончая применением самой совершенной радиоэлектронной аппаратуры.

С 1980 года, когда «ТОПХЭТ» после заграничных вояжей окончательно «стал на якорь» в Москве, американцы для поддержания с ним связи использовали только бесконтактные способы — тайники и радиосредства. Последним отводилась решающая роль, для чего агенту было выдано устройство размером с пачку «Беломора», из которого он производил «радиовыстрел» — передачу сведений, длившуюся 3–4 секунды.

Предварительно закодировав информацию (не более страницы машинописного текста), «ТОПХЭТ» засовывал в карман пиджака или плаща пачку «Беломора», садился в «букашку» или «червонец» — номера троллейбусных маршрутов, проходящих мимо американского посольства на улице Чайковского. Стоило троллейбусу поравняться со зданием дипломатической миссии США, агент нажимал нужную кнопку и… Игра сделана! Пойди, попробуй запеленговать — да никогда!

Лишь в редчайших случаях «ТОПХЭТ» производил тайниковые закладки. При этом магнитные контейнеры он не только изготавливал собственными руками, но и лично закладывал их на традиционных маршрутах передвижения своих операторов из ЦРУ.

Что касается выемки контейнеров, то эти операции никогда не были для агента в тягость. За контейнерами он не шел — летел на крыльях: деньги-то по радио не примешь! И хотя ох и не генеральское это дело — изымать тайники, но разве можно отречься от денег? Недаром сказано: «не отрекаются любя…»

Бывший американский разведчик Пит Эрли в своей публикации утверждает, что «ТОПХЭТ», будучи задержанным, попросил доставить его на прием к председателю КГБ СССР Виктору Чебрикову, которому предатель, якобы, в беседе с глазу на глаз поставил условие: он чистосердечно рассказывает все о своих «деяниях», а Комитет не преследует его семью…

Можно смело утверждать, что версия Эрли — не более чем трогательная святочная сказочка, ибо изменнику путь заказан везде, кроме, разумеется, следственного изолятора в Лефортово и расстрельной камеры.

Да и сам ультиматум Полякова смахивает на торг, что совершенно исключено: спецслужбы торгуются, выручая лишь своих кадровых сотрудников. Предателей никто никогда не пытается выручить. Дорога им одна — в тюрьму или на эшафот…