Глава 32. Энск в свете истории России
Получалось, что все поведанные мне за последнее время разными людьми истории, на первый взгляд между собой вроде бы не связанные, на самом деле имеют единый логический стержень. И, судя по всему, корни этого стержня тянутся из XVII века, когда в Энск прибыл талантливый ученый, прозванный местными жителями Бен-Газиром. (Впрочем, скорее всего все энские знаменитости – преподобный Игнатий, святой Благодар и восточный кудесник Бенсан ибн Ингазири, – одно и то же лицо, просто наделенное разными поколениями теми именами, которые казались им более благозвучными.) По всей вероятности, в родных краях началась чудовищная охота за препаратом лекаря, вот он и вынужден был бежать, а потом укрыться в ничем не примечательном провинциальном городишке. Иначе с какой бы стати ему было тащить в такую даль всю свою семью?
Почувствовав себя в Энске в полной безопасности, ученый практически с первых дней вернулся к привычной лекарской и фармакологической деятельности. А поскольку российское здравоохранение в те далекие годы оставляло желать лучшего, он довольно быстро приобрел популярность у коренных обитателей, в том числе у представителей местной знати. Однако помимо покровительства власть предержащих врачебное ремесло приносило врачу еще и немалые деньги, легшие в основу легенд о его сказочных богатствах.
Так или иначе, но к моменту нашествия поляков лекарь смог обзавестись не только сетью тайных лабораторий, но и почетным званием святого человека. Отсюда резонно предположить, что нынешний монастырь был заложен на базе одного из созданных им тогда медицинских центров. Возможно даже, что в качестве подопытного материала при проведении экспериментов восточный эскулап использовал собственных пациентов, но это уже не столь важно. В конце концов вся мировая медицина на подобных экспериментах выросла. Главное, что раз уж рядом с его жилищем была возведена неприступная цитадель, значит, цели своей – изобретения лекарства от старости – он достиг.
А вот отношения с оккупантами из «просвещенного» Запада у Бен-Газира явно не заладились. Видимо, между ними возник некий конфликт, из-за которого ученый, опасаясь за сохранность плодов своего труда, был вынужден сбросить запасы препарата в пруд. Но если расстаться с чудо-снадобьем ему удалось, то столь же легко избавиться от ходивших о нем легенд и слухов оказалось не по силам. Наверное, именно это – вкупе с неусыпным контролем польских надсмотрщиков – и привязало врача к Энску крепко-накрепко. А закончилось все тем, что оккупанты, так и не вызнав секрета чудодейственного эликсира, лишили несговорчивого эскулапа жизни. То бишь лишили жизни человека, который научился эту самую жизнь продлевать. Воистину парадоксальна судьба человеческая!
И все-таки, несмотря на столь печальный финал истории, ученики и последователи у восточного мудреца безусловно остались. Просто они, видимо, утратили вместе с наставником и технологию изготовления большинства снадобий, в связи с чем и сменили постепенно врачебную деятельность на религиозную. Изменилось, соответственно, и функциональное назначение выстроенных Бен-Газиром помещений: их стали использовать в качестве сакральных мест для отправления тайных ритуалов.
Потом грянула эпоха Петра Первого, и патриархальная (то есть католическая) церковь подверглась жесточайшим гонениям, ибо новым царем всея Руси дело было задумано неслыханное – превратить одряхлевшую Расею-матушку в империю мирового уровня. А раз так, то с какой стати царь должен терпеть в своем государстве разные тайные верования да подчиняться Риму с Константинополем?
С другой стороны, церковь нужна была монаршей власти как воздух, ибо без нее на думы подотчетного и излишне свободолюбивого населения особо не повлияешь. Тут-то на помощь и пришел патриарх Никон, взявший за образец новой церкви каноны малоизвестной греческой секты и провозгласивший эту самую новую веру не только православной, но и исконно русской. И все бы хорошо, да значительная часть верующих решительно тогда нововведениям воспротивилась. Вот и треснуло доселе единое российское общество пополам. Кроваво треснуло, на несколько столетий вперед. Так называемые «старообрядцы» отчаянно сражались за прежнюю, отцовскую веру, властью ныне попираемую и гонимую, а бездушная государственная машина рожденной на людских костях и слезах новоявленной империи уничтожала их с той же яростной решимостью, как некогда император Нерон истреблял последователей Иисуса. Пока же «староверующие» и «нововерующие» разбирались, чья вера правая, последователи Бен-Газира затаились в окрестностях Энска и с тревогой наблюдали за ходом не на шутку разгоревшейся в России религиозной войны.
Благодаря завидной прозорливости и истинно восточной дальновидности они довольно быстро сообразили, кто именно одержит в этом противостоянии верх, поэтому в срочном порядке окрестились и возвели на территории своей общины православный храм. Ведь главным для них было уцелеть, удержаться на обжитых местах, чтобы рано или поздно возродить утраченный секрет рецепта долголетия, а уж сколькими пальцами креститься, двумя или тремя, интереса для них не представляло.
Со временем адепты тайной веры рассредоточились по всей территории стремительно разраставшейся Российской империи. Но потом к власти пришли жестокосердные коммунисты, которые, сокрушив неустойчивое Временное правительство в Петрограде, начали энергично перекраивать жизнь в стране под новые стандарты. Разумеется, добрались вскоре и до религии. А поскольку конкуренты в виде многочисленных церквей и сект были большевикам не нужны, уже первые сталинские выдвиженцы принялись уничтожать их с присущей им жестокостью.
И вновь раскололось едва сросшееся общество, и вновь потекли реки крови. В этой религиозной войне церковников чаще всего ждала лишь одна участь – смерть. Бедные последователи Бен-Газира, так и не успевшие приблизиться к достижению главной цели, не смогли удержаться на территории монастыря – новые хозяева жизни выгнали их взашей. Спасаясь от преследования большевиков, члены секты вынуждены были рассеяться по необъятным просторам Страны Советов, и, казалось, ничто уже не сможет собрать их вместе.
Однако минуло несколько десятилетий, и представлявшаяся несокрушимой власть коммунистов вдруг рухнула, рассыпавшись, к удивлению всего мира, словно подсохший на солнце куличик из песка. Стрелки на циферблате истории ненадолго замерли, а потом, набирая скорость, полетели в обратную сторону. И их еле слышный щелчок прозвучал кое для кого громче любого набата. Услышали его и последователи Бен-Газира. Поэтому, подобно рассыпанным по стеклу железным гвоздикам, вновь потянулись к «магниту» – Энскому монастырю.
Тотчас, словно по мановению волшебной палочки, нашлись и деньги, и лидеры, готовые денно и нощно собирать по городам и весям «рабочую» паству. Нашелся и бывший хозяйственник, по первому же зову «своих» облачившийся в рясу и с энтузиазмом взявшийся за возрождение разрушенных временем монастырских строений. А среди завербованной «паствы» нашлись, конечно же, и плотники, и каменщики, и шоферы…
И зажил городок Энск странной, неведомой доселе жизнью. Коренные его жители, никак не ожидавшие подобной напасти, властно отжимались чьей-то невидимой рукой все дальше и дальше от монастырских стен. А на территории монастыря закипела меж тем невиданная по размаху работа, ибо объектов для реставрации, судя по всему, хватало с лихвой. Не зря же в разговорах со мной разные люди упоминали о восстановлении то храма, то трапезной, то сельскохозяйственных мастерских, то общежитий… А теперь вот выяснилось, что когда-то в монастырских стенах работала еще и тайная военная лаборатория.
То-то мне фамилия девочки, упомянутая Настей во время нашего с ней кутежа в ресторане, показалась смутно знакомой. Если б я тогда не был уже изрядно под хмельком, наверняка смекнул бы, что одноклассница с редкой фамилией Габер может принадлежать к числу потомков немецких колонистов. Теперь же вот вспомнил, что именно Фриц Габер, великий химик и нобелевский лауреат, изобрел печально знаменитый газ «Циклон-Б», с помощью которого нацисты отправили на тот свет сотни тысяч заключенных. Сам Габер (в действительности – правоверный иудей) умер, согласно официальной версии, в 1934 году, а вот его идеи, воплощенные в странного вида баллонах, покоились до недавнего дня на дне монастырского пруда.
Тогда, получается, благодаря моим стараниям в руки сектантов попал не только ларец с «эликсиром бессмертия», но и целый арсенал смертоносных емкостей? А вдруг с помощью этих баллонов можно отправить к праотцам не только обитателей монастыря, но и жителей Энска на десять километров вокруг? От осознания столь мрачной перспективы мне едва не стало дурно, но, по счастью, одновременно зародилась и мысль провести поиски второй таинственной золотой трубочки, утерянной некогда братьями Ниткиными…
– Не нашел я ваших денег, Александр Григорьевич, – вывел меня из состояния задумчивости виноватый голос вернувшегося на кухню Владислава. – Всю квартиру перерыл, даже в коробки из-под обуви заглянул – нигде нет!
– Ладно, расслабься, – успокоил я его, – твоей вины в том нет. Вот Настя вернется, с нее и спрошу. А пока присядь, хочу с вами обоими посоветоваться… – Вкратце пересказав Славику историю, поведанную мне Татьяной во время его отсутствия, я спросил: – Не желаете ли, молодые люди, поучаствовать в очередных поисках? Шансов отыскать вторую трубку у нас с вами, конечно, мало, но попробовать, думаю, стоит. Чем черт не шутит? – Глаза юноши мгновенно вспыхнули охотничьим азартом, а девушка пока лишь скептически покачивала головой. – Можем же мы, например, предположить, – продолжил я излагать свои доводы, обращаясь теперь в основном к ней, – что вторая трубочка до сих пор лежит в том же амбаре? Допустим, кто-то из мальчишек попросту выронил ее со страху, когда первая взорвалась, а она возьми да и провались в одну из щелей в полу! А? Как вам такая версия?
– Сначала надо выяснить, цел ли тот амбар, – рассудительно молвил Слава. – А то ведь за семьдесят с лишним лет в городе могли столько всего снести и понастроить!..
– Должен быть цел, – неуверенно вступила в дискуссию Татьяна. – В детстве дедушка жил в Гулейке, у самого оврага, а там строительство после войны почти не велось. Боюсь только, что не вспомню уже, где именно тот амбар стоял. Несколько лет назад дедушка возил меня туда, но я запомнила почему-то только огромный пустырь со сгнившими столбами. Кое-какие дома там, правда, остались, но у меня создалось ощущение, что в них давно уже никто не живет…
– Тем лучше! – жизнерадостно воскликнул я, поднимаясь. – Значит, некому будет у нас под ногами путаться. Славик, бери миноискатель и лопату, Танюш, заводи железного коня, и бегом вперед, не будем откладывать! Только дай мне, Слав, что-нибудь накинуть, а то мое шмотье вряд ли успело высохнуть.
Футболка с двумя нагрудными карманами, довольно приличные брюки и неопределенного цвета куртка Кошелькова-старшего пришлись мне впору, так что в квартире мы более не задержались. Поскольку светиться лишний раз в районе монастыря не хотелось, я попросил Таню сделать небольшой крюк, предварительно вновь отдав ей на сбережение все свое имущество – телефон, маузер и деньги.
Вскоре мотоцикл тряс нас уже по колдобинам городской окраины, изобиловавшей сливовыми садами, а спустя еще несколько поворотов вынес к знаменитому исполинскому Воропевскому оврагу. Пока мои спутники спорили, где лучше пристроить «коня», я приблизился к краю обрыва и, придерживаясь за ветку орешника, бросил взгляд вниз. Вид расстилавшейся под ногами бездны потряс меня до глубины души. Когда ко мне присоединился Славик, я поделился с ним своим впечатлением:
– Странно, что это место назвали оврагом. Лично мне оно больше напоминает разломившийся пополам глиняный холм.
– Пожалуй, вы правы, – согласился он. – Между прочим, в прошлом году мы с приятелем исходили его вдоль и поперек. Обилием находок похвастаться не могу, но двадцать копеек серебром и кучу медяков по одной и две копейки все-таки нашли. А уж кованых гвоздей для подков там вообще немерено!
– А как вы на дно спустились? Не отсюда же прыгали?
– Нет, конечно, – засмеялся парень, – если отсюда прыгнуть, костей потом не соберешь. Вон, видите низкое кирпичное здание вдали? – ткнул он пальцем в сторону. – Это все, что осталось от первого в городе кирпичного завода, построенного, как говорят, больше ста лет назад. Именно от этого здания дорога идет прямо ко дну оврага. А если посмотреть на овраг с высоты заводской стены, то кажется, что будто сквозь гору смотришь, и вторая ее половинка за рекой вздымается…
– Действительно, – согласилась не слышно подошедшая к нам Татьяна. – И как это я раньше не замечала?
Я посмотрел в сторону реки и едва рот не открыл от изумления: на противоположном ее берегу возвышалось подобие половинки древнеримского театра! Только сооруженное не из камня, а из земли. Я провел глазами линию от его центра до нижней точки оврага, и та легла прямо на ось разлома.
– Мне кажется, друзья, – озвучил я пришедшее в голову соображение, – что эта впадина в земле образована крупным древним метеоритом. Судите сами! Если предположить, что метеорит летел очень низко, то, наткнувшись на высокий глиняный холм, он попросту разбил его на практически равные две части. Потом пролетел по нисходящей траектории дальше и приземлился на том берегу. Далее многовековые дожди и ветры довершили картину, и теперь мы наблюдаем своего рода чудо природы. Слав, – повернулся я к юноше, – а вам с приятелем, когда вы дно оврага обследовали, не встречались, случаем, необычные куски железа? Они ведь могли осколками того самого метеорита оказаться…
– Точно, припоминаю такие! – шлепнул себя по лбу юноша. – Я еще удивлялся тогда, что на этих тяжелых железных камнях совершенно нет ржавчины!..
– Ну ничего, в другой раз за ними поход совершишь, – успокаивающе похлопал я его по плечу. – А пока нам другим делом надо заняться…
