129

Имя Бел было довольно популярным в произведениях греческих и римских писателей, когда они вели разговор о таинственном Востоке. Белом они называли основателя Вавилона. Римский поэт Вергилий (I в. до н. э.) в своей поэме «Энеида» называет Белом отца Элиссы (Дидоны), основательницы Карфагена. Филон называет сына Эла Зевсом Белом, отождествляя, таким образом, этого морского (точнее, просто водного) бога с верховным богом Греции. С Зевсом греки отождествляли и других финикийских богов, наследников древних баалов; так, например, Баал–Цафон стал Зевсом Касием. Следовательно, и тот бог, о котором сейчас идет речь, играл довольно значительную роль, сравнимую с ролью Баал–Цафона. На юге Финикии имелась река, называемая Белом, и на ее берегу находилось место, которое почиталось как гробница умирающего и воскресающего бога. Историк I в. н. э. Иосиф Флавий говорит, что это — гробница греческого героя Мемнона, который был убит во время Троянской войны и вечно оплакивался его матерью, богиней зари Эос. Вероятнее, что в действительности речь шла о местном, т. е. финикийском, божестве, которого греки уже после Александра Македонского сочли Мемноном или похожим на него. Согласно легенде, на берегах этой реки лечился от раны, полученной в сражении с Лернейской гидрой, Геракл. Геракла, как об этом будет сказано позже, греки посто–янно отождествляли только с одним персонажем финикийской мифологии — богом Тира Мелькартом. Учитывая, что город Акко, расположенный близ этой реки, одно время принадлежал Тиру, можно предполагать связь между «Мемноном» и Мелькартом — умирающим и воскресающим богом, Возможно, тот Бел, о котором идет речь, был владыкой этой реки на юге Финикии, как Баал–Цафон — владыкой горы Цафон на севере. Но возникает сложный вопрос, как об этом боге узнал Филон. Дело в том, что «Бел» — это арамейское произношение имени Баал, и финикиец Санхунйатон явно не мог его использовать. В данном случае возможны два решения: либо Филон параллельно с Санхунйатоном имел другой какой-то источник, гораздо более поздний, относящийся ко времени, когда арамейский язык стал разговорным языком не только арамеев, но и населения всего Ближнего Востока, либо он не совсем правильно понял имя, переданное Санхунйатоном. В любом случае перед нами водный бог, который, по–видимому, из бога конкретной реки превратился в бога текущей воды вообще и в финикийской мифологии (по крайней мере, более позднего времени) стал прародителем всех морских божеств.