Аркадия

Центральная гористая часть Пелопоннеса не имела выхода к морю. Ее обитатели издревле занимались охотой, а в более позднее время – скотоводством и земледелием. Богатство и связанное с ним моральное разложение не играли здесь столь значительной роли, как в Арголиде. Поэтому Аркадия воспринималась в древности как идиллическая страна пастухов и пастушек, сохранивших доброту, честность, непритязательность и другие канувшие в Лету качества людей Золотого века.

Аркадия была местом действия многих общегреческих мифов. Но здесь боги предстают иными, чем в общераспространенных версиях. Так, аркадяне рассказывали, что в их стране Рея родила Посейдона и спрятала среди пасущихся овец, а Крону, заглатывавшему своих детей, дала проглотить жеребенка. Не Зевс, а Посейдон выступает как бог-младенец, спасенный богиней-матерью. В том месте, где красивейшая из рек Ладон широко разливалась по равнине, аркадяне показывали луг, на котором Посейдон узрел скиталицу Деметру и загорелся желанием ею обладать. Чтобы спастись от настойчивости бога, Деметра приняла облик кобылицы. Но Посейдон отыскал ее, спрятавшуюся в табуне лошадей, и, приняв вид жеребца, добился своего. От этой связи родился чудо-конь Арейон, которого впоследствии смогли оседлать только Адраст и Геракл. Это предание, равно как и миф о замене младенца жеребенком, рисует архаический облик Посейдона – не владыки морей, а бога-коня. В Аркадии любил отдыхать от своей верной супруги Зевс, встречаясь с юной Каллисто. Здесь же эта соперница Геры была превращена ею в медведицу. Гере не стоило большого труда отыскать Каллисто в Аркадии, ибо эта страна была знакома ей не понаслышке. В Стимфале показывали место, где воспитывалась Гера, где она вышла замуж за Зевса и жила после развода с ним. Кстати, нигде, кроме Аркадии, ничего не знали о разводе Зевса и Геры.

Мифы подчас рисуют Аркадию страной дикарских, каннибальских обычаев, которые в других частях Балканского полуострова давно ушли в прошлое. И в этом их особый интерес для историка культуры и религии. Аркадские героини Аталанта, Каллисто, Авга, видимо, были первоначально самостоятельными богинями, превратившимися по мере распространения олимпийской религии в возлюбленных богов и матерей героев. Широко разрабатывался в древности миф о сыне Авги и Геракла Телефе, родившемся в Аркадии и вскормленном там ланью, но прославившемся в Мизии (Малая Азия), где ему было суждено узнать тайну своего происхождения и стать родоначальником выдающихся героев. Афинские поэты Эсхил, Софокл и Еврипид в не дошедших до нас трагедиях ввели ряд новых деталей, драматизировавших повествование о приключениях Телефа. Эллинистический поэт Ликофрон и римский историк Дионисий Галикарнасский перенесли сыновей Телефа в Италию, сделав их прародителями этрусков. Цари Пергама Атталиды считали себя потомками Телефа, и о его судьбе рассказывает малый фриз знаменитого Пергамского алтаря.

Первым царем Аркадии считался Пеласг, рожденный самой землею. Один древний поэт сказал о нем:

Аркадяне не сомневались, что именно Пеласг научил людей строить жилища, защищающие от непогоды, а также изготавливать одежды из шкур. Кроме того, он отучил своих подданных от употребления в пищу листьев, коры, травы и кореньев, надоумив их есть желуди.

Сыну Пеласга от нимфы Мелибои Ликаону приписывалось основание древнейшего из городов Эллады и всей ойкумены Ликасуры . Первым этот город узрел Гелиос, пролетая по небу на солнечной колеснице, а затем люди стали воздвигать города по образцу Ликасуры и в других местах.

Учрежденные в городе Ликейские игры были древнее всех других состязаний атлетов.

Ликаон запросто навещал богов и принимал их у себя дома. Но однажды, желая испытать всеведение Зевса, во время пира по случаю Ликейских игр он подал богу в качестве угощения жаркое из тела собственного сына. Зевс в негодовании опрокинул стол, испепелив Ликаона, а заодно и его сыновей, и наслал на человеческий род потоп. Впрочем, по другой версии, двоим из сыновей Ликаона, Ойнотру и Певкету, удалось избежать кары. Переселившись в Италию, они стали родоначальниками племен ойнотров и певкетов .

Само имя Ликаон образовано от греческой основы «lyk» – «волк», и это дало толчок к созданию мифа, согласно которому царь не погиб, а был превращен разгневанным Зевсом в волка.

Суровое наказание, обрушенное Зевсом на Ликаона, не помешало ему сойтись с его дочерью Каллисто и передать царство ее сыну Аркаду. Этому Аркаду, считавшемуся современником Триптолема, обучившего людей земледелию, приписывалось введение в стране пеласгов землепашества, хлебопечения и ткачества. А сама эта страна, ранее называвшаяся Пеласгией, стала в честь Аркада именоваться с тех пор Аркадией. Это была страна охотников и пастухов, чуждая городской жизни. Ее называли Счастливой Аркадией. Когда же возникли города, вместе с ними появились беды.

Однажды пастухи царя города Тегеи Корифа не досчитались нескольких овец. В поисках исчезнувших животных они забрели на покрытую лесом гору Парфений, и их взору предстало удивительное зрелище: лань кормила молоком совершенно нагого младенца, да такого прекрасного, какого еще не видывал сам Гелиос. Испугавшись людей, лань убежала, но ребенок не заплакал, а доверчиво протянул к ним ручонки.

Царь Кориф, к которому принесли найденыша, был восхищен его красотой, но происхождение младенца его смущало. Он попросил пастухов еще раз пойти в горы и поискать, нет ли поблизости детской одежды или украшений, по которым можно было отыскать родителей. Пастухи возвратились ни с чем. Кориф оставил ребенка у себя и дал ему имя Телеф (от греческого «elafos» – «лань») .

Прошли годы, и беззащитный младенец превратился в крепкого юношу, способного за себя постоять. Он ходил на львов и медведей, побеждал своих сверстников в беге, стрельбе из лука и метании копья. Кориф гордился приемным сыном и надеялся оставить ему царство, так как его брак был бездетен. Как-то царю во сне явился демон и приказал рассказать Телефу, что он был найден в лесу и вскормлен ланью. Кориф медлил, не желая лишаться того, в ком видел своего наследника. Демон стал являться каждую ночь и угрожать всяческими бедами, если повеление не будет выполнено.

Так Телеф узнал, что он не царский сын, а приемыш. Кто же его оторвал от материнской груди и унес в лес на съедение диким животным? Царю ничего не было известно, и Телеф отправился в Дельфы, чтобы узнать у оракула тайну своего рождения.

Пифия, прочтя запись, сделанную Телефом на табличке, произнесла несколько бессвязных слов, и жрецы соединили их в двустишие:

Так понял Телеф, что ему надо покинуть Аркадию и переправиться через море в Мизию, ибо Тевфрания – главный город мизийских царей. Вернувшись на родину, юноша со слезами на глазах объявил о своем решении приемному отцу. Тяжело было Корифу расставаться с дорогим ему юношей, но он не стал его отговаривать и благословил на дальнее странствие и удачные поиски.

Проходя через земли, принадлежавшие соседнему царю Алею, Телеф встретил охотников, возвращавшихся из леса с богатой добычей. За спиной одного из них висела окровавленная лань с огромными неподвижными глазами.

– Эй вы! – возмущенно обратился Телеф к охотникам. – Разве в Аркадии мало волков и медведей, чтобы надо было убивать это беззащитное животное?

– А какое тебе дело, бездомный бродяга, на кого нам охотиться?! Ведь это наш лес и наши земли! – отозвался один из охотников.

При слове «бродяга» кровь ударила в голову Телефа. Решив, что охотники знают о его беде и издеваются над ним, юноша выхватил меч и в короткой схватке убил двух охотников. Рабы, сопровождавшие убитых, с воплем и слезами объяснили незнакомцу, что он отправил в аид сыновей царя Алея . Телеф, хотя и считал себя обиженным, пожалел о своей вспыльчивости.

Сев в Эфире на корабль, он через несколько дней высадился в устье быстрого Каика. Попасть в Тевфранию, омываемую этой рекой, оказалось делом нелегким. Город, занимавший высокий холм, был осажден войском, во главе которого находился Идас, герой Мессении, сильнейший из смертных. Испытав себя в Калидонской охоте и походе аргонавтов, он решил отнять власть у царя Мизии. Не ведая, с кем вступает в бой, Телеф ворвался в ряды осаждающих и стал их крошить своим мечом. Идас предпочел не испытывать судьбу и отступил.

Вытерев меч о траву и вложив его в ножны, Телеф направился к городским воротам. При его приближении они отворились, и наружу высыпала ликующая толпа. Подхватив спасителя, горожане на руках внесли его во дворец.

Царь Тевфрант, склонив перед юношей седую голову, произнес такую речь:

– Я не знаю, чужеземец, ни твоего имени, ни рода. Мне неведомо, как ты оказался в моей земле. Но я уверен, что тебя послали небожители. И мой долг вознаградить тебя за подвиг. И ты возьмешь в жены мою приемную дочь Авгу и вместе с нею полцарства.

– Мое имя Телеф, – отозвался юноша. – Я пришел в твою страну по совету оракула, чтобы узнать тайну своего происхождения. Не остановит ли тебя то, что пока мне ничего не известно о родителях?

– О нет! – воскликнул Тевфрант, не отводя полного восхищения взгляда. – Видя, как ты один справился с целым войском, я убежден, что твои родители – знатные люди. Я верен своему слову. Ты станешь супругом Авги и получишь то, что я обещал.

Не дано смертным знать, где и какая их подстерегает грозная опасность! Скольким героям, прошедшим через самые суровые испытания, одолевшим равновеликих или более сильных противников, пришлось встретить смерть у себя дома от рук коварной жены или негодного раба! Не ведал Телеф, что первая брачная ночь могла стать последней в его жизни. Отправляясь в брачные покои, Авга взяла с собой кинжал. Но когда она его вытащила, чтобы направить в сердце героя, откуда-то появился огромный змей и помешал ей выполнить задуманное.

– Что с тобою, женщина? – сурово спросил Телеф. – Может быть, я тебя чем-то невольно обидел?

– Нет, нет! Ты ни в чем не виноват! – зарыдала Авга. – Но я не могу быть твоей супругой, ибо надо мной тяготеет проклятие. Когда я жила в отцовском доме, оракул предсказал, что рожденный мною сын убьет моих же братьев. Поэтому отец заточил меня в храм и обрек на безбрачие. Но появившийся в то время в нашей стране могучий герой Геракл сделал меня своей возлюбленной, и я стала ждать ребенка. Между тем Афина, которой я служила, наслала на отеческие земли моровую болезнь. От оракула отец узнал, что виновница несчастья – жрица, нарушившая обет безбрачия. Он бросился в храм и, поняв все, поручил своему другу утопить меня. На пути к морю я родила младенца и оставила его в горах. А тот человек не утопил меня, как наказал отец, а посадил в ларь и, закрыв его, бросил в море. Волны вынесли меня на берег Мизии. Царь взял во дворец. Пойми же! Я не могу разделить с тобой брачное ложе, потому что не хочу навлечь на царство моего благодетеля беду, как навлекла на Аркадию.

– Так ты аркадянка? – с дрожью в голосе произнес Телеф, догадываясь, с кем он оказался на ложе.

– Да, я дочь Алея и самая несчастная из женщин, я сама обрекла на смерть своего сына и доставила столько горя отцу…

– Не гневи богов! – радостно воскликнул юноша. – Ты самая счастливая из женщин. Тебя сохранил Посейдон, перенеся в этот благословенный город. Дикие звери не сожрали твоего младенца. Его выкормила молоком лань, а пастухи отнесли к царю Корифу. Этот младенец, убивший твоих братьев и едва не ставший твоим супругом, – я.

Так мать и сын узнали друг друга. Ликовала вся Мизия, прославляя Телефа, сына Геракла . Царь Тевфрант дал ему в жены свою дочь Аргиопу и объявил своим наследником. Будущее героя казалось безоблачным, и в это время судьба послала Телефу новое жестокое испытание. В устье Каика вошли десятки кораблей, и на берег высадились тысячи могучих воинов. Это были ахейцы, объявившие войну Трое, но по неведению попавшие вместо Фригии в Мизию. Дорого обошлось пришельцам это неведение. Многие пали от руки могучего Телефа. В то время, когда Телеф гнал пришельцев к морю, появился Ахилл. Один его вид привел защитников города в ужас. Телеф также обратился в бегство. Надеясь уйти от быстроногого Ахилла, он кинулся к винограднику, чтобы скрыться за разросшимися виноградными лозами. Но нога зацепилась за изгиб лозы, и Телеф упал. Эту ногу и поразило копье Ахилла.

Узнав, что перед ними не Троя, а Тевфрания, ахейцы сели на корабли и удалились. Мизии больше никто не угрожал. Но нанесенная Телефу Ахиллом рана не заживала, ни один лекарь не мог помочь герою. Он решил обратиться к оракулу и получил ответ, что исцелить рану сможет лишь тот, кто ее нанес. Пришлось Телефу отправиться в Авлиду, где в то время находились ахейцы. Телеф обещает ахейцам показать морской путь в Трою, и в обмен за это Ахилл исцеляет его ногу, натерев рану ржавчиной своего копья.

В Троянской войне сам Телеф не участвовал, поскольку обещал не помогать троянцам, но послал на помощь троянскому царю Приаму отряд, возглавляемый сыном Еврипилом. Юноша пал от руки Неоптолема, сына Ахилла.

От одной из жен у Телефа было двое сыновей – Тархон и Тиррен. Они переселились в Италию, где Тархон основал города Тарквиний, Кортону и Мантую. По имени Тиррена переселенцы стали называться тирренами (этрусками). Была у Телефа и дочь Рома. Некоторые легенды делают ее женой троянца и связывают с ее именем название Рима.

Типичная героиня Аркадии – Аталанта . Ее родители с нетерпением ожидали сына-наследника, а вместо него появилась девочка. Еще одна девочка! Брошенная в лесную глушь, Аталанта была вскормлена сердобольной медведицей, подобрана и воспитана охотниками. Круглый год она жила в родном ей лесу, питаясь ягодами и занимаясь охотой. Дикие звери, изведав силу и ловкость Аталанты, обходили ее стороной. Как-то в лесу оказались два пришлых кентавра, бежавших в Аркадию от стрел Геракла. Прельстившись красотой Аталанты, они попытались ею овладеть. Девушка убила обоих.

Из Калидонской охоты Аталанта принесла вместе с головой и шкурой гигантского вепря славу великой охотницы. К тому же она была на диво хороша, и многие царские сыновья готовы были оставить отцовский дворец и жить с нею в лесу. Но она отвергала всех: молоко медведицы, зверя Артемиды, сделало ее холодной к мужской любви. Чтобы отделаться от неотвязных поклонников, быстроногая Аталанта предлагала им состязаться в беге, обещая победителю руку и сердце. Одолевая всех в этом состязании, она безжалостно убивала побежденных. Однако один из женихов – Мелайнион перехитрил дикарку. Во время бега он бросал одно за другим три золотых яблока. Привлеченная их блеском, Аталанта замедляла бег, чтобы подобрать плоды. Так она была побеждена и стала супругой Мелайниона, хотя и ненадолго.

От мужа (или от Ареса, или от Мелеагра) Аталанта родила мальчика редкой красоты, которому дала имя Парфенопей . Родившись в лесу, он был, однако, воспитан в Аргосе, среди храбрых воинов. Когда аргосцы решили выступить против семивратных Фив, Парфенопей в знак своей готовности разделить с ними опасности и славу поднял над головой щит с изображением сфинкса с фиванкой в когтях. Напрасно Аталанта, знавшая заранее трагический исход сражения, уговаривала сына не идти на Фивы. Верный своему слову, юноша не уступил матери и стал во главе одного из семи аргосских отрядов. Незадолго до битвы перед ним явилась покровительница его матери Артемида и пыталась его остановить. Но он продолжал свой путь. У назначенных ему ворот Фив юноша был смертельно ранен брошенным со стены камнем. Его посланец доставил матери прядь волос, которую она предала огню вместо тела милого сына.

Храбрая охотница и спутница Артемиды, Аталанта, возможно, первоначально сама была богиней с теми же функциями девственницы, покровительницы инициации юношей и пророчицы, знающей будущее. В мифах об Аталанте и Каллисто особую роль играла медведица, в образе которой угадывается священный зверь Аркадии.

Широкая долина реки Эврота, ограниченная двумя хребтами – Тайгетом и Парноном, называлась в древности Лаконикой или Лакедемоном. В начале II тыс. до н. э. здесь, как и в других частях Пелопоннеса, обитал народ негреческого происхождения – лелеги. Древнее название этой страны – Лелегия. Замкнутость долины Эврота, отсутствие удобного выхода к морю препятствовали развитию ремесел, торговли, городской жизни. Население занималось разведением скота и примитивным земледелием. В сельских поселениях господствовало общинное ведение хозяйства. Лелеги управлялись царями, жившими в Спарте – поселении, носившем то же название, что и знаменитая Спарта, основанная дорийцами в Х или IX в. до н. э., но находившемся в другом месте Лаконики. Цари этой древнейшей Спарты, как это явствует из распространения в XVI в. до н. э. однотипных ювелирных изделий и оружия, поддерживали отношения с царскими домами Арголиды и Мессении. По мере проникновения в Пелопоннес ахейцев-греков происходило слияние пришельцев с первоначальными его обитателями пеласгами и лелегами. Мифы отразили это на примере царского дома Спарты.

В те времена, когда в Арголиде правил Персей, над пеласгами, обитавшими в Лаконике, властвовал царь Ойбал. И конечно же он захотел породниться с могущественным соседом, прославленным подвигами в далеких странах. Дочь Персея Горгофона стала его женой, и от этого брака родился сын, которому в честь бога пеласгов Тина дали имя Тиндарей («дар Тинии»). Дом Тиндарея, судя по имени – пеласга, осаждают женихи с типично греческими именами: Менелай, Агамемнон и другие.

Эпитет «прекрасная» («прекрасный») в греческих мифах достаточно часто сочетается с именами возлюбленных богов и героев. И в этой связи стоит вопрос о причинах, заставивших Гомера соединить спартанскую Елену с троянским Парисом. В образе гомеровского Париса, так же как в образе гомеровской Елены, красота – преобладающее качество, однако красота не мужественная, а женственная, превратившая царевича в антигероя, чтобы на его фоне выросла фигура идеального героя, брата Париса Гектора. Но первоначальный Парис, как говорит его второе имя Александр («Отражающий мужей»), не имел ничего общего с женственной красотой.

Процесс слияния ахейцев с лелегами и пеласгами был в самом разгаре, когда в Пелопоннес вторглись воинственные греческие племена дорийцев, захватившие Лаконику и превратившие ее в свой бастион. Уцелевшее сельскохозяйственное население было превращено в илотов, находившихся на положении рабов всей спартанской общины. Мифы пеласгийской и ахейской эпох были трансформированы дорийцами и поставлены на службу их интересам. О характере этой трансформации можно судить по мифам о Диоскурах.

Тиндарей взял в жены дочь этолийского царя Леду. Красота ее прельстила самого Зевса, и он, приняв облик лебедя, посетил брачное ложе супругов в первую же их ночь. В положенный срок Леда снесла яйцо и стала его высиживать.

Тиндарей считался смертным отцом Елены, а божественным ее родителем мыслился сам Зевс. О матери же не было единого мнения. Гомеру ее имя вовсе неизвестно. Гесиод называет матерью Елены одну из дочерей Океана.

В послегомеровском героическом эпосе в качестве матери Елены фигурирует Немесида. Зевс воспылал любовью к этой прекрасной дочери Ночи. Спасаясь от преследований Зевса, Немесида обежала всю землю, постоянно меняя свой облик. Зевс не уступал Немесиде в искусстве перевоплощения.

Приняв вид красавца лебедя, он догнал беглянку в Аттике и насладился близостью с ней. Плодом этой связи было яйцо, снесенное Немесидой и спрятанное ею в священной роще. Трудно что-нибудь скрыть от острого взгляда пастуха, шаг за шагом обходящего местность. Он-то и обнаружил яйцо и отнес его супруге Тиндарея Леде, которая то ли по наитию, то ли из женского любопытства решила его высидеть, как это делают птицы. Из яйца вылупилась Елена, которая, таким образом, имела не только двух отцов, но и двух матерей.

По более распространенной версии мифа, сама Леда, застигнутая Аполлоном на берегу Эврота, снесла высиженное ею яйцо . Скорлупу от него еще во времена Павсания показывали в одном из храмов Спарты.

Елена, архаическое божество растительности, почиталась не только в Лаконике, но и в других частях Пелопоннеса, а также в Аттике и на некоторых островах Эгейского моря. Елене так же, как Артемиде, приносили когда-то в жертву девушек, пока не стало принято заменять их телками.

Но применительно к спартанской Елене красота выступает как качество, над которым Елена обладает божественной властью. Она не просто красавица, а богиня красоты, которой приносят жертвы и добиваются желаемого. Это явствует из эпизода, сохраненного Геродотом и, вероятно, восходящего к храмовым легендам Феранны, которую древний комментатор Еврипида называл «полисом Елены». В царской семье родилась настолько уродливая девочка, что ее стыдились сами родители и царица приказала няне ежедневно приносить ребенка в храм Елены. Однажды, когда в храм было передано особенно много даров, к рабыне приблизилась незнакомка и попросила передать ей ребенка. Возвращая его, женщина сказала: «Удивляюсь я твоей госпоже! В Спарте еще не было такой красавицы!» Взглянув на девочку, няня ее не узнала – так она была прекрасна.

В качестве богини красоты Елена была близка не к Афродите, а, скорее, к Артемиде, почитавшейся в той же Лаконике. Это ясно по эпитету Елены – Древесная, по посвященной ей в Спарте платановой аллее, по связываемому с ее именем снадобью элениум, добытому из растения.

Превращение Елены в яблоко раздора между микенскими царствами (исторической Аххиявой) и Троей, понадобившееся Гомеру для придания смысла фиктивному сюжету Троянской войны, полностью разрушило первоначальный смысл образа Елены. Однако раскопки в Феранне помогли восстановить древние представления, связанные с богиней Еленой. Обнаружены архаические свинцовые изображения крылатой женщины. Скорее всего, именно так виделась почитателям богиня окрыляющей, поднимающей над повседневностью красоты. Обнаруженные там же фигурки львов, воплощение мощи, видимо, приносились в жертву юношами, ибо физическая сила для мужского пола – элемент того же совершенства, каким мыслилась богиня Елена.

Среди преданий о Елене главные из сюжетов о ее похищении связаны с троянским циклом мифов.

Некоторые мифографы утверждали, что Леда высиживала не одно, а два яйца. Из первого вылупились Елена и ее брат Полидевк, из второго – Кастор и его сестра Клитемнестра. В данном варианте мифа Кастор и Полидевк не близнецы, как они рассматривались впоследствии, в дорийскую эпоху истории Лаконики, а самостоятельные герои. Это подтверждается также различием их занятий. Кастор был усмирителем коней, Полидевк – кулачным бойцом. Кастор был смертным, Полидевку досталось бессмертие. Римляне, заимствовавшие почитание Диоскуров у пеласгов, клялись одним Кастором («Мой Кастор!») и имели на Форуме храм Кастора.

Как и когда рядом с Кастором оказался Полидевк, неизвестно. Но были они неразлучны. Первым подвигом Диоскуров считалось освобождение юной Елены, захваченной Тесеем и Перифоем. Правда, с самими похитителями сражаться им не пришлось, так как они в то время находились в аиде. Но овладеть таким прекрасно укрепленным городом, как Афины, могли только великие герои.

Диоскуры были участниками знаменитой Калидонской охоты, а также разделили опасности и славу похода аргонавтов за золотым руном. Но более всего они прославились в схватках с мессенскими двоюродными братьями-близнецами Идасом и Линкеем, сыновьями Афарея. Древнейший вариант рассказа об этом конфликте представлен в «Илиаде». Аполлон похитил прекрасную нимфу Марпессу, внучку бога Ареса, которую любил сильнейший из смертных Идас. Горько плакала ее мать Демоника. Не выдержал Идас этих рыданий и выступил против похитителя. Схватка длилась недолго: бойцов разнял Зевс, предложивший Марпессе самой назвать имя супруга. Она избрала Идаса.

В это время мессенские близнецы дружили с Диоскурами и совершали совместные грабительские походы в Аркадию. Однажды они увели оттуда стадо быков и поссорились при дележе добычи. Идас схитрил. Он разрезал одного из быков на четыре части и предложил отдать одну половину стада тому, кто съест свою часть первым, а оставшихся быков тому, кто съест вторым. Никто не мог состязаться с Идасом в обжорстве. Он проглотил свою долю и помог брату Линкею съесть его часть. Диоскуры, оставшись без добычи, решили отомстить обманщикам. Они совершили поход на Мессению и похитили не только стадо, явившееся предметом спора, но и невест двоюродных братьев.

Спасаясь бегством, Диоскуры спрятались в дупле столетнего дуба. Но это не скрылось от острого взгляда Линкея, видевшего даже сквозь землю. Брошенное им копье пронзило дерево насквозь и поразило Кастора. Ярость удесятерила силы Полидевка, и он обратил недругов в бегство. Догнав их, он убил Линкея и вступил в бой с Идасом. Узрев с высоты Олимпа тело Кастора и бившегося с Идасом Полидевка, Зевс ударом молнии испепелил Идаса и труп Линкея.

Весь в слезах побрел Полидевк туда, где оставил брата. Найдя его уже бездыханным, воззвал он к небесному отцу, умоляя освободить от бессмертия, дать умереть с Кастором. Тронутый проявлением братской любви, Зевс предложил сыну на выбор – или жить на Олимпе, не ведая печальной старости, или находиться с братом попеременно день на Олимпе, другой – в аиде. Полидевк выбрал второй удел. С тех пор их вместе видят на небе в созвездии Близнецов.

Очень рано Диоскуров стали рассматривать как помощников и спасителей моряков. Они появлялись в критические моменты в виде мерцающих огней, укрощая ветры, сглаживая волны. Поэтому у моря нередко ставили их бронзовые фигурки. Мореходы, перед тем как покинуть гавань, приносили Диоскурам в жертву двух белых овец. На статуях Диоскуров изображали в головных уборах, какие обычно носят моряки, или в шлемах, имеющих форму войлочных колпаков. Функции защитников на морях вели к смешению Диоскуров с кабирами, которых также считали спасителями моряков.

Охотно странствовали Диоскуры и по суше, принимая облик смертных. Однажды, выдав себя за купцов из Кирены, они вошли в дом богатого человека с просьбой о ночлеге. Хозяин не дал им лучшего помещения, объяснив, что его занимает замужняя дочь. На следующий день дочь вместе со служанками исчезла из дому, а в ее комнате был обнаружен стол с пучками сильфия – растения, которым была богата Кирена.

В Диоскурах, особенно в Касторе, видели укротителя коней. Конь Кастора Киллар считался лучшим скакуном в мире, поскольку был подарен богами. К нему возводили лучшую породу боевых коней. Диоскуры пользовались особым почитанием у участников конных ристаний и всей аристократической молодежи. Им воздвигали статуи на стадионах и алтари на ипподромах. Повсеместно они считались защитниками государства, и надежды на военный успех связывались с ними более, чем с другими богами. В критические моменты сечи они возникали в сознании отдельных воинов, как мираж, и крик «Диоскуры!» приводил к такому воодушевлению, что разгром противника был неотвратим. Говорили, что их видели далеко от поля боя в том или ином городе как вестников одержанный победы. На этрусских зеркалах они изображались крылатыми. Диоскуры воспринимались как образец братской любви и мужской доблести. Поэтому мальчикам часто давали имя Диоскурид. В героях видели пример того, как смертный, обладая верностью и доблестью, может возвыситься до богов.

По-разному сложились судьбы сестер – Елены и Клитемнестры. Елену, возвращенную в Спарту Диоскурами, сватали Менелай, оба Аякса, Патрокл и другие величайшие герои .

Совсем потерял голову Тиндарей от великого множества женихов, число которых возрастало с каждым днем. Закрылся он в мегароне и приказал рабам никого не впускать. «Как выбрать одного из ста? – лихорадочно думал царь. – А изберешь, так на тебя ополчится вся Эллада, ведь у каждого жениха отцы и дядья».

И когда он решил вовсе не выдавать Елену, в мегарон заглянул юноша лет двадцати.

– Жених? – строго спросил Тиндарей.

– Жених, но не тот, – ответил юноша, улыбаясь кончиками губ.

– Как не тот? – удивился старик.

– Я сватаюсь не к твоим дочерям, а к дочери твоего брата.

– К Пенелопе , – облегченно выдохнул Тиндарей. – Тогда ты ошибся дверью. Покои моего брата рядом.

– Я знаю. Но мне хочется дать совет тебе.

– Мне? – удивился царь. – Но кто ты такой, чтобы давать советы?

– Я – Одиссей, наследник царя Итаки.

Старик поскреб пальцами затылок.

– Итака… Что-то не припомню такого царства.

– Итака – это остров.

– Я и острова такого не знаю. Слышал о Крите, Кипре, Родосе, Лемносе, Кефаллении…

– Вот рядом с Кефалленией и находится наша Итака, где правит мой отец Лаэрт, правнук бога Гермеса.

Слова эти не произвели на старца никакого впечатления. Ведь едва ли не каждый из женихов, сватавшихся к Елене, заявлял себя внуком, правнуком или племянником кого-нибудь из богов.

– По материнской линии, – продолжал Одиссей, – я внук Автолика.

При этих словах Тиндарей явно оживился.

– Выкладывай твой совет! – произнес он.

– Я тебе советую, царь, – начал юноша, – предоставить выбор мужа самой Елене. Ей видней. Но перед тем как она назовет своего избранника, пусть все женихи поклянутся водами Стикса, что примут ее выбор и будут защищать Елену и ее супруга.

– Союз женихов! – радостно воскликнул Тиндарей. – До такого еще никто не додумался! Не обижайся, Одиссей, но со мной согласится каждый встречный, что не было во всей Элладе человека более хитрого и вороватого, чем твой дед. Такой совет мог дать только потомок Автолика. Что же мы стоим? Пойдем к моему брату. Я хочу его убедить, чтобы он не колеблясь отдавал свою любимицу на этот остров, как его…

– Итаку, – подсказал Одиссей.

– Да! Да! Итаку! – продолжал старый хитрец. – Ибо, имея мужа с такой головой, как у тебя, не пропадешь и на острове, на котором из конца в конец три часа ходу.

– Если идти поперек, – поправил Одиссей, – а если вдоль – семь часов.

Следуя совету Одиссея, Тиндарей взял с женихов клятву, что они согласятся с выбором Елены и будут поддерживать ее избранника. Елена назвала имя Менелая. Другую же свою дочь, Клитемнестру, Тиндарей отдал в жены брату Менелая Агамемнону, который вернул себе власть в Аргосе.

Остальные женихи разошлись по домам. После того как братья Елены Диоскуры были взяты богами на небо, Тиндарей передал власть над Спартой Менелаю. Супруги жили счастливо. У них родилась дочь Гермиона.

Тем временем троянский царевич Парис, получив от Афродиты не только совет похитить Елену, но и корабль для осуществления коварного замысла, высадился в устье Эврота и оттуда прибыл вместе со своими слугами в Спарту. Его привлекательная внешность, украшенные золотом восточные одежды и пышная свита привлекли к себе внимание. Парис был принят в царском дворце и проводил в дружеских беседах много времени с Менелаем. Отправляясь по делам на остров Крит, Менелай поручил юного царевича заботам супруги.

Воспользовавшись отсутствием Менелая, Парис убедил Елену покинуть «жалкую деревню», как он называл Спарту, и перебраться вместе с ним в великий город, достойный ее красоты. Афродита вложила в речь царевича такую мощь, что Елена не смогла воспротивиться его воле. От пагубного решения не удержала ее даже малолетняя дочь, которую пришлось оставить в Спарте. Уходя на корабль, Парис прихватил и имущество Менелая, издевательски назвав его «приданым».

Сразу же после отплытия беглецов вестница богов Ирида понеслась на своих разноцветных крыльях на Крит, чтобы сообщить Менелаю о случившемся. Бросив все, он вернулся в Спарту к опустевшему дому и осиротевшей при живой матери малютке Гермионе. В ярости он проклинал слуг, не сумевших удержать госпожу хотя бы силой, а на следующий день отправил вестников ко всем бывшим своим соперникам, давшим, как и он, клятву оберегать святость брака. Они собрались в Спарте, чтобы выработать общий план действий.

К западу от Тайгетских гор находилась некогда безлюдная область, простиравшаяся до самого моря, которое впоследствии было названо Ионийским. Согласно преданию, в нее первым отправился младший сын Лелега и Перидеи Поликаон. Женой его была аргивянка Мессена, дочь царя Триона. Ей приписывалось введение в стране, впоследствии получившей ее имя, почитание владыки богов Зевса. Мистерии Деметры и Персефоны в Мессению принес, видимо, из Элевсина, Кавкон, которого считали сыном Келена. Трион послал на помощь зятю войско, к которому присоединились некоторые лакедемоняне, оставшиеся жить в Мессении. Столицей царства Поликаона стал город Андания, прославленный мистериями Деметры.

Павсаний описал заселение Мессении ахейцами из Аргоса и лелегами из Лаконики, осуществленное задолго до того, как Лелегия-Лаконика была завоевана дорийцами. Впрочем, из упоминания Кавкона, перенесшего культ Деметры и Персефоны, можно заключить, что Мессения до начала ахейско-лелегской колонизации не была безлюдна. За именем Кавкона стоит название рано исчезнувшего народа кавконов, заселявшего западную часть Пелопоннеса. Древнейшие греческие историки считали кавконов «варварами», т. е. негреками, и уточняли, что кавконы жили во многих местах, в том числе и в Малой Азии на берегу Понта Эвксинского вблизи региона, носящего название Кавказ.

Археологические находки свидетельствуют о заселении Мессении с эпохи неолита, задолго до того, как там появился греческий этнос, к которому относились аркадяне. Из царей, утвердившихся в Андании, по мифам известен сын Эола Периер, которого относили к поколению, следующему за Персеем. От дочери Персея Горгофоны у Периера было двое сыновей – Афарей и Левкипп. Нуждаясь в помощи, очевидно, для подавления сопротивления догреческого населения, Периер бросил клич, и к нему явились многие удальцы с дружинами. Среди них был фессалиец Салманей, который заложил на побережье город Пилос, ставший благодаря удобному местоположению новой столицей Мессении. Бухта Пилоса была пригодна для стоянки кораблей.

Раскопки Пилоса, осуществленные греческими и американскими археологами в 20-60-е годы прошлого столетия, дали возможность подвести под мифы Мессении и рассказы древних историков научную базу. Ученым прежде всего требовалось разобраться, какой из трех известных древним авторам Пилосов на западном побережье Пелопоннеса был царской столицей. Историк и географ Страбон, чей авторитет во всех вопросах исторической географии был непререкаемым, считал столицей тот Пилос, который находился на юге Трифилии – области между Мессенией и Элидой. Однако Страбон ошибся. Пилос Салмонея и его преемников, из которых наиболее известен участник Троянской войны Нестор, находился в северной части залива, в новое время получившего название Наваринского, на мысе Корифасий. Здесь в 1912 и 1926 гг. греческий археолог Куруниотис откопал две купольные гробницы того же типа, которые известны в Микенах. Но этого было еще недостаточно, чтобы считать этот мыс Пилосом Нестора. В 1939 году тот же Куруниотис совместно с американским археологом К. Блегеном обнаружил на холме Энглианос остатки великолепного дворца II тысячелетия до н. э. Там были открыты сотни глиняных табличек, исписанных знаками той же системы письменности, которая была найдена на острове Крите и в Микенах и получила название линейного письма Б.

В 1954 г. эта система была дешифрована. И таким образом царь Нестор, с именем которого связывали долголетие и мудрость, оказался и самым начитанным и красноречивым из древнейших царей. Правда, среди табличек дворца Нестора не было найдено произведений художественной литературы, но и данные об администрации и хозяйственной деятельности дворца дали необыкновенно много для понимания древнейшей истории Пилоса, Микен, Фив, Афин и других царств.

Тиро, дочь Салмонея , после того как ее отец отправился осваивать Мессению, жила в Фессалии у своего дяди Кретея. Супруга его Сидеро так притесняла девушку, что однажды та решила свести счеты с жизнью. Отправилась она на берег полноводного потока Энипея и, закрыв глаза, бросилась в его воды. Посейдон, узрев юную красоту Тиро, принял облик речного бога, сохранил девушке жизнь и, вынеся на берег, сделал своей возлюбленной. Тиро встречалась с богом много раз. В жизни ее появилась радость, и она уже не помышляла о самоубийстве.

В назначенное богами время у Тиро родились два мальчика. В страхе перед своей жестокосердой преследовательницей она не принесла новорожденных в дом дяди, а оставила на лугу, где родила.

На этом же лугу пасся табун лошадей. Один жеребец, услышав плач младенцев, приблизился к ним, осторожно взял зубами и отнес к своей кобылице, находившейся в конюшне с жеребенком. Приняла кобылица найденышей и стала вскармливать молоком. Конюх, явившийся, чтобы задать корм лошадям, увидел младенцев и обомлел от удивления. Он забрал их к себе домой, назвав одного Пелием, а другого Нелеем. Когда мальчики выросли, то решили узнать тайну своего рождения. Юношам помогла одежда, в которую их завернула мать. Умный конь принес ее в стойло вместе с детьми .

Обливаясь слезами, Тиро объяснила вновь обретенным сыновьям, что ее заставило бросить младенцев на произвол судьбы. Разгневались братья и тут же убили Сидеро, виновницу несчастий своей матери. Их не остановило даже то, что она отдала себя под защиту храма.

После этого мать и сыновья принесли благодарственную жертву Посейдону. Они понимали, что спасшие их кони действовали по его указанию. Недолго пробыли юноши с матерью. Пелий вскоре стал царем в Фессалии, Нелею же пришлось отправиться в Мессению, где поселился его дед Салмоней. Но деда уже не было в живых. Умер и его покровитель Периер. Однако сын Периера встретил дальнего родственника как брата и выделил ему удел во владениях Салмонея.

Так обрел Нелей в Пилосе новую родину. Вскоре Пилос стал самым значительным городом Мессении, ибо постепенно Нелей частью унаследовал, частью захватил земли вплоть до самой крупной реки Пелопоннеса – Алфея. Повсюду Нелей основывал города, которые он также называл Пилосами.

Древние утверждали, что женой Нелея была Хлорида, дочь Амфиона. Их брак оказался счастливым. Супружеская чета имела дочь и двенадцать сыновей. Однако последние годы жизни Нелея стали несчастными и для него, и для всей Мессении. Он имел неосторожность оказать помощь врагам Геракла, и герой, вторгшись в Мессению, не оставил там камня на камне. В битве с Гераклом отличился старший сын Нелея Периклимен , получивший от своего деда Посейдона способность ходить по волнам не замочив ног и дар превращения в любое животное или насекомое. Сражаясь с Гераклом, Периклимен принимал попеременно облик льва, змеи, пчелы, но это не спасло его от смерти. Афина подсказала герою, что пчела, пытающаяся его ужалить, это и есть Периклимен, и Геракл его просто прихлопнул. Перебил герой и других сыновей Нелея – всех, кроме Нестора, будущего участника Троянской войны. Сам же Нелей, бежав в Коринф, умер там то ли от болезни, то ли от раны, нанесенной Гераклом.

В то время, когда в Пилосе правил Нелей, жили там два брата. Они нежно любили друг друга. Но не по душе пришлось младшему городская жизнь, и он решил удалиться в лес, где собственными руками соорудил хижину и загон для нескольких овец. Ходил он летом и зимой босиком, и прозвали его за это Меламподом (Черноногим). «Горожанин» Биант навещал его, угощая ячменными лепешками, а Мелампод делился с ним овечьим сыром и охотничьей добычей .

Как-то возвратившись домой после прогулки в лесу, Мелампод увидел в траве под дуплистым дубом двух змей с разбитыми головами. Поняв, что их убили жестокие неразумные люди, Мелампод набрал сухих веток, поджег их кремнем и бережно положил змей в огонь.

Дым погребального костра привлек двух маленьких змеек, приползших отдать почести мертвым родителям. Пожалел их Мелампод и взял к себе в хижину. Поначалу он поил змеек молоком, а потом они стали сами добывать пищу и охранять дом от зверей и злых людей.

Однажды ночью, когда Мелампод, утомленный дневными трудами, крепко спал, змеи заползли на постель и стали лизать раздвоенными языками отверстия ушей своего спасителя. Делали они это так осторожно, что спящий ничего не почувствовал.

Мелампод пробудился на рассвете от птичьих голосов. Ранее это были звуки и трели без всякого смысла. Но теперь он стал понимать птичий язык:

– Тиль! Тиль! Летим отсюда. Под той елью гнездо сокола.

– Да! Да! Я слышу шум его крыльев! Летим!

Смолкли птичьи голоса, и в наступившую тишину ворвался писк. Наклонив голову, Мелампод после долгих поисков обнаружил ползущего по земляному полу муравья. Он толкал впереди себя хлебную крошку. В нее вцепился другой муравей и тащил в свою сторону.

– Прочь отсюда, негодяй! – кричал первый муравей. – Это моя добыча!

– Но это моя дорожка! – вопил другой муравей.

Поискал Мелампод глазами змей и не нашел их на обычном месте. Не было их ив дупле. Мелампод понял, что больше не увидит выращенных им змей и что перед тем, как уползти в лес, они решили наградить своего спасителя совершенным слухом.

Но радоваться ли ему приобретенной способности? Мир открылся в такой разноголосице, какая недоступна ни одному из смертных. Своим знанием мира он приближался не только к животным, но и к богам. А как они к этому отнесутся? Не покарают ли его, как бесчисленное число раз наказывали других, преступивших назначенные ими людям пределы?

С этими беспокойными мыслями отправился Мелампод в дельфийское святилище Аполлона. Паломники вели в храм овец или тащили свиней, которые должны были подвергнуться испытанию жрецами, решавшими, угодна ли жертва Аполлону. Мелампода вместе с его свиньей завели в помещение, где уже находилось несколько богомольцев со своими козами. Испытуемая коза блеяла и крутила головой, не желая брать предложенный ей пучок травы.

– Ей больно! – пояснил Мелампод. – У нее за левым ухом колючка!

Хозяин животного вытащил колючку, после чего коза схватила траву. Жрец подозвал Мелампода и спросил его, показывая на паломника с козой:

– Тебе знаком этот человек?

– Вижу его впервые, – ответил Мелампод.

– Это не твоя коза? – Жрец показал на животное с пучком травы в зубах.

– Нет! Я пришел со свиньей.

– Как же тебе удалось разглядеть на таком расстоянии колючку?

– Я услышал. Коза проблеяла: «Колючка за левым ухом! Колючка!»

Жрец переглянулся со служителем и сказал Меламподу:

– Оставь свою свинью и можешь идти прямо в храм.

Вещая дева только что омылась водой Кастальского источника, и жрецы окуривали ее дымом угодного Аполлону лаврового дерева и осыпали мукой. После этого пифия зажала между зубами лавровый лист и с лавровой ветвью в руке отправилась к треножнику. Как только она на него села, жрец прочел с дощечки вопрос Мелампода:

– Не гневаются ли на меня боги за то, что я понимаю голоса птиц, зверей, насекомых?

Обычно пифия бормотала какие-то неясные слова, а затем ее речь истолковывалась жрецами. Но на этот раз пифия явственно произнесла:

– Оставайся в храме!

Пройдя выучку у Аполлона, Мелампод стал знаменитым лекарем и прорицателем. Он исцелил дочерей царя Тиринфа от безумия и получил за это не только для себя, но и для своего любимого брата часть Тиринфского царства.

А когда узнали братья, что царь могучего Пилоса обещал отдать свою красавицу дочь за того, кто сумеет увести у правителя соседнего царства стадо славных по всему полуострову коров, Мелампод твердо решил помочь брату. Он знал, что никому не удавалось выполнить этого условия, потому что охранял коров злобный гигантский пес. Однако он понадеялся на свой чудесный дар и смело отправился за коровами. Но способность понимать речь всего живого оказалась бесполезной. Подойдя к скотному двору и увидев коров, охраняемых псом, Мелампод не смог даже к ним приблизиться. Он ходил вокруг ограды, удивляясь тому, сколько бранных слов в запасе у злобного животного:

– Гав! Гав! Говядины захотел, двуногий вор! Схвачу за рукав! – заливался пес, мотая кудлатой головой.

В это время подоспели слуги и отвели Мелампода во дворец. Он не стал скрывать, что хотел увести коров, и царь распорядился заточить его в тюрьму. Охраняли его добродушный мужчина и жестокосердная женщина, так что один день ему жилось сносно, другой – плохо.

Мелампод знал, что через год окажется на свободе, и каждый проходящий день отмечал царапиной на притолке двери. Когда до освобождения оставалось три дня, Мелампод услышал, как переговаривались между собой два жучка- древоточца.

– Много там еще балок осталось? – поинтересовался один.

– Последнюю догрызаем, – промычал другой.

Рот у него был набит трухой.

Мелампод поднял шум. Добрый тюремщик вывел его наружу. Злая женщина погибла при обвале кровли. Тот, кто спас Мелампода, рассказал о случившемся царю Пройту, соправителю Арголиды, который понял, что держал в тюрьме великого предсказателя. Подарил он ему стадо коров и пожелал доброго пути.

Так помог Мелампод своему брату стать зятем могущественного пилосского владыки. Сам же удалился в славный конями Аргос и, женившись на дочери аргосского царя, поселился в пышноустроенном дворце. Здесь ему и было предназначено богами жить, справедливо управляя народом аргивян. Он был первым из эллинов во врачевании, строительстве храмов Диониса и в разведении винограда. Правнуком Мелампода был герой Аргоса и предсказатель Амфиарай, участник похода семерых против Фив.

Сын Нелея и Хлориды Нестор был самым знаменитым героем Мессении. Он отличался удивительным долголетием, сохраняя до глубокой старости силы и здравый ум. Рассказывали, будто Аполлон отдал ему все жизни, которые отнял у несчастных двенадцати детей Ниобы.

В войне, которую вел Геракл против Мессении, из двенадцати сынов Нелея уцелел один Нестор – он находился в то время вдали от Пилоса, в Герении . Поэтому Гомер называет его «геренским конником».

С юности Нестор был силен и ловок. Став царем Пилоса , он прославился как воитель в войне с соседями энейцами, которые стали чинить после разгрома Мессении Гераклом обиды местным жителям. Пришлось Нестору также сражаться с аркадским силачом Эревфалионом. Надев доспехи, принадлежавшие самому Аресу, тот вызывал на поединок храбрейших героев. Никто из опытных бойцов не решился вступить с ним в схватку, а Нестор, еще юноша, при этом на две головы ниже аркадянина, не побоялся с ним сразиться в честном бою и, умертвив его, добился похвалы от самой Афины. Нестору приписывали также участие в битве между лапифами и кентаврами на стороне первых и даже плавание на «Арго».

Мнимая причастность Нестора к событиям, отделенным друг от друга двумя и даже тремя поколениями, видимо, и стала источником того, что рассказчики мифов наделили этого героя таким долголетием.