ЗМЕИ И ПТИЦЫ
Мир змей в ведийской и особенно индуистской мифологиях вырисовывается в сложных отношениях между миром людей и обитателями двух других миров, нижнего и верхнего. Змеям противостоят как люди, так и чудовищные птицы, но в контактах между этими сторонами просматривается не только вражда, но и взаимное притяжение.
Индийские змеи (наги) предстают соединением двух начал: у них змеиное туловище и человеческая голова (или две головы). Обладая майей, змеи нередко принимают человеческий облик и живут неузнанными среди людей, становясь женами и возлюбленными царей. Змея Индии, подобно змеям других мифологий, мыслилась оплодотворяющим началом, символом, связанным с производительной силой и изначальными водами, и потому была непременной участницей центрального космогонического мифа. Космические змеи Васуки и Шешу участвовали в пахтанье океана и как союзники богов. И в то же время космический змей Вритра, подобно хеттскому Иллуянке, был противником бога грозы (у индийцев Индры). Победа Индры надВритрой, скрывающим своим туловищем изначальные воды, была космическим актом.
Союзником богов в их противоборстве со змеями в индуистской мифологии стала чудовищная солнечная птица Гаруда («Пожирательница»), но по своей природе она родственница змей, и ее отношения с богами характеризует не только подчинение, но и соперничество.
Высокий удельный вес змей как символа со многими ипостасями может быть объяснен помимо природных условий Индии (обилие тропических лесов, обиталища змей) также и тем, что змеи еще до появления на субконтиненте арьев были тотемами местного населения. С нагами связано множество древних топонимов и название страны «Нагадвипа». Именно в этой стране, приняв образ змея, жил Шакьямуни до того, как стать Буддой. В буддийской мифологии змеи — полубожества, живущие в воде и на суше, могущие превращаться в людей.
Змей Шеша
Змей на Земле столько же, сколько на небе звезд. Их не исчислить. Но первым из них был тысячеголовый и бесконечный Шеша. В отличие от своих собратьев, ползавших и набивавших свою змеиную утробу, он был добродетельным и смиренным существом. У подножья Химавата он предавался суровым подвигам, и там его увидел Прародитель с иссохшими мускулами, потрескавшейся и потерявшей блеск кожей. «Что ты здесь делаешь, Шеша? » — спросил он его.
— Замаливаю грехи своих братьев, — ответил он. — Им неведомо добро, и они постоянно клевещут друг на друга.
— Поведение твоих братьев мне известно, — сказал Брахма. — Но посмотри, в кого ты превратился ради них! Ты как никто могуч, и твой разум направлен на добродетель, о лучший из змеев. И ты можешь служить благу не твоих собратьев, а всего сущего.
— Я готов выполнить твою волю, — отозвался Шеша.
— Тогда прими заботы о Земле, — продолжил Прародитель. — Покрытая лесами, горами, морями, рудниками, городами — она неустойчива. Поддержи ее. Ползи под нее. Она сама откроет тебе отверстие. Войди в него так, чтобы стать для Земли опорой, чтобы без моей воли она не колебалась.
— Хорошо! — сказал Шеша и уполз.
С тех пор он, приняв груз Земли на себя, держит ее по воле Брахмы. В конце каждой кальпы он извергает ядовитый огонь, уничтожающий всю вселенную, а после ее возрождения добровольно возвращается к исполнению своих обязанностей и служению новому Брахме.
Птица Гаруда
Было время, когда все семь земных материков покоились не на четырех слонах, а на огромном тысячеголовом змее Шеше и на черепахе, а вокруг колыхался необозримый молочный Океан.
Тогда еще не было людей. Боги тогда жили, старели и умирали на высоких, упирающихся в самое небо горах, низины же заполонили большие белые птицы, наделенные человеческим разумом и человеческими же пороками. И где–то рядом с птицами находились в великом множестве злые духи, демоны, постоянно соперничавшие с богами.
Две птицы–сестры, зачав от мудреца Кашьяпы, сплели из ветвей большое гнездо и в нем поселились. Звали их Кадру и Вината. В мире тогда всего было вдоволь. Но сестры враждовали и завидовали друг другу.
Однажды Вината снесла два больших яйца с блестящей плотной скорлупой. Чтобы они не высохли и не протухли, она погрузила их в воду. Кадру снесла тысячу пестрых яичек и тоже положила в сосуд с водой. Прошло очень много лет, и из яичек Кадру вылупилась тысяча маленьких змеек с блестящими пестрыми шкурками, шипящих и скользких, с острыми зубами и ядовитыми жалами. Радовалась Кадру своим детям, которые копошились, росли и превращались в больших, сильных и мудрых змей.
Яйца сестры лежали без движения, и она совсем приуныла, думая, что навеки останется бездетной. В нетерпении Вината разбила скорлупу одного из яиц и увидела, что оно не пустое. Там был красивый и сильный птенец с широкой грудью, но недоразвитыми крыльями и кривыми тонкими ножками.
Высунувшись наружу, птенец воскликнул:
— Что ты наделала, мать! Теперь я не смогу летать, а ты будешь рабыней у своей сестры.
Вината залилась слезами. Видя это, птенец ее утешил:
— Не плачь! У тебя есть еще одно яйцо. Но дай ему дозреть!
Вината послушалась сына, которого она назвала Аруной, стала его кормить и ухаживать за ним. Кадру же, занятая своими копошащимися детьми, не обращала на сестру никакого внимания.
* * *
А в это время боги, заселявшие несравненную, сверкающую золотыми вершинами Меру, собрались, чтобы решить, как им быть дальше. Приближалась старость, а за нею шла смерть. Мир же вокруг был так прекрасен! И загрустили боги. Видя это, Всевышний бог, творец всего мира, посове–товал богам вспахтать Океан, как это делают с молоком, желая извлечь из него масло. Ибо то, что получится после пахтанья, будет напитком бессмертия.
Пахтание молочного Океана
Не долго думая, боги все вместе подступили к лучшей из гор — Мандаре, чтобы пододвинуть ее к Океану и с помощью этой горы взбить его. Но Мандара, уходящая в землю на одиннадцать тысяч йоджан, не поддавалась. Тогда боги решили призвать на помощь асуров, пообещав им по–братски разделить напиток бессмертия. Асуры согласились помочь, но и это не помогло — так крепко держал Мандару тысячеголовый дракон Шеша, тот самый, на котором покоятся все семь материков.
— Шеша! Отпусти Мандару! — раздался с неба громоподобный голос Брахмы.
Шеша послушно опустил одну из своих голов. Мандара закачалась и могла бы упасть, если бы боги и асуры ее не подхватили. И двинулась на их плечах к Океану огромная гора со всеми бесчисленными ее обитателями.
Приблизившись к берегу, боги сложили ладони и почтительно обратились к Океану, лениво колыхавшему свои молочные волны:
— Владыка вод! Выдюжишь ли ты, если мы будем взбивать твои воды для получения амриты, напитка бессмертия?
— Выдюжу, — отозвался Океан, — но возьмите и меня в долю.
Столь же почтительно обратились боги и к Владыке черепах, на панцире которого тогда покоился мир:
— Найдется ли у тебя местечко для горы?
— Найдется! — радостно ответил бог–черепаха, подставляя спину.
Тогда боги и асуры установили гору на панцире и укрепили ее. Другие боги тем временем за неимением веревки обмотали гору проползавшим поблизости благим змеем Васуки. За голову его взялись асуры, за хвост — боги. И работа закипела.
Со свистом и грохотом завертелась, закружилась Мандара, и с вершины ее полетели могучие деревья с гнездившимися на них птицами и населявшими горные леса оленями, кабанами, медведями, тиграми. Луговые травы и цветы во время вращения сплетались в венки и ложились на взмокшие от пота головы богов. Пламя, окутавшее Мандару синим облаком, обжигало асуров.
Многие сотни лет вращалась гора. Воды Океана в одном месте начали постепенно сгущаться, а в других разжижаться, приобретая оттенок, какой присущ им и поныне. Однако сгущенная часть Океана оказалась обычными сливками, а не напитком бессмертия. Могучие боги стали уставать. Видя это, Всевышний бог придал им сил. И снова они стали вращать гору, пока из вод не появился новый месяц Сома, испускавший сто тысяч прохладных туч. Затем из масла, сбитого в огромный комок, вышла в сиянии своей красоты в белом одеянии богиня Шри, за нею — Сура, богиня вина, радую–щеги иигиь, нигим иыскичил ослепительный иелыи конь и скрылся из виду.
Боги и демоны продолжали вращать гору, а белый конь несся по небу быстрее ветра. Повернув головы, сестры восхищенно смотрели ему вслед.
— Скажи, сестрица, — промолвила коварная Кадру, — какой масти этот четвероногий красавец?
— Ты еще спрашиваешь! — отозвалась Вината. — Этот царь коней, конечно, бел, как молоко.
— Бел, — согласилась Кадру. — Но не весь. У него развевается пышный черный хвост.
— Нет, — возразила Вината, — хвост того же цвета, что и он сам.
— Нет, черный! — возразила Кадру.
— Нет, белый, — упорствовала Вината.
— Давай биться об заклад! — предложила Кадру. — Сходим утром к Океану и проверим, кто прав, а кто ошибся. Проигравшая будет рабыней у той, кто окажется правой.
— Я согласна, — сказала Винат, разумеется, не потому, что намеревалась сделать сестру своей рабыней. Ей просто хотелось доказать свою правоту.
Оставшись наедине с детьми, Кадру обратилась к сыновьям и дочерям с такими словами:
— Дети мои! Теперь от вас зависит, будет ли ваша мать рабыней или останется свободной. Если хотите мне помочь, обратитесь в черные волоски и вплетитесь в белый хвост скакуна, когда он пронесется утром над вами.
Однако змеи отказались превращать белое в черное. Возмутилась Кадру и обрушила на них слова проклятия:
— Да погибнете вы все, непослушные! Пусть вас спалит огонь, когда будет совершаться великое жертвоприношение змей!
Среди тысяч всегда отыщется несколько десятков трусливых и криводушных, готовых потакать злу и обману.
Как только на Востоке приподнялся краешек Солнца, сестры пустились в полет, чтобы разрешить свой спор. Вот перед ними открылся извечный, бездонный, безбрежный Океан, жилище Варуны. Полный неистовства, колеблемый ветром, вздымая белые руки волн, был он страшен и мрачен. Но вот показался и стремительно несущийся конь. Был он бел, как молоко, но развевавшийся хвост испещряли черные полосы от змей, последовавших коварному призыву Кадру.
— Хвост черный! — ликующе прокричала гчадру. — теперь ты, сестра, — моя рабыня. Теперь моя воля для тебя закон.
Горька и унизительна рабская доля. Век за веком прислуживала Вината Кадру и ее копошащемуся и шипящему отродью, умело скрывая в глазах блеск ненависти, а надежду пряча глубоко в сердце. «Если сбылось одно предсказание моего первенца, —думала она, — сбудется и другое, и у меня родится сын–освободитель». При этой мысли быстрее текла по жилам кровь, сильнее билось сердце, и она его успокаивала: «Терпение! Терпение!»
Но вот пришло назначенное время, и свершилось предсказанное: яйцо в сосуде с водой дрогнуло от толчка изнутри и раскололось от мощного удара клюва. На свет появился огромный птенец и с криком, в котором слышалось: «Гаруда! Гаруда!», взмыл ввысь. Поднимаясь, он заполнил своими сверкающими телом и крыльями полнеба. Боги, не знавшие имени птицы, приняли его за Агни и обратились к нему с мольбой:
— О Агни! Не увеличивайся, не то мы сгорим.
Увидела Вината своего набиравшего силу птенца издалека и призвала к себе:
— Гаруда! Гаруда! Сын мой и освободитель! Ты слышишь меня?
Гаруда начал с того, что поднял на крыльях своего брата Аруну, высадил его на жемчужную колесницу бога Солнца и стал его возничим. С тех пор Аруна, не опускаясь на Землю, объезжает на конях дневное небо, скрываясь ночью в Океане. Виден он лишь на заре, когда занимается денница.
От крыльев Гаруды исходил такой жар, что все змеи попрятались в норы, звери же, чтобы спастись, забрались в пещеры или залезли по шею в воду. Полагая, что жар исходит от Агни, бога огня, они обратились к нему:
Агни всемогущий, всевидящим взглядом
Следящий за жертвенным каждым обрядом!
Ты в каждом живом существе обитаешь,
Зачем же ты нас, словно жертву, сжигаешь?
От сильного жара теряем дыханье.
Не вынести нам твоего полыханья.
И с неба послышался голос дружественного всем Агни:
Не я ваших бед и несчастий виновник,
Исходит пыланье от крыльев огромных.
Богам не подвластны пернатой причуды.
А звать эту жаркую птицу Гаруда.
И обратились все твари к Гаруде с молитвой:
О царь благородный пернатого царства,
Живи и над миром подсолнечным властвуй,
И правду вещай нам с небесного трона.
Подумай, зачем тебе мир опаленный?
Умерь свои силы, великий Гаруда,
Яви превращенья великое чудо.
К этой мольбе присоединился и голос Винаты:
— О сын мой крылатый! Десять веков я ожидала тебя не для того, чтобы видеть, как ты безрассудно губишь все живое. Знай: в мире существует добро и зло. Так будь же бескорыстным защитником добра и сделайся беспощадным врагом зла.
Услышав материнские слова, Гаруда уменьшился в десять раз и во столько же раз умерил свою мощь. Так он впервые показал, что способен на любое превращение. Под ликование всего живого, обретшего дыхание, он облетел мир, направляясь туда, где в тягостном рабстве влачила жалкую жизнь его мать Вината.
* * *
Все это время боги, воодушевленные рождением Белого коня, продолжали взбивать Океан. Вслед за конем из вод поднялся и засверкал тысячами граней дивный драгоценный камень, украсивший грудь бога Вишну. Прошло еще какое–то время, и из Океана, возвещая приближение желанной победы, донесся божественный аромат. Не прекращая работы, боги и демоны устремили взоры к месту, откуда уже выскочил конь и всплыл драгоценный камень.
Сначала появилась белая крышка, а затем и весь сосуд в руках лекаря богов Дханвантари.
Демоны, сразу поняв, что в сосуде напиток бессмертия, подняли вопль:
— Это мое! Это мое!
Расталкивая друг друга, они понеслись к сосуду. Тогда властитель Вишну, приняв облик девы небесной красоты, втесался в толпу жаждущих асуров. Окружив красавицу, асуры потеряли рассудок и отдали ей сосуд с амритой, чтобы никто не был обделен. Вишну в облике девы передал напиток бессмертия богам, и те стали его вкушать. Опомнившихся от любовных чар асуров охватило смятение. Одному из них, Раху, удалось принять вид бога и пригубить немного напитка. Заметили это Месяц и Солнце и оповестили Вишну о хитрости демона. Метнул разъяренный владыка не дающий промаха диск, и отлетела огромная голова Раху, подобная вершине гигантской горы, потрясая землю до самых корней. С тех пор, обретя бессмертие, живет мстительная голова в постоянной вражде с Месяцем и Солнцем. Она преследует то одного, то другого, а нагнав, впивается в их края и проглатывает. Но Месяц и Солнце тотчас выскальзывают из перерубленного горла. Поэтому Луна и Солнце ненадолго отвращают от земли свои лики. Иногда же голова обрастает хвостом и становится кометой, внушающей ужас смертным.
Тем временем Вишну, приняв свой подлинный облик, издал грозный клич, чем привел асуров в трепет. На берегу Соленого океана между богами и асурами разгорелась из–за амриты ужаснейшая из битв. Со свистом рассекали воздух мечи, тысячами сыпались острые стрелы и дротики. Слышались крики и стоны. Разрубленные дисками, искалеченные мечами и дубинами, асуры валились на землю. Их тела, обагренные кровью, образовывали горы. Боевые кличи достигали неба. Исполнившись ликования, боги–победители водрузили высокочтимую Мандару на ее законное место и двинулись в путь с сосудом бессмертия, чтобы отдать его на сохранение Наре, изначальному и вечному мужу.
* * *
Коварная Кадру, узнав, что у сестры родился могучий сын, решила этим воспользоваться.
— Сестра, — обратилась она к Винате, — перенеси меня на остров, что в Океане. Он будет моим родовым владением. И пусть сын твой доставит туда мое потомство.
Вината послушно взяла Кадру на спину и полетела знакомой дорогой к Океану. Гаруда, слышавший приказание тетки, безропотно взвалил на крылья всех своих шипящих двоюродных братцев. Однако, вспомнив слова матери о беспощадности ко злу, решил разом избавить мир от ядовитого семени.
Все выше и выше поднимался к Солнцу могучий Гаруда. Змеи поначалу трепыхались на его крыльях, но чем ближе становилось Солнце, тем они делались все более вялыми и вскоре впали в полное бесчувствие.
Оглянулась Кадру и, увидев Гаруду, поднимающегося к Солнцу, поняла его намерения. И решила она спасти потомство, хотя и проклятое ею, но все же близкое материнскому сердцу, обратившись к богу грозы с мольбой:
Хвала тебе, грозный тучегонитель,
Миров созидатель и разрушитель.
Ты миг, ты мгновенье, ты день бесконечный,
Ты светоч, ты чудо, ты царь безупречный,
Ты свод, озаренный сверкающим Сурьей,
Ты весь Океан, ты великая буря.
Для чад моих бедных, палимых жестоко,
Спасителем сделайся, водным потоком.
И покрыл тогда Индра небо громадами синих грозовых туч. Сверкая мечами молний, грохоча, вступили эти великаны между собой в перебранку и низвергли из себя потоки. И была спасена Земля и вместе с нею ползучее отродье Кадру. Так она и змеи, ее сыновья, переселились на остров, оглашаемый криками птиц, украшенный прудами и лотосами и деревьями, растущими на горе Малая. Стал он с тех пор называться островом змей, ибо там они совершают свои игры и плодятся.
Перед тем как покинуть остров, Гаруда спросилу матери, с какой стати он должен был переносить змей. И мать со вздохами поведала ему, как она попала в рабство к своей неблагородной сестре, и объяснила, что, согласно установленным богами законам, сын рабыни тоже раб.
Тогда обратился Гаруда к змеям:
— Какое мне совершить деяние, чтобы избавить мать и себя от вашей власти?
Подумав, змеи решили:
— Добудь для нас амриту и будешь избавлен от неволи.
И тогда он сказал:
— Я отправлюсь за амритой.
И благословила его мать на великий подвиг:
Любимый мой сын, ненаглядный Гаруда!
Пускай бережет твои крылья Марута,
Заботятся Сурья и Агни о теле.
Удачи желаю в задуманном деле,
Пусть в битвах великих с тобой будет счастье,
Скорее с амритой ко мне возвращайся.
Выслушав материнское напутствие, Гаруда расправил крылья и взлетел в небеса. И вот для богов наступили знамения, внушившие им ужас. Оперенная стрела–молния Индры сама задвигалась и наполнилась искрами. Среди бела дня, низвергаясь с неба, с пламенем и дымом летели метеоры. И чего еще никогда не бывало, рудры, адитьи, маруты и другие племена богов стали направлять свое оружие друг против друга. Безоблачное небо наполнилось грохотом. Поднимаемая ветром пыль окутала короны богов. Поблекли и осыпались цветочные гирлянды, обвивавшие головы и шеи небожителей. И обратился Индра к всеведущему мудрецу Брихаспати за объяснением знамений. И сказал Брихаспати:
— Это приближается сын Винаты Гаруда, могучая птица, задумавшая похитить амриту. Наилучшая из сильных, она сможет совершить даже невозможное.
И сказал Индра богам:
— Сюда приближается птица, одаренная великой мощью. Она собирается похитить амриту. Будьте готовы.
И стали боги в строй, окружив амриту. Огнем пылали их лица. Каждый потрясал своим оружием, испускающим искры и дым. В руках Вишну было его оружие — тяжелая булава. Агни на алом коне ощетинился пламенными копьями. Рядом с ним пристроился тысячеглазый неистовый Вайю. Сколько развеял он царств! Скольких героев обратил во прах! Рядом с Вайю были неразлучные Ашвины, боги–близнецы утренних и вечерних сумерек, на белых конях. И поле брани, где расположились боги, благодаря сотням тысяч копий, освещенных лучами солнца, казалось расплавившимся в небесном своде.
Внезапно на горе Меру взвился вихрь. Столбы золотой пыли взметнулись до Сурьи, и стало темно. Не смогли боги увидеть Гаруду, но ощутили его могучие удары. Клюв и когти долбили и пробивали доспехи, терзали и рвали бессмертные тела. Строй богов был смят в одно мгновение. Разбросанные кто куда, небожители, собравшись, пытались поразить невидимого врага тучей копий и стрел. Но ничто не могло причинить гигантской птице вреда, сопротивление вызывало в ней еще большую ярость. Тогда Вишну призвал на помощь покорные ему реки, Агни же обратил на Гаруду пламя. Но Гаруда, поглотив воду тысячи рек, залил ею пламя. Поняв, что помощи ждать неоткуда, бессмертные пустились наутек.
Гаруда не стал их преследовать, зная, что невозможно убить выпивших амриту. Но где же спрятан напиток бессмертия, в котором свобода его самого и Винаты, его матери?
Взор птицы привлекло вертящееся колесо, закрывающее отверстие в скале. Каждая из его семисот отходящих от оси спиц была отточена, как бритва. Колесо было подобно тому, на котором непрерывно движется Полярный круг и постоянно возникают существа и миры. Но было это колесо не созидания, а смерти, искусно воздвигнутое богами для охраны амриты. И все же, как ни был узок промежуток между спицами, для Гаруды это не стало помехой. Покружившись несколько мгновений, он превратился в крошечную пичугу и легко проскользнул между спицами. Тотчас из мрака пещеры ему навстречу выступили два дракона, равные по величине и по блеску пламени, вырывавшемуся из их пастей, ужасные на вид. Их горящие глаза содержали яд. Вернув себе первоначальный облик, Прекраснокрылый засыпал глаза драконов золотой пылью, рассек их тела могучим клювом и бросился к амрите. Схватив ее, он ринулся из пещеры, разрушив колесо своим телом, и с торжествующим криком взлетел в воздух.
И встретился Гаруда в небе с Вишну, и сказал Предвечный птице:
— Я податель даров. Верни амриту и выбирай два, какие тебе угодно.
— Да буду я бессмертным и не стареющим без употребления амриты, — отозвался Гаруда, — и да буду я над тобою.
— Отныне эти дары твои, — сказал Вишну. — Ты будешь бессмертным, и я помещу твое изображение на стяге, который развевается над моей небесной колесницей.
В ликовании от своей победы и от доставшихся ему даров Гаруда не заметил, что его нагоняет Индра, а только ощутил сильный порыв ветра. Встрепенувшись, он оглянулся и крикнул преследователю:
— Ты мне не страшен! Взгляни–ка, я вырываю у себя лишь одно перо, попробуй до него дотянуться! На своем пере я смогу унести всю эту землю, с горами, лесами и водами океана и со всеми пребывающими в этих мирах. Такова, не хвалясь, моя сила.
Вид колоссального, перегородившего все небо пера вызвал восхищение Индры.
— О Прекраснокрылый, — воскликнул он. — Прими мою вечную дружбу. Если же ты и впрямь не желаешь восполь–зоваться амритои, верни ее мне и богам — ведь это наша пища.
— Идет! — крикнул Гаруда. — Считай амриту своей, но только сам унеси сосуд, когда я буду обманывать змей, которых прошу у тебя в обмен на вашу вечную пищу.
— Да будет так, — согласился Индра.
Примирившись, они полетели рядом. Внизу, окруженный жемчужной короной прибоя, показался изумрудный остров. Спустившись на поляну, Гаруда отправился на переговоры к змеям, а бог грозы притаился за деревом.
При виде Гаруды змеи подползли к нему со всех уголков острова.
— Вот вам амрита, выкуп за меня и мать, — обратился Гаруда к змеям.
И тотчас, расталкивая друг друга, с радостным шипением змеи поползли на запах амриты.
— Кудаже вы, нечестивцы! — воскликнул Гаруда. — Вкушение амриты потеряет силу без омовения.
— Да, это так, — подтвердил старший из змей и первым пополз к реке.
Остальные последовали за ним. Когда змеи возвратились, сосуда с амритой на месте не оказалось. Не было и Гаруды с Винатой. Сын поднял мать в воздух на своих могучих крыльях. Но аромат напитка бессмертия заполнил всю поляну, заросшую травою кушу с острыми длинными стеблями.
Сползлись змеи к месту, где стоял сосуд с амритой, и стали жадно лизать траву. С тех пор у многих змей раздвоились языки, а трава кушу от соприкосновения с амритой стала священной.
— Лижите! Лижите! — крикнул торжествующе Гаруда с высоты. — Я еще к вам вернусь.
Жертвоприношение змей
Нет ничего страшнее материнского проклятия, и поэтому, когда мать змей прокляла свое непослушное потомство, сползлись исполненные мудрости змеи отовсюду на великий совет, чтобы решить, нет ли средства для предотвращения гибели древнего змеиного рода.
Уже было известно, что уничтожение змей поручено царю Паракшиту из рода Панду. Одни змеи предлагали: «Давайте примем вид лучших из брахманов и будем просить владыку отменить наше жертвоприношение». Другие, считавшие себя учеными, говорили: «Станем его высокочтимыми советниками и укажем, какие беды постигнут три мира, если погибнет столько живых существ. Если же кто из брахманов выскажет иное мнение и возьмется руководить жертвоприношением, мы их ужалим, и наша цель будет достигнута». Третьи змеи предлагали обернуться тучами с молниями и громом, чтобы залить пылающий костер. Некоторые говорили: «Схватим того царя и ужалим». Мнение, высказанное последними, победило; царю змей Такшаке было поручено незамедлительно ужалить владыку Земли и отправить его в царство Ямы.
Неведомо каким путем, но это решение стало известно мудрецу Кашьяпе, лучшему из дважды рожденных, и он отправился в царский дворец с благородной целью спасти царя. Идя по дороге, он увидел царя змей Такшаку в облике престарелого брахмана. И спросил Такшака Кашьяпу, быка среди дважды рожденных:
— Почтенный, куда ты торопишься и что намереваешься делать?
— Я иду, милый, — ответил Кашьяпа, — спасти великого царя, обладателя неизмеримой мощи, от смерти, ждущей его, если он будет ужален владыкой змей.
— Я и есть тот, кто сожжет своим ядом владыку Земли, — сказал брахман. — Вернись же, ибо ужаленного мною не излечить.
— Ты ошибаешься, — возразил Кашьяпа. — Нет выше моего умения, опирающегося на знание. Я смогу избавить от смерти укушенного тобой.
— Если это так, — сказал Такшака, — оживи дерево, которое я укушу. Вот хотя бы это фиговое.
— Укуси, владыка змей, какое тебе не жаль, и я оживлю его, — проговорил Кашьяпа.
И тогда лучший из пресмыкающихся приблизился к фиговому дереву и вонзил в него свои зубы. Укушенное дерево, пропитавшись ядом, мгновенно запылало со всех сторон и превратилось в пепел. Кашьяпа же собрал этот пепел и сказал:
— Убедись же в могуществе моего знания, обращенного на этого владыку лесов, о змей.
И оживил Кашьяпа с помощью тайного знания дерево, превращенное в груду пепла, и оно ничем не отличалось от того, каким было до укуса, оно стало прежним деревом с ветвями и листьями!
— Да, — проговорил Такшака, удивленно покачивая головой. — Ты можешь разрушить мой яд или яд подобного мне. Но скажи, богатый подвигами, на что ты рассчитываешь, идя к царю? Какую награду надеешься от него получить? И ведомо ли тебе, что наилучший царь проклят брахманом, которого он оскорбил? А проклятие брахмана страшно так же, как проклятие матери.
— Я не знал о проклятии брахмана, — ответил Кашьяпа. — А шел я за богатством. И если ты мне его дашь, я вернусь домой, о лучший из змей.
— Ты получишь гораздо большее богатство, чем то, на какое рассчитывал, — сказал Такшака. — Возвращайся.
И возвратился Кашьяпа домой, рассудив, что проклятому брахманом жить все равно остается недолго. Ему же богатство не помешает. И вернувшись домой, он застал там обещанное.
Такшака же обратился к змеям с такими словами:
— Примите облик отшельников и идите к царю с плодами, листьями и водой, как будто по делу, и передайте ему их.
Змеи так и поступили. Могущественный владыка принял эти дары и, когда змеи в облике отшельников удалились, сказал своим соратникам и друзьям:
— Отведайте вместе со мною этих сладких плодов, принесенных от чистого сердца.
Он взял самый спелый плод и надкусил его. И тогда в сердцевине он увидел крошечного червячка медного цвета с черными глазками. Взяв его в ладонь, Паракшит проговорил:
— Мое солнце закатывается, и нет у меня страха перед смертью, которую предсказал обиженный мною брахман. И пусть этот червяк, имя которому Такшака, укусит меня.
Проговорив это, царь положил червяка себе на шею и засмеялся. Пока он смеялся, червячок все увеличивался в размерах, обвивая шею и туловище царя кольцами. Придворные в ужасе разбежались. Когда же, опомнившись от страха, пораженные великой скорбью, оглянулись, то увидели дивного змея Такшаку, лучшего из змей, несущимся по воздуху и оставлявшим позади себя шлейф из лепестков лотоса. И тут же они ощутили запах дыма. От испепеленного тела царя распространялось пламя. Придворные бросились к выходу, а дворец рухнул, словно пораженный молнией.
Решение Васуки
Среди змей, искавших спасение от гибели в обмане и силе своего яда, не был слышен лишь голос благого змея Васуки.
Он нашел другой, благородный путь. Однажды змеи, всюду ползавшие по лесам, рассказали ему, что слышали мольбу праведника Джараткары о даровании ему жены одинакового с ним имени и потомства от нее. У Васуки была сестра Джараткара, и он вместе с нею пополз туда, куда ему указали змеи. Приблизившись к праведнику, он сказал:
— Благочестивый! Я слышал, что ты ищешь супругу одного с тобою имени. Вот моя единоутробная сестра Джараткара. Возьми ее в жены.
— Но у меня нет дома, — возразил отшельник. — Где мы с нею поселимся?
— Я предоставляю ей и тебе свой подземный дворец и буду вас охранять.
— Пусть будет так! — ответил отшельник.
Взяв змею–супругу, он последовал за Васуки в его дивные покои. Там он стал жить вместе со змеей на ложе, устланном коврами, и вкушать необыкновенные яства. Там же он заключил с нею соглашение: если она сделает ему что–либо неприятное, то он покинет дом.
И стала прелестная Джараткара угождать своему супругу всеми способами, доступными женщинам. И в день, благоприятный для зачатия, сблизившись с ним, она ощутила в своем чреве нечто, подобное искре.
Прошло после этого некоторое время. Однажды великий подвижник, утомившись, задремал, положив голову ей на колени. Приближалось время вечернего молебствия, а величайший из брахманов рисковал нарушить закон. И не знала змея, что ей делать, боясь разбудить его и опасаясь его не разбудить. И все же она решилась сказать ему почти шепотом:
— Встань, о наделенный великой долей, солнце уже заходит за гору. Почти вечернюю зарю обрядом, прикоснувшись к воде, ибо ты соблюдаешь обет.
Пробудившись, великий праведник обратил к супруге лицо, пылающее гневом:
— Ты проявила ко мне пренебрежение, змея. И я от тебя уйду. Ибо нет силы у солнца уйти в то время, когда я сплю.
— Но я ведь разбудила тебя не из пренебрежения к тебе, о брахман.
— Я все равно уйду, — сказал мудрец. — Благодарю от всего сердца заданное мне счастье. Передай мою благодарность и брату, сама же не предавайся скорби.
— Как же мне не скорбеть! — проговорила Джараткара прерывающимся от рыдания голосом. — Что мне скажет брат, когда узнает, что я, несчастная, не достигла цели, ради которой была выдана замуж! Ведь только получение от тебя потомства может стать спасением для моей родни. Ты меня покидаешь совершенно неповинную и в такой час!
— Мой зародыш в тебе, о счастливая! — молвил Джараткара, прикасаясь к телу супруги пальцами. — Он родится и будет высоко благочестив.
С этими словами мудрец удалился, приняв твердое решение вновь предаться суровому подвижничеству.
Астика
И родился в надлежащее время у змеи Джараткары младенец, прекрасный, как божественный отпрыск. Дали ему имя Астика. И рос он во дворце подземного царя, изучая веды и веданту под руководством благочестивого брахмана, сына Чьяваны. Однажды гуру поведал ему удивительную историю о его предках:
— Как–то, бродя по свету, твой отец увидел глубокую яму и висящих в ней ногами вверх, головами вниз истощенных людей. По краю ямы металась крыса, поедая траву, к которой были подвешены несчастные. «Кто вы?» — спросил твой отец. «Мы — мудрецы, суровые в обетах, — ответили они. — Мы терпим наказание из–за нашего потомка Джараткары, не имеющего детей». И удалился твой отец с твердым намерением иметь семью ради спасения предков. Вскоре он избрал супругой твою мать. Теперь, с твоим рождением, предки по отцовской линии избавлены от сурового наказания.
Так рос Астика, старательно охраняемый дядей Васуки. От него он узнал о полном величия змее Шеше, на голове которого держится Земля, опоясанная морями, а на темени восседает великий Вишну.
Затем Васуки подробно поведал и о других великих змеях, а также о неисчислимом змеином потомстве, которого больше, чем на небе звезд, о глубоком знании змеями всего, что недоступно людям.
Рассказал он и о пахтанье Океана. Об этом дядя говорил не с чужих слов — только он знал неведомые никому живописные подробности, ибо его тело первым коснулось амриты, а глаза видели все, что происходило и в Океане, и на черепахе, на которой примостились боги, совершая великий подвиг. Мальчик мог сам потрогать углубления, оставшиеся на теле змея от пальцев богов.
В голосе Васуки зазвучали гневные нотки, когда речь зашла о прегрешении родительницы змей Кадру, из пустого честолюбия обманувшей свою сестру и навлекшей этим на змей великие кары, особенно гнев могучей птицы Гаруды, истребившей множество змей, и о материнском проклятии, грозящем еще более страшными последствиями.
— Почему же Шеше и тебе не удалось одолеть бесчестных змей, которые помогли моей бабке обмануть благородную Винату? — спросил мальчик. — Ведь Шеше и тебе нет на земле равных!
Васуки горестно пожал плечами.
— Большинство змей не помышляет об общем благе змеиного рода, — ответил Васуки. — Им лишь бы вовремя сменить старую, изношенную шкуру на новую, блестящую, да чтобы вода не затопила их нору. Змея змее еще больший враг, чем человек человеку. Вот в чем причина наших бед.
Руру и мудрый змей
Вот что случилось с первейшим из мудрецов — Стхулокешей, совершавшим на благо всему живому подвиги на берегу реки. Прельщенный красотою апсары Менаки, вступил он с нею в связь. Она же в положенное время родила и удалилась. И лежала в камышах девочка, сияя красотой, подобная божественному созданию. Идя на омовение, увидел Стхулокеша ребенка, взял его и взлелеял. И стала его дочь лучшей из женщин, одаренной всеми прелестями и добродетелями. Поэтому великий подвижник дал ей имя Прамадвара. Благочестивый Руру, потомок Чьяваны, явившись к Стхулокеше за мудростью, увидел Прамадвару и мгновенно сердцем его овладел Кама. Не в силах продолжать учение, он вернулся домой и упросил своего отца быть сватом. И был назначен день свадьбы на благоприятное время.
За несколько дней до этого прекрасноликая играла на берегу реки с подругами. Она не заметила спящую змею, свернувшуюся кольцом, и, понуждаемая роком, наступила на нее. Змея вонзила пропитанные ядом зубы в тело беззаботной невесты, и та мгновенно упала на землю без сознания.
Даже безжизненная, Прамадвара была прекрасна. Ее, прелестную, как лотос, с плачем окружили отец и другие отшельники. Явился и Руру со своим отцом и онемел от горя. Удалился он в лесную чащу, предавшись отчаянию, и там из его уст вырвались такие слова:
— Разве я не раздавал подаяние! Не соблюдал подвижничества! Разве я не обслуживал своих учителей, не угождал им, не собирал для них милостыню? Почему же тогда на меня обрушилось горе? Почему не встанет сегодня же красавица Прамадвара?
Услышал это вестник богов и сказал:
— Слова твои напрасны, о Руру! Достойная дева рассталась с жизнью, поэтому не повергай своего сердца в печаль, а воспользуйся средством, которым обладают великодушные боги.
— Какое же это средство, о странник небес? — спросил Руру.
— Отдай половину своей жизни, о потомок Чьяваны, и восстанет твоя Прамадвара.
И воскликнул Руру не колеблясь:
— Я отдаю половину своей жизни. Пусть восстанет моя возлюбленная!
И восстала Прамадвара, будто из сна, обретя половину жизни Руру. Дождавшись благополучного дня, родители с радостью устроили свадьбу, после чего новобрачные наслаждались вдвоем, желая друг другу добра. Руру же, твердый в обетах, решил истреблять змей и, как только встречал их, тотчас хватался за палку или оружие.
Однажды Руру вошел в чащу леса и увидел змея из породы неядовитых. И поднял он палку и ударил змея.
Змей же сказал:
— За что ты меня бьешь, брахман, ведь я не причинил тебе вреда?
— Это верно, — согласился Руру. — Но моя жена была ужалена и умерла. Я поклялся убивать любую змею, какую увижу. Поэтому, о змей, я намерен лишить тебя жизни, и ты с нею расстанешься.
— Это другие змеи, о брахман, — ответил старый змей. — Ты не должен убивать всех змей, одинаковых по названию, но различных по стремлению, одинаковых по несчастью, но различных в счастье, ибо они, как и все живые существа, испытывают превращения.
— Хорошо, я оставлю тебе жизнь, — сказал Руру, — ибо ты мудр. Но скажи мне не таясь, какое превращение испытал ты?
— Я был прежде мудрецом, но вследствие проклятия брахмана превратился в змею.
— Почему же брахман проклял тебя и долго ли ты будешь оставаться в этом облике?
И змей ответил:
— Был у меня в другой жизни друг, брахман по имени Кхагама, твердый в слове и наделенный аскетической силой. Однажды, когда он был занят жертвоприношением, я, ребячась, сплел из травы змею. Перепуганный, онлишился сознания, когда же пришел в себя, сказал, объятый гневом: «Так как ты сотворил бессильную змею ради моего устрашения, то в силу моего гнева сам будешь бессильным змеем». Я, зная силу его аскетических подвигов, смутился сердцем и сказал ему: «Друг мой! Я пошутил! Прости меня и отмени свое проклятие». Не сразу ответил Кхагама, ибо он был явно тронут моим горем. «О нет, — произнес он со слезами на глазах, — сказанное мною непреложно. Я бессилен это отменить. Ты станешь змеем. Но когда–нибудь родится брахман Руру, и он тебя избавит от твоего змеиного облика. Я понял, что ты и есть тот Руру».
Приняв человеческий облик, мудрец сказал:
— Непричинение зла живым существам — непреложный закон. Поэтому брахман никогда не должен убивать никаких тварей. «Брахман рождается в кротости» — таково божественное откровение. Многомудрый не должен внушать страха никому из существ. Тот закон, который определен для кшатрия, — держание скипетра, суровость и защита подданных, — не подходит для брахмана. Знай это, о лучший из дважды рожденных, и передай всем.
Ученик Веды
В то время у брахмана Веды был послушный ученик Уттанка, введенный им в дом. Как–то избрали Веду двое кшатриев своим домашним жрецом, и, отправляясь к ним для совершения жертвоприношения, он сказал юноше:
— оставайся за меня, но чтооы в доме не чувствовалось моего отсутствия. Можешь сделать даже недозволенное.
Выполняя волю учителя, Уттанка ублажил его жену. Когда Веда вернулся, он встретился с женой, а потом призвал к себе Уттанку.
— Жена моя тобою довольна, — сказал он ему. — Ты сослужил мне службу и теперь можешь идти.
— Но я ведь услужил твоей жене, а не тебе. А ты от меня даже не получил платы за обучение. Прикажи, и я возмещу эту плату службой.
— Пойди спроси жену, что она скажет, то и сделаешь, — сказал Веда, принимаясь за молитву.
Жена Веды, к которой пришел Уттанка, сказала:
— Отправляйся к царю Паушье. Попроси у него пару серег, какие украшают его супругу, и принеси их мне к празднику, на четвертый день, чтобы я выделялась из всех.
Не мешкая отправился Уттанка в путь. По дороге он увидел исполина, восседавшего на быке. И обратился он к Уттанке, как к знакомому:
— Ну–ка, Уттанка! Поешь навоза моего быка!
Юноша оторопел.
— Не медли, — сказал исполин. — Твой учитель вкушал, вкуси и ты.
И выполнил это приказание послушный Уттанка и отправился в город, где царствовал кшатрий Паушья. Изложил он ему свою просьбу. Царь удивился, но все же направил юношу к своей супруге. Появившись в ее покоях, юноша удивил царицу своей просьбой, но настолько привлек ее сердце скромностью и обходительностью, что она сказала, снимая с себя серьги:
— Возьми, но будь осторожен. Под землей у царя змей Такшаки имеется целый город, полный сокровищ, но серег у него нет. А ведь серьги — и для змей знак царской власти. Поэтому Такшака считает, что я ими владею незаконно. На какие только он не идет ухищрения, чтобы их захватить.
Низко поклонившись царице, удалился Уттанка с серьгами в кулаке и вышел на дорогу, ведущую к дому гуру. Вскоре стемнело, и дорога опустела. Не осталось никого, кроме Уттанки и голого нищенствующего монаха. На его теле были странные черные полосы, как от ожога. Рассчитав время, юноша решил, что успеет омыться, и направился к протекавшей близ дороги реке. Зная, что змеи ползут на водопой, и опасаясь на них наступить, он произнес заговор:
Взглядом встречая взгляд,
Смерть отвращаю я.
Тебе возвращаю яд.
Сдохни, сдохни, змея!
Бурых и пестрых змей
Я обхожу средь вод.
Прочь от жизни моей!
Сдохни, змеиный род!
После этого он разделся, положил серьги на камень и нырнул в прозрачную воду. Когда он вынырнул, серег на камне не оказалось, нищий же удалялся быстрым шагом. Догнав вора, Уттанка схватил его, но монах, приняв вид огромного полосатого змея, выскользнул из его рук и исчез в открывшемся в земле отверстии.
«Конечно, он услышал мой заговор и захотел мне отомстить», — подумал Уттанка и несколько мгновений стоял в нерешительности. Затем он все же последовал за змеем.
Нет, он не собирался вступать в схватку с царем змей из–за серег. Вспомнив наставление учителя, как следует подбирать слова и как надо их складывать, чтобы смягчить обиженное сердце Такшаки, Уттанка обратился к остановившемуся змею, сердито бившему хвостом, со шлоками:
О змеи, которыми правил когда–то
Могучий, блистательный царь Айравата.
Красивей существ я не знаю в природе.
Подобны вы Сурье на небосводе.
Сиятельной Кадру достойные дети,
Мудрей вы богов и всех смертных на свете,
И царь ни один не сравнится с Такшакой.
Но серьги прошу возвратить мне однако.
Царь змей с явным удовлетворением выслушал эту хвалу, но серег не отдал и уполз. Опечаленный Уттанка побрел по подземному миру и наткнулся на какое–то удивительное сооружение. Остановившись, он пожирал его взглядом. Перед ним был огромный ткацкий станок, за которым стояли две немолодые женщины, передвигая туда–сюда челнок, а из станка выползала ткань, на которой узорами, письменами и живыми картинами клубились миры и живые существа. Колесо станка приводили в движение шесть мальчиков. Присмотревшись, Уттанка увидел на ободе колеса триста шестьдесят делений. Неподалеку от колеса стоял высокий муж, наблюдая за мальчиками и пряхами. И понял Уттанка, что это властитель трех миров, и из уст юноши вырвалась хвала:
О сын несравненный небесной Адити,
Владыка вселенной и вседержитель,
Для битвы рожденный ракшасов каратель,
Драконоубийцы и ваджры держатель,
Не терпящий злобы, коварства, обиды,
Разграничитель правды и кривды,
Освободивший плененные реки,
Заставь же Такшаку вернуть мои серьги.
Выслушав шлоки, муж сказал Уттанке:
— Я доволен твоею хвалой. Какую оказать тебе милость?
— Отдай змей в мою власть, — взмолился Уттанка.
— Да будет так, — сказал муж. — Подуй в задний проход моему коню.
Уттанка, отведавший навоза быка, ощутил, что от коня исходит такое же благоухание. Он приложился к указанному месту и подул что было сил. И тотчас изо рта, ноздрей и пасти коня вырвалось пламя с клубами удушливого дыма.
Прошло совсем немного времени, и из коня выполз Такшака. На кончике его языка блестели серьги.
— Возьми их, — прошипел змей.
Уттанка взял серьги и перестал дуть. «Теперь можно отнести их жене гуру, — подумал Уттанка. — Как раз сегодня праздник, на котором она хотела покрасоваться перед брахманками. Но разве доберешься туда за один день?»
Муж, кажется, мог читать зарождавшиеся и не высказанные вслух мысли. Во всяком случае, он сказал Уттанке:
— Вот тебе конь. Садись на него. Он мигом доставит тебя к утренней сандхье.
Так и случилось. В мгновение ока оказался Уттанка в доме гуру у алтаря, рядом с Ведой, возжигавшим пламя.
— Привет тебе, сын мой, — сказал брахман. — Ты появился вовремя. Жена моя не спала всю ночь, размышляя, какое произнести против тебя проклятие. С трудом я уговорил ее дождаться утренней сандхьи.
— О господин! — отвечал Уттанка. — Я задержался не по нерадивости. Было много удивительных приключений. Сначала мне встретился муж на гигантском быке. Он заставил меня съесть навоз.
— Это мой друг Индра, — пояснил Веда. — Ты вкусил амриты.
— Потом, — продолжал Уттанка, — я увидел монаха, силой майи превратившегося в змея. Змей похитил у меня серьги, переданные для твоей жены, и я последовал за ним в подземный мир. Там я увидел огромное вращающееся колесо, ткацкий станок и двух женщин, прядущих белыми и черными нитями, а также шестерых мальчиков, вращающих колесо. Объясни мне это чудо.
— Ты видел годовое колесо с тремястами шестьюдесятью зарубками для каждого из дней. Шесть мальчиков — это шесть времен года, а две женщины — Дхатри и Видхатри. Животное, которое ты назвал быком, — это главный из слонов Айравата. Конь же, на котором ты въехал в мой дом, — самАгни. Оставь серьги, мой милый. Пойду обрадовать жену. Да вот и она сама.
Брахманка ворвалась в комнату. При виде Уттанки и серег в руках супруга лицо женщины расплылось в улыбке. Она кинулась к серьгам, схватила их и убежала наряжаться.
— Ты со мною расплатился, милый, сполна, — сказал Веда дрогнувшим голосом. — Ты оказался не только послушным, но и сообразительным учеником. Ступай же!
И будь счастлив!
Алтарь
И отправился Уттанка в Хастинапуру, чтобы встретиться с царем Джанамеджаей, только что возвратившимся из Такшакашилы с великой победой. Увидев владыку, окруженного советниками, юный брахман поздравил его с победой, а затем сказал:
— Расширение владений делает тебе честь, о царь, но надо выполнить и свой личный долг.
— Ведя войны, я соблюдаю свой долг в отношении кшатриев. О каком еще долге ты говоришь? — отозвался Джанамеджая.
— О долге крови. В то время как ты воевал, твой отец был убит коварным змеем Такшакой. Он его укусил и подобно молнии, расщепляющей дерево, разложил на пять первоначал. Зная о намерениях змея, к нему отправился мудрец Кашьяпа в надежде предотвратить гибель или возродить твоего отца, но змей заставил Кашьяпу вернуться. Отомсти же этому змею, о царь!
В продолжение всего этого рассказа гнев царя разгорался подобно жертвенному огню, когда в него подливают топленое масло.
Но вскоре гнев сменился печалью. Терзаемый горем, царь стал ломать руки и испускать вздохи. Немного успокоившись, он сказал, обращаясь к советникам:
— Я полагаю, надо немедленно отомстить злодею.
— Надо! — ответили советники в один голос.
После этого царь обратился к домашнему жрецу и спросил его:
— Как мне отомстить злонамеренному Такшаке, погубившему моего отца, а также истребить всю его родню?
— Боги, о царь, — ответил жрец, — придумали великое жертвоприношение. Оно описывается в священных книгах под названием «Змеиное жертвоприношение».
И приказал царь советникам:
— Пусть будут сделаны необходимые приготовления.
И советники принялись за дело. На лугу за дворцом они отмерили место для жертвенного алтаря. Главный зодчий из сутов, одаренный мудростью и опытом возведения фундаментов, соорудил алтарь нужных размеров, но при этом сказал:
— Жертвоприношение не будет завершено из–за одного брахмана.
— Когда я зажгу огонь, — распорядился царь, — не пускайте к алтарю никого из посторонних.
Между тем было доставлено жертвенное зерно и возложено на алтарь. Брахманы облачились в черные одеяния и заняли свои места. Было образовано кольцо из стражи так, чтобы ничто не мешало ползти змеям. Царь бросил в алтарь факел. Пламя начало разгораться. Брахманы с покрасневшими от дыма глазами стали лить в огонь топленое масло, произнося заклинания.
И содрогнулись сердца всех змей повсюду, где они в тот момент находились. Повинуясь зову магических слов, они начали ползти к алтарю и погружаться в пасть Агни. Потекли реки из мозга и жира змей. В воздухе распространился запах их горящих туловищ.
Невозможно перечислить всех погибших змей — черных, красных и белых, огромных, обладающих страшной силой, могущих изменять свой вид и двигаться куда пожелают. Одни из них о семи головах, другие — о двух, иные — о пяти. Были они из всех змеиных родов — сотни и сотни тысяч.
Время дхармы
Между тем Такшака, царь змей, услышав, что сын испепеленного им Паракшита получил разрешение совершить жертвоприношение, взлетел на небо и, явившись в покои Индры, сказал ему:
— Прибегаю, владыка, царь богов, к твоей защите. Моему роду угрожает уничтожение.
— Иди ко мне на колени, владыка змей! — сказал Индра. — Отсюда тебя никто не посмеет взять. И пусть покинет страх твое сердце!
И устроился Такшака на коленях Индры, а хвост спустил вниз, благодарно обвив им ноги спасителя.
Индрани — жена Индры
Змеи же продолжали пожираться огнем. Из свиты Васуки уползли на верную гибель Котика, Манаса, Пурна, Саха, Пичхила. Лишившись многих из тех, кто его охранял и выполнял его повеления, Васуки стал терзаться горем. Им овладело страшное уныние. И он обратился к сестре с такими словами:
— Милая! Горит мое тело, и я уже не различаю стран света. Начинает колебаться мой рассудок. Блуждает взор. Сердце готово разорваться. Лишенный власти над собой, и я попаду в жертвенный огонь того царя, колесничим которому служит ветер. Наступило время, сестра моя, осуществить то, ради чего ты была выдана замуж. Спаси же нас вместе с родственниками. Остановить продолжающееся жертвоприношение сможет один Астика. Мне об этом некогда поведал сам Прародитель. Поэтому сейчас же обратись к своему сыну, лучшему из знатоков вед, чтимому за это даже старцами. Призови его сюда!
Когда Астика явился, Джараткара сказала ему:
— Я была выдана моим братом за твоего отца с определенной целью. Теперь пришло время для выполнения сыновнего долга.
— Я готов его выполнить! — ответил Астика не раздумывая. — Приказывай!
— У города Хастинапуры пылает пламя, готовое поглотить всю мою родню. Твой дядя уже ощущает его жар. Он уже утратил дар речи.
— Не печальтесь, мои родные, — произнес Астика. — Дядя, я приму жар твоего сердца в свое тело. Я отправлюсь в Хастинапуру и, превратив жар в шлоки, остановлю ими огонь. Верьте мне, дорогие!
И направился Астика для спасения благих змей в Хастинапуру. Явившись туда, он увидел алтарь, еще издали вдохнул запах горящих тел и ощутил жар. Приблизившись к тому месту, дальше которого стражники не пускали посторонних, он стал как можно громче произносить шлоки:
О, Бхараты внук и сын Паракшита!
Исполнена к благу ведущая рита.
Советники славны благими делами.
Пылает тобою зажженное пламя,
Подобное Сурье сверканьем и блеском.
Тебя среди смертных сравнить мне уж не с кем.
И нет тебе равных в учености книжной,
И в стойкости духа сравнялся ты с Кришной.
В военной науке ты сведущ, как Рама.
Законы небес соблюдаешь, как Яма.
В сраженьях с врагами ты Индре подобен.
И недоступен ты вражеской злобе.
Все услышали эти слова и остались довольны: царь, советники, жрецы и жертвенный огонь. И тогда Джанамеджая обратился к советникам:
— Смотрите, это еще мальчик, но наделен всеми достоинствами и знаниями. Я желаю его одарить. Разрешите мне это.
— Он это заслужил, — проговорил старший из советников. — Но пусть сначала сгорит в пламени Такшака!
— О царь! — сказали жрецы. — Огонь подсказывает, что Такшака находится в обиталище Индры.
— Тогда низвергните его вместе с Индрой в огонь! — воскликнул в ярости Джанамеджая.
— Мы употребим майю, — ответили жрецы. — Ты же пока можешь наградить юношу, произнесшего шлоки.
Сын Паракшита подозвал к себе юношу и сказал ему:
— Твоя ученость достойна награды, брахман. Выбирай же то, к чему тянется твое сердце.
— Если ты так распорядился, — сказал Астика, — я выбираю прекращение жертвоприношения змей.
— Бери золото, серебро или коров, — ответил царь, — все что хочешь, но пусть жертвоприношение не прекратится.
— Но ты же приказал мне высказать желание, — сказал Астика. — Я не прошу у тебя золота, серебра и коров. Пусть прекратится жертвоприношение для блага моего материнского рода.
И снова сказал тогда царь Астике:
— Выбирай другой дар, о лучший из дважды рожденных, себе на благо.
И тогда вмешались советники:
— Царь, ты не можешь нарушить данного обещания. Пусть брахман получит этот дар.
Между тем уже стало слышно шипение стонущего от страха Такшаки. Покинутый Громовержцем, царь змей упал с его колен и приближался, крутясь в воздухе и испуская стоны.
И тогда Астика трижды произнес слово «Стой!».
И замер Такшака в воздухе.
Видя это чудо, царь сказал:
— Да будет так, как сказал юный брахман.
И тотчас раздались радостные рукоплескания. Погасло жертвенное пламя. И царь наградил жрецов и советников, а также суту, соорудившего алтарь и сказавшего, что жертвоприношение не будет завершено. Астике же царь сказал:
— Приходи ко мне при моем великом жертвоприношении коня. Ты будешь верховным жрецом.
— Хорошо! — сказал Астика и удалился.
Исполненный радости, он вернулся домой и, припав к стопам дяди и матери, рассказал им о случившемся.
Пока он рассказывал, со всех сторон сползлись змеи. Выражая радость, они сказали:
— Ты нас спас! Что же нам сделать для тебя, о мудрый? Выбирай желанный дар.
— Я выбираю, — сказал Астика. — Да не будету тех брахманов и других смертных, где бы они ни жили, страха перед вами, если они будут по утрам и вечерам рассказывать о моем благодеянии змеям.
— Да будет так! — сказали змеи. — Пусть эти люди, о которых ты говоришь, о внук, произносят заклятие: «Астика! Астика! Астика, рожденный у Джараткары от Джараткары, верный слову, пусть охранит меня от змей. Асита! Артиман! Сунитха!»
Назад: Шунахшепа
Дальше: ЦАРИ И АПСАРЫ
