Прошло чуть больше недели с тех пор, как Дэвид с Лизой отправились в свадебное путешествие, оставив Эми и Тео развлекать своих заморских гостей, а Розалинд изо всех сил старалась делать вид, что ничего особенного не случилось.

Наблюдая, как она прячется за стеной молчания, Джерри чувствовал, что пропасть между ними растет. Со дня свадьбы они почти не разговаривали, поэтому оставалось только догадываться о ее чувствах, после того как он вернулся домой и популярно объяснил, как смотрит на гадкое сообщение, которое она отправила Лизе.

Когда он высказал все, что думал, Розалинд только и сказала:

— Почему бы тебе не вернуться? Лоуренса не стоит оставлять одного, а я не хочу выслушивать, как ты ее защищаешь.

Когда он привез Лоуренса домой, было за полночь и Розалинд уже лежала в постели. Поскольку настроения поговорить у нее явно не появилось, он потихоньку залез под одеяло рядом с ней и выключил свет, радуясь, что она не станет допрашивать его, как прошел день. Тот факт, что он нашел общий язык с сестрой и зятем Лизы, вполне мог оказаться последней каплей для их жалкой пародии на брак. А если нет, то на нем наверняка поставило бы крест убийственное открытие, что Полли, одна из ближайших подруг Лизы, приходится троюродной племянницей Оливии. Как вообще могло прозвучать в разговоре имя его любовницы, обязательно захотела бы знать Розалинд. И, признайся он, что сам его назвал, как только Полли сказала, что выросла в Кейптауне, это окончательно убедило бы Розалинд, что он не перестает думать об Оливии.

А он и в самом деле думал, и теперь как никогда часто.

Джерри искренне верил, что со временем станет легче, что спустя восемнадцать месяцев тоска притупится, а сокрушительное чувство вины затихнет до невнятного ворчания совести. Живы ли его чувства к Оливии просто потому, что Розалинд не способна его простить, или он просто слаб и боится разорвать брак, хотя держаться в нем уже не за что?

Эти гнетущие мысли жгли его, будто каленым железом по открытым ранам. Хотя Розалинд ничего не делала, чтобы ему захотелось остаться, а Оливия готова была принять его с распростертыми объятиями, уйти из семьи значило бы уйти от сына, и, пусть казалось, что он ничего не значит для Лоуренса, Джерри сомневался, что когда-нибудь сможет его бросить. С другой стороны, у Лоуренса всегда будет Дэвид, и, возможно, если он, Джерри, уйдет, Розалинд приложит больше усилий и наладит отношения с Лизой, хотя бы для того, чтобы отец остался в ее жизни.

Все эти и многие другие мысли вертелись в голове у Джерри, когда он поставил машину на долгосрочную парковку в аэропорту Хитроу и зашагал в пункт сбора донесений терминала 5. Казалось, не успевало его решение оформиться, как прилив сомнений опять отбрасывал его назад, а к тому времени как начинал вырисовываться новый путь, трещины в его совести разверзались и заглатывали его. Джерри был уверен, что, если бы не он летел сегодня в Кейптаун, его растерянность не усугублялась бы чувством, будто решение нужно принимать сейчас же и окончательно, иначе... Иначе что? Он не мог ясно этого выразить, но его пронизывало ощущение, что нужно скорее что-то делать, пока не стало слишком поздно для всех.

 

 

Их свадебное путешествие явно не дотягивало до звания лучшего медового месяца всех времен и народов. Честно говоря, ему было настолько далеко до этого высокого статуса, что оно вполне могло побороться за звание худшего. Казалось, почти ничего не складывалось как надо — еще с той минуты, когда они в первый день свернули с М-6 и Дэвид сорвался, потому что не мог вспомнить, куда они едут. Как можно было забыть, куда они едут в свой медовый месяц?!

— Но ты наверняка записал это где-нибудь, — возразила Лиза. Из-за дождя, который начался в районе Бирмингема и до сих пор не прекращался, ее тон уже тогда был достаточно раздраженным. И если бы оказалось, что им негде остановиться на ночь, она бы разозлилась не на шутку.

— Если так, мы бы знали, куда едем, верно? — огрызнулся Дэвид. — Должно быть, я забыл записи в портфеле.

— И что нам теперь делать?

— Не знаю.

Удержавшись от сочного ответа, Лиза отвернулась и стала смотреть в окно, а они тем временем продолжали двигаться в сторону Уиндермира — самого крупного озера в национальном парке «Озерный край».

— Ты уверен, что забронировал гостиницу здесь? — спустя некоторое время спросила она. — Тут много озер...

— Спасибо, я в курсе.

— Перестань со мной так разговаривать. Я не виновата, что у тебя все летит к черту.

— Значит, по-твоему, я виноват?

— Ты отвечал за...

— Хорошо, хорошо, я напортачил. Оттого что ты тыкаешь меня в это носом, лучше не становится.

В конце концов он позвонил местному депутату, который, по всей видимости, рекомендовал ему отель. «Миллер Хоу» оказался в точности таким, как она просила, — маленьким романтичным отелем на самом берегу озера Уиндермир, без шумихи и лишней роскоши, но с интимной обстановкой и первоклассным рестораном.

Как только они остались одни у себя в комнате, Дэвид извинился, что вспылил, и, понимая, что они оба устали после свадебных треволнений и долгой дороги, Лиза охотно простила его. Однако той ночью они не занимались любовью. Разочарованная Лиза отнесла это на счет все той же усталости, хотя следующей ночью никакой близости тоже не было. К третьей у нее самой пропало настроение. Мрачная погода ее угнетала, а осмотр достопримечательностей под проливным дождем не укладывался в ее представление о веселье, точно так же как простои в бесконечных пробках и толкотня с толстыми туристами в куртках при высадке из прогулочных катеров. Глядя, как они топчутся по ее ногам и оттирают друг друга локтями, можно было подумать, что они спасаются с «Титаника».

Откровенно говоря, она наверняка могла бы все это выдержать и, возможно, даже посмеялась бы над неурядицами, не будь Дэвид таким вспыльчивым, сводя ее с ума своим поведением. Оказалось, он забыл не только название гостиницы: зарядное устройство от его телефона осталось дома, и им пришлось выезжать в город за новым. А еще по какой-то непонятной причине Дэвид запер на замок портплед, но ключа с собой не взял, так что им пришлось вскрывать его перочинным ножом. С точки зрения Лизы, все еще можно было спасти юмором, но в обоих случаях Дэвид срывался, а потом начинал незамедлительно себя наказывать — так ей казалось со стороны, — отказываясь разговаривать с ней почти весь день. А может, он пытался наказать ее. Трудно было сказать, почему он вел себя так по-детски. Но все это и его замкнутость определенно начинали действовать Лизе на нервы.

— Прости, прости, — сказал он, когда она потребовала объяснений. — Дело не в тебе, а во мне. В последнее время у меня в голове какой-то бардак. И напрасно я не уговорил тебя поехать в какие-нибудь теплые края, потому что этот ветер и дождь посреди ноября...

— Августа.

Он замер с открытым ртом, а потом повторил:

— Августа... В общем, это не то, чего ты ожидала.

Подобной банальной отговорки Лиза тоже от него не ждала.

На ее взгляд, погода была весьма неубедительным оправданием такой вспыльчивости и нетерпимости. Но потом, решив, что за всем этим стоит Розалинд и ее жалкая угроза покончить с собой, Лиза постаралась подыграть Дэвиду в его шараде.

Однако этим утром она почти дошла до ручки. В первый ясный день их медового месяца Лиза умудрилась споткнуться на крыльце отеля и, по всей видимости, травмировала лодыжку. И вот она сидела на балконе их комнаты, по горло сытая отдыхом, мучимая болью и брошенная на произвол судьбы. Поставив перед собой еще один стул и положив на его сиденье ногу, она ждала, когда на линии связи появится Эми.

Была середина дня, и, хотя с утра в озеро не упало ни капли дождя, над головой, явно с серьезными намерениями, собирались ватные тучи. Лиза надеялась, что Дэвид успеет вернуться с прогулки, прежде чем разразится гроза. Не хватало им обоим слечь в свой медовый месяц: ей — с легким растяжением голеностопа, ему — с простудой.

Попивая лимонад, Лиза продолжала ждать. Пытаясь как-то развлечься, она решила в очередной раз погрузиться в созерцание восхитительной панорамы окрестностей. Вид в самом деле открывался захватывающий. Перед ней, как в преданиях об Авалоне, простиралось озеро, мерцая и поблескивая в затуманенном солнечном свете, а по краю воды качались и встряхивали кронами деревья. Неудивительно, что многие поэты приезжали сюда жить. Лиза всмотрелась в дальний берег, где по горам, как гигантские птицы, скользили тени облаков, а сверкающие ленты солнечного света сплетались в причудливые узоры. Среди взлетов и падений каменной гряды выделялись две крутые вершины, известные как Ланкастерские пики. Согласно путеводителю, если их видно, то скоро пойдет дождь, а если не видно — дождь уже пошел. Лизе нравилась эта, как она предполагала, типично северная ирония, пока Дэвид не попросил ее как минимум трижды повторить шутку, после чего она начала жалеть, что вообще о ней упомянула.

— Ты просто не слушаешь или пытаешься вывести меня из терпения? — потребовала она ответа, умудряясь бросить книгу не в Дэвида, а вниз.

Он нахмурился и посмотрел на нее.

— Извини. — Потом, тяжело вздохнув, добавил: — Это, конечно, забавно, но я... Понимаешь, мне сегодня звонила Розалинд. У нее был очень подавленный голос.

Не в силах скрыть досаду, Лиза сказала:

— Она забыла, что у тебя медовый месяц? Ах нет, все верно! Она живет в своем маленьком мирке, где ничто не имеет значения, кроме нее самой, а нас как пары вообще не существует.

— Вообще-то, — сказал Дэвид, отводя глаза, — я думаю, что ей сейчас очень одиноко. Джерри вернется только к выходным, Ди уехала вместе с Уиллом и Дейзи на свою испанскую квартиру.

— Так почему она не сходит в гости к друзьям? Они должны у нее быть, она же с детства там живет.

— Разумеется, у нее есть друзья, но иногда...

Он покачал головой, показывая, что им, наверное, лучше закрыть эту тему, но Лиза догадалась, что он хотел сказать: иногда помочь могут только родные люди. Нет, ей не было жалко той доли внимания, которую Розалинд требовала от отца. По меньшей мере она пыталась не жадничать, хотя и раз за разом позорно проваливалась. Но ей было неприятно, что это происходит во время того, что уже можно было с полным правом назвать жалким подобием медового месяца.

Услышав, что Эми переключилась на ее линию, Лиза сказала:

— Давно пора. Я думала, ты обо мне забыла.

— Да ладно. Так на чем мы остановились?

— Напрочь забыла, но все собираюсь у тебя спросить, остался ли еще кто-нибудь в доме.

— То есть в вашем доме? А, ну да, в чьем же еще. Шила и Баз уехали сегодня утром, так что жилплощадь официально свободна от гостей, и завтра на нее обрушатся уборщики. Мы с Тео заезжаем туда почти каждый вечер, чтобы убедиться, что все полито и ухожено. Наверное, мы так оправдываемся, потому что за все это отвечают дизайнеры по ландшафту. Зато мы на совесть проверяем, в каком состоянии бассейн и хорошо ли в нем прогрета вода. И должна тебе сказать, что все эти заплывы — работенка не из легких.

Смеясь, Лиза произнесла:

— Мы сами еще не успели в нем ни разу поплавать, из чего вытекает логичный вопрос: какого черта мы сидим здесь. Но давай не будем об этом.

— Я так понимаю, погода по-прежнему плохая.

— Вообще-то, сегодня уже лучше, если несколько случайно пробившихся лучей и повышение температуры на один градус можно назвать улучшением. Надо полагать, нам несказанно повезло, что в день свадьбы погода была такой великолепной. Но сейчас она нас обоих вгоняет в тоску. Я никогда не видела Дэвида таким раздражительным. Я даже начинаю подумывать о том, чтобы бросить весла и вернуться домой.

— Серьезно?

Лиза тяжело вздохнула.

— Пожалуй, нет. Мы будем пораженцами, если поставим крест на целых двух неделях, притом мы еще даже не ездили на Ульсвотер. И, по-моему, на время, когда мы там будем, прогноз довольно утешительный.

— Что-то не слышу в твоем голосе энтузиазма.

Она опять вздохнула.

— Откровенно говоря, трудно по-настоящему чем-то загореться, когда сидишь в четырех стенах с больной, распухшей ногой и чувствуешь, что готова свернуть Розалинд шею за то, как она донимает отца. А может, свернуть шею нужно Дэвиду за то, что он это допускает. Тебя, вероятно, не удивит, если я скажу, что об отвратительном сообщении, которое она присылала, больше ни словом не упоминалось. Меня поражает, как Дэвиду удается выбрасывать такие вещи из головы, как будто они вовсе не происходили.

— Пожалуй, тебе лучше последовать его примеру.

— Возможно. Во всяком случае, что еще остается? И, наверное, я тоже отчасти виновата, что отдых не складывается: ведь это я решила остаться в Англии на медовый месяц. Какого черта на меня нашло, хотела бы я знать? Почему я вообразила, что будет весело, если знала, какая тут погода? По крайней мере, если бы я подвернула ногу на Лампедузе, куда мне на самом деле хотелось поехать, я бы загорала и пила коктейли, пока она заживала бы.

— Если тебе туда хотелось, почему ты не сказала? Ты же знаешь, Дэвид все устроил бы.

— А ты как думаешь? Тони возил меня туда на мой тридцать пятый день рождения, и мне показалось неправильным отдыхать с Дэвидом там, где я уже была с другим мужчиной. Мне бы, например, не понравилось, если бы он выбрал место, которое было особенным для них с Катриной. Правда, мне предстоит жить в той самой долине, которую они последние тридцать лет называли домом, и очень остро не ладить с их дочкой. Можешь напомнить, с какой стати я на это согласилась?

— Ты влюбилась в этот дом и этого мужчину, и он в избирательном округе Дэвида.

— Ах да, и он рядом с тобой, что, честно говоря, и решило дело. Знаешь, никогда не думала, что скажу это в свой медовый месяц, но жаль, что ты сейчас не можешь поддержать мне компанию, потому что у меня появляется ощущение, что муж всячески меня избегает.

Издав свой фирменный стон, Эми сказала:

— Ты так любишь преувеличивать. Он скоро вернется.

Лиза бросила взгляд на часы.

— Будем надеяться. Он ушел больше двух часов назад, но даже Розалинд, наверное, не может так долго донимать его телефонными разговорами. Дэвид не признается, но я уверена, что именно за этим он пошел на прогулку. Пожалуй, стоит ему позвонить, просто напомнить, что я здесь. Судя по тому, как он в последнее время себя ведет, не исключено, что он и вправду забыл.

Эми усмехнулась.

— Ладно. Тогда, если не позвонишь мне раньше, увидимся, когда вернешься. Кстати, у меня есть новости, но они до того времени подождут.

Час спустя Лиза сидела на кровати, гадая, кому бы еще позвонить, потому что Дэвид до сих пор не вернулся, а его телефон лежал тут, в комнате. Она заметила это, только когда набрала его номер и услышала, что мобильный звонит на комоде рядом с телевизором. И вот она застряла в номере одна. Спуститься вниз и поискать Дэвида Лиза не могла из-за ноги. К тому же гроза хлынула на землю такими неистовыми иглами дождя, что находиться снаружи, казалось, было больно.

Решив, что Дэвид, скорее всего, пережидает где-нибудь, пока ливень немного стихнет, Лиза взяла книгу и попыталась читать, но сосредоточиться никак не получалось, и вскоре чтиво пришлось отложить. Почему Дэвид не взял с собой телефон, хотела бы она знать? Это было совершенно непонятно, учитывая, что он вышел гулять с единственной целью — позвонить Розалинд. По крайней мере, так она думала. Еще больше Лиза недоумевала, почему он ей не звонит. Не может быть, чтобы найти телефон было настолько сложно. В поселках Уиндермире и Боунессе или в одной из палаток проката спортивного инвентаря на берегу должны быть будки.

Раздражение нарастало с каждой минутой, а вместе с ним пульсирующая боль в лодыжке, а когда к этому добавился страх, что Дэвид опять сорвется на ней, что в ливне, заставшем его посреди прогулки, каким-то образом окажется виновата она, Лиза начала невольно задумываться, такую ли жизнь ей хочется вести. Неужели так будет всегда? Дэвид будет убегать каждый раз, когда Розалинд вздумается капризничать и сучить ножками, будет постоянно ставить ее на первое место, забывая о других близких людях? Возможно, она напрасно вышла за него замуж или, по меньшей мере, напрасно позволила ему сыграть свадьбу так скоро. Последние несколько месяцев она с воодушевлением и восторгом готовилась к церемонии и не допускала даже мысли, что может что-то пойти не так, тогда как Розалинд, очевидно, прилагала к этому все усилия.

Вот только Дэвид сейчас не разговаривает с Розалинд, потому что его телефон здесь, и прошло больше трех часов с тех пор, как он покинул номер, хотя вернуться обещал через час. Так что же, черт побери, с ним произошло?

— Что, если у него случилось еще одно помутнение? — спросила она не совсем твердым голосом, когда опять дозвонилась до Эми. — Может, начать обзванивать местные больницы?

— Почему бы тебе не поговорить сначала с кем-нибудь из отеля? Может, они что-нибудь посоветуют?

— Конечно. Хорошая идея. Я перезвоню, когда будут новости.

После того как Лизу соединили с администратором, который заверил, что немедленно поднимется к ней в номер, она доковыляла до окна и вгляделась в туман. Живописный пейзаж исчез; все затянулось непроницаемой массой облаков, будто ей хотели напомнить, какими враждебными могут быть здешние места, если им вздумается.

— Где ты? — пробормотала Лиза, заглушая страх гневом. — Почему ты не можешь найти телефон и позвонить?

Услышав стук в дверь, Лиза крикнула, что идет, и со всей скоростью, на какую была способна, пересекла комнату. Администратор, выглядевший тревожно молодым, назвался Филиппом, а девушку, которая пришла с ним, представил как Джемму.

— Уверена, тут не о чем особо волноваться, — сказала им Лиза, отмахиваясь от недобрых предчувствий, — но несколько недель назад был случай...

— Давайте по порядку, — мягко перебил ее администратор. — В котором часу он ушел? Куда, по его словам, он направлялся? И что он с собой взял?

Стараясь как можно четче отвечать на вопросы, Лиза наблюдала, как Джемма кратко записывает ее слова в блокнот. Потом у Филиппа зазвонил телефон, и он взял трубку.

— Понятно, — сказал он, переводя взгляд на Лизу. — Спасибо. Я ей передам, — и, дав отбой, проговорил: — По всей видимости, ваш муж поднимается в номер.

Облегчение захлестнуло ее так быстро, что она рассмеялась.

— Слава Богу, — выдохнула она. — С ним все в порядке? Простите, что побеспокоила вас. Я подняла шум на пустом месте. Боюсь, со мной такое бывает...

— Пожалуйста, не извиняйтесь, — прервал ее Филипп. — Вы правильно сделали, что позвонили нам. Наша работа в том и состоит, чтобы помогать вам во всем, что в наших силах.

Не успела Лиза ответить, как Джемма открыла дверь и на пороге появился насквозь промокший Дэвид. Неужели она и вправду забыла, какой он красивый, даже когда выглядит как пресловутая мокрая мышь?

— Милая, прости, — сказал он, ероша пальцами волосы. — Какой же я дурак...

— На этом мы вас оставим, — сказал администратор. — Если вам что-нибудь понадобится, зовите.

Как только Филипп и Джемма ушли, Лиза сказала:

— Нужно срочно тебя раздеть и усадить в горячую ванну. Ну ты даешь! Ты же мокрый до нитки.

— Как будто я не знаю, — простонал Дэвид, начиная стягивать с себя рубашку. — Ну и прогулочка.

— Куда ты ходил? Что случилось? Я так волновалась. И почему ты не взял с собой телефон?

— Я думал, взял, но оказалось, что вместо него сунул в карман фотоаппарат.

С Лизой тоже такое случалось, поэтому она поцеловала Дэвида и заковыляла в ванную, чтобы набрать воды. Наладив процесс, она собрала в охапку несколько полотенец и вернулась с ними в комнату. Дэвид уже разделся. Под его мокрыми вещами на полу натекала лужа, а туфли, измазанные травой и грязью, он как раз выносил на балкон.

— Так что с тобой случилось? — спросила она, когда он закрыл стеклянную дверь. — Куда ты ходил?

Тень раздражения мелькнула на его лице.

— Если бы я это знал, то не заблудился бы, верно? — бросил он.

Хотя Лизу покоробил его тон, но, не желая доводить дело до полновесной ссоры, она села на кровать и начала сушить ему волосы полотенцем.

— Я сильно переживала. Я боялась, что на тебя опять нашло затмение, как в тот раз...

— Ай! Ты трешь слишком сильно.

— Извини. Держи, суши сам. А я проверю, как там ванна.

Чуть погодя Дэвид зашел в ванную следом за Лизой и повернул ее к себе.

— Прости, если напугал тебя, — сказал он, умудряясь одним своим видом показать, что чувствует себя виноватым и раскаивается.

Радуясь, что он уже больше похож на себя прежнего, Лиза сказала:

— Ничего страшного, если только с тобой все в порядке.

— Как видишь, — отозвался Дэвид.

Лиза заставила себя улыбнуться.

— Можешь считать, что с этой минуты тебе запрещено выходить куда-либо без меня.

Глядя на нее с нежностью, Дэвид спросил:

— Тебе хорошо здесь?

Удивляясь, как можно спрашивать о таком, когда первая неделя прошла из рук вон плохо, Лиза решила, что лучше об этом не напоминать, и просто сказала:

— Наверное, если тебе тут нравится.

— А по мне этого не видно? — спросил Давид, и, судя по всему, спросил вполне серьезно.

Лиза не знала, что сказать, ведь сейчас он в самом деле выглядел довольным. Но долго ли это продлится?

— Начало блестящим не назовешь, тебе не кажется? — проговорила она.

У Дэвида сделался удивленный, потом обеспокоенный вид.

— Значит, тебе здесь не хорошо?

Зная, что ничего не добьется укорами или подробными объяснениями, как с ним тяжело, Лиза положила ладонь ему на щеку и сказала:

— Все нормально.

Потом зазвонил ее телефон.

— Это, наверное, Эми — она волнуется, вернулся ли ты. Почему бы тебе не пойти в ванную, пока я закажу бренди?

Хватая Лизу за руки, чтобы задержать ее еще на миг, Дэвид сказал:

— Следующая неделя будет лучше, обещаю. Когда мы поедем на Уиндермир...

— Мы уже на Уиндермире. Ты хотел сказать на Ульсвотер?

— Разумеется. Мы начнем заново, как будто это первый день.

Несколько минут спустя, заверив Эми, что все в порядке, Лиза присела на край кровати, ожидая, пока им принесут выпивку. Размышляя, почему Дэвид упорно не хочет рассказывать, где так долго пропадал, и делает вид, что никаких вспышек и ссор между ними не было, она почувствовала, что тут что-то неладно. Он как будто отказывался что-то признавать... Или что-то скрывал от нее. Возможно, он скрывал это и от себя, ведь нельзя же в самом деле не понимать, каким несносным было его поведение с тех пор, как они сюда приехали. Похоже, он думал, что, если будет делать вид, будто ничего не случилось, она последует его примеру. Эта нелепость начинала наводить Лизу на тревожные, гнетущие мысли. Как наивно с ее стороны было полагать, будто они знают друг друга как свои пять пальцев, просто потому, что двадцать лет назад были близки!

Теперь они стали другими людьми: с прошлым, характером и даже тайнами, о которых ничего друг другу не рассказывали. Осознав это сейчас, Лиза вдруг растерялась. «Но он по-прежнему Дэвид, — сказала она себе. — Он хороший человек, добрый и щедрый, всегда готовый прийти на помощь». Но, по всей видимости, у него была еще одна грань, которую то ли она не замечала раньше, то ли он успешно скрывал. И теперь Лиза почти не сомневалась, что эта грань не придется ей по вкусу.

С другой стороны, идеальных людей не существует, напомнила она себе, прекрасно зная, какой нетерпимой и несговорчивой бывает порой сама. И поскольку Дэвид обещал, что следующая неделя на Ульсвотере пройдет лучше, она решила положиться на его слово.

 

 

Розалинд могла по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз Лоуренс смеется за неделю, а то и за месяц. Его веселье часто выражалось громкими аккордами стаккато, звучавшими так же глухо и безжизненно, как и паузы между ними. Но Розалинд все-таки радовалась этим звукам. Сейчас мальчик хохотал, сидя перед телевизором и прокручивая видео со свадьбы, которое сделал для него Джерри. На записи Лоуренс бросал палки собаке. Просматривая диск первый раз, Розалинд с удивлением поняла, что Джерри, по всей видимости, отредактировал его, вырезав саму свадьбу и оставив только Лоуренса и собаку. Это говорило о внимательности к ее чувствам, которой Розалинд никак не ожидала, учитывая, что Джерри резко осуждал ее решение не идти на церемонию и жутко разозлился на нее за сообщение, которое она отправила Лизе. Значит, вопреки всему этому, в глубине души он понимал, что для нее смотреть, как отец связывает себя новой жизнью в окружении людей, которых она не знает, и в доме, порог которого никогда не переступит, было все равно что стоять на платформе одной и видеть, как все, чем она дорожит, уезжает на поезде, в котором ей нет места.

Хуже одиночества, которым она мучилась с той субботы, были только угрызения совести и стыд, душившие ее каждый раз, когда она вспоминала о сообщении. Ее целью было стереть с лица Лизы Мартин самодовольную улыбку в день ее триумфа, а в результате она только напугала отца и еще ниже пала в глазах его новой женщины. Сознавая, что та теперь наверняка смотрит на нее с презрением, Розалинд еще острее переживала свое унижение, которое, в свою очередь, заставляло ее сильнее ненавидеть мачеху.

Однако на этот раз Лиза Мартин появилась в ее мыслях только в связи с собакой, в которой теперь души не чаял Лоуренс. Давно разгадав, что животное будут использовать при попытке навести мосты между двумя семьями ее отца, Розалинд уже искала способы избежать этой маленькой хитрой ловушки. Она еще не обсуждала своего решения с Джерри, но была уверена, что он одобрит идею самим завести собаку, и собиралась поговорить с ним об этом, как только он вернется. Она ждала мужа сегодня и хотела сделать его возвращение домой особенным, как бывало раньше, когда они были по-настоящему счастливы вместе.

С этого дня, решила Розалинд, она будет прилагать все усилия, чтобы возродить их брак. А значит, нужно прогнать боязнь, что Джерри снова причинит ей боль. Было время, когда она считала его своим лучшим другом, а не только спутником жизни, и теперь ему наверняка не меньше ее хочется вернуться к той близости. Сейчас она, наверное, даже готова попробовать завести второго ребенка.

— Еще раз, — объявил Лоуренс, когда видео закончилось кадром, где они с Люси, снятые крупным планом, смотрели в камеру, и, схватив пульт, снова запустил диск.

— Интересно, — сказала Розалинд, усаживаясь в соседнее кресло, чтобы видеть сына, но не стеснять его, — ты бы хотел иметь свою собственную собаку?

Лоуренс посмотрел на нее и заморгал.

Она улыбнулась.

— Это было бы здорово, правда? — подсказала она.

— Я хочу Люси, — сказал Лоуренс.

— Но ты же знаешь, она чужая собака.

— Я хочу Люси.

— Ты можешь по-прежнему навещать ее, или она может приезжать сюда, но представь, как чудесно иметь свою собаку, которая все время дома.

Лицо мальчика начало мрачнеть.

— Я хочу Люси.

— Прекрати сейчас же, — прикрикнула на сына Розалинд, когда тот начал стучать ногами по дивану.

— Я хочу Люси.

Розалинд со вздохом встала и пошла к зазвонившему телефону.

— Я хочу Люси.

Закрыв за собой дверь, она взяла трубку беспроводного телефона, которую оставила на столике в прихожей, и, нажав на кнопку принятия вызова, пошла с ней в кухню.

— Привет, это я, — сказал Джерри.

Розалинд ожидала его звонка, но все-таки ощутила трепет, напомнивший о временах, когда они только встречались.

— Привет, — сказала она, открывая холодильник, чтобы взять бутылку вина. — Уже приземлились?

— М-м-м, да, можно и так сказать, — ответил он.

Она улыбнулась.

— Не самая мягкая посадка?

Его невеселый смешок сказал Розалинд, что она, вероятно, права и он до сих пор сердится, что не сумел достичь совершенства.

— Что ты делаешь? — спросил он.

Решив не упоминать о вине, которое наливала в бокал, Розалинд сказала:

— Пока что ничего особенного, но теперь, когда я узнала, что ты едешь домой, займусь ужином. Вообще-то, я уже много чего приготовила, потому что сегодня у нас будет самый настоящий индийский пир с пряными пападами, бхаджами, куриной резалой и пловом.

Это были любимые лакомства Джерри, так что он должен был без лишних слов догадаться, что у нее романтические планы на вечер.

В трубке повисло молчание, а потом Джерри сказал:

— Вообще-то, я не еду домой. Поэтому и звоню. Я... одним словом, я не еду домой.

Когда слова Джерри обрели смысл, который не хотелось понимать, у Розалинд как будто остановилось сердце. Она попыталась рассмеяться.

— Я думала, ты приземлился, — сказала она. — Какие-то задержки? О, нет, только не говори, что опять возникла проблема с...

— Никаких проблем не возникало, — перебил Джерри. — По крайней мере, в этом плане. Я говорю о том, что... Думаю, ты понимаешь, о чем я говорю.

Нет, она не понимала. Не хотела понимать, поэтому сказала, что не понимает.

— Прости, — тихо проговорил Джерри. — Я пытался, клянусь, пытался, но ты не хуже меня знаешь, что так не может дальше продолжаться. Поэтому я думаю, что лучше поставить точку прямо сейчас.

На Розалинд с огромной скоростью несся шар для сноса зданий, и избежать столкновения было невозможно. Сейчас он разобьет ее на части...

— Но я не хочу этого, — дрожащим голосом сказала она.

— Я тоже этого не хотел, но мы оба знаем, что ты не можешь забыть прошлого, а я не могу постоянно перед тобой оправдываться.

Ахнув от того, что показалось ей последней каплей, Розалинд сказала:

— Я это понимаю, честное слово, но я много думала и теперь вижу, как со мной было тяжело. Я только и говорила о том, что произошло, никак не решалась довериться тебе, но я могу измениться. Я уже твердо это решила. Я хочу, чтобы мы начали все сначала. Сегодня я готовлю ужин, чтобы показать тебе...

— Прошу, не делай этого, — мягко прервал ее Джерри. — Слишком поздно, Розалинд.

— Нет! Не говори так. Я люблю тебя и только поэтому так остро реагировала. Если бы я ничего к тебе не чувствовала, мне было бы все равно, с кем ты спишь и как часто, но мне не все равно, Джерри. Ты значишь для меня больше, чем я могу передать словами. Ты сам это знаешь. Просто, я так боюсь, что это случится опять...

— Нет, сейчас ты боишься остаться одна. Твой отец выбрал Лизу, несмотря на все твои попытки ему помешать...

— Он тут ни при чем, — резко возразила Розалинд. — Речь идет о нас и о моих чувствах к тебе. И о Лоуренсе, твоем сыне. Он смотрит видео, которое ты записал, включает его снова и снова. Ему очень нравится. Я сказала ему, что мы заведем свою собаку. Джерри, — задыхаясь от отчаяния, проговорила она, — если не хочешь думать обо мне, пожалуйста, подумай о нем. Ты его отец. Он нуждается в тебе. Я знаю, он не может показать своих чувств, но это не значит, что у него их нет. Прошу тебя, приезжай домой. Я приготовила бхаджи, масалу, пападамы...

— Я не в Англии, — тихо сказал Джерри.

Когда слова, которых он не договорил, дошли до ее сознания, она замерла.

— Тогда где ты? — хрипло спросила она.

Он не ответил, но молчание само по себе было ответом.

— О Господи, ты с ней, — всхлипнула Розалинд. — Ты вернулся к ней...

— Розалинд!

— Нет, я не хочу больше ничего слушать. Я всегда знала, что была права...

— Пожалуйста, не клади трубку.

— Знаешь, что самое печальное в нашей паре? — прокричала она. — Что тебе не хватило духу прийти и сказать мне это в лицо. Ты трус, Джерри, — и Розалинд с такой силой бросила трубку, что та чуть не сломалась.

— Я хочу Люси! Я хочу Люси! — орал с порога Лоуренс.

— Заткнись! Уйди отсюда! — всхлипнула она и, схватив мобильник, нажала на номер отца.

— Папочка! О Господи! Джерри ушел от меня. Он в ЮАР со своей любовницей, и он не вернется.

— Минуту, — произнес на другом конце женский голос, — я дам ему трубку.