Морган Дэвис довез меня до аэропорта на собственном лимузине с шофером.

— Это предусмотрено моим контрактом, — гордо сказал он. Дэвис всегда состязался с Клеем Фелкером. Я никогда не знала почему.

Но Морган был щедр ко мне. А меня продолжали одолевать сомнения. Точнее, я была совершенно ошарашена.

— Я все еще понятия не имею, с какой стороны подойти к этому Калки. — Когда сомневаешься, можешь говорить честно. Тебе все равно не поверят.

— Я думал, ты навестила этот шалман на бульваре Санта-Моники.

— Ашрам. Да. Я провела там целый день. Там все верят, что он земной бог. Но я по-прежнему не знаю почему.

— А как насчет наркотиков?

— Не видела. И даже не чуяла.

Это посещение окончательно сбило меня с толку. Ученики Калки (им нравилось называть себя «мандали»; единственное число — «мандала») были абсолютно убеждены, что конец света настанет с минуты на минуту и что они должны очищать себя не только с помощью молитв, но и путем воздержания от мяса, секса, алкоголя и наркотиков, чтобы возродиться в новом человечестве. Только настоящие святые станут Просветленными, как Будда, и достигнут нирваны, которая есть великое ничто.

— Неужели это действительно привлекает вас? — спросила я Нила, бывшего преподавателя гимнастики. Его руки так густо обросли рыжими волосами, что смахивали на ноги тарантула. Между нами не было и намека на какие-то нежные чувства. Мы сидели в помещении, когда-то служившем микшерной. По другую сторону огромного стеклянного окна располагалась гигантская студия, из которой обычно передавались концерты симфонического оркестра. Сейчас студия была заполнена самыми обычными мужчинами и женщинами в тренировочных костюмах, голубых джинсах или купальниках. Каждый сидел в позе лотоса. Звуковой фон создавала запись Джорджа Гаррисона, игравшего на ситаре. Солировал человек в желтом балахоне. Он пел на санскрите. Меня охватило то же обескураживающее чувство, которое я испытала год назад, посетив собрание поклонников ПЧЭ, что означало «повышение чувствительности по методу Эрхарда».

— Вопрос бессмысленный, — свысока улыбнулся Нил. — Я имею в виду, что это и не должно привлекать. Каждый должен решать сам, потому что шоу кончилось. Вот почему здесь Калки. Срок жизни человечества подошел к концу. Нам осталось только очиститься.

Да, эту религию нельзя было назвать оптимистической. Впрочем, христианство в этом смысле тоже не подарок.

Нил проводил меня до машины.

— Я искренне завидую. Вам предстоит встретиться с ним, — сказал он. Я рассказала Нилу о своей миссии.

— Передать от вас весточку? — спросила я, иронически улыбнувшись в стиле Г. В. Вейса.

Но победа осталась за Нилом.

— Нельзя передать весть вестнику. — Затем он вручил мне белый бумажный лотос. — Это, — нахмурившись, сказал он, — символ нашего бога Вишну. — Я была твердо убеждена, что он зазубрил свою речь, как попугай, ибо было ясно, что значение слова «символ» ему не объяснили. — Который был рожден лотосом. Когда лотос придет к каждому, настанет конец света. Кроме того, — добавил Нил уже своим голосом, — на внутренней стороне лепестка напечатан номер. Если он выиграет, можно получить денежный приз. Поэтому следите за газетами. Денежные призы будут вручаться, пока не настанет конец света. — Я спросила, когда он настанет, но Нил ответил, что этого ему не сказали.

Примечание для будущих историков. Весь последний год мир был настроен эсхатологически. Все катилось под откос, на военную тропу вышла отрицательная энтропия. Этот настрой делал популярными секты, обещавшие спасти некоторые души от приближающейся катастрофы. Проведя день в ашраме на бульваре Санта-Моники, я решила, что Калки является кем-то вроде индуистского «свидетеля Иеговы». На меня произвели сильное впечатление счастливая убежденность Нила, его уверенность и глупость. Именно такие люди и создают царства — если не небесные, то земные. Калки искусно манипулировал ими.

Когда мы добрались до аэропорта, Морган чмокнул меня в губы.

— Тедди, я люблю тебя, — солгал он. — Я хочу только одного. Опереди Си-би-эс. — Морган не был честолюбив.

В самолете, направлявшемся на Гаваи, рядом со мной уселся высокий, худой пожилой индус. На нем был темный костюм в полоску. Он широко улыбнулся мне. Его верхние зубы были белыми, ровными и явно искусственными. Зато нижние — кривыми и желтыми. Белки глаз были бледно-золотистыми, а радужки — темно-бронзовыми. Благодаря Г. В. Вейсу я научилась описывать. Особенно главных героев. Значит, этот человек — одно из главных действующих лиц моего повествования? Да.

— Не курить. — Он говорил с британским акцентом.

— Не курить? — Сначала я не поняла, о чем он говорит.

— Это салон для некурящих, а они посадили меня в салон для курящих. Надеюсь, вы не будете возражать? — Я сказала, что не буду, решив, что этот человек либо чокнутый, либо лжец, либо то и другое. Если не считать нас, салон первого класса был совершенно пуст. Индус мог занять любое из дюжины пустовавших кресел.

— Позвольте представиться, мадам Оттингер. Я — доктор Ашок. Вот моя визитная карточка. — На карточке значилось: «Р. С. Ашок, доктор философии, профессор сравнительного религиоведения, университет Фэрли-Дикинсон».

— Откуда вы меня знаете? — спросила я отнюдь не из тщеславия. Я хотела услышать, что он обратил на меня внимание во время шоу Мерва Гриффина. Хотела, чтобы он разнес меня в пух и прах за преклонение перед Индирой Ганди. После этого я могла бы минут тридцать-сорок говорить о регулировании рождаемости и необходимости решительных мер. Это заняло бы половину пути до Гонолулу. Я хотела укоротить его, но вышло так, что он укоротил меня.

— Я мог бы сказать, — на смуглом лице блеснули белые и желтые зубы, — что узнал вас, потому что вы лучшая летчица мира. Или что я прочитал ваше имя на бумажной карточке, прикрепленной к оборотной стороне вашего сиденья. Но я скажу вам правду. Я лечу этим рейсом, поскольку наш общий друг мистер Морган Дэвис сказал мне, что в этом самолете полетите вы.

— Морган привез меня в аэропорт. Он ни слова не сказал о вас. — Раз уж попала в переплет, надо выражаться прямо.

— Дорогой Морган не знал, сумею ли я купить билет именно на этот рейс.

Я не стала упоминать о пустом салоне первого класса.

— Как бы там ни было, у нас, если так можно выразиться, сходная миссия. Я тоже с увлечением преследую этого лже-Калки.

— Почему «лже»?

— Видите ли, моя дорогая мадам Оттингер, вы… Ну, начнем с того, что вы, как я догадываюсь, не индуистка.

— Нет. Я никто.

— Это означает, что вы поистине мудры. — Он подмигнул. — Мне до вас далеко. Я индуист. Брамин. Принадлежу к высшей из четырех каст.

— Да, я знаю. Брамины — это жрецы. Потом идут воины и так далее. Я кое-что читала. — За две недели, потраченные на чтение «Упанишад» и других священных книг индуистов, я не обнаружила ни одной строчки, которую мне захотелось бы вставить в бортовой журнал.

— Следовательно, вы имеете представление о том, какие чувства я должен испытывать, когда на нас, точно гром с ясного неба, сваливается иностранец, человек с Запада, урожденный христианин, белый и заявляет всему миру, что именно он и является конечной аватарой Вишну.

— Конечной — чем? — В своем чтении я не продвинулась дальше бесконечных похождений Рамы и Кришны — древних комических персонажей, которые должны были доставлять удовольствие поколениям людей, не имевших письменности (или, как минимум, телевидения). С этими инкарнациями Вишну не случалось ничего, кроме приключений. Легенда о Вишну — это не история живого человека. Но, возможно, легенды о богах и должны отличаться от рассказов о смертных. Значит, я составляю жизнеописание бога? Не спешите.

— «Аватара» означает «наследник»… точнее, нет, не наследник, а реинкарнация Вишну, который является богом из богов.

— Что будете пить? — К нам присоединилась слишком красивая стюардесса. Я заказала кока-колу.

— Водку. — Доктор Ашок одарил меня желто-белой улыбкой, на которую я не ответила. — Видите ли, я не слишком хороший индуист. Я ем мясо. Употребляю алкоголь. Но, несмотря на это, являюсь неотъемлемой частью вечного круговорота. Кроме того, — абсолютно тем же тоном сказал он, — я считаю Арлен Уэгстафф самой яркой звездой нашего телевидения.

— В самом деле? — ледяным тоном отозвалась я. — Я ей передам. — Я знала, что он хотел вызвать у меня удивление. Спросить, откуда он знает, что мы с Арлен подруги. Задуматься, что еще ему известно. Однако я была холодна как лед. — А теперь, доктор Ашок, расскажите, почему вы так уверены, что Джим Келли не является последней инкарнацией бога Вишну?

Павлиний хвост доктора Ашока если и не упал, то сильно покосился. Но индус был хорошим игроком и в отместку начал читать мне лекцию.

— До настоящего времени Вишну появлялся на Земле девять раз. В последний раз это случилось больше двух тысяч лет назад, когда Вишну принял образ непальского царевича Гаутамы. В должное время этот царевич познал все на свете и стал известен миру под именем Просветленного, или, на нашем языке, Будды… Мисс, у вас есть русская водка?

— Только «Смирновская», сэр.

Доктор Ашок вздохнул и выпил «Смирновской».

— Десятой инкарнации Вишну не будет до тех пор, пока этот цикл развития не подойдет к концу. Нынешний цикл называется…

— Веком Кали. — Я испытывала удовольствие от того, что могла цитировать «Индуистскую мифологию» с такой же легкостью, как и он. — А иногда веком железа, — добавила я. Хотя у меня больше не было менструаций, иногда в соответствующие дни я чувствовала себя как-то странно. Это что, спазмы? Или просто воспоминание о спазмах, их тень? Как бы ни называлось это чувство, я испытывала его вблизи доктора Ашока. Честно говоря, у меня всякий раз при мысли о нем ныло внутри.

— Верно, — доктор Ашок скроил вежливую улыбочку, скорее уж японскую, чем индусскую. — Но как бы он ни назывался, веку Кали предстоит длиться еще примерно сто тридцать пять тысяч лет. Следовательно… следовательно… — Доктору Ашоку так нравилось это слово, что он повторил его в третий раз: — Следовательно, мистер Келли не может быть Калки. Он — скороспелка. — Почему-то это слово тоже пришлось ему по вкусу, и он хихикал до тех пор, пока не выветрилась водка. Потом у него начался приступ кашля. Я сочувственно улыбалась, но и не думала бросаться на помощь. Это мне всегда хорошо удавалось.

— Извините, дорогая мадам Оттингер. Я не сдержался. Меня переполнили чувства, вызванные притворством вашего соотечественника.

— Но если не считать того, что Калки скоросп… явился раньше времени, — я не хотела, чтобы Ашок задохнулся, — многое из того, что он делает, кажется, соответствует легенде. — Я достала экземпляр «Индуистской мифологии». — Здесь сказано, что последней инкарнацией будет белый человек верхом на коне.

— Вы неправильно трактуете текст. — Первый раунд остался за доктором Ашоком. — Это будет человек неизвестного цвета кожи верхом на белом коне. А затем Калки вынет свой меч… — Доктор Ашок закрыл глаза. Казалось, эта перспектива несказанно радовала его. — Меч будет полыхать, как комета, порочные будут уничтожены, темная эпоха Кали подойдет к концу, и ужасный Яма — то есть смерть — будет царствовать до тех пор, пока человеческая раса не начнет новый цикл, новый золотой век, в котором брамины вновь обретут свою первоначальную власть и восстановят чистоту. Естественно, я несколько упрощаю картину для того, чтобы помочь вам в ваших… гм, исследованиях.

— Когда мне говорят то, что я уже знаю, я чувствую себя в безопасности. Спасибо, доктор Ашок, за то, что вы позволили мне испытать это ощущение. — На этот раз я не собиралась погружать ведро в колодец неискренности. И не пыталась быть вежливой. Никто не вызывал у меня таких подозрений, как доктор Ашок во время полета в Индию. Все в нем было не так. Он знал слишком много и в то же время слишком мало.

Доктор Ашок промычал несколько тактов какой-то мантры. Он изрядно осоловел.

— Возможно, — сказал он наконец, — вы хотите знать, почему я возвращаюсь в Индию.

— Я бы никогда не осмелилась задать вам такой вопрос.

— Вы слишком хорошо воспитаны. Но я скажу. — Взгляд доктора Ашока уперся в мой бюст; я затаила дыхание. — Я получил отпуск в университете. Некая федеральная служба интересуется мистером Келли. Меня попросили выяснить о нем все, что удастся.

— То есть является ли он инкарнацией Вишну?

— О небо, конечно, нет! Смешная мысль. — Он начал пожирать слишком сухие, слишком соленые орешки, которыми кормят только на коммерческих авиалиниях. — Я ни на секунду не верю в это. Давайте будем соблюдать логику. Вишну никогда не вернулся бы в облике белого человека. — Голос доктора Ашока изобиловал эмоциями (выражение Г. В. Вейса). Я едва не изменила свою манеру поведения, едва не прониклась сочувствием, представив себе, как доктор Ашок пытается нанять такси в Атланте. Впрочем, даже мысль о том, что он мог стать жертвой расизма, не примирила меня с этим человеком.

— Если бы Вишну вернулся, он был бы брамином, как я. Нет. Нет! — истерически расхохотался доктор Ашок. — Я не Калки!

— Я и не думала этого. У вас нет белого коня, — рискнула я пошутить. Может быть, ему приходилось ездить в задней части автобуса? Пользоваться туалетами с табличкой «Для цветных»?

Но доктор Ашок не слушал.

— Индуизмом в корыстных и, возможно, преступных целях воспользовался бывший американский солдат, по уши увязший в торговле наркотиками!

— Он торгует наркотиками? — Вот это новость! Я была совершенно убеждена, что ашрам Калки на бульваре Санта-Моники чист как стеклышко. Поскольку я сама вообще ничего не курю, достаточно было бы малейшего запаха, чтобы мои внутренние колокола забили тревогу.

— Он торгует ганжой. Так в Непале называют гашиш. Кроме того, кокаином, опиумом и белым героином… намного более сильным, чем мексиканский героин, широко известный под названием «бурый сахар». В конце концов, ваш мистер Келли…

— Не мой, доктор Ашок.

— …начал свою карьеру в медицинских частях американской армии, воевавшей во Вьетнаме, а известно, что эти части стали рассадником будущих торговцев наркотиками.

— Не кажется ли вам, что это подмена понятий? — С самого начала я не принимала доктора Ашока всерьез. Если продолжать аналогию с колоколами, он фальшивил. Но я не могла заставить его отвечать на вопросы и приводить доказательства. Наоборот, он задавал риторические вопросы мне, причем самые худшие.

— Почему этот омерзительный мистер Келли вылез на поверхность именно сейчас? Где он был в этот темный период с шестьдесят восьмого года до настоящего времени? Вы знаете, что почти за четыре года до того, как ваша победоносная армия с триумфом возвратилась из Вьетнама, следуя за знаменем Великой Американской Республики, которое с величайшим уважением нес хитрый дипломат и патриот на все времена посол Мартин, сержант Келли, специалист высшего, пятого класса, исчез в джунглях? Уверены ли вы, что после восьми лет, проведенных в пустыне, как об этом было бы написано в вашей умной священной книге…

— Не моей священной книге, доктор Ашок. Мой герой — Паскаль, а не Иисус.

Но доктора Ашока не интересовали чужие слова. Он был из породы глухарей.

— …тоже хорошей книге! — На губах доктора Ашока расцвела мечтательная, искренняя улыбка. Как я поняла, эта улыбка относилась не к паскалевским «Pensées», а к недоброй памяти Новому Завету. — Как бы там ни было, в один прекрасный день ваш Келли — теперь мистер Келли — появился в Катманду, в чайном домике «Голубая луна», и заявил ошалевшим посетителям, что он Калки. Дорогая мадам Оттингер, я спрашиваю вас — почему?

Этот риторический вопрос заставил меня дать ответ, который просился сам собой:

— Рехнулся?

Видимо, доктору Ашоку послышалось «орехов» — протянул мне последний пакетик с сухими солеными орешками.

— Нет. Я имела в виду, что он сумасшедший.

Доктор Ашок убрал пакетик. Вдруг я поняла, что его волнистые седые волосы — это всего-навсего парик, и вспомнила, что мужчины более тщеславны, чем женщины. Для нас внешность — средство выживания. Для них — средство сделать карьеру. Почему я была так шокирована, когда прочитала, что Джон Уэйн сделал подтяжку? Впрочем, какой смысл сейчас задавать риторические вопросы в стиле доктора Ашока? Смешно…

— Святые безумцы известны с давних времен, так что вполне возможно, что он сумасшедший. Но важнее другое, моя дорогая леди: с какой целью он это сделал и кому это выгодно?

Наступила долгая пауза. Он смотрел на меня. Золотые глаза сузились. Нет, не сузились. Я снова впадаю в вейсизм. Когда доктор Ашок хотел силой привлечь ваше внимание, он моргал. Сейчас его глаза были круглыми, как испанские золотые дублоны, в прошлом году найденные двумя любителями серфинга к северу от Транкас. Потом дублоны оказались поддельными. Но любители серфинга были настоящими.

Мне пришлось вставить в его монолог пару фраз.

— Поскольку я не имею об этом представления, какой смысл спрашивать? — Я хмыкнула.

— Кто больше всего похож на этого псевдо-Калки?

— Настоящий Калки. — Ответ показался мне удачным. Я видела, что начинаю действовать доктору Ашоку на нервы почти так же, как он действовал на нервы мне.

— Настоящий Калки появится в будущем, через тысячи лет. Они разделены стеной времени. «Есть что-то любящее стены», как когда-то писал ваш великий поэт Эдгар Но. — Доктор Ашок явно страдал слабой формой метафазиса. Он непроизвольно менял местами слоги и буквы. Я с трудом догадалась, что он имел в виду Эдгара По. — Нет, я считаю вашего мистера Келли пешкой в политической игре…

— Минуту назад вы обвиняли его в торговле наркотиками.

— Одно другому не мешает! — Доктор Ашок хлопнул в ладоши. — Теперь мы начинаем видеть общую картину. Допустим, некое государство хочет совершить подкоп под Запад. Самый лучший способ добиться своего — это развратить и ослабить противника с помощью наркотиков. И предложить им фальшивую религию, которая говорит, что вот-вот начнется конец света. В конце концов, кто пошел бы служить в ваши доблестные вооруженные силы, если бы находился в невменяемом состоянии?

— По-моему, в нашу армию только такие и идут, — буркнула я. Будучи летчиком-испытателем, я почти десять лет работала с представителями Военно-воздушных сил и была уверена, что Соединенные Штаты не могут выиграть никакую войну. Американскую армию губили алкоголизм и некомпетентность. К счастью, русские находились в таком же положении. Кое-кто понимал, что равновесие между Востоком и Западом последние тридцать лет поддерживается благодаря не ядерному оружию, а водке и виски. Можно не говорить, что я не собиралась делиться этим соображением со штатским в волнистом седом парике.

Доктор Ашок не обратил внимания на мою реплику.

— Общество, ослабленное наркотиками и фальшивой верой в таинственный конец света, не может защитить себя от коммунизма. Псевдо-Калки — агент… — Доктор Ашок осекся. — Именно это мы и должны выяснить, моя дорогая леди. России? Китая? Вьетнама? Кореи?

— А почему не Кубы? ЦРУ считает…

В этот момент «Боинг-747» дрогнул, провалился в воздушную яму, и в салоне прозвучал голос капитана:

— Внимание, ребята, мы проходим атмосферный фронт. Прошу пристегнуть ремни, а членов экипажа вернуться на свои места.

Самолет начало мотать из стороны в сторону, и я испугалась, что вот-вот умру. Раньше я испытывала это чувство только тогда, когда летел кто-то другой. Но доктор Ашок продолжал пить. Как ни странно, он не расплескал ни капли. И продолжал объяснять, объяснять, объяснять… Он подозревал, что Калки — советский агент. По его мнению, было очень подозрительно, что Калки объявился именно в Непале — буферном государстве между врагом Советов Китаем и предполагаемым другом Советов Индией. Он сравнивал Келли с преподобным Сан Муном, другим мессией, работавшим в Соединенных Штатах. Считалось, что преподобному Сан Муну платит правительство Южной Кореи, которому платит американский конгресс, члены которого, в свою очередь, получают взятки от южнокорейцев.

Доктор Ашок был из той породы людей, которым нравится связывать все на свете. Я придерживалась противоположного мнения. Я признавала только ощутимые связи. Но, с другой стороны, я достаточно подозрительна. Я понимала, что доктор Ашок не случайно оказался моим спутником. Догадывалась, что он хочет использовать меня, чтобы получить информацию о Калки. Прошу обратить внимание: я с самого начала была уверена, что он — агент ЦРУ. Иначе зачем бы ему понадобилось носить этот дурацкий парик?