Сенатора Уайта поместили в угловой «люкс» отеля «Плаза». Из высоких окон открывался прекрасный вид на Центральный парк. Хотя на каждом столе гостиной стояли цветы, присланные поклонниками, я тщетно искала среди них символический мак.

Сенатор в рубашке с короткими рукавами говорил по телефону. Ко мне подошел секретарь и предложил сесть. Я осталась стоять. Сенатор закончил разговор. Меня одарили сверкающей улыбкой сорокового или сорок первого президента Соединенных Штатов.

— Садитесь, Тедди. Дайте отдохнуть своим красивым ногам. Я только что раздавил самый большой наркосиндикат в мире. Увидимся позже, Тедди, — сказал он, но не мне, а секретарю. Тезка.

— Через несколько минут к нам присоединится агент ЦРУ. И не с пустыми руками. — Уайт стукнул крошечным кулачком по крошечной ладони и тихонько крякнул.

— Вы хотели видеть меня, сенатор.

— Да. — Уайт сделал серьезное лицо государственного мужа, творящего историю. Этакая гора Рашмор в розовом сиропе. — Тедди, я хочу, чтобы вы как истинная американка — в чем я нисколько не сомневаюсь — выступили на заседании моей комиссии четвертого апреля. Естественно, вы пожелаете точно знать, что именно вам следует сказать. Именно поэтому я организовал эту маленькую встречу втроем. Но сначала, Тедди, скажите, что, по-вашему, произошло в «Мэдисон сквер-гардене»?

Учитывая обстоятельства, вопрос был довольно странный. Поэтому мой ответ тоже был странным.

— Ну, с одной стороны, Калки собрал полный зал. А вы сказали, что этого не случится.

— Там было много бумаги. — Уайт перешел на жаргон шоу-бизнеса. «Бумагой» называли бесплатные билеты, которые распространялись для того, чтобы создать видимость аншлага.

— Бумаги не было. Дом, — я тоже знала этот жаргон, — был чистый.

— Ладно, будь по-вашему, — уступил Уайт. — Может быть. Но что произошло в конце?

— Калки убили. — Я решила придерживаться версии Джайлса Лоуэлла. — Как он и ожидал.

— Значит, убили?

— Ну да.

— Калки когда-нибудь говорил вам, что ждет этого?

— Намекал. — Поскольку я сама блуждала в темноте, то решила напустить побольше тумана. Похоже, он знал не больше моего.

Уайт почесал в затылке. Задравшийся при этом хохолок сделал его похожим на деревенского дурачка.

— Черт, я чувствую себя последним простофилей… Хоть убей, не понимаю, — пробормотал он, снова переходя на стиль красношеего, — кто мог шв…рнуть бомбу в Джима Келли и его ч…десного бел…го коня?

Я заскрежетала зубами. Его голос напоминал тарелку с остывшей окрой. Я ненавижу окру в любом виде. Мой ответ был уклончивым.

— Кажется, расследование этого дела поручено ФБР.

— Безнадежно. — Уайт бросил южный акцент. — Они не знают даже того, какое взрывное устройство при этом было использовано. Откуда оно взялось. И кто бросил бомбу — если, конечно, ее бросили, а не сработал часовой механизм. Бр…дятина… — Окра лежала в сковородке, полной жидкого сала. — Ладно, к делу. Я тут пораскинул мозгами и кое-что надумал. Вот ч…го… Эту бомбу сварганил доктор Джайлс Лоуэлл.

— Зачем?

— Чтобы стать во главе дела.

— Не верю, сенатор!

— А я и не настаиваю. Просто кумекаю про себя, и все.

Я взорвалась. В переносном смысле — швырнула на пол сковородку с окрой.

— Ради бога, сенатор, не говорите с южным акцентом! Мы и так сыты по горло президентом, его женой, его братьями и сестрами, его сыновьями и их женами, его помощниками и его поистине кошмарной матерью! А теперь и вы, белая надежда республиканской партии и, как я надеюсь, наш следующий президент, держитесь, словно «Маленький Эбнер», когда наша страна нуждается в «Честном Эйбе»! — выпалила я.

Уайт сдался. На его лице мелькнула улыбка победителя.

— Потрясно! — сказал он, но вовремя остановился. — То есть я хочу сказать, что тот ужасный акцент, который мы слышим в Вашингтоне утром, днем и вечером, чудовищно заразен. Кстати… Тедди, я всегда знал, что вы окажетесь на моей стороне, если только моим предвыборным лозунгом станет неукоснительная уплата налогов. — Политики становятся такими словоохотливыми лишь тогда, когда садятся на любимого конька. Видимо, кто-то из нас ненароком нажал на кнопку с надписью «неукоснительная уплата налогов». Или «предвыборный лозунг». Пришлось приложить некоторые усилия, чтобы вернуться к теме разговора и помочь Уайту нажать на кнопку «Калки».

— Тедди, — угрюмо (в лучших традициях Г. В. Вейса) начал он, — я хочу, чтобы вы подтвердили, что во время вашей службы у Калки в качестве личного пилота он не раз говорил вам, что: первое — он был настоящим главой этого гигантского наркосиндиката, и второе — он боялся, что доктор Лоуэлл сбросит его и займет его место.

— Сенатор, вы просите меня лжесвидетельствовать перед сенатской комиссией.

— Тедди, я прошу вас сказать правду и ничего, кроме правды. — Контактные линзы Уайта на мгновение отразили мое встревоженное лицо.

— Правда состоит в том, — сказала я, — что Калки никогда не говорил мне ни первого, ни второго.

— Тедди, я думаю, что вы проявляете признаки нежелания давать показания комиссии. — Он обнажил зубы с коронками. — И думаю, что вы знаете, как поступают со свидетелями, которые не уважают конгресс.

Мне захотелось ударить этого представителя конгресса. Но нас прервал секретарь Тедди, просунувший голову в дверь и объявивший:

— Он здесь.

Теперь, сидя в Белом доме и вспоминая случившееся, я не испытываю того удивления, которое испытала тогда при виде доктора Ашока. Хотя я всегда считала, что в роли доктора Ашока Джайлс менее убедителен, чем в роли доктора Лоуэлла, вынуждена признать, что во время встречи с сенатором Уайтом он был в хорошей форме. Но так и должно было быть. В качестве доктора Лоуэлла он был вызван на заседание комиссии и мог с величайшей легкостью отправиться в тюрьму. От него требовалось огромное присутствие духа, чтобы сунуть голову в пасть льва. Помню, я ломала себе голову над тем, знал ли Уайт, что доктор Ашок и доктор Лоуэлл — одно и то же лицо. В конце концов, Морган намекал, что Уайт может быть связан с «Калки Энтерпрайсиз». Честность правящих кругов отнюдь не относилась к отличительным особенностям века Кали.

— Мой дорогой сенатор! Какая радость! И дорогая мадам Оттингер, моя подружка по Катманду! Я просто счастлив! — Сверкая золотыми глазами и зубами, доктор Ашок протянул мне хрупкую смуглую руку. Он даже пах карри. Настоящий артист.

— Доктор Ашок, нам нужен ваш совет, — сказал Уайт, поставив крошечную ножку на кофейный столик.

— Я весь в вашем распоряжении, как джинн из волшебной лампы. «Стоит только потереть ее, о Аладдин, и твое желание будет исполнено!» — Мне всегда казалось, что в роли Ашока Джайлс переигрывает, чего никогда не делал доктор Ашок в роли доктора Лоуэлла. Но Уайт все воспринимал за чистую монету… если только он не был в сговоре с Джайлсом.

— Что говорят в штаб-квартире ЦРУ?

— Лэнгли находится в еще большей растерянности, чем обычно. — Доктор Ашок похлопал меня по колену. Я отодвинула стул.

— Доктор Ашок, я собираюсь влезть в это дело со всеми потрохами, — сказал Уайт, поправляя контактные линзы. — В ходе слушаний на моей комиссии я раскрою имя убийцы Калки. Чтобы сделать это, я должен опередить ЦРУ, ФБР и лучших нью-йоркских… короче говоря, каждого, кто может раскрыть это убийство до меня. Доктор Ашок, вы сможете придержать крышку над Лэнгли?

— Дорогой сенатор Уайт, боюсь, вы переоцениваете мои скромные возможности. Но прежде чем «придерживать крышку» над этим беспокойным местом, я должен знать — о, какое великолепное сходство, если не метафора! — что находится в вашей кастрюле.

— В моей кастрюле — убийца Калки.

— Как его имя, дорогой сенатор Уайт?

— Джайлс Лоуэлл, доктор медицины.

Тут настал звездный час доктора Ашока.

— Правильно ли я понял? Вы обладаете неопровержимыми доказательствами того, что этот омерзительный доктор Лоуэлл убил своего партнера по преступному бизнесу?

— У меня есть доказательство.

— Насколько оно убедительно?

— Это и предстоит решить моей комиссии. Но раз уж мы знаем имя убийцы, нам будет нетрудно выдвинуть против него обвинение. В частности, с вашей помощью, доктор Ашок. И с вашей тоже, Тедди.

— Черта лысого! — По зрелом размышлении я решила не редактировать свои тогдашние выражения. — Я не собираюсь защищать доктора Лоуэлла, но…

— Он очень нехороший человек, — с полной убежденностью заявил доктор Ашок.

Эта реплика сбила меня с толку.

— Вам лучше знать, — невольно буркнула я.

— Еще бы! В конце концов, кто, как не я, в течение нескольких месяцев шел по следу доктора Лоуэлла? Я следовал за ним по пятам от Нового Орлеана до Нью-Дели и Нью-Йорка. И мне нужна его голова. Вы поняли меня? — Доктор Ашок повысил голос и повторил: — Мне нужна его голова!

— Мне тоже, док. — Уайт вернулся в образ деревенщины и снова поскреб в затылке. — П…тому что он подон…к, факт. Осталось только с…бразить, как он прот…щил эту бомбу в «Гарден» и где ее спрятал. Д…маю, что внутри этого языческого идола.

— Вы говорите о боге Вишну, который для меня священен, сенатор. — В голосе доктора Ашока послышалась мягкая вейсианская укоризна.

— Прошу прощения, док. Думаю, вы знаете, что я горячий приверженец религиозной терпимости и уважаю всех человеческих богов, в том числе и синих. А теперь, ребята, давайте пораскинем мозгами и попытаемся придумать, как доктор Лоуэлл сумел установить эту бомбу…

— А вы не считаете, что сначала следует понять, зачем он это сделал? — спросила я.

— Устранив Калки со своего пути, доктор Лоуэлл становился главой величайшего наркосиндиката мира. Верно, доктор Ашок?

— Верно, сенатор Уайт. — Доктор Ашок начал изливать на сенатора свой пресловутый мед. — Боюсь, нам не дано понять таинственные страсти, которые правят людьми. Достаточно вспомнить величайшее творение Бауда Арденнского — историю завистника Аньелло, который погубил своего любимого хозяина Даго, человека, чье имя было символом преданности и залогом единства армии Веспасиана. Доктор Лоуэлл видится мне Аньелло, а бедный — да, бедный, слабый, великодушный, верный Калки — Даго, уничтоженным с помощью отравленного поцелуя…

Уайт кивнул с таким видом, словно во всей этой галиматье была хоть капля смысла. Мне всегда казалось странным, что доктор Ашок страдал метафазисом, а Джайлс — нет. Впрочем, Джайлс никогда не прибегал к цитатам.

Доктор Ашок повернулся к Уайту.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы обезвредить Лэнгли. Кроме того, я убежден: мадам Оттингер подтвердит вашей комиссии, что Калки не раз говорил ей о своих опасениях в адрес доктора Лоуэлла.

— Но… — начала я, но тут же остановилась. В конце концов, главным здесь был доктор Лоуэлл в роли доктора Ашока или доктор Ашок в роли доктора Лоуэлла. Это была его игра, не моя.

— Согласны? — Доктор Ашок улыбнулся мне, обнажив желтые зубы.

Я промолчала.

— Хорошая девочка. — Уайт был доволен. — Я уже подготовил текст ваших показаний под присягой. — Он показал на папку, лежавшую на кофейном столике. — Можете взять ее с собой. Если хотите, прочитайте. Потом подпишите в присутствии нотариуса и верните мне.

Я сделала глубокий вдох и нырнула в темноту.

— А как быть с Джейсоном Макклаудом?

Уайт внезапно напрягся.

— При чем тут он?

— Я думаю, он приложил к этому руку. Я следила за ним до того, как взорвалась бомба. Он был до смерти напуган.

— Дорогая мадам Оттингер, но какой у него мог быть мотив? — вкрадчиво спросил доктор Ашок. — У Бюро по борьбе с наркотиками только одна цель. Я уверен, что сенатор Уайт поддержит меня — по крайней мере неофициально. Единственная — нет, уникальная — цель Бюро — это увеличение объема торговли наркотиками во всем мире.

— Совершенно справедливо. — Уайт придерживался того же мнения. — Без таких организаций, как «Калки Энтерпрайсиз», Бюро засохнет так же, как моя комиссия без щедрых ассигнований Конгресса. У Макклауда не было абсолютно никакой причины убивать Калки.

— Будучи в Новом Орлеане, он брал взятки с доктора Лоуэлла.

— Дорогая мадам Оттингер, — засмеялся доктор Ашок (если изданный им звук можно было назвать смехом), — конечно, Макклауд брал с доктора Лоуэлла взятки. В конце концов, Макклауд всего лишь нарк. Но разве это не доказывает, что он не убивал Калки? Курица, которая несет золотые яйца, птица священная для любителей позолоченных омлетов.

Я прикусила язык, поняв, что нахожусь в компании двух великих американцев, замышляющих государственное преступление. Секретарь передал сенатору Уайту тонкую папку.

— Сегодняшняя речь, сенатор. О праве на жизнь.

Не знаю, почему именно эта соломинка среди множества прочих оказалась именно той, которая сломала спину верблюда.

— Сенатор Уайт, вы против абортов?

— Тедди… — Теперь Уайт стоял, широко расставив крошечные ножки. — Аборт — это убийство, — медленно и серьезно сказал он. — Первой степени.

Доктор Ашок согласился с жаром записного подхалима.

— Мы, индуисты, верим, что при встрече сперматозоида с яйцеклеткой начинается карма, а дхарма исчезает, или, как говорят у вас, улетучивается…

— Послушайте, Уайт, мир умирает из-за слишком большого количества людей! — Моя вдохновенная речь о перенаселении заняла примерно двадцать минут; но когда я дошла до кульминации — утверждения о том, что народонаселение удваивается каждые четырнадцать лет, — Уайт прервал меня. Он очень хорошо умел прерывать. В конце концов, большинство его сознательной жизни прошло на телевидении в уклонении от ответов и прерывании тех, кому было что сказать.

— Это неправда, Тедди. Вы оказались в плену демагогии коммунистов, которые с ее помощью стремятся убедить нас снизить прирост народонаселения, в то время как они и им подобные — особенно в Третьем Мире — будут плодиться, размножаться и цвести, словно лавровое дерево. Тедди, на этой гостеприимной планете еды и природных ресурсов достаточно для того, чтобы прокормить сто миллиардов человек, и вопрос заключается лишь в том, кто сможет лучше использовать и распределять эти ресурсы. Система свободной инициативы, которая сделала великим наш народ? Или рабовладельческий строй «комми», которые не владеют элементарными «ноу-хау», нужными для того, чтобы создать цветное спутниковое телевидение?

— Это не довод. — К тому времени мне следовало понять, что спорить с сенатором, который должен стать президентом Соединенных Штатов либо на ближайший, либо на последующий срок, значит попусту терять время. Но я упорствовала. — Проблема заключается в том, что люди голодают даже здесь, в США, и у них нет ни еды, ни работы.

— Работы! Позвольте заверить вас, что рабочих мест больше, чем людей, желающих их занять! Миссис Джонсон Уайт — домашняя хозяйка, которой могла бы гордиться любая нация, но может ли она нанять уборщицу или помощницу по хозяйству, которая согласилась бы работать с оплатой три с половиной доллара в час? Нет, не может. А если одна из таких неумех соглашается взяться за работу, она просто не приходит — даже в том случае, если ей заранее оплачивают проезд на общественном транспорте. А в результате кто подстригает газон? Кто? — Казалось, сенатора Уайта вот-вот хватит удар. К счастью, доктор Ашок был мастер успокаивать. Он вмешался. Он все понимал. Он был полезен. Он сделал все, чтобы помочь великому американцу. Особенно этому великому американцу. Кроме того, он поручился за меня. Я тоже была великой американкой. Мы пожали друг другу руки.

Когда мы с Джайлсом шли по Седьмой авеню, я сказала:

— Не знала, что вы все еще выступаете в роли доктора Ашока.

— У меня нет выбора. — Джайлс продолжал говорить голосом доктора Ашока. Холодный мартовский ветер нес пыль и обрывки газет. — Я по-прежнему стою одной ногой в лагере врага.

— Но кто ваш враг, Джайлс? Я никогда не могла этого понять.

Джайлс посмотрел на меня искоса взглядом доктора Ашока.

— Не хитрите, Тедди! В тихом омуте черти водятся. Если, конечно, он не загнил. Я никогда не переставал быть доктором Ашоком, внештатным агентом ЦРУ. В данный момент целесообразно, чтобы на поверхность вышел доктор Ашок, а доктор Лоуэлл ушел в тень. Я… Доктор Лоуэлл не желает предстать перед комиссией Уайта. Особенно сейчас, когда мы знаем, что бедный Джайлс стал для Джонни Уайта козлом отпущения.

Мы сделали паузу, пропустив пожилого белого мужчину с бейсбольной битой, который гнался за молодым негром, выскочившим из книжной лавки для совершеннолетних. Когда колоритная пара исчезла в переулке, я сказала Джайлсу:

— Сейчас, когда вы стали главой «Калки Энтерпрайсиз», я хотела бы получить деньги, причитающиеся мне по контракту — если, конечно, в силу сложившихся обстоятельств он не расторгнут. — Сказав это, я испытала облегчение. Я еще не заплатила Эрлу-младшему алименты за март. Брать взаймы у Арлен мне не хотелось.

— Моя дорогая Тедди, согласно договору, вы находитесь на службе до первого июня. — Джайлс залез в карман доктора Ашока и вынул чековую книжку. Стоя перед грязной витриной магазинчика «Орандж Джулиус», он выписал мне чек на сумму, составлявшую мое двухмесячное жалованье.

— Спасибо. — Я положила чек в карман. — А что будет после третьего апреля?

— До того дня вернется Калки. А в сам этот день кончится век Кали. Гляньте-ка! Кошерный хот-дог! Я не могу устоять перед искушением.

Мы ели хот-доги с горчицей у грязной стойки.

— Какой облик примет Калки?

— Свой собственный. А какой же еще? Сопровождаемый Совершенными Мастерами, он… как это говорится у вас, американцев?.. доведет свое прекрасное и ужасное дело до конца.

— Тогда все они, — я показала на людей, сновавших по улице, — умрут.

— Успокаивающая мысль, правда? Не будет ни загрязнения окружающей среды, ни чудовищных больших городов, ни трущоб, ни бродяг. Ни телевидения. Да, Тедди, Уолтер Кронкайт, «Площади Голливуда», «Гонг-шоу» — все это исчезнет так же, как исчезли Ниневия и Тир.

— В это невозможно… — Я хотела сказать «поверить», но передумала. — Это невозможно себе представить. Это так жестоко. Особенно по отношению к детям. — При этом я думала о своих собственных детях. Я почувствовала укол вины за то, что так редко виделась с ними и так мало о них думала. Перейти «за грань материнства» действительно означало оказаться за его гранью, если не финансово, то психологически.

— Но ведь они все равно когда-нибудь умрут. Подумайте сами! Каждый ребенок со светлым личиком рано или поздно непременно умрет от рака, «болезни легионеров», свинки или чего-нибудь другого. Но когда Калки возденет свой меч, они…

— Что?

— Они просто перестанут быть. — Это был не ответ.

Я взяла тонкую бумажную салфетку, стерла с пальцев ядовито-желтую горчицу и подумала, не ответственен ли Джайлс за смерть Калки. Я считала его способным на что угодно. Верила ли я, что Калки вернется? Нет. В крайнем случае я ожидала, что Джайлс заявит, будто Вишну внезапно вселился в его тело и что теперь он стал аватарой.

— Смерть, — промолвил доктор Ашок, когда мы свернули на Сорок вторую улицу, — есть во многом такой же сон, как и жизнь. К несчастью, человеческий мозг не может думать о смерти, поскольку смерть есть нарушение симметрии, а симметрия чрезвычайно важна для нас, так как мы думаем двумя полушариями единого мозга. Мы вдыхаем воздух двумя ноздрями в два легких, наблюдаем и слышим мир с помощью двух глаз и двух ушей. Мы вынуждены дублировать все на свете, и смерть кажется нам неправильной, потому что она нарушает равновесие. Как только у человека восстанавливается зрение, он перестает блуждать в потемках. И куда мы идем после этого? Никуда. Мы стоим на месте. На самом деле имеет значение только одно: каждый из нас перестает существовать в прежней форме и возрождается в другой. Естественно, постоянная природа при этом ничего не теряет. Но существует перевоплощение. Как только вы смиряетесь со смертью вашей собственной драгоценной персоны, которая станет лакомой добычей для бога смерти Ямы, вы получаете возможность перевоплотиться. Вы вновь родитесь королем или капустой, поэтом или дыней, верблюдом или звездой. Но кем бы вы ни стали, объединяющий дух — я называю его Вишну — оживляет все и всегда. Все находится в постоянном движении и перевоплощении. Ах, дорогая Тедди, разве вы в глубине души не догадывались, что за прошедшие века вы умирали не один, но миллионы и миллиарды раз? Начиная с большого взрыва, который все еще находится внутри вашего тела, тела, которое в данный момент содержит все элементы, из которых состоит не только Вселенная, но и каждая из ваших предыдущих инкарнаций в виде амебы, рыбы, гиббона — то есть длинная и ненадежная цепь, которая лишь в конце становится или, точнее, из кусочков складывается в красавицу Тедди Оттингер с той же непреложностью, с которой мы приближаемся к юго-западному углу Центрального вокзала, куда только что привезли свежий выпуск «Нью-Йорк пост»…

Заголовок гласил: «ВОЙНА ЗА НАРКОТИЧЕСКУЮ ИМПЕРИЮ КАЛКИ».

— Я вижу, что к этому приложил руку Джейсон Макклауд. — Джайлс постепенно избавлялся от манер доктора Ашока.

— Но Макклауд работает на вас, не так ли?

— Время от времени он выходит из-под контроля.

— Я думаю, что это он убил Калки. Знаю, доктор Ашок с этим не согласен. Но что об этом думаете вы, Джайлс?

— Ах, Тедди, на земле и в небесах столько всего, что другим местам и не снилось. Кроме того, моя дорогая красавица, причина неудачи кроется не в нашем рабском положении, а в том, что наши души в рубцах и шрамах… — Словесный понос продолжался.

Сотрудники служб безопасности, стоявшие у «Нараяны», нервничали ничуть не меньше, чем до убийства в «Мэдисон сквер-гардене». В дополнение к собственной охране у пристани шныряло и что-то вынюхивало множество агентов в штатском. Временами казалось, что главной функцией американских секретных служб века Кали была слежка за гражданами страны.

Лакшми и Джеральдина сидели в главной кают-компании и пили коктейль «Кровавая Мэри». Я хотела сказать им, что в середине дня пить опасно. Но у меня не хватило духу. Они слишком многое вынесли.

— Тедди! — Казалось, Джеральдина искренне обрадовалась мне.

И Лакшми тоже.

— Я знала, что ты не изменишь. — Она обняла меня.

— Тедди Оттингер — лучезарный Совершенный Мастер и источник вдохновения для всех нас. — Сделав это заявление, Джайлс снял с себя седой парик, плеснул на салфетку водкой и стер с лица грим. Затем, снова став Лоуэллом, он провозгласил: — Пора.

— Да, — сказала Лакшми. Она слегка шаталась, и Джеральдина взяла ее за руку. Женщины, одетые в просторные сари, покачивались, как цветы на летнем ветру. Они выглядели счастливыми, и я задумалась, с чего бы это. От водки?

В салон вошел Калки. Три других Совершенных Мастера распростерлись перед ним ниц. Стремясь поддержать командный дух, я последовала их примеру. Я решила, что все это мне снится. Ничем другим объяснить появление этой фигуры на пороге было нельзя. С другой стороны, если это был не сон, то в дверях стояло привидение; а я в привидения не верила.

— Нама Шивайя! — Все трое в один голос пропели пять слогов, которые для меня ничего не значили.

Калки подошел к нам. Его лицо было маской из кованого золота. Голос отливал бронзой.

— Я — Шива, — сказал голос. — Разрушитель.

— Нама Шивайя, — пропели остальные.

«Нама Шивайя» на санскрите означает «я склоняюсь перед Шивой».