Наутро, проснувшись и опасаясь, что все было только во сне, они еще раз накрепко сплелись, к вящей радости дома.
С ним это было в первый раз.
Архитектор хоть и тронулся умом, но с дочкой не спал, супруги, что жили до него, ложились порознь, а еще раньше попадались сплошь холостяки.
Дом пропускал по одному сквозь ставни спальни солнечные лучики, щекоча ими Бена с Фонтанной, чуть потрепал постель прохладным сквознячком.
То был прекрасный первый раз!
Бен и Фонтанна перекатились на край громадной кровати, им захотелось посмотреть, где же они сейчас.
Дом тут же распахнул балконные ставни, и ласковое солнце затопило комнату. Они встали, и только теперь им припомнилась водка с шампанским.
Бен схватился за голову, Фонтанна — за живот, и оба, ковыляя, вышли на балкон.
В честь их первого утра дом приготовил сюрприз. Он стоял на лесной опушке, около дикого озера, в полном безлюдье.
В этот еще довольно ранний час вода хранила цвет весеннего утра: бледно-зеленый, светозарно-прозрачный. Все вокруг дышало живым покоем. Ивы полоскали в озере свои ветви, на другом берегу цапля чистила перья. По чистому небу пробегали редкие облачка, очутившись над озером, они смущенно думали, зачем их сюда принесло, и старались проскользнуть побыстрее, пока никто не заметил. К берегу подплыла утиная семейка.
— Удрали, — еле ворочая языком, выговорил Бен. Это отняло у него столько сил, что для их восполнения он стал растирать себе голову.
— Пусть живут на воле, — слабым голосом пролепетала Фонтанна, держась за живот.
— Небось, надоело торчать на кухне…
— Конечно, разве это жизнь для уток!
— А ведь неплохо придумали! — сказал Бен, пыхтя и шатаясь, влез на перила балкона, закрыл глаза и плюхнулся в озеро, безжалостно взбаламутив водную гладь.
Цапля вспорхнула и полетела прочь, утки отплыли подальше от берега. Фонтанна в первый миг опешила, уставясь на круги, что расходились по воде в том месте, куда брякнулся Бен, а потом и сама взобралась на перила.
Озеро было глубокое, Бен долго шел ко дну, а потом, оттолкнувшись ногами, снова вынырнул на поверхность и как раз попал под брызги, которые взметнула Фонтанна. Он подождал, пока она всплывет, смотрел, как появляются из-под воды голова, шея, плечи, и в нем зародилось желание кого-то поблагодарить.
— Ух! Здорово! — выдохнула Фонтанна.
— Благодарю, — промолвил Бен.
От холодной воды обоим стало лучше. Они немного побарахтались и окончательно пришли в чувства и здравый рассудок.
— Поплыли на тот берег? — предложил Бен.
— Кто первый! — крикнула Фонтанна.
Бен замялся:
— Я как-то не в форме…
— И я как-то тоже.
— Да, но ты девушка!
— Откуда ты знаешь? Да и какая разница?
— Потому что девушки плавают лучше. А знаю оттуда, что сегодня вместо завтрака у меня была ты.
Фонтанна улыбнулась, глаза ее блеснули.
— И правда… — сказала она медленно — ей показалась соблазнительной идея.
В воображении нарисовалась картинка (она лежит обнаженная на лиственном ковре, и между ногами — голова Бена), картинка претворилась в мысль, мысль облеклась в слова, и она полуневинно — полу-вовсе нет предложила:
— Давай, кто первый доплывет, тому награда?
Слова скользнули по воде, залились Бену в уши, проникли в мозг, а там возникли мысли и картинки (он стоит обнаженный, спиной к большому дереву, а рядом с ним Фонтанна на коленях), и он воскликнул с жаром:
— Давай! Давай!
Они взглянули друг на друга, каждый пытался разглядеть картинку в голове другого.
— Ртом? — спросила Фонтанна.
— Ртом, — согласился Бен.
Раз… два… три!
Они рванули что есть сил. Не оглядываясь на соперника, глядя только вперед, чтобы не отклониться от курса и не потерять драгоценное время. Плыть надо было не сказать, чтоб очень далеко, но все-таки изрядно. Бен мощно загребал и двигался рывками, Фонтанна — ровно и стремительно.
Они неслись ноздря в ноздрю.
Между тем картинки поменялись головами (Бен увидел себя между ног у Фонтанны, а Фонтанна себя на коленях у Беновых ног), и каждый понял, что предпочитает проиграть.
Началась гонка наоборот. И Бен, и Фонтанна сбавили скорость, старались плыть как можно медленней и то и дело проверяли, где соперник. Плыли тише, еще тише… почти не шевеля руками и ногами.
Заплыв, казалось, никогда не завершится.
Но все же улитка-Бен и черепаха-Фонтанна неотвратимо приближались к берегу.
«Да, черепахи явно лучше умеют плавать», — подумала улитка, оказавшаяся первой.
Фонтанне удалось изобрести плавание на месте, и Бен ее обогнал.
* * *
Бен ждал Фонтанну, прислонясь спиной к большому дереву.
Слегка шатаясь, голая и мокрая, она вышла из воды и, пряча улыбку, сказала:
— Браво! Ты так быстро плаваешь!
Бен клял свою победу-поражение. Однако Фонтанна подошла к нему совсем близко и опустилась на колени у подножия дуба.
Бен глянул вниз, у него захватило дух, и он поскорей перевел взгляд на озеро. Перемахнул его глазами, поднялся к дому, на балкон, на крышу, по трубе и воспарил… Победа-поражение оказалась сладостной, и эта сладость разлилась по жилам.
Он снова глянул на Фонтанну, вцепился в дуб, опять взвился на небо и громко закричал.
Испуганные птицы разлетелись во все стороны. Но Бен сквозь слезы их почти не видел.
— Ням-ням, — промурлыкала Фонтанна. Она встала с колен, отцепила Бена от дуба и обняла его, обмякшего.
Они сидели под дубом и смотрели, как играют на воде золотые чешуйки полуденного солнца.
— Видишь? — Фонтанна указала пальцем. — Это Дом.
Неподалеку от них белка грызла орешки, сидя на ветке, цапля таскала рыбу из воды, мама-утка посреди озера кормила из клюва птенцов.
— Что за свинство! — возмутилась Фонтанна. — Все едят, кроме нас!
— Я жутко голодный, — сказал Бен.
— Что бы такое съедобное найти?
— Дерьма пирога.
— Да и этому добру не из чего набраться.
— Рыбу ловить я не умею.
— А я ее не ем.
Бен поскреб в затылке:
— Тогда придется помирать.
— Ну… — протянула Фонтанна. — А вдруг и после смерти голод не пройдет? И мы окажемся в дураках!
— Там, может, найдется жратва…
— Наверняка! Что-нибудь зверски вкусное!
— Кускус.
— Перепелки с виноградом!
— Осьминоги с рисом!
— Вот такущие пиццы! — Фонтанна округлила руки.
— Горгонзола!
— Рататуй!
— Рататуй!!
— Рататуй!!!
Они замолкли и глотали слюнки, представив себе блюдо с рататуем.
— Все страшно вкусное! — вздохнула Фонтанна.
— И необыкновенное!
— Розовый салат!
— Гигантские сардельки!
— Сладкая колбаса!
— Коровьи яйца!
— Жирафий сыр.
— Неубитые омары!
— Что?
— Неубитые омары.
— Как это? Их едят, а они остаются живыми?
— Ага… Их едят, а они себе плавают в море и знать ничего не знают.
— Бен!
— Что?
— Можно я тебя поцелую?
— Конечно.
Она приникла к нему губами, закрыла глаза и провела языком у него во рту.
— Бутерброд с тобой… — прошептала она.
Бен улыбнулся:
— Шербет из твоей грудки.
— Бифштекс с твоей спины.
— Салат с твоими волосами.
— Фрикасе из твоих бедрышек.
— Шашлык из твоих ягодиц!
— Нет, из твоих!
Бен замялся, ища, что бы еще полакомей придумать для загробного меню.
Искал, искал, но ничего не находил. Вдруг до него дошло: он ищет то, что уж давно нашел, а потому и не находит!
— Твоя киска, — так прямо и сказал он.
— Ладно, — кивнула Фонтанна.
Фонтанна села, прислонясь спиною к дубу, и раскинула ноги, а Бен пристроился между ними.
Она положила руки ему на голову.
Все получилось быстро.
Три раза подряд.
В первый раз Фонтанна влажным взглядом смотрела на дом и на озеро. Во второй закрыла глаза и слушала шум ветвей и щебет птиц. А в третий снова раскрыла глаза, широко-широко, но ничего уже не видела и не слышала.
Бен был готов хоть целый день играть в эту игру, но побоялся за Фонтанну.
Он поднял голову и положил ей на живот. Фонтанна растрепала ему волосы, и оба задремали.
— Твои губы… — пролепетала Фонтанна, погружаясь в сон.
— Дай есть! Дай есть! Дай есть!
Бен проснулся от панических воплей в животе у Фонтанны. Он слушал их, сначала забавляясь, потом удивляясь, и, наконец, встревожился всерьез.
Он посмотрел на Фонтанну: глаза ее были закрыты, а губы шевелились, как будто она что-то жевала. Он встал, разбудил ее, потянул за руку:
— Пошли домой, что-нибудь да придумаем.
Фонтанна очень ослабела и безмолвно побрела в воду вместе с Беном. Поплыли не спеша, размеренно, чтобы хватило сил доплыть до дома. Бен то и дело озирался на Фонтанну — она все больше отставала и становилась все бледнее.
На берег она вышла совершенно помертвевшая и выдохнула:
— Больше не могу.
Бен подхватил ее под мышки и кое-как довел до дома, помог подняться в спальню и уложил в кровать. Укрыл ее, продрогшую, и сам сел рядом. Он не знал, что делать, не знал, где они находятся, и не хотел оставлять Фонтанну одну.
В отчаянии, он уже решил, что они тут и впрямь подохнут с голодухи.
Но он забыл про Дом.
Вдруг нежданно-негаданно на потолке открылся люк, из него, звякнув, опустилась до самого пола раздвижная лестница.
— Что это? — спросила Фонтанна.
— Посмотрим, — сказал Бен.
Он поднялся по лесенке, просунул голову в люк и, завопив: «Сюда, Фонтанна!» — влез на чердак.
Фонтанна собрала последние силы, завернулась в простыню и поползла по ступенькам. Бен протянул ей руку и втащил наверх.
— Гляди!
— Вау! — всхлипнула Фонтанна.
Они восторженно обозревали продовольственные запасы архитектора.
На чердаке было темно, но проникавшего снизу через люк света хватало, чтобы разглядеть горы банок с консервами.
Фонтанна несколько порозовела, а Бен спустился и принес пару свечек.
Осмотр при свечах показал, помимо банок, макароны всех видов, печенье, рис, сахар, сигареты, специи.
— Чашечку кофе? — предлагала Фонтанна, пытаясь приподнять здоровенный мешок с кофейными зернами.
— Бочоночек вина? — вторил Бен, освещая бочонок.
Они настолько ошалели, что на время забыли о голоде и уселись на пол посреди всего этого съестного великолепия.
— Дом, я тебя люблю, — сказал Бен.
Дом был не избалован признаниями в любви. Стены кухни покраснели, лестница раскалилась, в спальне стало жарко, как в тропиках.
— Ну, надо же поесть, — вспомнила все же Фонтанна. Она встала и принялась разбирать залежи консервов.
Вдруг она коротко вскрикнула и, пряча руки за спиной, подошла к Бену. На лице ее сияла загадочная улыбка.
Бен тоже встал.
— Что такое? — спросил он.
Тогда Фонтанна вытащила руки — в каждой было по банке.
— Рататуй! — завопил Бен и кинулся ее целовать.
* * *
Они выложили рататуй на большую тарелку, вынесли на балкон и поставили греться на палящем солнце.
За обедом было не до разговоров.
У озера, вдвоем, такая благодать! Время текло очень медленно, еле струилось, минуты растягивались на часы, часы — на недели.
Никакой быстротечности…
* * *
Спустя немного времени (неделю-другую), после обеда, Бен и Фонтанна, наевшись до отвала рататуя, курили на балконе.
Фонтанна не спросила:
— О чем ты думаешь?
На что Бен не ответил:
— Ни о чем.
Только что за столом Бен с полным ртом сказал Фонтанне, что озеро не озеро, если в нем нет чудовища.
А поскольку они ничуть не сомневались, что их озеро настоящее, то поджидали, когда же появится его чудовище.
Чудовище не появлялось.
— Сейчас все звери спят, — сказал Бен. Его и самого клонило в сон. — Чудовище, наверно, тоже.
— Возможно… а может, оно, наоборот, тогда и появляется.
— С чего бы?
— Чтобы звери его не увидели.
— А что ему до этого?
— А то они перепугаются и убегут.
— И ладно — ему будет только спокойнее.
— Бен!
— А?
— Дурак ты, что ли?
— А что?
— Если все звери разбегутся, что оно будет есть? Мы сами-то недавно чуть не сдохли, ты забыл? А представляешь, каково чудовищу, с его чудовищным аппетитом!
— Не знал, что оно питается животными.
— А чем ему, по-твоему, питаться? Травой и тиной?
— Послушай, хватит! Я не знаю! Я не спец по чудовищам!
— И в школу не ходил?
Бен затянулся сигаретой и с издевкой ответил:
— Нет, дорогая, не ходил. А даже если б и ходил, не думаю, чтобы меня там спрашивали: «Чем, кроме других животных, питается озерное чудовище?»
— Ну ладно, успокойся.
— А хочешь, докажу, что в твоей поганой школе такого не спрашивают?
— Она не моя.
— Потому что иначе я бы в нее ходил! — закончил Бен и раздавил окурок в пепельнице, которая стояла между ними на перилах.
Он подошел к Фонтанне сзади, обнял ее за талию и поцеловал в шею.
— Никакая она не моя, — бормотала Фонтанна.
— Ну прости, — шепнул Бен.
— Никакой школы у меня нет и не было, да и не больно нужно!
— Хорошо, хорошо.
Он поцеловал ее еще раз. Она запрокинула голову и прижалась к его плечу.
— Ну и каких же оно ест животных? — робко спросил Бен.
Фонтанна улыбнулась:
— Самых дрянных и бесполезных.
— Такие есть?
— Нет… оно само их делает… нарочно для еды.
— И что ж это за твари?
— Фу, мразь! — поморщилась Фонтанна.
— Но кто они такие?
— Я же сказала — мразь. Прям так и называются — мрази.
Бен озадаченно взглянул на девушку:
— Я вот чего не понимаю…
— Ну?
— Раз чудовище ест только мразей, ему должно быть наплевать, если все остальные, нормальные звери сбегут?
Фонтанна стала лихорадочно соображать, приговаривая про себя: «Сейчас-сейчас, мой умник…»
— Нет, — сказала она наконец, — и я тебе скажу почему… если ты мне зажжешь сигаретку.
Бен достал сигарету, прикурил и поднес к губам Фонтанны. Она глубоко затянулась.
— Чудовищу другие звери не нужны, они нужны вот этим самым мразям. Они ужасные уродины, и если б мразь узнала, что она такая мразь, то тут же умерла б от горя. Но их спасает глупость и богатое воображение. Увидит мразь какого-нибудь зверя — и думает, что и она такая же, как он. Видишь вон ту красивую цаплю? Так вот, если б ее увидела мразь, она бы сразу же вообразила себя красивой цаплей… пока ей не попался бы еще кто-нибудь. Теперь вернемся к твоему вопросу. Если другие звери разбегутся, одни только мрази и останутся. Озеро не такое большое, так что они все время будут натыкаться друг на друга, считать себя уродливыми мразями и очень скоро все перемрут. А если тут переведутся мрази, — поглядывая на горящий кончик сигареты, закончила Фонтанна, — что станет есть чудовище?
— Вот это да! — восхитился Бен.
Фонтанне не хотелось останавливаться. Она ждала, что скажет Бен, а он задумчиво глядел на озеро.
— Чудовищу не позавидуешь, — сказал он после краткого раздумья.
— То есть? — живо спросила Фонтанна.
— Ну как же, ведь эти мрази, пускай они, по-твоему, уроды и тупицы, но все-таки, должно быть, чертовски славные, забавные ребята. Иначе почему никто от них не шарахается и ни одно животное не возражает, чтобы они себя считали им! Раз уж и цапля соглашается, значит, мрази вполне ничего. И получается, чудовище должно выбирать: или сдохнуть от голода, или лопать таких симпатяг. Подумай только, как ужасно! Оно, конечно, может наделать новых мразей, но все равно — мученье каждый день! Врагу не пожелаешь такой жизни.
— И вовсе нет! — мгновенно отбилась Фонтанна. — Жизнь у него — сплошное удовольствие. Потому что… оно придумало чудесный фокус…
Бен посмотрел на нее с веселой насмешкой.
— Когда оно съедает мразь, оно его не убивает, а… а превращает! Хоть мрази постоянно принимают чей-то облик, у них есть самое любимое животное, которое они все знают. Знают так хорошо, что могут в животе чудовища, в известной стадии пищеварения, в него и превратиться. Так что наружу из чудовища выходят в виде этого животного!
У Бена просто челюсть отвалилась. А Фонтанна осталась ужасно довольна собой, но уже утомилась.
— Это что ж, — не унимался Бен, — выходит, все здешние животные — бывшие мрази?
— Ну да, — устало кивнула Фонтанна.
— И они об этом помнят?
— Вот этого не знаю, — сдалась она.
Бен понял: она выдохлась.
— Ну и ладно, не важно, — сказал он и обнял ее.
— У меня голова разболелась, — призналась Фонтанна.
— Пойдем-ка отдохнем!
— А как же чудовище?
— По-моему, оно сегодня не появится. Пошли!
Он взял ее на руки и отнес в постель.
Они были частью озерного мира, а в этот час на озере и в озере все спали.
* * *
Они лежали на спине, одетые и глядя в потолок.
Фонтанна чувствовала, что вот-вот заснет, и в сладкой истоме следила, как отходит ко сну ее разум. Вот он надевает пижаму, ныряет в постель, перелистывает страницу-другую какой-то скучной книжки, гасит свой прикроватный светильник разума и закрывает глаза.
Какая-то смутная мысль беспокоила Бена. Он докопался до нее и тут же в досаде скривился. Будить Фонтанну он не собирался, но у него невольно вырвалось:
— О, черт!
Фонтаннин разум открыл глаза, зажег светильник, сел в кровати, сердито скрестил руки на груди, нахмурил лоб и устами Фонтанны спросил:
— Что такое?
— Да нет, ничего, — поспешно спохватился Бен, но голос выдавал его тревогу.
«Ну, ничего так ничего», — подумал разум, довольный, что можно спать дальше. И, хоть что-то его неприятно царапнуло, старательно проделал все в обратном порядке: разгладил лоб, опустил руки, лег, погасил светильник и закрыл глаза.
Опочивальня разума погрузилась во тьму. Но вдруг светильник снова вспыхнул. «Да что ж такое! — возмутился разум. Глаза его опять раскрылись, в руке был зажат выключатель, тревожный голос Бена не давал ему покоя. — Никак не засну!»
— Нет, говори уж, что такое? — повторила Фонтанна.
Бен понял, что «о, черт!» его выдал, и виновато объяснил:
— Ведь мрази все равно будут встречаться…
Разум тяжко вздохнул. «Опять эти мрази!» — подумал он со злостью.
— Да ладно, плюнь, — буркнула Фонтанна и скоро снова засопела.
Но плюнуть Бен никак не мог. Он так и видел, как встречаются две мрази и тут же умирают, и страшно мучился.
Вот так лежать и мучиться, и быть единственным свидетелем воображаемой дуэли, в которой оба дуэлянта обречены на смерть, Бен больше был не в силах. Он встал — пройтись, покурить и развеяться.
Смурной, он вышел из дому и добрел с сигаретой в зубах до самого берега озера.
Всё спало в этот знойный послеполуденный час.
Всё и все, кроме Бена. Что за несправедливость, думал он и клял судьбу, свою и бедных мразей.
Впрочем, что толку злиться! И Бен утих. Только скорбь осталась в его душе. Он сел на берег и горько зарыдал, случайный гость на погребении несчастных мразей, которые прожили жизнь как братья и братски разделили смерть.
Слезы текли по его щекам, слезы смертной тоски и бессилия.
Иные капали на землю, отскакивали от нее и попадали прямо в воду. Круги расходились по глади, но Бен ничего не видел.
Он сокрушался, плакал, размышлял, мучительно искал решение.
И нашел!
Рыдания утихли, слезы высохли.
Бен улыбнулся, весело окинул взором озеро, встал и бегом помчался в дом.
В столовой он оторвал свисающий кусок обоев, вытащил из кармана ручку и, облокотившись о стойку, стал лихорадочно писать.
Довольно долго строчил, не отрываясь, потом как будто бы закончил, отложил было ручку, но тут же снова схватил и приписал что-то еще.
С обойным лоскутом в руках он поднялся в спальню, на цыпочках прошел на балкон. Впихнул в себя остатки рататуя, подсунул под тарелку свой лоскут и наконец залез в постель.
Чтобы не разбудить Фонтанну, он обнял ее только мысленно. Фонтанна почесала нос, а Бен закрыл глаза и стал дышать с ней в унисон, чтоб поскорей заснуть.
Впервые за долгое-долгое время дому не хотелось сниматься с места. Так хорошо ему было стоять тут, у озера, служа приютом двум влюбленным, двум своим друзьям.
Да и пришел он сюда не случайно. Когда-то, много лет тому назад, во время одиноких странствий он уже забредал в это место, и оно ему очень понравилось, но стоять просто так, одиноким, пустым и ненужным, совсем не хотелось. И он дал себе слово вернуться с людьми, как только попадется кто-нибудь нормальный.
Дом не спал. Он охранял спокойный сон Фонтанны с Беном, их ровное дыхание. Когда над озером летела с громким криком стая птиц, он позаботился прикрыть все окна, а потом опять открыл их.