Книга: В когтях тигра
Назад: ГЛАВА 4
Дальше: ГЛАВА 6

ГЛАВА 5

Внезапно стало одновременно неловко и страшно. Явилась без приглашения, а предварительно еще и скандал в деканате закатила. Вот что он теперь обо мне подумает? Ничего хорошего, однозначно. Впрочем, его мысли совершенно не важны, главное — забрать пинё и постараться решить все проблемы, а потом зайти в деканат и все же попросить поменять язык изучения. А если не выйдет, можно вообще забрать документы и попробовать перевестись в другое место. Подобная мысль еще накануне не приходила мне в голову, а сейчас она виделась чуть ли ни единственным выходом из сложившейся ситуации. Я очень хотела сбежать от событий последних двух дней и всего, что о них напоминало. Да и атмосфера в группе вдруг стала совсем недружественной. Университет перестал быть тем местом, куда хотелось бы вернуться.
Открывший дверь Ком Хен, судя по выражению лица, был не очень рад меня видеть, что совершенно неудивительно. Губы поджаты, брови нахмурены, а руки скрещены на груди, от чего белая домашняя футболка натянулась на плечах, обрисовывая рельефные мускулы. Ком Хен выглядел очень молодо, наверное, из-за домашней одежды, которая совсем не вязалась с привычно строгим обликом преподавателя. Даже лед в глазах сейчас был совсем другим. Впрочем, он начал таять, когда Ком Хен посмотрел на меня внимательнее. На смену холодному отстраненному недовольству пришло совсем иное выражение, которое я бы охарактеризовала как едва сдерживаемую ярость, но она очень быстро растворилась в черном безразличии его глаз. Я представляла, что вид имею жалкий. Волосы слиплись, и по ним стекает вода, тонкая ветровка промокла насквозь, тушь, которую я торопливо нанесла в туалете универа, размазалась, а на щеке красной полосой обозначился след от ногтя Ленки.
— Анжелика, что произошло? — обеспокоенно поинтересовался он и отступил, пропуская меня внутрь. Цепкий взгляд скользнул по щеке и на секунду задержался на шарфе, закрывающем шею.
— Мне нужны пинё, — сказала я, не торопясь заходить в квартиру. — Очень нужны!
Снова потекли слезы, и Ком Хен скомандовал:
— Быстро заходите! И расскажите, что случилось! Судя по всему, об этом не стоит разговаривать через порог. К тому же вы вымокли насквозь! Так и простыть недолго.
— Все плохо! — Единственное, что я смогла произнести, и разрыдалась, присев на пол у него в прихожей. Кажется, реветь в обнимку с сапогами и ботинками стало входить у меня в привычку.
— Анжелика, ну что вы?! — Ком Хен выглядел растерянно и озабоченно. Он взъерошил короткие черные волосы и с несчастным видом уставился на меня. — Перестаньте и объясните, что произошло. Хотя… — Он задумался и еще раз окинул меня пристальным взглядом, видимо подмечая каждую мелочь в моем облике. — Ничего не рассказывайте. Вы не в том состоянии, чтобы говорить. Проходите, умойтесь, отдышитесь, а я напою вас чаем. Нормальным чаем, а после обсудим все возникшие проблемы.
— Не хочу я чай! — Истерика не отпускала, руки мелко дрожали, и хотелось бежать, схватить пинё, отдать их избившим меня уродам и спрятаться дома, закрывшись ото всех.
— Расценивайте чаепитие как лекарственное средство. О некоторых вещах лучше не заводить разговор сразу, сначала стоит успокоиться. Все равно в данный момент, подозреваю, у вас получится только реветь.
Ком Хен был неумолим, он даже поднял меня, крепко ухватив за руку. Я поморщилась, запястья пронзила неприятная боль. Мужчина заметил гримасу и перевел взгляд на мои руки. Рукав ветровки задрался, и стал виден синяк. На лице Ком Хена промелькнула тень, а в черных внимательных глазах вспыхнули искры. Я готова была поспорить — он зол. Чертовски зол. Но на лице не дрогнул ни один мускул, Ком Хен не сказал ни слова и сразу же отпустил руку, когда понял, что я уверенно стою на ногах и никуда не упаду.
— А может, вы мне просто отдадите шпильки, и я пойду? — Я предприняла последнюю попытку. — Они же мои, я могу их забрать, когда захочу…
— Можете, можете… — Ком Хен кивнул, подталкивая меня в сторону ванной комнаты. — Но сначала умоетесь, успокоитесь, попьете чаю и расскажете, что еще произошло в вашей жизни. Это напугало вас сильнее, чем вонгви.
От воспоминаний снова начало потряхивать, но я послушно прошла в ванную комнату, отмечая про себя, что Ком Хен был все же прав, сейчас я бы не смогла связать двух слов. От одних мыслей хотелось позорно разрыдаться, что я и сделала, едва за спиной закрылась дверь.
Ванная комната оказалась большой. Нет, не так — она была просто огромной, неприлично роскошной и очень интимной. Мне стало немного не по себе. Здесь находились личные вещи, которые, как мне казалось, я не должна была видеть: банный халат на вешалке, зубная щетка в стакане, и флакон с туалетной водой, запах которой был до боли знаком, стоял на полке у зеркала. Все остальное, вероятно, было убрано в шкафы, но и этого оказалось достаточно, чтобы я испытала неловкость.
Не смотреть по сторонам не получалось, поэтому я решила удовлетворить свое любопытство. В первую очередь внимание привлекал черный глянцевый потолок с точечными светильниками — это меня покорило сразу. Я привыкла, что потолок обычно белый и матовый. Черный должен бы казаться ниже, но ничего подобного. Этот создавал впечатление бесконечного звездного неба. Возможно, из-за множества светодиодов, размещенных под натяжной тканью. Пол в ванной тоже был черным, а стены насыщенного бордового цвета, выложенные матовой плиткой с легким глянцевым рисунком, который издалека походил на брызги воды и точно так же повторялся на черной половой плитке. Войдя в ванную, я даже попыталась обойти глянцевые брызги, на секунду предположив, что на полу разлита вода.
Я подошла к прозрачной раковине и открыла воду. Специально повернула синий вентиль, хотелось немного прийти в себя. Несмотря на то что я и так замерзла, освежающая прохлада была лучшим из доступных средств, чтобы возвратить ясность мысли. Похоже, для снятия стресса холодная вода, как и рыдания на корточках рядом с обувью, входят у меня в привычку. Я держала руки под мощной струей и думала о том, что творится в жизни. Все мысли, как одна, были безрадостные и упаднические. Очнулась лишь, когда пальцы начало сводить от холода. Зато в голове прояснилось, и я наконец-то взглянула на свое отражение в зеркале.
Выглядела я, конечно, отвратительно. Иного и ожидать было нельзя. Тяжелая, страшная ночь перетекла в ужасный день. К тому же я замерзла, промокла и наревелась. Результат всего этого был налицо, причем и в прямом и в переносном смысле. Обычно блестящие черные волосы сейчас казались тусклыми, безжизненными и давно немытыми. Они уже немного подсохли, но спутались от ветра и висели неопрятными сосульками, расчесывать которые пришлось довольно долго. Я очень надеялась, что Ком Хен не оскорбится из-за того, что я воспользовалась его расческой. Глаза покраснели, веки припухли, тушь размазалась и придала мне болезненный вид, так как походила на серые тени усталости. Я с наслаждением умылась, но поняла, что не стала симпатичнее. Бледные дрожащие губы, огромные испуганные глаза, не такие чернильно-черные, как у Ком Хена, но все равно непривычные для средней полосы России. Темно-карие цвета горького шоколада.
Мне шел макияж. Без него я походила на блеклый негатив. Черты лица в целом яркие и немного экзотичные словно стирались из-за более светлых ресниц с бровями и неярких губ. Впрочем, для кого мне сейчас выглядеть хорошо? Не для Ли-сонсеннима же? У него и без меня поклонниц хватает. Конечно, я могла убеждать себя сколько угодно, но тем не менее стеснялась того, что сейчас на порядок страшнее, чем выгляжу обычно.
Когда размотала шарф, то заметила, что на шее видна небольшая, сантиметра три длиной, тонкая царапина — почти незаметное напоминание о сегодняшнем унижении. Синяки на запястьях выглядели страшнее. Я не стала снимать влажную кофту, чтобы посмотреть, на что похожи плечи и живот. Подозревала, что синяки там не меньше, чем на руках. Но сделать было уже ничего нельзя, только если дома намазать гепариновой мазью, а сейчас даже не стоит расстраиваться по этому поводу. Лучше не думать и постараться забыть. Только вот почему-то не получается.
Я выдохнула, собралась с мыслями и вышла из ванной в широкий коридор, выдержанный в светлой фисташковой цветовой гамме. Бледно-зеленые стены и мягкий беж ковра на полу после агрессивной ванной комнаты действовали умиротворяюще. Здесь отдыхал взгляд, но как мне казалось, ванная значительно больше говорит о своем владельце. Коридор, комнаты — это внешняя оболочка, то, что человек хочет демонстрировать гостям, а вот ванная и спальня отражают внутреннее состояние. Правда, мой стройный логический ряд рушился, едва только я вспоминала свою квартирку. Если так судить, то внутри у меня самая дешевая бледно-голубая плитка, скрытая задернутой шторкой с дельфинчиками. Но я не имела возможности оборудовать свою квартиру так, как мне того хочется, а вот у Ком Хена средства для этого были, да и желание, похоже, тоже.
«И все же интересно, в спальне у него такая же агрессивная обстановка, как и в ванной? Черные простыни, шелк, вишневые шторы?» Отогнав опасные мысли о преподавательской спальне, я зашла в комнату, которая, по всей видимости, служила столовой, совмещенной с гостиной.
— Анжелика, проходите! — Ком Хен сидел за стеклянным столом. Перед ним на столешнице были разложены циновки и расставлена посуда для чайной церемонии. Я такую видела на каком-то фестивале еще в прошлом году. Никогда не думала, что корейцы используют это все в повседневной жизни. Я не питала иллюзий, что подобная честь оказана мне. Скорее всего, для Ли-сонсеннима все это было привычно.
Я прошла в комнату, стесняясь и не представляя, как себя вести. Чувствовала себя жалкой, неловкой и чужой на белоснежном ковре среди дорогой мебели и возле Ли Ком Хена, расслабленно откинувшегося на спинку стула и переставляющего небольшие пиалы для чая.
— А может, вы мне отдадите… — снова завела я старую песню.
— Анжелика, — мужчина укоризненно покачал головой, — вам ведь помогло умывание, правильно? Вы не рыдаете, не впадаете в истерику. Вам лучше?
Я нерешительно кивнула, еще до конца не понимая, куда он клонит.
— Ну вот видите, мои советы оказались кстати! — Ком Хен искренне улыбнулся, пожалуй, впервые на моей памяти. Улыбка получилась озорная, совсем мальчишеская и очень красивая. — Поэтому слушайте меня и дальше. Подождите полчаса, и после этого вы сможете рассказать мне то, что произошло, спокойно, не срываясь в рыдания. Вам же самой станет легче. В данный момент не уверен, что вы сможете ясно изложить свои мысли.
От его слов глаза наполнились слезами, и я согласно кивнула. Нет. Не смогу.
— Значит, садитесь и наслаждайтесь вкусом и ароматом хорошего чая. Не зря действо носит название — «Чайная церемония». Это ритуал, во время которого уходят ненужные страхи, лишние мысли и тревоги. В голове остается только действительно важное. То, что имеет значение.
— Все мои страхи важные… — скорее из чистого упрямства заявила я, но послушно присела на стул напротив. Руки все еще немного дрожали, и я их спрятала во влажные рукава. Шарф остался в ванной, и взгляд Ком Хена то и дело замирал на моей шее, но мужчина упорно молчал и не задавал никаких вопросов. Я была ему за это благодарна. Раз мы решили не говорить о проблемах в ближайшие полчаса, логично идти в этом до конца.
— Доверьтесь мне, хорошо? Иногда в нашей душе скапливается слишком много эмоций. На эмоциональных людей проще воздействовать, проще запугать или внушить что-то. Важно уметь отрешиться от собственных чувств, познать покой и взглянуть на окружающий мир с точки зрения рационализма. Чайная церемония не позволит вам сразу же обрести хладнокровие, но с текущими проблемами и сумятицей в душе поможет справиться. Вы посмотрите на свои проблемы как бы со стороны.
— Но я не хочу стать хладнокровной! Простите, но пофигисты и любить не умеют! — Я заерзала на стуле, подумывая, не сбежать ли отсюда. Неужели теперь все в моей жизни будет происходить со сложностями? Я согласна попить чаю, но вот с эмоциональностью расстаться не готова.
— Анжелика, вы утрируете. Поверьте, чашка жасминового чая не лишит вас способности любить, а всего лишь успокоит. Поэтому просто постарайтесь немного посидеть молча. Я же не прошу от вас слишком много. Правда ведь?
Его голос прозвучал низко, хрипло и очень интимно. У меня вспыхнули щеки, а по позвоночнику начал разливаться жар. Меня совершенно не устраивало, как тело реагирует на Ком Хена. Ведь он мне даже не нравился. Слишком экзотическая внешность, не лишенная особого очарования, но чужая, непонятная и оттого немного пугающая. Особенно непроницаемый взгляд. Я привыкла читать людей по глазам, улыбкам, мимике. Ком Хена прочитать невозможно, он всегда был подчеркнуто вежлив и невозмутим. Кто знает, что у него на уме? За вежливой улыбкой мог скрываться кто угодно: и циник, и ранимая натура с кучей комплексов, и настоящий маньяк. Я не хотела даже пытаться узнать, какой он на самом деле, но почему-то как завороженная следила за его руками, ловила улыбку и млела, когда он говорил со мной тихим хрипловатым голосом.
Ком Хен поставил справа от себя на стол небольшую жаровню, а слева посуду, необходимую для церемонии.
— В наших традициях, — тихо произнес он, невольно заставляя вслушиваться в каждое слово, — важен не сам процесс, а состояние души. Гармония.
— Вот вы правда считаете, что сейчас для этого самое время? — Я нервно передернула плечами. — Для достижения гармонии мне сейчас показан не чай, а слоновья доза фенозепама. И то не уверена, что поможет.
— Фенозепама у меня нет. Вообще, не знаю, продается ли он без рецепта врача. А вот чай есть. Поэтому расслабьтесь и отдыхайте.
Я хотела снова возразить, привести аргументы и опять потребовать шпильки, но внезапно поняла — все это вряд ли поможет. Проще смириться и подождать несчастные полчаса, чем потратить их на нелепые доказательства собственной правоты.
Ком Хен заваривал чай неторопливо и уверенно. Было видно — этот процесс ему приходилось совершать раньше и не раз. Он сначала налил в пиалу кипяток, а потом бамбуковой ложкой осторожно и по чуть-чуть засыпал зеленый чай с тонким, едва различимым запахом жасмина. Потом поставил чашечку на стол и, закрыв глаза, провел над ней ладонью. Едва заметный белесый дымок на миг стал серебряным. Аромат чая усилился, в нем появились терпкие коричные нотки, а потом все закончилось. Только на лбу Ком Хена испариной выступил пот. А рука, которую он торопливо положил на столешницу, заметно дрожала.
— Что это? — настороженно поинтересовалась я, не решаясь сделать первый глоток и с опаской разглядывая ароматный зеленый чай. На первый взгляд совершенно обычный.
— Ну вы же интересовались моими способностями. — Ком Хен пожал плечами. — Это одна из них. Я могу сделать по-настоящему чудодейственный чай, если захочу.
— И в чем заключается его чудодейственность?
Последние сутки сделали меня на редкость недоверчивой.
— Все зависит от ситуации. Вам нужен покой в душе и силы. Вы боитесь, а страх — плохой помощник. Вас грязно-серым коконом окружает паника, которая выматывает, высасывает жизненные силы, не дает рассуждать здраво. Выпейте, и вам станет лучше.
Мне не нравились все эти шаманства, но спорить я не стала, а сделала осторожный глоток. Чай был вкусный, с ощутимым тонким жасминовым ароматом. Такой напиток не хочется портить сахаром, его можно пить и так, наслаждаясь каждым глотком. С моим домашним в пакетиках не сравнишь. Неудивительно, что Ком Хен буквально страдал над чашкой, когда его пил.
Пока наслаждалась чаем, страхи действительно ушли и я почти согрелась, ну насколько это было возможно во влажном свитере и таких же джинсах с носками. Зато в голове прояснилось, и я, хотя все еще собиралась отдать шпильки, уже не планировала бежать и искать корейца прямо сейчас. Он дал мне время до завтра, а значит, собирался найти сам.
— Вижу, вам лучше, — подал голос молчавший до этого момента Ком Хен. — Пространство вокруг посветлело. Рассказывайте, что привело вас в такое состояние. Теперь, думаю, вы сможете это сделать.
И я рассказала, начав почему-то с нелепых обвинений Ленки и унизительной пощечины в туалете и заканчивая избиением в подворотне. При воспоминании о ноже возле своей шеи и корейце, слизывающем кровь, руки снова задрожали, но несколько глубоких вздохов помогли успокоиться.
— Меня никто и никогда не бил. Ни разу в жизни. — Я покачала головой, с усилием сдерживая слезы. — Поэтому я испугалась очень сильно. Простите, что устроила демонстрацию в деканате. Думаю, там тоже теперь считают, что у нас с вами роман или нечто похожее. Я, правда, не нарочно. Только как теперь исправить, не знаю. Думаю, если начну все снова отрицать, это будет смотреться еще подозрительнее.
Ком Хен порывисто поднялся и впервые прикоснулся ко мне сам. Я даже вздрогнула, когда теплые пальцы скользнули по запястью, отодвинув рукав свитера. Щеки вспыхнули, и я, ругая себя за глупость, опустила глаза, но Ком Хен осторожно взял меня за подбородок, чтобы лучше рассмотреть порез на шее. Лицо молодого человека было так близко, что я могла разглядеть каждую ресничку, губы правильной формы и упрямый смуглый подбородок.
— Кто это был? — хрипло поинтересовался Ли-сонсенним, и в его голосе почудилось едва сдерживаемое рычание.
— А я откуда знаю? Вы уж простите, но там все на одно лицо! — несколько грубо отозвалась я, пытаясь скрыть смущение, и повернула голову, прерывая контакт с его пальцами.
— И я? — прищурился Ком Хен, а я мысленно выругалась. Снова ляпнула глупость. С ним вечно получалось попадать впросак. Подставлять, грубить, ставить в неловкое положение. Сейчас вот вообще мимоходом оскорбить, и сдается мне, не в первый раз. А ведь незаметным или похожим на других Ли-сонсеннима назвать было сложно. Он-то как раз выделялся из любой толпы независимо от национальности, но сказать я это не успела, так как мужчина отстранился и бросил: — Впрочем, не важно, как вы меня видите. Важно разобраться в случившемся, но не сегодня. Вы и так перенесли слишком много, начиная с бессонной ночи. Все оставим до завтра.
— А шпильки? Они ведь придут за шпильками, если я их не принесу, меня убьют.
— Никто вас не убьет, — невозмутимо ответил Ком Хен. — И шпильки будут у меня. Так безопаснее. Сегодня не думаю, что вам угрожает опасность, а завтра я не спущу с вас глаз. И если за шпильками придут, я буду рядом и отдам их сам, если в том возникнет необходимость. Анжелика, я не бросаю слов на ветер и, если уж взялся помогать, доведу дело до конца.
— Хорошо. — Я послушно кивнула. Было все еще невозможно стыдно за собственные нелепые замечания. — Поеду домой, лягу спать и постараюсь хотя бы на время обо всем забыть.
— Да. — Он кивнул и отстранился, отступив с моего пути. — Это лучшее решение. Нельзя постоянно думать о неприятностях.
Ноги подкашивались, я чувствовала себя отвратительно и не знала, как буду добираться до дома. Бил озноб уже не от страха, а от того, что я долгое время бегала под ледяным дождем и только начала отогреваться. В любой другой ситуации я бы никуда не пошла, но напрягать Ком Хена и дальше своим присутствием не хотелось. Я и так доставила ему слишком много хлопот. Конечно, это его кровь оживила пинё, и за мной началась охота, но ничего бы не случилось, если бы я не была такая неуклюжая.
Ком Хен остановил меня в коридоре.
— Анжелика, — произнес он так тихо, что я еле услышала, — не поймите мои слова превратно, но мне бы не хотелось, чтобы вы сейчас ехали домой… вы замерзли. — Речь стала более громкой и непривычно торопливой, словно он переживал, что я пойму неправильно или сбегу, не дослушав. — Свитер до сих пор влажный… вы едва держитесь на ногах. Отдохните хотя бы несколько часов, а потом, если захотите, я отвезу вас домой.
— Не волнуйтесь. — Я постаралась через силу улыбнуться. — У меня и в мыслях нет, что вы будете ко мне приставать. Я младше вас на тысячу лет…
Я имела в виду, что взрослому состоявшемуся мужчине по определению не может быть интересна лохматая испуганная девчонка в недорогом растянутом свитере. Но глаза Ком Хена вновь стали чернильными, хотя выражение лица и не изменилось. Из чего я сделала закономерный вывод, что меня снова поняли неправильно. Пришлось срочно менять тему и исправляться.
— А это не будет обременительно?
Во мне проснулось хорошее воспитание и скромность. «Интересно, где они были раньше?»
— Я переживу, — отозвался он, и стало совсем неловко, но демонстративно уйти я не смогла — была слишком слаба.
— К тому же, — отозвался молодой человек, — мне хочется еще проверить одну вещь, но это не сейчас. Вы должны быть отдохнувшей.
— Это страшно?
— Нет. Мне нужно понять, какая у вас связь с артефактом и есть ли она вообще.
— Я не хочу быть связанной с артефактом. Зачем?
— Затем, что артефакт — это сложная и мощная вещь. Она либо защищает владельца, либо в конечном счете убивает. Нам нужно сделать так, чтобы пинё вас защищали.
Назад: ГЛАВА 4
Дальше: ГЛАВА 6