Эмма почувствовала, как покачнулось худосочное тело графа под ее чрезмерно активным натиском.

— О, мой дорогой, — заворковала она, подавляя дрожь в своем теле, когда прижалась щекой к его иссохшей тонкой щеке. — Какое счастье вновь вернуться в твои объятия! Можешь представить мой ужас, когда я подумала, что больше никогда тебя не увижу!

Граф постоял, замерев в ее объятиях, словно мумия, потом наконец поднял свою костлявую руку и вяло похлопал ее по спине.

— Ну-ну, дорогая. Я как раз объяснял твоей семье, что еще рано отказываться от надежды на твое благополучное возвращение.

— Девочка моя! — всхлипнула мать Эммы, подбежав к ней и вырывая ее из рук графа.

Больное плечо Эммы резко запротестовало, но она была только счастлива сменить объятия графа на объятия матери. Когда она уловила знакомый запах рисовой пудры и лавандовой воды, в ее глазах заблестели искренние слезы радости. Она опять почувствовала себя маленькой девочкой. Ее мать не знает, что теперь она женщина. Джейми Синклер позаботился об этом.

Мисс Марлоу отстранила дочь на расстояние вытянутой руки и внимательно изучала ее. В ее глазах дрожали слезы.

— Ты только посмотри на свои бедные волосы! Уверена, что теперь их еще сложнее привести в порядок, чем прежде. Ты пользовалась зонтиком, чтобы защититься от солнца? Нет? Я так и думала. Теперь веснушек у тебя больше, чем на коричневом яйце из курятника. Придется кого-то из слуг графа немедленно послать в деревню за склянкой раствора Гауленда. Я уверена, что ты еще больше похудела. Ни один мужчина не захочет тебя, если на этих костях не нарастет хоть немного мяса.

Эмме пришлось скрыть тайную улыбку, когда она вспомнила, как Джейми ласкал мягкую округлость ее груди, как будто притрагивался к самой изысканной драгоценности.

— Любимая моя девочка! — дрожащими губами произнесла мать Эммы, поднимая глаза к лицу дочери. Из ее глаз полились слезы. — Таких красивых, как ты, я никогда не видела. Ты у меня самая прекрасная!

Она опять заключила дочь в свои объятия, но тут Эмма почувствовала, что кто-то нежно гладит ее по волосам. Она открыла глаза и обнаружила рядом отца. На его лице отчетливо просматривались следы последних пьянок, но сейчас глаза были ясными, а рука — твердой.

— Здравствуй, девочка моя, — улыбаясь, сказал отец. — Мы все рады, что ты вернулась.

Потом несколько минут царил совершенный беспорядок, когда подбежали сестры Эммы, стрекотавшие, как стая сорок.

— Ну и каково это — быть пленницей такого трусливого негодяя? — поинтересовалась Эдвина.

— Неужели он связал тебя и настаивал на своем? — спросила Элберта, не обращая внимания на возмущенный вздох матери.

— Неоднократно? — с надеждой в голосе добавила Эрнестина.

— По правде говоря, этот Синклер не обращал на меня никакого внимания, — солгала Эмма, охваченная воспоминаниями: вот Джейми впервые целует ее на залитом лунным светом крутом обрыве; Джейми несет ее по снегу к дому Мьюиры, и снежинки на его ресницах сверкают, как бриллианты; Джейми, обнаженный, стоит перед ней на коленях, не в силах больше скрывать своего отчаянного желания. — Всякий раз, когда он смотрел на меня, я уверена, что ничего не видел, кроме толстого кошелька с золотом, который надеялся получить, отправив меня назад к графу.

Все три девушки выглядели удрученными.

— Но он хотя бы грозил обесчестить тебя, если ты посмеешь сопротивляться ему? — осмелилась спросить Элберта.

— Боюсь, что нет, — вздохнула Эмма. — Почти все это время я провела, привязанная к дереву, наблюдая, как Синклер и эти его дикари, которые скачут с ним по горам, пьют виски и отпускают грубые шутки по поводу расходов моего бедного жениха.

Граф сжал фарфоровые челюсти.

— Мы тут с ума сходили от волнения, детка, — признался отец Эммы. — Только на прошлой неделе люди графа вернулись и сообщили, что тебя застрелили, когда они передавали выкуп. С тех пор они все это время прочесывали горную местность. Как тебе удалось спастись?

— Да, — граф с трудом сглотнул, как будто у него болело горло, — я уверен, нам всем будет интересно послушать, как тебе удалось вырваться из лап этих мерзавцев.

— О, все это только благодаря вашему мужественному племяннику! — Эмма повернулась и обхватила Йена за талию, шутливо притягивая его в их веселую компанию. — Меня спасла его поразительная быстрота реакции и мгновенная сообразительность.

— Меня это нисколько не удивляет. — Эрнестина завладела другой рукой Йена, глядя на него, как любящий кролик. — В первое же мгновение, как только мы встретились, я была готова сказать, что у мистера Хепберна героический характер.

— Вы слишком добры, мисс, — сквозь стиснутые зубы процедил Йен и попытался освободить руку, но Эрнестина вонзила в нее ногти, отказываясь его отпускать.

— Меня нисколько не задело, что Синклер преследует такую низкую цель, — сказала Эмма. — К счастью, его выстрел лишь оцарапал мое плечо.

Граф бросил убийственный взгляд в сторону крепкого человека, стоявшего рядом с ним с шапкой в руках и издававшего звуки, подозрительно похожие на возгласы досады.

— Когда он увидел, что я упала, Йену удалось быстро перетащить меня в безопасное место, пока другие открыли огонь, и прятать меня, пока не решил, что наступил достаточно безопасный момент, чтобы мы спустились с горы. — Эмма нежно сжала плечо Йена. — Кто бы мог подумать, что у такого джентльмена, как Йен Хепберн, есть талант выживать в диких условиях?

— Я часто повторял, что у моего племянника много талантов, — пробормотал граф, отказываясь смотреть в глаза Йена.

Оставив Йена в объятиях Эрнестины, Эмма вернулась к графу. Она опустила голову, глядя на него, чем намеренно подчеркнула разницу в росте.

— Все это время, пока длилось мое маленькое приключение, я только и думала о том, как вернусь и займу свое справедливое место невесты рядом с вами.

— Может, следует отложить нашу, свадьбу, пока ты полностью не оправишься от пережитого, моя дорогая. Думаю, что надо направить тебя на тщательный осмотр к врачу, чтобы полностью осмотреть повреждение плеча.

Несмотря на теплую улыбку жениха, холодный блеск его глаз говорил о том; что он имеет в виду не только се поврежденное плечо.

— О, в этом нет необходимости, — весело защебетала Эмма. — Это всего лишь царапина. Завтра утром ничто — и никто — не остановит нас. Мы встанем перед алтарем и произнесем друг другу клятвы в вечной верности.

— Добро пожаловать домой, моя дорогая, — сухо сказал граф, поднося ее руку к своим холодным губам и официально кланяясь ей. — Я с большим нетерпением буду ждать нашего бракосочетания.

— Я тоже, милорд. — Эмма, расправив юбки, присела в глубоком реверансе. — Я тоже.

В тот вечер Йен, расслабившись, сидел на кожаном диванчике перед камином в гостиной, наслаждаясь такой желанной сигарой и стаканом виски, когда в дверях появился лакей.

— Граф желает видеть вас, сэр.

Йен вздохнул, пожелав снова оказаться в непритязательном подвале Джейми. По крайней мере там ему, связанному невидимыми цепями, не надо было притворяться свободным. Йен погасил сигару, одним глотком осушил стакан и последовал за лакеем в кабинет дяди.

На сей раз его дядя не стоял, перед массивным окном, занимавшим всю северную стену кабинета, и не смотрел на гору за окном. Он сидел, согнувшись над столом, и в мигающем пламени камина был похож на длинного и тонкого старого паука. Теперь, когда миновала опасность попасть в сети старика, Йен чувствовал, что на него снизошло странное спокойствие.

Лакей аккуратно прикрыл за ним дверь, оставив их наедине. Дядя кивком указал на стул у дальнего конца стола.

— Садись, садись, — нетерпеливо гаркнул он. — У меня мало времени.

Испытывая искушение согласиться со словами дядюшки, что времени у него совсем мало, Йен пересек обюссонский ковер и сел на предложенный стул, закинув ногу на ногу.

Граф, как обычно, не стал тратить время и слова на всякого рода любезности.

— У меня к тебе просьба.

Йен удивленно приподнял брови. Все эти годы, пока дядя был его опекуном, Йен не мог припомнить, чтобы дядя когда-то о чем-то его просил, наоборот, всегда держался от него подальше.

— Чем же я могу помочь вам, милорд?

— Я бы обратился к тебе раньше, но надеялся, что ситуация, возможно, разрешится сама. Но, увы, из-за чудовищной неспособности почти всех людей, которые меня окружают, этот счастливый шанс упущен.

Только его дядя был способен звучать так убедительно, называя «счастливым шансом» предпринятую попытку убийства своей собственной невесты.

Граф взял со стола нож с ручкой из слоновой кости для вскрытия писем и повертел в руках, глядя на серебряное лезвие. Он явно подбирал какие-то слова.

— Больно признавать, но с возрастом появляется определенная… слабость. Человек становится не таким, каким был прежде.

Йен подался вперед, сидя на стуле, слова дядюшки невольно заинтриговали его. Он никогда не слышал, чтобы граф признавал какие-то проблемы со здоровьем или в характере. И он совершенно не заметил, чтобы дядюшка превратился в менее мелочного тирана, чем был раньше.

— Как ты уже, вероятно, заметил между мной и моей невестой есть небольшая разница в возрасте.

— Это не ускользнуло от моего внимания, — сухо отметил Йен.

— Она молода и способна родить, а я боюсь, что мой возраст лишил меня если уж не желания, то способности зачать наследника. Вот тут-то ты и нужен.

Граф покашлял, прочищая горло. Его неуверенность говорила о том, чего ему стоило довериться Йену в таком деликатном вопросе.

— Я надеялся, что могу попросить тебя нанести визит в спальню моей невесты в нашу брачную ночь. И каждую ночь после этого, пока я не смогу убедиться, что в жилах моего наследника потечет кровь Хепберна.

У Йена у самого кровь застыла в жилах.

— Позвольте мне убедиться, что я правильно вас понял, дядя. После того как завтра мисс Марлоу станет вашей женой, вы хотите, чтобы я каждую ночь приходил к ней в спальню, пока не будет полной уверенности, что она беременна от меня?

— Ну зачем так грубо, — недовольно раздул ноздри граф. — Мы же все здесь джентльмены. Но ты прав, это именно то, о чем я тебя прошу. Похоже, мисс Марлоу испытывает к тебе необъяснимую нежность. Я уверен, что она не станет возражать слишком сильно. Но если вдруг она не согласится, — пожал плечами граф, — существуют способы обеспечить ее согласие. Я могу дать указание одному из моих наиболее разумных лакеев помочь тебе. Кроме того, всегда есть настойка опия, способная притупить чувства и создать замешательство.

— О да, с настойкой опия, я уверен, она могла бы легко принять меня за вас.

— Она, если уж не красавица, то привлекательная девочка, — засмеялся граф, оставшись глухим к сарказму Йена. — Я полагаю, ты не станешь считать свои обязанности слишком обременительными. Разумеется, как только я достигну своей цели, и в детской появится новый Хепберн, мне, возможно, придется прибегнуть к твоим услугам еще раз. В моем возрасте надлежит иметь и наследника, и запасного игрока, так сказать.

Йен вновь откинулся на спинку стула. Он молчал, пораженный глубиной порочности дяди. Этот человек не паук, он монстр, готовый позволить своему племяннику систематически насиловать свою невесту, лишь бы никто не усомнился в его собственной силе или в происхождении его наследника.

— Разумеется, ты не получишь никакого наследства, но я щедро вознагражу тебя за твою услугу и за твое благоразумие. Мне кажется, собственность под Эдинбургом придется тебе по душе. Если к этому я добавлю хороший годовой доход, ты сможешь остепениться, найти подходящую жену и, возможно, стать отцом нескольких своих детей.

Йен не сомневался, что как только Эмма родит его дядюшке наследника и запасного, она станет больше не нужна. Вот только ей не предложат приличный годовой доход и собственность под Эдинбургом. Скорее всего ее ждет большая доза настойки опия и холодная каменная постель на церковном дворе рядом с другими женами графа.

Если бы Джейми был здесь и слышал это шокирующее предложение, то в тощее горло графа уже вонзилось бы лезвие ножа дня вскрытия писем.

— Ты чему улыбаешься, парень? — нахмурился граф.

— Просто подумал, что это, наверно, одна из самых приятных обязанностей, которую меня попросили выполнить.

— Я знал, что могу рассчитывать на тебя, — одобрительно кивнул граф. — Несмотря на наши разногласия, мне часто приходила в голову мысль, что мы с тобой слеплены из одного теста.

Йен встал и элегантно поклонился графу:

— Я, как всегда, милорд, полностью в вашем распоряжении.

Выйдя из кабинета и направившись в гостиную, чтобы докурить сигару и налить себе еще один стаканчик бренди, Йен не переставал улыбаться.

Эмма стояла у окна роскошной спальни, которую ей предоставил граф, и смотрела на север. На фоне ночного неба гора стояла могущественной тенью, над вершиной которой висел мерцающий ломтик луны и блестела россыпь звезд. Она ощущала ее притяжение также явно, как чувствовала присутствие Джейми.

И пусть ему и его людям пришлось расстаться с ней и Йеном на границе графских земель, Эмма знала, что он где-то там. Наблюдает за ней. Присматривает.

Если он настоит на своем, она вернется в Ланкашир вместе со своей семьей, как только они победят Хепберна. Джейми был решительно настроен не повторять ошибок своих родителей. Для него любовь никогда не будет стоить тех рисков, на которые идут ради нее. Риск всем, что есть, может закончиться ничем.

Когда их отряд покидал крепость деда Джейми, старик, расправив свои широкие плечи, стоял на балконе, наблюдая их отъезд, а верная шотландская борзая стояла рядом.

Рамзи Синклер, должно быть, понимал, что видит внука в последний раз. И хотя Джейми знал, что дед там, он ни разу не оглянулся. Интересно, задумалась Эмма, неужели с такой же потрясающей точностью он сможет и ее вырвать из своего сердца.

Она на мгновение коснулась кончиками пальцев оконного стекла, как будто дотронулась до щеки любимого. Утешения от одиночества не было, поэтому ей ничего не оставалось делать, как лечь спать. Эмма отвернулась от окна и ахнула от испуга, когда увидела силуэт человека, стоявшего у нее за спиной.