Глава 3

Кристиан решил не сообщать Сильвии, что он собрался стать препятствием для трансатлантической свадьбы. Сестра ни за что не одобрила бы этого — даже при условии, что дядя невесты выплатит ему огромную сумму. Нет, она начала бы преследовать его и говорить о морали — о недопустимости вмешательства и о риске для репутации девушки. А потом снова начала бы говорить о том, как хорошо было бы найти для него богатую наследницу. То есть было очевидно: разумнее всего в данных обстоятельствах сохранить молчание.

Но когда он сообщил Сильвии, что немедленно возвращается в Англию, дабы продолжить обсуждение дел с Артуром на корабле и в Лондоне, сестра радостно улыбнулась, явно надеясь на то, что он все же согласится подыскать себе жену. В конце концов, во время сезона в Лондоне будет достаточно наследниц.

«Возможно, Сильвия уже составляет список возможных кандидатур», — думал Кристиан, стоя на балконе номера, который они с сестрой делили на борту «Атлантика».

Он наслаждался прекрасным видом закатного солнца и наблюдал, как пирс таял вдали, пока буксир тащил «Атлантик» из Нью-Йоркской бухты. Сильвия же в каюте распаковывала вещи, перебирая в уме хорошенькие личики, вспоминая имена, а также сумму приданого каждой из девушек.

Но было бы несправедливо назвать его сестру меркантильной. Ведь она — всего лишь закономерный результат своего воспитания. Когда-то брак с человеком не своего круга был просто немыслим для представительницы высшего общества, Сотню лет назад брачные альянсы служили для объединения земель и сохранения аристократической крови, но теперь аристократам приходилось выживать. Земли, которыми владели еще их родители, были истощены сельскохозяйственным кризисом, вот уже для нынешнего поколения британских джентльменов женитьба на девушке с хорошим приданым была так же неизбежна, как учеба в престижной школе или тур по континенту после ее окончания. Как и большинство представителей своего класса, Кристиан вырос с мыслью о том, что такой подход вполне приемлем, более того, он даже являлся делом чести, если речь шла о защите семьи от разорения и сохранении поместья. Любовь же и страсть во внимание не принимались.

И если бы Эви не умерла, то он, возможно, и до сих пор придерживался бы этой точки зрения. Но ее смерть открыла ему глаза на последствия подобных соглашений, и любые причины, по которым Кристиан раньше мог согласиться на брак с богатой девушкой, умерли вместе с ней.

— Сэр, прошу прощения…

Герцог обернулся и увидел в дверном проеме своего камердинера.

— Да, Макинтайр. В чем дело?

— Возникла небольшая путаница с вещами вашей светлости. Ее лордство настаивает, что для путешествия вам потребуется два вечерних костюма. Я объяснил, что для карточных комнат на борту не нужны официальные костюмы, однако леди Сильвия… — Камердинер тактично умолк.

— Да, понимаю, — кивнул Кристиан. — Когда у Сильвии что-то на уме, спорить с ней бесполезно. И если ты не достанешь два смокинга, то она сама сделает это за тебя. Кроме того… Полагаю, в данном случае она права. Сомневаюсь, что я буду часто играть в карты в этой поездке.

К чести Макинтайра, он никак не продемонстрировал своего удивления, лишь чуть приподнял свои рыжие брови.

— Очень хорошо, сэр, — сказал он, возвращаясь обратно в каюту, чтобы исполнить желание леди Сильвии.

Кристиан же вернулся к видам, открывающимся с балкона. Положив руки на перила, он посмотрел назад, где еще можно было увидеть громаду статуи Свободы. Она высилась над островом Бедло как вызывающий символ триумфа — храбрый и дерзкий вызов такой же дерзкой страны. Виден был и остров Эллис, где селились иммигранты в надежде на новую жизнь. Америка была страной, способной пробудить в людях энергию и надежду. Англия же по сравнению с ней казалась просто старой клячей, и Кристиан в который уже раз подивился: почему эти странные американки так стремились покинуть свою чудесную родину ради жизни в невероятно скучном месте? Ведь в Англии все, включая его самого, день за днем влачили жалкое существование в непрерывной тоске…

Дверь прямо под ним внезапно открылась, и раздался женский голос:

— Дайна! Дайна, где ты?!

«Американка, — сразу понял герцог. — Причем южанка». У женщины был весьма характерный южный выговор — тягучий и в то же время необычайно энергичный, так что Кристиан, услышав этот голос, сразу же вспомнил об Артуре Рэнсоме.

«Но может быть, эта женщина — его племянница?» — подумал герцог.

Он отвернулся от острова Бедло и взглянул на открывающийся взгляду променад на палубе, где появилась женская фигурка в костюме желтой шерсти. Женщина остановилась всего в нескольких футах под ним, сжимая в руке парасоль, другую же руку, обтянутую белой перчаткой, опустила на резные перила слоновой кости. Окинув променад взглядом, она снова позвала:

— Дайна, где ты?! — Потом пробормотала: — О Боже, куда подевалась эта девчонка?

Хотя ее лицо было скрыто под шляпкой — огромным сооружением из соломы, белых перьев, черных и желтых лент, — ничто не скрывало фигуру, и Кристиан смог по достоинству оценить ее. И если это и впрямь была мисс Аннабел Уитон, то он не мог винить Рамсфорда за то, что тот предпочел ее любой другой богачке из Нью-Йорка. Но с другой стороны, если эта девушка с радостью согласилась выйти за Рамми, то, может быть, она не такая уж хорошенькая?

Тут дверь снова открылась, и молодая женщина внизу взглянула через плечо.

— Так вот ты где! — воскликнула она, увидев худенькую девочку лет десяти.

У девочки были длинные волосы, свободно лежавшие на плечах, а на голове — шляпа-канотье с огромными полями.

— Я повсюду тебя искала, — продолжала женщина в желтом. — Где ты была?

— Осматривалась. Ты знала, что здесь есть магазин сладостей? — Девочка достала леденец из кармана юбки. — Прямо внизу, — добавила она, указывая леденцом в сторону кормовой части корабля.

— Так вот чем ты занималась, пока мы все распаковывали за тебя твои вещи. Осматривала корабль и тратила свои карманные деньги на сладости? И конечно же, испортила себе аппетит!

Девочка взглянула на конфету в красной обертке.

— Ты ведь не скажешь маме, правда? — спросила она.

— Не скажу… о чем? — Тут женщина в желтом приподняла голову, и Кристиан заметил изящный изгиб ее шеи и подбородок, но не более того. — О чем же я могу рассказать маме?

— Я люблю тебя, Нэн. — Дайна рассмеялась и сунула леденец в рот.

Старшая сестра фыркнула, кажется, не слишком впечатлившись этим проявлением чувств со стороны младшей.

— Но если ты меня любишь, то тогда вспомни, как следует себя вести, Дайна Луиза. И вынь леденец изо рта, когда разговариваешь со мной.

Девочка вытащила конфету ровно настолько, чтобы ответить «да, мэм». И получила от сестры тычок в плечо.

— Дайна, а та карта, которую нам дали, когда мы поднялись на борт, все еще у тебя? — спросила молодая женщина. — Достань ее. Я хочу взглянуть…

Девочка сунула леденец обратно в рот и полезла в карман. Вытащив оттуда лист бумаги, она развернула его, а затем обе, став к Кристиану спиной и придерживая карту с двух сторон, чтобы не унесло ветром, принялись изучать ее.

— Что это? Вот здесь… — Женщина указала кончиком парасоля на карту, а потом склонилась, чтобы прочитать подпись. — О, турецкая баня… Боже, звучит так экзотично! Любопытно, что это такое?

— Я знаю! — воскликнула девочка, снова вынув леденец изо рта. — Я ее видела. Там была горничная с полотенцами, и она все мне рассказала. Это такая керамическая комната с огромными обогревателями и без окон. И ее наполняют паром.

— Там нет воды?

Дайна покачала головой:

— Нет, только пар. Потому что на самом деле это не совсем баня. Там нет ничего похожего на баню — только большие плетеные стулья, на которые можно садиться.

— Но если там нет бани, то почему же эта комната так называется? Для чего она?

— Она заставляет тебя потеть, так что ты… избавляешься от токсинов. — Девочка произнесла последние слова очень медленно — как будто повторяла их за кем-то. — Горничная сказала, что это очень расслабляет. И сказала, что некоторые там даже засыпают.

— И это все? — Старшая сестра казалась немного разочарованной. — Ты просто сидишь в горячей комнате, наполненной паром, потеешь и засыпаешь? Что же в этом особенного? Точно такие же бани у нас в Гузнек-Бенде были в церкви летом, по воскресеньям!

Кристиан невольно рассмеялся, но, к счастью для него, его смех заглушил громкий сигнал, возвещавший, что через час начало ужина. Благодаря этому сигналу молодые леди не узнали, что их подслушивали.

Казалось, Дайна также сочла слова сестры чрезвычайно забавными.

— Не думаю, что это похоже на церковь, Нэн. — Она захихикала. — Предполагается, что там все раздеты — так сказала та горничная. Ведь никто не ходит в церковь без одежды, правда?

— К сожалению, нет, — пробормотал Кристиан, в задумчивости изучая фигуру молодой женщины, стоявшей спиной к нему.

— Что ты имеешь в виду, Дайна? — спросила та с изумлением. — Ты же не имеешь в виду… что в этой комнате все полностью раздеты? — Сообразив, что повысила голос, девушка осмотрелась, желая убедиться, что ее не слышали. К счастью для Кристиана, она не взглянула вверх. Решив, что поблизости никого нет, она вернулась к разговору о турецкой бане. — Так что, вообще без одежды? Даже без белья?

Дайна пожала плечами:

— Наверное, белье можно оставить. Но горничная сказала «без одежды», и я думаю, это значит, что обнаженными. Идем, — добавила девочка, сунув леденец в рот и потянув карту из рук сестры. Она принялась сворачивать ее, направляясь к двери в каюту. — Это был звонок к ужину. Нам пора переодеваться, иначе мама отлупит нас обеих.

Девочка положила карту в карман и распахнула дверь. Но тут же остановилась, обнаружив, что сестра не следует за ней.

— Ты идешь, Нэн?

Женщина покачала головой и пошла вдоль перил, глядя вдаль, на удаляющуюся статую Свободы.

— Иди-иди! — отозвалась она. — Я хочу остаться здесь еще ненадолго.

Дайна ушла. Кристиан же остался там, где стоял. Он увидел, как женщина отколола шляпную булавку, чтобы снять шляпу. Когда же она подняла руки, это еще лучше подчеркнуло достоинства ее фигуры. «Если это и в самом деле мисс Уитон, — думал герцог, — то просто стыд, что такие формы не будут оценены по достоинству мерзавцем Рамсфордом. Но известно ли ей об этом? И есть ли ей до этого дело?»

Прошлым вечером, еще ничего не зная о ней, он решил, что она окажется одной из тех милых послушных дочек, которые всегда делали то, что им скажут. Но после разговора с Рэнсомом он понял: ее нельзя назвать ни милой, ни послушной. У нее имелось свое собственное мнение по любому поводу, и она никому не подчинялась — даже самым близким и любимым людям. Судя по словам ее дяди, она была умна и обладала кучей денег. К тому же у нее была прекрасная фигура. Так почему же эта девушка согласилась выйти за Рамсфорда? Объяснения Артура совершенно его не удовлетворили, хотя кое-какие предположения все-таки можно было сделать…

Понятно, что на нью-йоркских и лондонских просторах, где велась охота за женихами, простая девушка без связей могла безрезультатно потратить уйму времени на поиски титулованного мужа — пусть даже она была богата как Крез. И вероятно, мисс Уитон хорошенько посмотрела на себя в зеркало и, взвесив все факты, решила: граф Рамсфорд — это лучшее, на что она могла рассчитывать.

— Аннабел!..

Девушка тотчас обернулась и подняла голову, чтобы взглянуть на женщину, позвавшую ее с соседнего балкона. И Кристиан, наконец-то увидев ее лицо, понял, что был не прав — она оказалась настоящей красавицей.

Сейчас, когда она была без шляпы, ее волосы блестели в лучах заходящего солнца, переливаясь всеми оттенками каштанового с медными искорками. У нее была очень светлая сияющая кожа, а глаза оказались зелеными — такие обычно бывают у рыжеволосых. Однако на лице ее не было веснушек, вздернутый же носик придавал лицу дерзкое выражение. Губы девушки были пухлыми и розовыми, а широкая ослепительная улыбка заставила на мгновение замереть даже сердце Кристиана, предположительно несуществующее.

Так это — невеста Рамми?! Такая живая, яркая, великолепная девушка была обручена с жестоким напыщенным негодяем? Но это же абсурдно! Бессмысленно! Несправедливо!

— Да, мама, слушаю! — Она надела шляпу, защищая глаза от солнца и скрыв лицо от Кристиана, чем лишила его возможности любоваться ею. Но он знал, что уже не сможет стереть из памяти увиденное.

— Аннабел Мэй, — произнесла женщина, — раскройте парасоль, юная леди! Боже правый, ты что, хочешь, чтобы у тебя появились веснушки?! И что ты там до сих пор делаешь? До ужина осталось меньше часа. Тебе нужно успеть переодеться.

— Знаю, мама, — ответила Аннабел. — Я поднимусь через несколько минут, обещаю.

Девушка снова посмотрела в сторону удалявшегося берега. Кристиан же шумно выдохнул — и вдруг нахмурился, подумав о Рамсфорде. Этот румяный негодяй всегда ухмылялся и подмигивал при упоминании о своих куртизанках. Кристиан находил его поведение омерзительным, но теперь, глядя на мисс Уитон и вспоминая ее прекрасное лицо, он начал понимать, почему граф даже накануне посещал проституток. Любой мужчина, обрученный с этой женщиной, пребывал бы в отчаянии большую часть времени до свадьбы. Но понимала ли это мисс Уитон?

Кристиан еще несколько мгновений изучал ее фигуру, затем выпрямился, расправил галстук и застегнул сюртук. Настало время познакомиться с невестой.

Аннабел никогда прежде не бывала на корабле. Единственным судном, которое она видела, была старенькая лодка в речушке Гуз-Крик; дюжина таких лодок поместилась бы в одной только спасательной шлюпке «Атлантика» — и даже осталось бы еще немного места.

Этот роскошный океанский лайнер совсем не походил на ту лодку, а она, Аннабел, уже не была той девчонкой, которая бродила вдоль берега Гуз-Крика, проверяя, не клюет ли сом. Да, теперь все было по-другому, совершенно по-другому…

Правильный вариант брачного договора был уже подписан — к огромному неудовольствию дяди Артура, — последние свадебные приготовления были проведены, ее платье было выглажено, цветы и торт хранились в холодильном отсеке корабля, а в списке гостей значились имена Мэйми Паджет и Вирджинии Вандербильт.

Через шесть дней она станет графиней, а через семь дней сойдет с палубы этого корабля навстречу своей новой жизни. Она станет леди Рамсфорд и будет жить в поместье, которому больше лет, чем ее родной стране. Выйдя замуж, она сможет сама распоряжаться своими деньгами и сделает много полезного — займется благотворительностью, а также станет помогать деревенским школам и больницам. Она при содействии Бернарда вернет замку Рамсфорд былое великолепие, и они станут устраивать там роскошные приемы и балы — назло ее адвокатам! У ее детей будут любые пирожные и сладости и будет настоящее английское Рождество, как в рассказах Диккенса. И что важнее всего, у ее детей будет уважение общества.

Дядя Артур не понимал этого, но только потому, что старался защитить ее интересы. Но она не нуждалась в его защите, она знала, на что идет, и оттого все аргументы дяди скатывались с нее как с гуся вода. А те недостатки, которые дядя Артур видел в Бернарде, вполне ее устраивали.

Да, он довольно скучен — бесполезно было бы это отрицать. Но скучный мужчина совершенно безопасен, предсказуем и легко поддается управлению. Ее подруга Дженни Картер вышла за французского маркиза, и, судя по ее письмам, замужняя женщина в Европе имела куда больше свободы, чем замужняя женщина в Америке. В Америке ей пришлось бы заниматься домашним хозяйством — не более того, а в Европе она сможет делать почти все, что захочет, если только будет в состоянии управиться с одним-единственным человеком — своим мужем. И Аннабел собиралась заняться именно этим.

Да, у Бернарда были любовницы, но это — задолго до знакомства с ней. К тому же она и сама была не так уж безгрешна…

Разумеется, она знала, что Бернард не попросил бы ее руки, если бы она была бедна. Бедные девушки не выходят замуж за мальчиков из хороших семей — этот урок она хорошо усвоила.

«Жениться на тебе?» — спросил когда-то Билли Джон, и его насмешливый голос даже сейчас, спустя восемь лет, так же отчетливо звучал у нее в ушах, как если бы все это случилось только вчера. Теперь ей уже не было так больно, но она живо помнила, что тогда испытала. Аннабел не могла изменить свое прошлое, однако собиралась извлечь из него урок.

Она не была влюблена в Бернарда и надеялась, что Бог избавит ее от этого чувства. Влюбленные девушки всегда глупы и делают идиотские, непоправимые ошибки. Но она, Аннабел, смотрит на жизнь широко открытыми глазами. И она вполне довольна тем, как все обернулось. Ведь Бернард мог предложить ей нечто более важное, чем любовь, то, что она искала всю жизнь. Уважение в обществе — вот что ей требовалось.

И теперь весь мир для нее открыт! У нее будет муж и будут дети, о которых она сможет заботиться. И еще — дом, точнее — замок, которым она сможет управлять. А все ее деньги окажутся в полном ее распоряжении, и уж она-то знала, как с ними поступить. Открытие больниц, приютов и школ для бедных детей — отличная мысль!

Голова Аннабел была наполнена идеями, и она чувствовала, что ее жизнь только начиналась. «Только бы побыстрее приступить…» — думала она.

Тут раздался громкий пронзительный свист, и Аннабел повернула голову, чтобы взглянуть на другой корабль, такой же большой, как «Атлантик», но направлявшийся из открытого моря в сторону бухты. Из труб корабля вырывались черные клубы дыма, и это показалось девушке невероятно завораживающим зрелищем, поскольку огромные океанские лайнеры наводили на мысли о приключениях и далеких экзотических странах, которые она всегда мечтала увидеть. Но разумеется, сначала ее ждал Лондон, а потом — остальная Англия. После этого Бернард, как обещал, покажет ей Европу и Египет, а может быть, и Восток. Аннабел радостно рассмеялась, предвкушая все те чудесные приключения, которые ее ожидали.

— Лучше не стоять здесь, мисс Уитон.

Она тотчас обернулась на звук голоса. Перед ней стоял мужчина, которого она видела впервые в жизни. Он стоял в дверях коридора, облокотившись плечом о косяк и заложив руки в карманы. Но откуда он знал ее?..

Аннабел нахмурилась и пробормотала:

— Мы с вами знакомы?

Мужчина ухмыльнулся в ответ:

— А вам бы хотелось?

Девушка невольно поежилась. И, покачав головой, пробурчала:

— Нет, не хотелось бы. — Она повернулась к незнакомцу спиной и перегнулась через перила, чтобы снова посмотреть на приближающийся корабль.

— Не могу вас в этом винить, — произнес он, нисколько не задетый ее ответом. — Многие люди, которые со мной знакомы, сожалеют, что знакомы. Однако я уже плавал на лайнерах, поэтому знаю, что сейчас вам лучше войти в каюты вместе со мной. Не стоит тут стоять.

— Сомневаюсь, — заявила Аннабел. У нее не было ни малейшего желания приближаться к этому человеку.

Незнакомец не произнес больше ни слова, и она, не удержавшись, бросила взгляд через плечо, гадая, ушел он или еще стоит в дверях.

Разумеется, он все еще стоял там. Также посмотрев на приближающийся лайнер, он сказал:

— Лучше уйти отсюда поскорее, милая. У вас не так много времени. Самое большее — две минуты.

Взглянув на элегантный костюм незнакомца, Аннабел снова нахмурилась; она знала, что от этого мужчины можно ждать лишь неприятностей — она это чувствовала. Когда же он бросил на нее вопросительный взгляд и повернулся к коридору, как бы приглашая следовать за ним, девушка не двинулась с места.

Он вздохнул.

— Вы крайне недоверчивы, не правда ли? Вижу, мне стоит объяснить вам кое-что…

Переступив порог, он шагнул в ее сторону, и в тот же миг дверь за его спиной захлопнулась. Аннабел, встревожившись, осмотрелась, однако на палубе, кроме них, никого не было. Поскольку же он приближался, она подняла свой парасоль, наставив его на самое чувствительное мужское место.

— Только попробуй подойти ближе, милый, и станешь католическим священником.

Незнакомец остановился, уставившись на металлический наконечник ее зонтика. Затем едва заметно улыбнулся и пробормотал:

— Пожалуй, это будет хуже смерти. Полагаю, целибат мне совсем не подходит.

Стоя у перил и соблюдая дистанцию, которую заставлял его держать зонт, он достал из кармана серебряный портсигар, а затем извлек оттуда сигарету и спички. Чиркнув о коробок, поднес спичку к губам, прикрывая пламя ладонью.

— Ветер дует в южном направлении. — Он бросил спичку за борт и затянулся. Вынув сигарету изо рта, выдохнул дым. Ветер тут же подхватил облачко, и оно поплыло прямо в сторону двери за его спиной. — Видите?

Аннабел видела дым, но не понимала, к чему клонит незнакомец. Какая разница, в какую сторону дует ветер?

— Вы всегда так делаете? — спросила она, обидевшись. — Загоняете женщин в угол, когда они одни?

— При любой возможности. — Кажется, ей ничуть не удалось пристыдить его. — Но в данный момент я лишь пытаюсь быть галантным.

Девушка презрительно фыркнула.

— Что-то не верится!

— Как вам угодно. — Незнакомец еще раз затянулся, затем кинул сигарету за борт, взглянул на приближающийся корабль и отвернулся. — У вас осталось не более пятнадцати секунд, — бросил он через плечо. Потом отошел от перил и остановился у входа в коридор, широко раскрыв дверь и придержав ее рукой. — А после этого, мисс, чудесное творение Уорта, которое сейчас на вас, станет совершенно непригодным, но это ваш выбор, — добавил незнакомец.

Осознав сказанное им и бросив тревожный взгляд на корабль и черные клубы дыма, вырывающиеся из его труб, Аннабел кинулась к двери. Мужчина отступил, придерживая для нее дверь, и она ринулась в коридор. Едва дверь за ее спиной закрылась, как черное облако окутало променад прямо в том месте, где они стояли еще несколько мгновений назад (девушка наблюдала эту картину сквозь маленькое круглое окошко в двери, и ей оставалось только представлять, во что могло превратиться ее прекрасное желтое платье, останься она на палубе).

— Едва успели, правда? — пробормотал ее спаситель.

Хотя он не прикасался к ней, Аннабел чувствовала, что он стоял совсем близко, и казалось, от его тела исходил жар, который она ощущала даже через одежду, тот самый жар, какого она не чувствовала уже восемь лет, тот жар, который исходит из груди и может лишить девушку рассудка, а потом оставить ее пустой и выжженной, словно сгоревшая лачуга.

Она хотела бы умчаться со всех ног, но сейчас ей было некуда бежать. Обернувшись к незнакомцу, Аннабел встретилась с ним взглядом и покрепче сжала парасоль — на всякий случай.

— Ужасная вещь эта угольная пыль, — пробормотал он. — Она проникает под одежду и оставляет на коже ужасные следы. — Его густые ресницы, черные, как сажа, вспорхнули, когда он окинул ее взглядом с ног до головы — и теперь уже жар охватил все тело Аннабел, заставив ее густо покраснеть.

А выражение лица незнакомца… Ох, она прекрасно помнила этот взгляд — точно так же на нее когда-то смотрел Билли Джон, и она при этом чувствовала слабость в коленях.

— Вообще-то, — продолжал незнакомец с улыбкой, — сомневаюсь, что даже пар в турецкой бане справился бы с этим.

Аннабел вздрогнула, словно ее окатили холодной водой.

— Вы подслушивали мой разговор с сестрой?

— Простите, но я ничего не мог поделать. — Он указал пальцем вверх. — Балкон моей каюты прямо здесь.

Девушка взглянула на потолок, затем снова на собеседника.

— Но там номер моего дяди…

— Да, так и есть. Срочные дела заставили меня неожиданно вернуться в Англию, а из-за вашей свадьбы я не смог найти билет в каюту первого класса. Услышав о моих затруднениях, мистер Рэнсом любезно предложил мне и моей сестре свой собственный номер, а взамен согласился взять ее каюту.

— Дядя Артур не настолько добр. По крайней мере не с незнакомцами.

— Но я не чужак, мисс Уитон.

— Для меня — чужак. И откуда вы знаете мое имя?

— Дело в том, что я знаю вашего жениха. Согласитесь, нет ничего странного в том, что герцог и граф знают друг друга.

— Вы… герцог?! — Аннабел фыркнула, ни на мгновение не поверив в это. Несмотря на элегантную одежду, безупречное произношение и доступ в первый класс, в этом мужчине было нечто грубое, явно противоречившее тому высокому и благородному титулу, об обладании которым он заявил. Кроме того, ни один герцог не стал бы подслушивать частную беседу дамы, и даже если бы такое произошло по случайности, то у него хватило бы такта не признаваться в этом.

— Вам трудно мне поверить, я знаю. Однако же… — Незнакомец сунул руку в карман, но на сей раз извлек оттуда не портсигар, а визитку. — Герцог Скарборо, к вашим услугам, — сказал он, с поклоном протягивая ей карточку.

Девушка колебалась — не желала принимать ее. Разумеется, ей было известно, кто такой герцог Скарборо. Его сестра, леди Сильвия, входила в число приглашенных Бернардом. Но Аннабел никак не могла поверить, что этот человек является братом такой леди. На нем даже не было перчаток… Да-да, он не мог быть герцогом! Не мог быть даже обычным джентльменом! Она прекрасно знала, что джентльмены всегда носят перчатки.

Аннабел с усмешкой приняла карточку — белую с серебристой окантовкой, подтверждающую герцогский титул. Впрочем, визитка сама по себе ничего не значила. Ее собственная была такой же красивой, но она не делала ее леди.

— Кристиан дю Кве… — Аннабел сделала паузу, почти уверенная, что ошибется в произношении. Взглянув на улыбающегося собеседника, она окончательно в этом убедилась.

— Дю Кейн, — сказал он. — Если вы собираетесь вести жизнь супруги пэра, вам надо получше ознакомиться с правильным произношением английских аристократических фамилий. А если быть совсем точным, французских. Большинство из нас норманнского происхождения, то есть французского. Ваш жених — исключение. Рамми — чистокровный саксонец.

Аннабел не понравилось прозвище, которым «герцог» назвал Бернарда.

— У вас есть преимущество передо мной, сэр. Кажется, вы хорошо знакомы с моим женихом и с моим дядей. Но я не могу припомнить, чтобы мы с вами были представлены друг другу.

— Да, запутанная ситуация…

«Герцог» не пояснил, что имел в виду, и девушка нахмурилась, чувствуя, что он играет с ней.

— Кажется, вы ведете себя не слишком по-герцогски, сэр.

— Сочту это за комплимент. Но я понимаю ваш скептицизм. Видите ли, никто не предполагал, что я стану герцогом, так что неудивительно, что я не слишком подхожу для этой роли. Я всегда был всего лишь вторым сыном — запасным и к тому же совершенно бесполезным для семьи во всех прочих отношениях. Всю свою жизнь я только и делал, что играл, пил, кутил и бросал тень на наше доброе имя. Всего лишь три месяца назад мой брат весьма неосмотрительно расстался с жизнью, предоставив мне право выплачивать все оставленные им долги. И сейчас, смею заметить, для нашей семьи настали тяжелые времена.

Аннабел не знала, что ответить. Его слова о покойном брате показались ей злыми, а отношение к собственному титулу — неожиданно пренебрежительным. А вот Бернард был очень добр к своим сестрам. И он очень серьезно относился к своим обязанностям графа.

— Да, теперь я стал герцогом, — продолжал собеседник, — но вы извлечете не много пользы, если захотите моего совета насчет того, какой должна быть истинная графиня.

— Это не имеет для меня никакого значения, — заявила Аннабел. — Я вовсе не собираюсь спрашивать у вас советов. Зачем они мне?

— По-моему, вам они и не нужны. Истинные графини крайне скучны, и мне ненавистна даже мысль о том, что вы станете одной из них. Однако боюсь, что это неизбежно. Видите ли, я отлично знаю Рамми, а также его мать и сестер. Поэтому могу с уверенностью заявить, что вы не останетесь прежней. Они захотят изменить вас, превратить в ту женщину, которую пожелают видеть. Они заставят вас одеваться по-другому, изменить ваши движения, ваш голос…

— Что не так с моим голосом? — перебила девушка. И тут же смутилась, сообразив, что слово «моим» у нее превратилось в «ма-аим», а «голосом» — в «голса-ам». Увы, даже после уроков дикции она продолжала растягивать гласные, особенно когда была раздосадована.

— Милая девочка, нет нужды так сокрушаться, — сказал Кристиан. — С вашим голосом все в порядке. У вас прекрасный голос, великолепный!

Он просто смеялся над ней! Иначе и быть не могло. Ее приобретенное за восемнадцать лет жизни на задворках Миссисипи произношение было ужасно грубым и ничего прекрасного и великолепного в нем не было.

— К несчастью, — продолжал он, — уроки дикции станут частью вашей ежедневной жизни.

Аннабел ни за что не призналась бы, что они уже стали частью ее жизни, причем именно по требованию Бернарда.

А собеседник вновь заговорил:

— Поверьте, у вас шикарный голос — он как теплый мед, льющийся на горячий хлеб. Не позволяйте им изменить его, не позволяйте им изменить вас.

Аннабел взглянула на него с недоумением, сбитая с толку неожиданной жесткостью, вдруг прорезавшейся в его голосе. В тусклом свете коридора его глаза сверкали серебром, и казалось, он видел ее насквозь, видел ту самую девчонку, которая летом всегда ходила босая лишь потому, что не могла купить себе обувь. Причем он смотрел на нее так, как будто та девчонка ему нравилась.

Но это абсурдно! Ведь он совсем не знает ее.

— Сэр, я… — Она облизнула пересохшие губы. — Сэр, я не понимаю, о чем вы говорите.

— Думаю, понимаете, — ответил он. — И еще я думаю, что вы сами хотите измениться. И это печальнее всего.

— А я считаю, — она старалась как можно лучше произносить слова, — что вы просто грубиян!

— О да! — с радостью согласился собеседник. — Но я не могу удержаться от соблазна поговорить с хорошенькой женщиной. А вы просто очаровательны.

— Сэр, на что вы надеетесь, таким образом рассыпаясь в комплиментах? Я обручена и собираюсь выйти замуж.

— Да, знаю. — Он окинул ее долгим взглядом, полным сожаления. — Но это просто позор.

Она снова почувствовала, как по телу разливается жар. Боже, глаза этого мужчины могли превратить девушку в лужицу. Билли Джон мог бы брать у него уроки.

Аннабел судорожно сглотнула, пытаясь взять себя в руки. Что же с ней происходит?! Это настоящее безумие! Она никогда прежде не встречала этого человека, ничего о нем не знала, и все же он сумел заставить ее вспомнить те чувства… Как будто ей снова семнадцать и она еще не знает, что значит быть по уши влюбленной в записного сердцееда Гузнек-Бенда. Этот мужчина — такой же, он один из тех, кто играет с девушками как кот с мышью, не заботясь даже о том, что она, возможно, уже принадлежит другому. Может быть, он действительно герцог, но от него можно ожидать только неприятностей, так что ей, Аннабел, надо держаться от него подальше.

Она изобразила очаровательную — обманчиво сладкую — улыбочку, которую так хорошо знали ее юристы из «Купер, Бентли и Фрай».

— А я полагаю, что если бы я уже не была обручена, то вы постарались бы познакомиться со мной поближе.

— Милая, любой мужчина, даже если у него не хватает мозгов и всего один глаз, хотел бы познакомиться с вами поближе. А мои мозги в полном порядке, и оба глаза на месте.

Улыбка Аннабел стала еще шире. Она прекрасно понимала, какой ужасный человек этот мужчина, однако не могла не признать, что он довольно привлекательный.

— Мои глаза тоже в полном порядке, милый, — промурлыкала она. — И они видят мужчин, подобных вам, насквозь.

Если ее проницательность и задела его, то он не подал виду, напротив, с улыбкой заявил:

— Великолепно, дорогая! Значит, мы оба понимаем, что происходит. Отличное начало для дружбы, я полагаю.

Она открыла рот, дабы заверить его в том, что никакой дружбы не будет, но тут он снова заговорил:

— Правда, нам придется подождать несколько лет после того, как вы выйдете замуж. А потом мы сможем продолжить наше знакомство. Полагаю, к тому времени блеск уже сойдет с вашей королевской тиары.

— О чем вы говорите?

— Ну, так всегда случается. — Он вдруг стал серьезным. — Вы, американки, всегда лелеете мечты о том, как выйдете за лорда и будете жить в замке, но спустя год или два после свадьбы вы наконец понимаете, насколько тоскливо жить в браке с подобными нам, как неприятны обморожения и как невыносимо холодно может быть в замке в декабре.

Аннабел снова нахмурилась. Хотя она и говорила как девчонка с фермы, но кое-что знала о жизни. Конечно, она понятия не имела о жизни в замке, но зато теперь она точно знала, какого негодяя встретила. И поняла, о какой дружбе он говорил.

— Так, значит, когда я выйду за Рамсфорда, — проговорила она, больше не пытаясь скрывать свои южные гласные, — и когда я буду в одиночестве тосковать по дому, вы явитесь, чтобы утешить меня?

Кристиан кивнул:

— Очень хотелось бы.

— Да, я могла бы поклясться, что вам бы хотелось, но не дождетесь!

Он расплылся в белозубой улыбке:

— Уверен, что дождусь. Но как я уже сказал, нам придется подождать по крайней мере несколько лет. Каждый пэр желает, чтобы его наследник и в самом деле был его собственным сыном, так что боюсь, до тех пор мне придется доблестно противостоять вашим чарам.

— Как благородно с вашей стороны.

— Дорогая, благородство не имеет с этим ничего общего. Ваш жених безнадежно старомоден, и он может и впрямь вызвать меня, если я вдруг окажусь отцом следующего графа Рамсфорда. А Рамми — великолепный стрелок. Мне же слишком хочется жить…

Не дав девушке вставить ни слова, Кристиан продолжал:

— К несчастью для вас, он еще и скучен, как губка посудомойки. Но когда наследник и еще один, запасной, ребенок займут наконец свои места в детской и Рамсфорд наскучит вам так же, как и всем остальным, вы вспомните обо мне, мисс Уитон. Вам нужно будет лишь поздороваться со мной своим волшебным голосом — и я упаду к вашим ногам и в вашу постель. Уверяю вас, Рамми даже глазом не моргнет. Все это очень по-английски. Одно из правил, знаете ли…

Аннабел разрывалась между желанием отчитать его за наглость и желанием спросить, о каких правилах он говорил. Но он вдруг отвернулся и исчез за углом. А мгновение спустя она уже услышала его шаги по ступеням, ведущим в каюту наверху.

«Должно быть, этот человек всегда поступает так», — предположила Аннабел. Ну… что ж, пусть она давно уже потеряла невинность из-за негодяя, подобного ему, но ее репутация оставалась невредимой. И впредь будет оставаться такой же.

Однако Аннабел терзало любопытство из-за всего того, что собеседник сказал ей, и она собиралась при первой же возможности поговорить об этом с Бернардом. Если существовали какие-то правила относительно брака, о которых она не знала, то следовало все выяснить как можно быстрее. Такая девушка, как она, не должна была совершать ошибок.