Глава 24

Адам предполагал, что Эштон-Хаус окажется приличным городским домом. Но он никак не ожидал увидеть громадный особняк, стоящий посреди большого сада, окруженного каменной стеной с грозными зубцами.

– Господи, — выдохнул он, когда экипаж остановился перед железными воротами. — Это несколько превосходит мои ожидания.

Керкленд, сидевший напротив него, сказал:

– Разве никто из нас не обмолвился о том, что ты владеешь самым большим жилым домом в Лондоне? Но этот дом только с виду напоминает грозный замок. Атмосфера в нем вполне мирная. И в больших размерах есть свои плюсы — здесь всегда находилось достаточно места для твоих друзей, и потому он зачастую напоминал высококлассный отель.

– Я всегда останавливаюсь в Эштон-Хаусе, когда бываю в Лондоне. На самом деле ты мне выделил там пару комнат. Эта договоренность остается в силе? — спросил Рэндалл.

– Разумеется. — Адам изучал взглядом просторный особняк. — Этот дом настолько велик, что я могу жить с вами под одной крышей и не встречаться сутками напролет.

Путешествие прошло на удивление гладко, если не считать одного эпизода, когда экипажи застряли в грязи во время ливня. Они останавливались в хороших гостиницах, снимали три номера: в одном ночевали женщины, а в двух других — мужчины. Но долгое путешествие имеет один неприятный аспект: проводя целые дни в карете, невольно о многом успеваешь подумать, и не всегда эти размышления поднимают настроение.

Адам надеялся, что сможет справиться с Лондоном и теми требованиями, какие предъявляла ему столица, хотя вероятность того, что кто-то пытался его убить, заставляла его испытывать лишнее волнение. При том, что тема ни разу не поднималась, он видел, что друзья его ни на минуту не теряют бдительности. Поскольку Мастерсон заранее отправил в Эштон-Хаус письмо, сообщая домочадцам о возвращении герцога, нельзя было исключить возможность покушения. Тот, кто захотел бы избавиться от Эштона, мог бы без труда просчитать их маршрут. Еще один довод в пользу того, чтобы не ехать в одном экипаже с Марией. Если в него будут стрелять, то она по крайней мере будет в безопасности.

Но следствием путешествия в разных каретах было то, что они почти не видели друг друга. Он тосковал по ней. Душа его болела, словно в ней завелся больной зуб. Они видели друг друга, лишь когда все вшестером ужинали в гостиницах. И, невзирая на дискомфорт и усталость, неизбежную после целого дня, проведенного на колесах, Мария неизменно была спокойна, невозмутима и ни на что не жаловалась.

Джулия Бэнкрофт оказалась такой же стойкой и выдержанной. Она говорила мало, но присутствие ее успокаивало. Все полюбили ее, кроме Рэндалла, который в ее присутствии вел себя натянуто, говорил холодно и чопорно. С дамами в одном экипаже он ни разу не ездил. Но Мастерсон и Керкленд оставались истинными джентльменами — учтивыми, любезными и способными поднять настроение уместной шуткой. Именно благодаря их умению поддержать непринужденную беседу ужины проходили в приятной располагающей обстановке.

После ужина дамы удалялись к себе в комнату и оставались там до утра. Адам ни разу не был наедине с Марией с той самой памятной поездки из Хартли-Мэнора в деревню. Глядя на этот необъятный особняк, Адам думал о том, что в нем они с Марией точно смогут найти укромное местечко, чтобы остаться наедине. Не то чтобы он хотел овладеть ею — впрочем, он этого хотел, но делать не стал бы, — но ему было бы приятно посидеть с ней рядом, выпить чаю, может, подержать ее за руку. Расслабиться и отдохнуть, как он мог расслабиться только с ней, и ни с кем больше.

Лакей в ливрее, пожилой, но с зорким цепким взглядом, вышел из караульной будки, оглядев два забрызганных грязью желтых экипажа. Кучер торжественно объявил:

– Герцог Эштон и его друзья.

Швейцара, должно быть, информировали о том, что Адам выжил, но все же он с недоверчивой пристальностью вглядывался в лица за окнами экипажа, словно не верил, что прибыл не самозванец.

– Добро пожаловать, ваша светлость. — Он низко поклонился и открыл ворота.

Экипаж въехал под высокую каменную арку.

– Мы вернулись в край суетящихся слуг и общественных обязательств, — заметил Рэндалл.

– Ты можешь брюзжать и жаловаться, — сказал Керкленд, — но лично я ничего не имею против слуг. Скажу откровенно — я не чаю принять ванну и сменить одежду и буду только рад, чтобы при этом мне прислуживал мой личный слуга. — Он опустил взгляд на свой темно-зеленый камзол и широкие панталоны, которые имели не слишком презентабельный вид. — Я велю Джону сжечь все эти тряпки. Хотя в путешествиях без удобств есть своя прелесть — начинаешь ценить блага цивилизации.

– Путешествие без удобств — это марш в Корунью, — сухо сообщил Рэндалл, вспомнив город в Испании и время войны с Наполеоном, — а путешествие из Шотландии в Лондон всего лишь несколько утомительно. Хотя должен признать, что необходимость делить кров с тобой и Мастерсоном на протяжении многих дней уже своего рода наказание.

Адам и Керкленд рассмеялись, а между тем карета въехала на широкий мощеный двор. Из парадных дверей дома выскочил молодой лакей с напудренными волосами, с сияющим от возбуждения лицом. Пока он открывал дверцу кареты и опускал ступени, Адам сказал:

– Хотелось бы знать, сколько народу нас будет приветствовать.

Рэндалл поморщился:

– Боюсь, что слишком много. Хотя никто не знал точного времени прибытия, к концу дня весь лондонский бомонд уже будет в курсе твоего возвращения, и, вероятно, половина этих бездельников захочет нанести тебе визит в тот же день, чтобы своими глазами убедиться, что слухи о твоей смерти оказались преувеличенными.

– Речь пока не о визитерах. Думаю, что в холле уже выстроилась вся многочисленная армия твоих слуг, — добавил Керкленд.

К парадному входу подкатил второй экипаж, и лакей помог сойти Джулии, Марии и Мастерсону. Адам протянул Марии руку:

– Ну что же, войдем в логово льва?

Она улыбнулась ему, желая ободрить, и взяла его под руку.

– Ведите меня, ваша светлость. — То был первый раз, когда они прикоснулись друг к другу после Хартли. Эффект был… стимулирующим.

Несмотря на тревожность, не оставлявшую его все время путешествия, Адам поймал себя на том, что рад возможности вернуться домой и заново войти в ту бурную реку, какая была его жизнью. В нем вызрела уверенность в том, что здесь он обязательно вернет себе прошлое.

Адам и сотоварищи вошли в поражающий своими размерами холл высотой в три этажа. Здесь было несколько десятков слуг.

Когда Адам с Марией вошли, в рядах слуг началось какое-то движение. Послышался шелест одежды. Мужчины кланялись, женщины приседали в реверансе. Куда бы он ни посмотрел, всюду встречал лучезарные улыбки. Эти люди, которых он не узнавал, искренне радовались, видя его живым. Он заметил несколько хорошеньких горничных, про себя понадеявшись, что у него достало порядочности не приставать к ним.

Трое старших слуг вышли вперед. Женщина средних лет, должно быть, служила домоправительницей. Одета она была безупречно и излучала уверенность и профессионализм. Справа от нее находился столь же безупречный дворецкий. Друзья Адама сообщили ему вкратце то, что касалось ключевых фигур его штата обслуги, поэтому он знал, что эту пару зовут мистер и миссис Холмс. Странно, что он помнил, как управлять этим большим домом, но понятия не имел, что ему делать с собственной жизнью.

Третий слуга сильно отличался от первых двух. Он был хорошо одет, но при этом был сложен как портовый грузчик и имел покрытое шрамами лицо уличного бойца. Рэндалл незаметно шепнул Адаму:

– Парень слева от нее — Уорф, твой личный слуга. Мне стоило рассказать тебе о нем побольше.

Слишком поздно. Троица приблизилась к нему.

– Добро пожаловать, ваша светлость, — почти синхронно произнесли все трое. Интересно, они тренировались или нет, подумал Адам.

– Хорошо быть дома, — сказал Адам. — Большинство моих друзей вы, я думаю, знаете, но вы не знакомы с мисс Кларк и миссис Бэнкрофт. Это мои гостьи и останутся жить здесь. Прошу их любить и жаловать.

– Конечно, ваша светлость. — Миссис Холмс задумалась. — Голубые апартаменты включают две спальни, соединенные гостиной. Они вас устроят? — спросила миссис Холмс, обращаясь к дамам.

– Конечно, — сказала Мария. Джулия кивнула в знак согласия. Обе вели себя со спокойной сдержанностью людей, для которых проживание в герцогских покоях — обычное дело. Адам был приятно удивлен умением Марии приспосабливаться к обстоятельствам. Впрочем, он тут же напомнил себе о том, что успел убедиться в ее артистических талантах. И это напоминание оказалось менее приятным.

– Мистер Рэндалл, ваши комнаты готовы. — Домоправительница вновь перевела взгляд на Адама: — Если ваша светлость не против, ленч будет накрыт через час, это даст время всем освежиться с дороги.

Завтракали они на рассвете, и потому Адам успел основательно проголодаться. Он полагал, что и друзья его тоже голодны. Мастерсон и Керкленд планировали вернуться в свои лондонские дома, но Адам не хотел отпускать их, не накормив как следует, посчитав, что гостеприимный хозяин не может отправить гостей домой голодными. К тому же ему наконец представилась возможность сделать что-то для них.

– Хорошо, миссис Холмс. Мастерсон, Керкленд, вы, надеюсь, остаетесь на ленч?

– С удовольствием проведу час в твоей библиотеке со стопкой последних газет и стаканчиком хереса, — сказал Керкленд. — Даже думать не могу о том, чтобы куда-то ехать!

Мастерсон рассмеялся:

– Я составлю тебе компанию.

Стройные ряды слуг рассеялись. Друзья Адама разошлись. Марию с Джулией повели в одно крыло дома, Рэндалл ушел в другое. Обернувшись к слуге, Адам сказал:

– Мне надо переодеться. Вы проводите меня в мои апартаменты?

– Конечно, сэр.

Пока все шло хорошо. Поднимаясь следом за Уорфом по лестнице, Адам гадал о том, что принесет ему сегодняшний день.

Мария предоставила горничной распаковывать ее багаж, а сама прошла в смежную со спальней гостиную. Джулия уже была там — еще одна горничная занималась ее вещами. Закрыв двери, чтобы им никто не мешал, Мария сказала восхищенным шепотом:

– Ты когда-нибудь бывала в таком вот доме, Джулия? Даже Карлтон-Хаус меркнет по сравнению с этим дворцом!

– Карлтон-Хаус более помпезный, но менее приветливый, насколько я могу судить по тому, что видела. — Джулия подошла к окну и выглянула в сад.

Мария во все глаза смотрела на подругу.

– Ты бывала в Карлтон-Хаусе?

– Много лет назад. Но это не такая уж особая привилегия, — с улыбкой сказала Джулия. — На каждого аристократа, кого приглашают к принцу-регенту, приходятся десятки слуг, чернорабочих и прачек.

Мария сомневалась, что Джулия находилась в Карлтон-Хаусе в качестве прачки, но развивать тему не стала.

– Мне не терпится прогуляться с тобой по Лондону, чтобы полюбоваться видами, но вначале я должна отыскать своего нотариуса и нанести ему визит.

Джулия опустилась в одно из обтянутых шелком кресел.

– У нас обеих есть срочные дела, но я уверена, мы найдем время и для прогулок.

Увидев напряжение в чертах Джулии, Мария тихо сказала:

– Судя по выражению твоего лица, дело тебе предстоит трудное. Если хочешь, я с удовольствием составлю тебе компанию.

Джулия покачала головой. То ли она взяла себя в руки, то ли изъявление поддержки так на нее подействовало, но напряженности в ее позе и в выражении лица стало меньше.

– В этом нет необходимости. Мне грустно, но печаль моя самого обычного свойства. Я собираюсь навестить мою бабушку. Она стара и слаба, и эта поездка в Лондон, возможно, подарила мне последний шанс увидеть ее живой. Она прожила долгую хорошую жизнь, что облегчает принятие неизбежности ее скорого ухода. Но я хочу ее видеть, и этого не случилось бы, если бы ты не настояла на том, чтобы я отправилась в Лондон вместе с тобой. Благодарю тебя.

– И я тебя. — Мария села напротив Джулии на элегантный диван, любуясь нарядной лепниной и красивыми картинами. Она в жизни не видела ничего прекраснее этих комнат. Теперь, увидев Эштон-Хаус своими глазами, она наконец осознала, какая пропасть пролегла между ней и Адамом.

Пропасть, через которую невозможно навести мосты.