Глава 15
При этих ее словах Адам взглянул на ясное небо, по которому проплывали лишь легчайшие белые облака.
– Надеюсь, это не значит, что нам придется дожидаться заката, чтобы поесть.
– Мы будем есть сейчас, но с завязанными глазами, — пояснила она. — Мой отец как-то в Париже посетил игорный дом, где подавали souper noir — зал был абсолютно лишен освещения, а слуги все были набраны из слепых людей, обученных работать в темноте. Подавали разнообразные блюда. Мой отец говорил, что «черный ужин» довольно интересная вещь, хотя и приводит в замешательство. — Она усмехнулась. — Он еще говорил, что ужин был задуман как прелюдия к оргии.
– Твой отец говорил об этом своей юной дочери? — спросил потрясенный Адам.
– Он использовал куда более деликатные выражения, но смысл был именно этот. — На мгновение она вновь испытала удушливое ощущение потери. Но все для нее сложилось не так плохо, поскольку в жизни ее появился Адам. На самом деле она даже смирилась с тем, что надежда получить от отца жизнерадостное письмо с кучей новостей и извинениями за долгое молчание так и не осуществится.
Заставив себя продолжить, она сказала:
– Он считал, что я должна знать, как устроена жизнь, раз я сопровождаю его на всех этих праздниках в загородных домах. Он рассказал мне о «черном ужине» только для того, чтобы развлечь, потому что присутствовал он на таком ужине много лет назад. Насколько я понимаю, он был еще совсем юным, когда его отправили в путешествие по европейским столицам.
– Он путешествовал по миру? Ему повезло. — Адам опустился на одеяло. — Со времен Французской революции молодые английские джентльмены лишены возможности выставлять себя дураками в европейских столицах. Твой отец был родом из богатой семьи?
Мария поморщилась:
– Он никогда не говорил об этом. У меня создалось впечатление, что он был компаньоном какого-то богатого наследника, которого и сопровождал в путешествии по Европе. Даже как-то страшно представить моего отца человеком ответственным!
Адам засмеялся:
– При всех своих недостатках он вырастил отличную дочь.
Мария отвязала от ручки корзины второй шарф.
– Я знаю о том, что лежит в корзине, не больше, чем ты. Я объяснила свою задумку миссис Бекетт и просила ее положиться на воображение. Идея ей понравилась, так что готовься!
Она встала на колени и обвязала шарф вокруг его головы.
– Ты что-нибудь видишь?
– Сквозь ткань проникает немного света, но я ничего не вижу. Странное ощущение, — задумчиво сказал он. — Не такое, как ночью в темноте. Более… волнующее. А как насчет тебя? Ты сможешь сама завязать себе глаза? Только никакого обмана!
– Я и не стала бы тебя обманывать. В этом весь смак. Я завяжу глаза, но было бы лучше, если бы ты помог затянуть шарф, завязав его на затылке. — Она обмотала шарф вокруг головы с той же тщательностью, как сделала это с Адамом. — Я собираюсь наклониться над корзиной, так что ты можешь завязать шарф.
Она услышала шорох — Адам сменил позу. Затем его ищущие пальцы коснулись ее затылка. Она затаила дыхание. Ее словно пробило током, таким изысканно эротичным было ощущение. Стараясь придать дрожащему голосу больше уверенности, она сказала:
– Это моя шея. Шарф на несколько дюймов ближе к тебе.
– Прости. — Его руки переместились туда, где она держала концы шарфа за головой. Пока он старательно завязывал шарф, она наслаждалась ощущениями: каждое прикосновение теперь, когда глаза их были завязана, казалось более интимным, более чувственным.
Как только шарф был завязан, она открыла крышку корзинки.
– Теперь пора узнать, что у нас тут есть. Ага! Вот четыре салфетки: по одной на колени и по одной, чтобы вытереть то, что прольется. Вот: я держу твои две салфетки над корзинкой.
– Миссис Бекетт — мудрая женщина. Мы неизбежно перемажемся. Но зато как интересно. — Рукой он нащупал две салфетки.
– Наверное, будет проще, если мы будем есть каждое блюдо по очереди, поскольку все, что окажется на траве, можно потом и не найти. — Мария расстелила салфетку на коленях и сунула руку в корзину. — Давай начнем с напитков. Миссис Бекетт сказала, что положила две бутылки чего-то подходящего, но она не сказала, что именно. Вот твоя бутылка.
Прошло несколько мгновений, прежде чем его рука нащупала дно бутылки, затем сжалась вокруг ее пальцев. Прикосновение его ладони было одновременно обжигающим и нежным. Она облизнула губы. Ей хотелось наклониться и попробовать его ладонь на вкус.
Она потрясающе остро ощущала его присутствие, даже острее, чем если бы его видела. Тепло тела. Движение воздуха в тот момент, когда он потянулся к ней. Тихие звуки, которые возникают, даже когда человек сидит тихо. Только ему одному присущий запах, который раньше она не замечала. Он… интриговал. И наводил на мысль о мужском начале. Она покраснела, осознав, что ощущения не могли быть острее, даже если бы они сидели на одеяле обнаженными. Слава Богу, он не знал о ее реакциях!
Пальцы его сомкнулись вокруг бутылки, при этом задев ее кисть.
– Я ее держу теперь. Можешь отпускать. Пробка, похоже, воткнута не слишком глубоко. — Раздался хлопок и шипение. — Шампанское! Миссис Бекетт действительно прониклась духом мероприятия. Давай посмотрим, что она припасла в другой бутылке.
Он открыл вторую бутылку. Опять шипение.
– Шампанское для каждого из нас. Вот твоя бутылка. Она взяла у него бутылку и поднесла к губам, наклонив.
Вино полилось по подбородку, по горлу, пощипывая кожу.
– Вкусно! Гордость винных кладовых Берка, полагаю.
– Хорошее вино, — согласился он. — Что будет следующее?
Когда он запрокинул бутылку, шампанское в ней забулькало. Она представила, как губы его смыкаются вокруг стеклянного горлышка, и вздрогнула от пришедшей на ум ассоциации. Чтобы бутылка была под рукой и не опрокинулась, она зажала ее между колен, радуясь тому, что он не может видеть, как неприлично она себя ведет.
– Выбирай ты.
Тихие звуки, сопровождающие исследование содержимого корзины.
– Тут столько разнообразных форм. Хотелось бы взглянуть на круглый предмет, завернутый в марлю. — Он засмеялся. — Прошу прощения. Взглянуть и посмотреть — слова, так часто употребляемые в языке, что трудно от них отказаться.
Она тоже улыбнулась:
– И какой твой приз на ощупь и на запах?
Шорох марли. Потом звук резко втягиваемого в нос воздуха.
– Содержимое включает две сферы около трех дюймов в поперечнике. Они теплые и податливые. Хрустящие и довольно жирные. Наверное, какое-нибудь жареное мясо. — Он замер. — Есть места на земле, где определенные… самые важные части репродуктивных органов быка считаются особым деликатесом. Ты ведь не думаешь?..
– Миссис Бекетт не стала бы так поступать, даже при условии, что бычьи яйца было бы легко достать! — Она вдруг замолчала и с сомнением в голосе спросила: — Или стала бы? Кто попробует это первым?
– Я попробую. Потому что я — храбрый муж и готов защитить жену от любых неприятностей. — Судя по звуку, он надкусил угощение с опасением. — Это мясо, но внутри что-то гладкое и скользкое. Я не сказал бы, что это невкусно. Вот вторая половина. Может, ты определишь, что это.
После приятного соприкосновения пальцев она взяла у него из рук теплый шарик. Она надкусила его, подтвердив свою догадку.
– Шотландское яйцо! Я могла бы догадаться, но я всегда определяла их по внешнему виду. — Она запила шампанским. От алкоголя у нее слегка кружилась голова. На душе было светло и радостно. Если бы они были на балу, то она бы танцевала всю ночь. — Сваренное вкрутую яйцо обваливается в молотой колбасе, затем в молотом яйце и в сухарях, а потом обжаривается. Довольно вкусно, когда знаешь, что это такое.
– Теперь, когда я знаю, что это такое, оно кажется мне более приятным на вкус. — В голосе его звучала насмешка.
Когда они покончили с шотландскими яйцами, он сказал:
– Теперь твоя очередь.
Мария пошарила в корзине.
– Я нашла два невысоких, но широких горшочка, закрытых пробковой крышкой… теплые. — Она подняла горшочек и слегка его наклонила… — Суп, кажется. Миссис Бекетт отменно готовит супы. Хочешь попробовать?
Он взял теплый глиняный горшочек из ее рук и вытащил пробку. Разнесся пряный, необычный аромат.
– Господи, карри! — воскликнул он.
Она вытащила пробку из своего горшочка и глубоко вдохнула.
– Этот запах ни с чем не спутаешь, верно? Иногда я добавляю карри в еду. Ты, очевидно, тоже.
– Этот запах вызывает множество ассоциаций, — медленно проговорил он. — Я думаю, что часто ел такие блюда, но не могу вспомнить ни одного конкретного случая.
– Может, этот супчик освежит тебе память, когда ты им подкрепишься. В корзине должны быть ложки. А-а, вот твоя.
За это время они уже научились с большей уверенностью и точностью передавать друг другу предметы, используя ограниченное пространство над корзиной. Когда его рука коснулась ее руки, он погладил ее по запястью, поперек жилки, в которой бился пульс.
– Хм, — сказал он, — слишком мягко. На ложку непохоже.
Пальцы ее непроизвольно сжали металлическую ручку. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы спокойно произнести:
– Ваша ложка, сэр.
Он взял ложку из ее рук, и она попробовала суп.
– Бархатистый вкус. Насыщенный. Я думаю, там есть рубленый лук и морковь, но я затрудняюсь определить, что там за мясо. Цыпленок?
– Цыпленок или кролик. Трудно сказать, потому что их трудно отличить друг от друга на вкус. Но суп хорош.
После того как они доели суп и Мария убрала пустые горшочки в корзину, Адам вздохнул:
– Вкус карри соблазнителен, но я так и не вспомнил, при каких обстоятельствах ел эту приправу.
Услышав в его голосе разочарование, она сказала:
– Я попрошу миссис Бекетт готовить блюда исключительно с карри, пока воспоминания не обретут форму. Теперь твоя очередь выбирать.
Адам вновь запустил руки в корзину.
– Вот еще что-то мягкое в марле. Попробую определить… два ломтика чего-то желеобразного с тестом по краям. Вот твой кусочек.
Ее ломтик имел сильный аромат, знакомый, но досадно неуловимый.
– Не сыр. Что-то мясное. — Она надкусила кусочек и дала ему растаять во рту, чтобы прочувствовать вкус. — Паштет.
– С грибами, — согласился он. — Миссис Бекетт разнообразна.
Она доела свой кусочек и запила его шампанским.
– Я уже сыта, а корзина не пуста. Попробую, найти что-то сладкое на десерт.
Рука ее нащупала глиняное блюдо с крышкой, теплое на ощупь.
– Тут блюдо, в котором может быть запеченный пудинг. Давай попробуем. — Она открыла крышку и сунула в блюдо палец. И тут же с отвращением его выдернула. — О, какая гадость! На ощупь словно рубленые червяки.
– Не думаю, что миссис Бекетт решила попотчевать нас червяками. — Пальцы его задели ее пальцы, когда он потянулся к блюду. Он погладил ее по руке и затем прикоснулся пальцем к содержимому блюда. — Определенно странное ощущение, — согласился он. — Но пахнет хорошо, и я доверяю миссис Бекетт. Я, пожалуй, попробую.
Она слышала, как он прожевал и проглотил.
– Макароны с сыром, — объявил он. — И очень неплохо приготовлено. Никогда бы не подумал, как угрожающе воспринимаются макароны, если их не видишь.
Мария тоже их любила, поэтому она сказала:
– Нам придется есть вместе из одного блюда. Возьми вилку. Мы можем вместе держать блюдо и есть из него.
Макароны были такими вкусными, что вскоре они уже смеялись, когда их вилки сталкивались.
– Придется мне пошарить руками, чтобы проверить, не осталось ли еще. Ах, вот есть немного. Съешь ты за то, что не побоялся отведать рубленых червяков. Ты можешь взять последний кусочек из моих пальцев?
– Чтобы ты могла сказать, что я ем из твоих рук? — спросил он с улыбкой в голосе. — С удовольствием.
Она вздрогнула от радостного ощущения, когда он отыскал щепотку макарон и взял их теплыми губами. Он не спешил, нежно посасывая кончики ее пальцев.
Она сделала резкий вдох. Все тело ее звенело.
– Пальцев… нет… в меню.
– Нет? — Он провел языком по центру ее ладони. Она сдавленно застонала.
Адам затаил дыхание и на мгновение прижался к ее ладони щекой.
– Ты слаще самого изысканного кушанья, — прошептал он. Отшвырнув корзину, он опустил Марию на одеяло. Его губы отыскали ее губы, и языки их сплелись в яростном соитии.
Хмельная от шампанского и эротичной игры, Мария каждой клеточкой своего существа жаждала его прикосновений. Их взаимные изыскания последних нескольких ночей научили ее кое-чему из чувственных удовольствий. Но теперь она хотела его — всего, целиком. Слепота отрезала их от обычного мира и перенесла в королевство наслаждения. Все чувства ее обострились донельзя. Она любила его вкус, его запах, звук его голоса.
И больше всего она любила ощущения, какие дарили его губы и руки, когда он, задрав ей юбку, стал ласкать нежную кожу ее живота. Она вскрикнула, когда рука его скользнула между ее бедрами, и пальцы его были такими же искусными, как губы, как язык.
– Красивая, — выдохнул он, — красиво все в твоем теле и душе.
Пьяная от желания и шампанского, она не хотела ничего знать ни о морали, ни о будущем, ни о возможных последствиях. Страсть, рожденная в ту ночь, когда она вытащила его из моря, страсть, которая разрасталась с каждым проведенным вместе с ним днем, требовала утоления самым извечным, самым понятным образом.
Она застонала, прижавшись губами к его горлу, когда он погрузил в нее пальцы. Она горела огнем и истекала влагой. Секунды, потребовавшиеся ему для того, чтобы расстегнуть брюки, показались ей вечностью. Она прикусила ему плечо. Будь на то ее воля, она бы его съела.
– Не думаю, что мне удастся растянуть удовольствие, — хрипло сказал он, прижавшись к ней.
– Мне все равно! — Она обхватила его ногами и потянула на себя.
Они сошлись со стремительностью, не оставлявшей ни времени, ни места раздумьям и сожалениям. Он был внутри ее, горячий и твердый, потрясающий, шокирующий и необходимый, как жизнь. Острая боль не притупила желание, лишь усилила потребность скорее перейти черту и стать одной плотью. Она вздымалась ему навстречу, ощущая каждое движение его худощавого сильного тела.
Они быстро нашли ритм, который усиливал обжигающее наслаждение с каждым толчком. Она была как сжатая пружина, взведенная неимоверно туго, и так продолжалось, пока он не просунул руку между ними и не приласкал ее с мастерством опытного любовника.
И она взорвалась. Она забыла о том, что союз их не освящен браком, забыла о том, что у него может быть жена. Больше не существовало ни морали, ни условностей. Только это греховное наслаждение правило бал, и наслаждение это было сильнее всего того, о чем она могла мечтать.
– Господи, Господи, Господи!..
Она впилась ногтями ему в спину, и он сдавленно закричал и замер. Она прижимала его к себе все то время, пока он изливал в нее семя.
Когда костер страсти догорел, к ней вернулась способность воспринимать реальность. Она судорожно вздохнула, осознав, что они лежат на колючем одеяле и что птички поют у них над головой как ни в чем не бывало, словно два человека не совершили только что акт, который безвозвратно изменил их отношения. Голова ее кружилась от потрясения.
– Мария, любовь моя. — Адам перекатился на бок, но продолжал обнимать ее, прижимая к себе. Она услышала шорох — это он снимал с глаз повязку. Затем он снял повязку с ее глаз. Она моргала, ослепленная ярким светом, а он целовал ее в уголок глаза с надрывающей душу нежностью. Он был так честен с ней, так правдив. А она — нет.
– Да будет благословен тот день, когда ты стала мне женой. Но… — Он замялся в нерешительности. — Возможно, я ошибаюсь, но… разве мы не осуществили брачные отношения после венчания?
Даже сейчас он доверял ей, он предпочитал сомневаться в себе, нежели в ней, даже когда факты вступали в противоречие с тем, что она ему говорила. Стыд жег ее, надрывал ей душу. Она неуклюже поднялась на ноги. Глаза наполнились слезами муки и стыда. Она презирала себя.
– Прости, — едва слышно выдохнула она. — Мне так жаль…
Желая сбежать до того, как начнется истерика, она бросилась прочь. Но он оказался быстрее, ухватил ее сзади за талию и привлек к себе.
– Прости и ты, — сказал он смущенно. — Я думал, ты хочешь меня.
– Я хотела, — ответила она сдавленно.
– Я сделал тебе больно? Чего мне совсем не хотелось, так это причинить тебе боль. — Прижимая ее к себе одной рукой, другой он гладил ее по плечу и предплечью, словно она была нервной лошадкой.
– Мне почти не было больно.
– Тогда что не так, Мария? Я люблю тебя и хочу быть тебе хорошим мужем. Я… очень сильно отличаюсь от того мужчины, каким был прежде?
Как бы сильно ей ни хотелось провалиться сквозь землю, она должна была сказать ему правду. Она сделала глубокий вдох и, вырвавшись из его объятий, повернулась к нему лицом.
– Я не знаю, каким ты был раньше, — сказала она уныло. — Мы не муж и жена. Я не видела тебя до той ночи, когда вытащила тебя из моря.
