Глава 11

Спустя некоторое время Эльф пришла к выводу, что ее поведение нелепо.

— Досадно будет узнать, — дружелюбно проговорила она, не обнаружив ничего, что хоть отдаленно напоминало бы инструмент, — что топоры и косы подвешены к потолку.

Она выпрямилась, расправила сорочку и направилась к ящику. И грохнулась на колени, споткнувшись обо что-то, скорее всего о камень.

Услышав, как она вскрикнула, он встревоженно спросил:

— Что такое? Что случилось?

— Просто ушибла палец. — Эльф села, потерла ушибы и затем принялась обследовать неожиданное препятствие. То, что она вначале приняла за задравшуюся плитку, оказалось большим плоским камнем толщиной в несколько дюймов с металлическими ручками. В любом случае им это не годилось.

— Ненавижу этот мрак, — проворчала она, поднимаясь на ноги. — Ты случайно не трешь время от времени глаза в надежде, что зрение прояснится?

— Да. А тебе не становится страшно, что ты ослепла?

— Стало бы, будь я одна. Ты нашел что-нибудь?

— Нет, пойдем посидим на нашем гробе.

Эльф осторожно двинулась вперед, постепенно привыкая ориентироваться при помощи других органов чувств. Услышав глухой удар, она поняла, что Форт поставил на место крышку, и когда подошла и села, он накинул полу накидки ей на плечи.

А это значит, что, когда он обнял ее и прижал к себе, она прильнула к его обнаженному телу. Эльф не возражала. Теплая ткань согревала и полностью укутывала их.

— Что дальше? — спросила она.

— Может быть, стоит попытаться открыть дверь над скатом? Мне кажется, она открывается наружу и замок слабоват. Возможно, мне удастся сбить его, хотя надежды мало. Не могу ударить в дверь с разбега — там так тесно, что даже не размахнешься.

— К тому же ты можешь пораниться.

— Ради вас, прекрасная дама, я готов на все.

Она засмеялась, прижимаясь теснее:

— Похоже, ты не можешь обойтись без красивых жестов.

— Не буду отрицать. Но я тем более не могу сидеть здесь, ничего не предпринимая.

Во время поисков Эльф не переставала думать о своих людях. Может быть, они ищут ее. Вероятно, они даже видели похищение, но не могли действовать немедленно. В таком случае они должны прийти ей на помощь.

Тут она вспомнила, что для них она просто куколка, нанятая леди Маллоран, чтобы соблазнить графа.

— А ты не думаешь, что за этой дверью наблюдают?

— Это зависит от многого. Если нас держат здесь с какой-то целью, тогда они наверняка оставили сторожа и он уже знает, что мы выбрались и пытаемся что-то предпринять. Если же просто хотели избавиться от нас на время, то весьма возможно, что и нет. Ясно одно: здесь мы можем проторчать немало времени.

— Но зачем им это? — Она опять мысленно молила его быть честным с ней и рассказать о заговоре.

— На то, вероятно, есть причины, но тебе небезопасно их знать.

Его снисходительный тон напомнил ей, что, играя роль Лизетт, она упорно давала ему понять, будто ничего существенного не слышала в Воксхолле. Этот галантный мужчина, похоже, старается ее защитить. Она не удержалась от улыбки, которая выглядела бы очень глупо, если бы кто-нибудь мог ее видеть.

— Если никто не сторожит нас, — предложила она, — мы могли бы поднять шум. Позвать на помощь.

— По-моему, сейчас часа три утра, и это здание расположено в заброшенном месте. Кто нас услышит?

— Давай все-таки попробуем. — Эльф соскочила с ящика. — Я буду колотить палкой по этой двери. А ты постучи по откидной.

— Неукротимая Лизетт. — Она услышала, что он встает. — Ты не сожалеешь, что соблазнила меня?

— Соблазнила тебя? — Эльф замерла от негодования. — Ничего подобного!

— Разве нет? Когда джентльмен, у которого нет ни малейшей склонности к флирту, вдруг обнаруживает, что надрывается, доставляя удовольствие даме, как это еще можно назвать?

Надрывается!

— Это вы соблазнили меня еще в лодке, милорд. — Эльф добралась до двери, схватила палку и принялась вымещать свой гнев на толстых дубовых досках.

— Увы, опять милорд. — Он забарабанил по двери, ведущей к скату. — Помогите! Эй! Если я и пытался соблазнить тебя тогда, Лизетт, мне это явно не удалось.

— Да неужели? — Она готова была разнести дерево в щепки. — Вы заставили меня пересмотреть мое решение.

— О, ты вернула мне веру в себя. Эй вы там! Помогите! Мы в погребе! Сто гиней тому, кто выпустит нас!

— Сто? Какая скупость. На помощь! — завопила Эльф. — Тысяча гиней моему спасителю! Помогите!

— Да это сущий пустяк. Десять тысяч гиней за спасение от этой безрассудной, сумасбродной девицы!

— Боюсь, ваши средства весьма ограниченны. Помогите мне! Сто тысяч гиней, только избавьте меня от этого трусливого бездельника!

— С чего вы взяли, что я буду оплачивать ваши долги? Спасите! Спасите! Мое графство в награду за спасение.

Наступило молчание. Эльф уловила смех в его последних воплях и поняла, что странные звуки не прекратились. Он хохотал. О, как бы ей хотелось видеть, как он умирает от хохота.

Его голос еще подрагивал от смеха, когда он сказал:

— Сто тысяч, ни больше ни меньше. Что ты за испорченное, невоздержанное создание. Ладно, если нас до сих пор не услышали, значит, просто некому слышать.

Эльф уронила палку и прислонилась к двери.

— Но тогда… Вдруг они просто решили оставить нас здесь? Ведь не можем же мы умереть от голода посреди Лондона?

— Не сомневаюсь, что такое возможно, но я этого не допущу

— Каким образом? Вы сами признали, что далеко не герой.

— А вот и первые признаки того, что ты язвительная и сварливая женщина. Потерпи. В этой двери есть щели, и наверняка днем кто-нибудь появится поблизости. Мы что-нибудь придумаем.

— Извини, — Эльф, спотыкаясь, пробралась назад к ящику. — Я не привыкла чувствовать себя такой беспомощной.

— Ты думаешь, я привык? Видимо, совсем не понимаешь, что значит быть графом.

Более чем когда-либо Эльф захотелось сказать ему правду, но риск разрушить их товарищество слишком велик.

— Днем будет легче, даже если это совсем крошечная щель. Эта тьма так действует мне на нервы.

Он сел рядом с ней, обнял ее и притянул к себе, так что они полулежали на гробе, прикрытые накидкой.

— Закрой глаза и постарайся уснуть.

— Ты думаешь, я смогу здесь заснуть?

— Нет. Но когда глаза закрыты, темнота не так угнетает.

Это помогло, и в кольце его рук ей было тепло и даже уютно, хотя она сомневалась, что ему так же уютно на голых досках.

— Ты очень добрый, Форт.

— Я? Многие с тобой не согласятся.

— Почему ты так говоришь?

Его рука скользнула по ее спине, словно успокаивая, но она не думала, что он ответит.

— В последнее время я не был добрым.

Положение, в которое они попали, располагало к откровенности. Эльф сомневалась, вправе ли она воспользоваться ситуацией, ведь с Эльф Маллоран он держался бы совсем иначе. Но ей хотелось узнать его ближе и понять. К тому же она подозревала, что ему необходимо высказаться.

— Но почему? — спросила она. — Это тебе свойственно.

— Вот как? Не уверен. Вообще не помню, что мне свойственно. Да, пожалуй, я был добр, когда мне это ничего не стоило.

— Мне кажется, ты слишком суров к себе. Ты был добр ко мне.

— Мужчины часто добры с женщинами, с которыми хотят заняться любовью.

— Ага! — Эльф вскочила, оседлав его в полной темноте. — Так ты признаешь, что хотел этого!

Он фыркнул:

— Да, я этого хотел. Точнее, я хотел тебя. Бог знает почему.

— Ты иногда бываешь очень груб.

— Только что ты утверждала, что я хороший.

— У тебя удивительная способность быть и тем, и другим одновременно.

— Ты говоришь о моей натуре или о моих мужских достоинствах? — Он протянул руку, нашел ее и уложил на себя, снова завернув их в накидку:

— Мне холодно.

— Ты… ты хочешь опять. — Она не могла ошибиться в его готовности.

— Сказать, что охвачен безудержной похотью, не будет преувеличением. Впрочем, не волнуйся. Я пока в силах сдержаться.

Эльф постаралась пристроиться так, чтобы не давить на него.

— Почему же ты хочешь меня? — спросила она, позволив своей руке блуждать по его груди.

— Ах, это вечный вопрос, Лизетт. Может быть, у меня просто давно не было женщины.

— Не было? — игриво заметила она. — Это не объясняет последний раз.

Он слегка хлопнул ее по ягодицам.

— Кокетка, безумие произошло от безмерного облегчения, что мы остались в живых.

— Прекрасно. Почему ты хочешь меня сейчас?

— Опасность придает некоторым мужчинам силы.

— Силы? — хмыкнув, повторила она. — Какие интересные слова ты используешь. Так почему у тебя давно не было женщины? Наверняка не из-за недостатка возможностей.

— Может быть, я просто устал от бесконечной женской болтовни.

Он делал все возможное, чтобы отбиться от нее своими ответами, но Эльф сгорала от желания понять этого человека.

— Уверена, что ты можешь заплатить потаскушке за молчание.

Он притянул ее ближе, прижав к себе ее ягодицы.

— А я уверен, что ты слишком умна для невинной простушки, которой прикидываешься. И все же ты была невинна. Не прольешь ли свет на эту загадку, Лизетт?

Тесно прижатая к нему, она ощущала, как его плоть становится больше и тверже. Ему не удастся с помощью этого оружия заткнуть ей рот. Маллоранов так просто не заставишь замолчать.

— Моя семья не стесняется в словах, — заявила она. — Почему у тебя не было женщины?

Он изменил позу и притянул к себе ее голову, чтобы поцелуем лишить возможности говорить. Эльф возвращала ему поцелуи, превращая оружие в ласку, пока рука на ее затылке не стала нежной и напряжение не покинуло его. Полуоткрытыми губами она, однако, прошептала:

— Почему у тебя не было женщины?

Ей пришлось подавить крик — так резко его руки сжали ее плечи и затем отпустили.

— Потому что, — тихо ответил он, — я причинял им боль.

— Боль? — Она сожалела, что не видит выражения его лица.

— Так же как сейчас я сделал больно тебе. — Он погладил места, где, вероятно, остались следы его рук.

— До сих пор ты не причинял мне боль.

— С тобой все иначе. Вот почему. Вот почему я согласился заняться с тобой любовью.

Эльф улеглась опять, пристроив голову между его шеей и плечом.

— Я рада.

— Чему?

— Что я другая.

— По крайней мере ты не из числа тех, кому нравятся укусы и синяки.

— Неужели есть такие женщины?

— Ха! Наконец-то свидетельство невинности. Да, некоторым женщинам нравится секс в сочетании с болью. Некоторым мужчинам тоже.

Она приподнялась и поцеловала его в подбородок.

— Но не тебе.

Он подвинулся, чтобы поцеловать ее в губы.

— Нет, не мне. Так что, если тебе нравятся острые ощущения, найди себе кого-нибудь другого, кто позаботится об этом.

Она обиженно отвернулась.

— Может, ты и не любитель ставить синяки, но словом ударить тебе ничего не стоит!

С минуту он лежал совершенно неподвижно, затем его рука коснулась ее волос.

— Прости, но я предупреждал тебя, что я совсем не добрый.

— Думаю, твоя натура не такова. Почему ты так… так ожесточен?

Она задала главный вопрос. Поскольку Форт молчал, она решила, что он не ответит.

— Я пережил потрясение, — произнес он наконец. — И это озлобило меня.

Он сказал ей совсем мало, но и это для него слишком много. Она нежно погладила его по груди,

— Сочувствую твоей боли.

— Боли? Наверное, это подходящее слово.

— Кто-нибудь умер? — рискнула она задать наводящий вопрос.

Эльф хотела, чтобы он рассказал ей о причинах своей горечи. Возможно, граф ни с кем не говорил об этом. Она знала, как трудно ее братьям, особенно Брайту и Ротгару, делиться своими переживаниями.

— Умница, Лизетт. Да, это была смерть.

Он снова замолчал, и она терпеливо ждала, не решаясь настаивать.

— Моего отца.

Эльф постаралась ничем не выдать себя. Потребовалось столько усилий, чтобы произнести эти два слова, и она понимала, чего ему это стоило.

— Терять родителей очень больно, — проговорила она. — Мой отец умер, когда я была еще ребенком.

— Сколько тебе было?

Что ему известно о Маллоранах? На всякий случай она накинула пару лет.

— Мне было девять.

— Маловато, чтобы помнить.

— Да. Я бы хотела, чтобы от него осталось больше. Портретов. Писем. Когда он умирал, он продиктовал письма каждому из нас, но они такие серьезные. Советы. Предостережения. А я слышала, что он был веселым человеком.

— Думаю, что смерть вообще серьезное дело. Так, значит, у тебя есть братья и сестры?

— Да. А у вас, милорд?

— Лучше зови меня Фортом, если хочешь узнать все мои секреты.

Его шутка вызвала у нее улыбку. Она поняла, что ей удалось пробиться сквозь стену, которой он окружил себя. Угрызения совести вернулись с новой силой, но Эльф постаралась заглушить их. Ему станет лучше, если он выговорится.

— Пусть будет Форт.

— У меня две сестры и брат.

— А твоя мать? Она жива?

— Она умерла, когда я был совсем маленьким.

— По крайней мере у тебя есть брат и сестры.

— Мы не очень близки.

Эльф хотела возразить. Частити любит Форта, так же как и другая сестра, Верите. Он не сознает, что всегда может рассчитывать на их помощь и поддержку, и думает, что лишился их любви, потому что подвел их.

— Как это грустно, — проговорила она.

— А ты, значит, в близких отношениях со своей семьей?

— Да, в очень близких.

— Тебе повезло.

— Думаю, что да, хотя это дает им право вмешиваться в мою жизнь.

— Что ты говоришь? У меня сложилось впечатление, что за тобой недостаточно присматривают.

Эльф чувствовала: они слишком близко подобрались к опасному омуту правды, но не могла устоять перед соблазном быть честной, насколько возможно.

— Просто я сейчас не с ними,

— Ах да. Гостишь у своей снисходительной подруги.

— Ты напрасно насмехаешься над ней. Она не одобряет моих действий.

— Она должна была остановить тебя.

— Может быть, я не из тех, кого можно остановить.

— Кому как не мне это знать. А я просто в восторге. — Он крепче прижал ее. — Я был бы безмерно счастлив, Лизетт, если бы ты стала моей любовницей. Ты нравишься мне, и я не испытываю никаких комплексов по поводу моей здоровой тяги к твоему телу.

— Если бы я могла, — вздохнула Эльф. — Но моя семья будет против, если узнает.

— В таком случае ты ввела меня в заблуждение. — Он сказал это недовольным тоном, и у него есть для этого все основания. — А ты подумала, что случится, если ты ждешь ребенка? Это не неизбежно, но возможно.

Эльф думала. И весьма обстоятельно.

— Они огорчатся, но помогут мне. Я тайно выношу ребенка, и его воспитают порядочные приемные родители. Такое случается.

— Какое завидное хладнокровие. Надеюсь, твоя семья проявит такое же понимание

Эльф тоже надеялась, и ее чувства едва ли можно назвать хладнокровными. Сама мысль о беременности страшила ее, а идея отдать ребенка, ребенка Форта, чужим людям просто ужасала. Почему она сразу не поняла, что это невозможно?

Его голос вернул ее к действительности.

— Пообещай мне одну вещь.

— Какую?

— Если ты родишь ребенка, дай мне знать. У меня уже есть парочка незаконных детей, о которых мне известно, и я приглядываю за ними. Не думаю, что таким детям пойдет на пользу, если они слишком рано узнают о своей принадлежности к благородной фамилии, но я хочу быть уверен, что они получат помощь на первых порах.

Она обхватила ладонями его лицо и нашла его губы своими, растроганная до глубины души его нежностью и представляя себе, как выражение доверия и добродушия смягчило его черты.

— Я же говорила, что ты добрый человек.

— При чем здесь доброта. Они могут пригодиться мне в один прекрасный день. — Но она почувствовала, что его губы тронула улыбка.

— Почему ты так стараешься казаться бессердечным?

— Ты романтик. Я просто стараюсь быть честным.

— У тебя кривое зеркало. Скажи мне, раз так: каким ты видишь графа Уолгрейва?

Он неожиданно подвинул ее, проведя своим естеством по ее промежности.

— Охваченным неистовой похотью.

Желание вспыхнуло в Эльф, но она спросила:

— Почему ты все время стараешься отвлечь меня?

— Потому что ты бередишь мои раны.

— Какие раны?

Он застонал и заглушил ее слова поцелуем. Она безмерно наслаждалась, ни на минуту не забывая о жарком завоевателе, вторгавшемся в нее, но, когда он остановился, снова спросила:

— Какие раны?

— Ты замолчишь?

Он перевернулся, оказавшись над ней, развел ее ноги и одним ударом вошел в нее. Она оцепенела от шока и боли, Форт замер и, содрогнувшись, вышел из нее.

— Теперь ты видишь, какой я. Даже с тобой.

Она схватила его за волосы, прежде чем он успел скрыться во тьме.

— А ты видишь, какая я. Как терьер, если мне нужна правда или человек.

Она бесцеремонно толкнула его, уложив на спину, и оседлала сверху.

— Я хочу тебя. — Пошарив в темноте, она нашла его естество и, не обращая внимания на неразборчивые протесты, звучавшие не слишком искренне, осторожно опустилась на него, с наслаждением чувствуя, как он заполняет ее, проникая глубоко внутрь, даже сейчас, когда ей все еще больно.

— Я все правильно делаю? — прошептала она.

Дикий хохот потряс все его тело.

— Абсолютно. Тебе удобно?

Эльф немного поерзала, наполненная им до конца.

— Что за нелепый вопрос? У меня ничего не болит.

Она опять пошевелилась в поисках более устойчивого положения и почувствовала, чти мускулы его бедер напряглись. Тут Эльф вспомнила, как он вынуждал ее разговаривать, когда они занимались любовью.

— Какие раны? — спросила она, слегка покачиваясь на его бедрах.

— Что? — Ей не надо было видеть, чтобы понять: ему сейчас не до деталей.

Она прикусила губу, чтобы не захихикать:

— Какие раны? Ты рассказываешь мне о ранах, а я продолжаю двигаться.

— Большего распутства и вообразить себе невозможно.

— Таким способом тебе не удастся отвертеться. Какие раны?

— Нет. Перестань…

— Скажи мне. Раны нужно открыть, чтобы излечиться. — В такт с раскачиванием она распевала:

— Говори, говори, говори…

Он схватил ее и, перевернувшись, всей тяжестью навалился на нее.

— Я убил своего отца, — проговорил он, прежде чем использовать ее тело для забытья.

Потрясенная этим признанием, опустошенная его бешеным ритмом. Эльф могла только беспомощно двигаться вместе с ним, пока он не упал на нее, все еще содрогаясь. Дрожащей рукой она погладила его спину, покрытую холодным потом.

Что она могла сказать? Он убил своего отца. Он, а не один из ее братьев выстрелил в тот день.

Вдруг она поняла, что он плачет. Безудержно и отчаянно он рыдал в ее объятиях, пока она молча проливала свои собственные слезы. «Не надо, прошу тебя. Что ты почувствуешь, когда узнаешь, кто я? Как сможешь вынести это? Не надо…»

Все это дело ее рук. Она разрушила все преграды, даже не задумываясь, сможет ли справиться с тем, что окажется внутри.

Мысли ее вернулись к той ужасной ночи в Ротгарском аббатстве. Все ее братья были вооружены. Она была уверена, что один из них застрелил старого графа. Вместо этого они вынудили его — Ротгар вынудил — совершить одно из самых гнусных преступлений — отцеубийство.

Впервые она стыдилась того, что сделала ее семья.

Он молча лежал рядом с ней, опустошенный, как и она. Что говорят в подобных ситуациях? Что бы сказала Лизетт? Эльф заговорила твердым и дерзким тоном:

— В таком случае, уверена, твой отец это заслужил.

У него вырвался нервный смешок.

— Да, конечно. Как и многие другие. Это не оправдание. — Он все еще был распростерт между ее бедрами.

— Очевидно, никто не знает о твоем преступлении, иначе бы ты понес наказание.

— Кое-кто знает. Но это ничем не грозит. Ты шокирована?

— Нет. —Теперь она знала, насколько велика опасность, но хотела исправить то, что разрушила. — Почему это тебя так мучит?

— Почему? — Он обессилел от секса и горя, а Эльф задыхалась под его тяжелым телом, но согласна была терпеть. — Бог его знает. Возможно, потому что он единственный человек, которого я убил. Это должно было оставить след.

Она молча ждала, надеясь, что он продолжит.

— А может быть, потому что я ненавидел его. — Он говорил так тихо, что она едва слышала. — Всю жизнь ненавидел, проклинал и боялся. Я мог бы сказать, что я убил его, потому что он собирался убить других. Так говорят мои сестры. Но я убил его, потому что ненавидел, потому что с детства мечтал об этом и не упустил шанса, когда он наконец представился мне.

Уолгрейв приподнялся на локтях, и слова полились из него.

— Ребенком я хотел убить его от бессильного ужаса. И не потому что он бил меня, все дело было в его невыносимых требованиях. Что бы я ни делал, все было плохо. Малейшая провинность подмечалась и ставилась мне в вину в присутствии слуг. Когда он порол меня, то созывал слуг смотреть. Он говорил, что это усмирит мою гордыню. Он, величайший из гордецов! Но когда я стал мужчиной, то освободился от него. Он не искал меня, и я избегал его общества, как если бы он был поражен чумой. Это была вопиющая трусость. Я ничего не сделал, чтобы помочь сестрам. Чтобы остановить его жестокость по отношению к слугам и арендаторам. Я был слишком запуган, чтобы вмешаться. И кончил тем, что убил его.

Потрясенная услышанным, Эльф гладила его влажные плечи.

— Он кажется чудовищем.

— Он им был. Но я должен был убить его, стоя с ним лицом к лицу.

— Нет-нет. Ты бы никогда этого не сделал. Возможно, ты действительно должен был помочь тем, кто был в его власти. Но может быть, ты не осознавал степени его жестокости.

— Просто не хотел знать. — Его голос звучал теперь почти нормально, он отодвинулся, и его рука скользнула между ее бедрами вниз.

Она схватила его за запястье:

— Нет.

— Нет? Мне кажется, ты получила не слишком много удовольствия в последнем раунде.

— Думаю, я уже отработала свои сто гиней.

— Не забывай. Это я плачу тебе. — Так как она продолжала сопротивляться, он сдался и сел, — Возможно, теперь ты решила, что сможешь увеличить сумму, прибегнув к шантажу.

Она села рядом с ним.

— Даже если то, что ты сказал, правда, у меня нет доказательств.

— Тогда я не пострадаю за свою глупость. — Хотя физически он был рядом, она чувствовала, что он отдаляется от нее. — Ты гордишься собой, Лизетт?

Эльф плотнее закуталась в накидку, дрожа не только от холода.

— Нет. После этого ты едва ли захочешь видеть меня снова, правда?

— Я никогда не считал, что мы подумываем о длительных отношениях.

— Ты просил меня стать твоей любовницей.

— Да, ты права. Сожалею, но я передумал.

Она проглотила комок в горле.

— Не надо ненавидеть меня.

— Не буду. Я просто намерен тебя забыть.

Эльф сжала губы, сдерживая слезы.

— А вдруг мы встретимся опять?

— Лизетт, — резко сказал он, — ты прекрасно понимаешь, что произошло. Оставь все как есть. Это была странная ночь, и если нам суждено выжить, не сомневаюсь, что ни один из нас полностью ее не забудет. Но уверен, мы оба будем стараться.

Эльф сообразила, что забрала накидку, оставив его обнаженным. Она стащила ее с себя и протянула ему, коснувшись его тела:

— Возьми, ты, наверное, замерз.

Но он уже отошел, и она издалека услышала его голос:

— Оставь ее себе. Постарайся поспать.

Проглотив слезы, о которых он не должен знать. Эльф свернулась на накидке, вдыхая его запах, и постаралась забыться.

Это была длинная бессонная ночь, и Эльф, должно быть, задремала. Ее разбудили громкие звуки. Выпутываясь из накидки, чтобы сесть, она услышала приглушенные голоса и удары.

— Засунули что-то в замочную скважину, — ворчал кто-то.

Она вздрогнула от прикосновения Форта.

— Тихо, — предупредил он.

— Кто это?

— Не знаю. Но не наши похитители. Если повезет, это мои люди разыскали меня. — Голос его звучал нормально и непринужденно, но несколько искусственно.

«Или мои люди разыскали меня», — подумала Эльф. Тут девушка вспомнила, что он совершенно обнажен. Она слезла с ящика и протянула ему накидку.

— Полагаю, мне надо что-нибудь надеть, — проговорил он, взяв ее. — Жаль, мы не можем разделить ее — твоя сорочка почти ничего не прикрывает.

Эльф заметила скудный свет, пробивающийся через щели подъемной двери. День еще не наступил, но уже рассвело.

— Может быть, нам следует обнаружить свое присутствие. В конце концов, если это наши похитители, они все равно знают, что мы здесь. Если нет — то как бы они не ушли.

— Верно. Пойду и переговорю. — Она услышала, как он карабкается по скату, затем раздался его голос:

— Привет, эй, кто вы там?

Стук прекратился.

— Сэр?

Эльф приподняла крышку гроба. Если их найдут, она должна сохранить в тайне свою личность. Возможно, катастрофа неминуема, но если она опять наденет маску. Форт никогда не узнает, кому он доверился этой ночью. По крайней мере это избавит его от постоянных воспоминаний о своем признании.

— Я граф Уолгрейв. Тот, кто поможет мне, неплохо заработает.

Крышка была тяжелая, ей удалось придерживать ее одной рукой, пока она шарила внутри.

— Прошу прощения, сэр, а нет ли с вами дамы?

Она нашла маску!

— Вообще-то есть. Вы ее ищете?

Эльф вновь опустила крышку, уловив удивление в голосе Форта. Его определенно ждет немало сюрпризов. Особенно если завязки маски перерезаны. Черт бы побрал этих шотландцев.

— Да, можно и так сказать. — Эльф узнала голос Робертса. — С ней все в порядке?

— Да, — отозвалась Эльф. — Сделайте одолжение, выпустите нас!

Однако больше всего ее волновала маска. Они обрезали левую тесемку в дюйме от края. Дрожащими руками она пыталась связать обрывок завязки с отрезанным куском, но ничего не получалось.

Безнадежно.

Может, придерживать маску рукой? Нет, это уж совсем глупо.

Дверь в любой момент может распахнуться под напором непрекращающихся ударов и впустить свет, угрожая неминуемым разоблачением!

Отшвырнув бесполезную вещицу. Эльф принялась безжалостно дергать напудренные локоны, пытаясь прикрыть ими лицо.

— В чем у вас там дело? — закричал Форт.

— Мы привели человека, чтобы отпереть замок, но кто-то воткнул в него щепку, а поскольку дверь открывается наружу, ее трудновато будет вышибить.

Эльф услышала, что Форт спускается вниз по скату.

— Где ты? — спросил он.

— Возле гроба.

Несколькими мгновениями позже она почувствовала, что он рядом. Он нежно дотронулся до ее руки.

— Я вел себя как отъявленный негодяй, Лизетт. Прими мои извинения.

Эльф взяла его за руку, проглотив подступившие к горлу слезы при мысли, что могло бы быть, окажись они другими людьми, или если бы она не разрушила воздвигнутые им стены.

— Я требовала ответа на вопросы, которые ты не хотел слышать.

Он притянул ее в почти братские объятия.

— Может, я был более чем готов к унижению.

— Не было никакого унижения. Я просто хотела помочь тебе. Прости меня.

— Конечно же, прощаю. — Он слегка покачивал ее, напомнив об их первом объятии, о его нежных руках и многом другом, чему не суждено повториться.

Никогда, никогда, погребальным эхом звучало в ее ушах.

— Ты добрая женщина, Лизетт. — Слабые голоса за дверью становились громче — еще минута, и все будет кончено. — Может, назовешь мне свое настоящее имя?

Она желала этого всей душой, но только прошептала:

— Я не смею.

Она цеплялась за малейший шанс остаться неузнанной. Кто знает, может Эльф Маллоран удастся найти путь к Форту Уору…

Сжимая в ладонях ее лицо, он словно пытался запомнить ее черты.

— Хотел бы я знать, чего ты боишься…

В этот момент дверь со скрипом распахнулась и фонарь осветил помещение. Защищаясь от резкого света. Эльф инстинктивно спрятала лицо у него на груди, но быстро поняла, что нашла замечательный выход.

— Ключ был в замке, милорд. М… мой Бог.

У Робертса едва не сорвалось миледи. Что еще ему известно? И на кого она, черт возьми, похожа?

— Подыщи что-нибудь, чтобы дама могла накинуть на себя, — властно проговорил Форт. — Ну-ка давай. Одна из твоих курток вполне подойдет.

Эльф обнаружила, что на нее напяливают бобриковую куртку, отдающую потом. Просовывая руки в чересчур длинные рукава, она опустила пониже голову с единственным желанием, чтобы воротник доходил до ушей. Когда Форт поднял ее на руки и вынес наружу, она опять спрятала лицо у него на плече.

— Я могу идти, — сказала она.

— Здесь неровная почва.

— Ты тоже босиком.

— Кажется, мне представился шанс быть безупречным, нежным рыцарем. Не лишай меня этой возможности.

Маленькая отсрочка. Еще несколько мгновений ничем не омраченной близость.

Эльф расслабилась, приникнув к его груди, пока он взбирался по шаткой лестнице и шел через полуразрушенную пивную. Несмотря на запах прокисшего пива и гниющего дерева, в свежем дуновении, овевавшем ее ноги, прикрытые только чулками, угадывалась близость реки. Осторожно повернув голову, она увидела серый рассвет, пробивавшийся через грязные разбитые стекла. Какой восхитительный вид после полного мрака!

Он вынес ее на заброшенный пустырь, окруженный сгоревшими домами.

— У тебя есть повозка? — спросил Форт.

— Да, милорд.

— А кто ты, к дьяволу, такой?

Услышав его тон, Эльф решилась потихоньку выглянуть и зажмурилась от ужаса. Они додумались притащить ее собственный фаэтон, на котором она обычно разъезжала по городу с лакеем на запятках. Сверкающий синим лаком и бело-золотой отделкой, он меньше всего похож на рядовое средство передвижения. Так же как и Бьянку, ее белую тягловую лошадку, нельзя назвать заурядной.

Она напряглась, приготовившись к тому, что правда сейчас выйдет наружу.

— Мое имя Робертс, милорд, — невозмутимо ответил слуга. — Меня наняли, чтобы найти даму.

О, слава Богу, слава Богу.

Форт удовлетворился ответом и только поинтересовался:

— И как же, черт возьми, тебе удалось ее найти?

— Прошу прощения, милорд, не могли бы мы побеседовать в другом месте? Если остальные вернутся, то, я бы сказал, нас маловато, чтобы дать им отпор.

Эльф огляделась. Только Робертс и еще двое мужчин, один из которых придерживает лошадь. Она понимала, почему они не привели женщин.

После натянутой паузы Форт сказал:

— Ладно. Но мне потребуется обувь. Один из вас может спрятаться здесь, пока ему не принесут другую пару. Эй, подать сюда экипаж!

Слуга подвел лошадь с коляской, и Форт усадил Эльф на сиденье.

Завладев вожжами, Эльф начала надеяться, что обман в конечном итоге сойдет ей с рук. Мужчины закрывали от нее единственную дорогу, а она совсем не знала этой части Лондона. Но как только они окажутся в знакомых ей местах, она хлестнет Бьянку и опять сможет скрыться от Форта.

Бедной Лизетт придется исчезнуть, но у нее останется возможность встречаться с графом и дразнить его в качестве Эльф Маллоран.

Он выбрал обувь мужчины, который держал лошадь за повод, и отправил его за угол снять туфли, послав вместе с ним Робертса, чтобы тот принес их назад.

И это тоже проявление доброты…

Конечно, он потребовал обувь, словно имел на это право, но не заставил босого человека искать место, где укрыться, когда вокруг столько битого стекла и камней.

Вздохнув, она призналась себе, что в ее глазах Форт близок к совершенству. Не то чтобы она считала его безупречным, но была настолько очарована им, что не могла думать о нем иначе.

Не очарована, а влюблена. Безнадежно.

Аманда, кажется, права. Они действительно Ромео и Джульетта, но им удалось остаться в живых.

Робертс вернулся с туфлями, и Форт обулся.

— А теперь, — сказал он, — мы должны, не откладывая, доставить даму домой, где бы этот дом ни находился. Пока мы будем добираться, вы расскажете мне, в чем дело и как вы нас нашли.

Он повернулся к фаэтону в тот момент, когда Робертс подошел с фонарем. Прежде чем она смогла помешать, Форт протянул руку и откинул с ее лица спутанные волосы.

Его улыбка была почти нежной.

Эльф попыталась отвернуться, но он схватил ее за подбородок, и улыбка медленно угасла на его лице.

На секунду граф прикрыл глаза, словно не мог поверить тому, что видит, затем развернул ее лицо к свету:

— Эльфлед Маллоран?!