Глава 11

Верджил наполнил два бокала портвейном и передал один из них Данте. Тот сбросил сюртук и теперь сидел с довольным видом, откинувшись в кресле перед слабым огнем камина. Он производил впечатление человека, утолившего голод, и Верджил догадывался, что брат провел вечер с любовницей.

– Я полагал, ты присоединишься к нам в театре.

– Проклятая рассеянность, а тут еще погода испортилась – стало сыро и промозгло. К тому же что за нужда ехать в театр нам обоим! Довольно уж того, что мне завтра снова придется играть роль няньки.

Нет. Нужды в этом не было. И все же присутствие Данте могло развлечь Бьянку.

Вечер оказался сущей мукой. Бьянка старалась скрыть свои эмоции под маской хладнокровия, но Верджил, угадав ее мысли, видел их отсвет в ее глазах, когда она бросала на него взгляды из-под полуопущенных век. Провожая дам домой, он уже был готов увлечь ее в сторону, чтобы объясниться и вымолить прощение.

Бессмысленно. Безнадежно. Что он мог сказать? По ее мнению, он самый бесчестный человек, и дело тут вовсе не в любовнице. Бьянка считала аморальным его поведение по отношению к ней: в ее глазах он был чудовищем, хищником. И возможно, она права – ведь рядом с ней Верджил по-прежнему чувствовал неукротимое животное желание.

– Найджел Кенвуд в городе. Очень важно, чтобы ты оставался в Лондоне, пока дамы не уедут, – сказал он Данте. – Так что тебе лучше пока пожить здесь. Я уже распорядился, чтобы Мортон приготовил спальню.

– В это время года большая часть комнат заперта и даже почти все слуги в деревне. Ты, может, и не против жить как монах, но я не могу удовлетвориться всего лишь несколькими комнатами да единственным слугой и предпочитаю поселиться в одном из своих клубов.

– А я хочу, чтобы ты жил в доме Пен, а не в клубе.

– Ты ведешь себя как суетливая старая тетушка, Вердж. Что такого может сделать эта Кенвуд? Она не выйдет за него замуж без твоего позволения. Ты боишься, что они сбегут в Шотландию?

– Эту возможность нельзя исключать. Должен признаться тебе, что мои опасения стали более серьезными. – Верджил подошел к письменному столу и достал письмо, полученное еще в Леклер-Парке от адвоката Адама Кенвуда. – Прочти его.

Данте лениво пробежал листок глазами.

– Не вижу в этом ничего экстраординарного. Наследство мисс Кенвуд ограничено в порядке наследования и отчуждения. Если она умрет, не оставив детей, оно переходит к ее ближайшему родственнику.

– Да, ничего экстраординарного. За исключением того, что этим родственником может являться только представитель рода Кенвудов. Я на это не обратил внимания, читая завещание, но адвокат подробно разъясняет это условие в своем письме. Таким образом, двоюродная бабушка из Балтимора лишена права наследования, а единственным ближайшим родственником остается Найджел.

– И что же?

– А то, что ее смерть ему более выгодна, чем брак с ней.

– Вряд ли, если учесть права супруга. Ты клонишь к тому, что ей грозит опасность от музыканта? Не слишком ли у тебя богатая фантазия?

– Возможно. И, тем не менее, я предпочитаю перестраховаться. Мне кое-что порассказали о нем, и оказалось, что он, как здесь, так и во Франции, слыл темной личностью.

– А поэтому хочет жениться на ней. Ну, нет, едва ли это можно рассматривать как уголовное преступление. Если бы в случае ее смерти наследником стал я, ты тоже предположил бы, что я замышляю убийство?

– Ну конечно, нет. Я бы и его не подозревал, если бы за последний месяц жизнь мисс Кенвуд не подверглась опасности дважды.

Веселое выражение тотчас сошло с лица Данте.

– В Леклер-Парке произошли два несчастных случая с небольшим разрывом во времени, очень необычных в своем роде. – Верджил кратко описал оба происшествия.

Данте задумался.

– Все это, конечно, может оказаться чистым совпадением, и все же я теперь понимаю, отчего ты так беспокоишься.

– Именно.

– Не лучше ли предупредить ее?

– Я не вправе ставить под сомнение честность человека, имея на руках столь неубедительные доказательства. Бьянка, скорее всего, отнесет мое предостережение насчет желания воспрепятствовать ее встречам с Найджелом. В этом случае результат окажется прямо противоположным.

Данте на миг нахмурился, глядя на огонь в камине.

– Ну и услужил тебе старый Кенвуд, назначив ее опекуном, Вердж. Я начинаю приходить к выводу, что с ней одни беды. Уму непостижимо, что с ней делать. Я думал, этот маленький эпизод на озере – всего лишь милый курьез; теперь же я узнаю от тебя о ее ранних прогулках в Леклер-Парке, да еще без провожатого. А когда ее застают в моих объятиях на траве, она, презирая все приличия, отказывается выйти за меня замуж. Налицо все признаки дурного воспитания. Ее представления о независимости неприемлемы. По всей вероятности, твоя протеже уже давно потеряла невинность.

Внезапно Верджил обратил внимание на то, как по-мужски бескомпромиссны выражения брата. Неужели и сам он казался Бьянке таким же?

«Ты совсем не знаешь ее. Она вовсе не источник бед или вульгарная особа, а просто молодая мечтательница, которая борется за право на достойное существование».

– Вот что я тебе скажу: я отказываюсь жениться на ней, и к черту ее наследство. Тем не менее, я прослежу за тем, чтобы она из дома Пен и шагу не сделала без присмотра, и не только потому, что может подвергнуться опасности. Я думаю, Вердж, что ты был с ней недостаточно строг: если не проявить осторожность, она может навлечь на семью неприятности.

Обсудив безопасность мисс Кенвуд, братья перешли к другим предметам, но в языках пламени, на которые был обращен взгляд Верджила во время разговора, он видел только Бьянку, какой запомнил ее этим вечером в театре. В струившемся по ее спине и рукам шелке синей шали мягко отражались блики театральных огней, живописно оттеняя ее белокурые волосы. Верджил завидовал шелковой ткани, которая ласково обнимала ее плечи, и радовался, что Бьянка надела эту шаль. Счет от мадам Тиссо будет оплачен не из средств мисс Кенвуд, но она об этом никогда не узнает. Верджил испытал несказанное удовольствие, увидев на ней свой тайный подарок, хотя холодность, с которой держалась Бьянка, подсказывала, что она бросила бы шаль в огонь, если б узнала, кто заплатил за нее.

Хорошо, что приехал Данте. Уж слишком большое наслаждение стало доставлять Верджилу общество Бьянки, и слишком часто она стала занимать его мысли, превратившись для него в опасное наваждение, предмет вожделения.

Прищурившись, Верджил смотрел на танцующие языки пламени. Как видно, пора снова ехать в Ланкашир, к любовнице.

– Договорились. Гостей на следующей неделе принимаешь ты. – Эти слова прозвучали из уст мадам Гастон так, будто она делала Пенелопе великое одолжение.

Пенелопа взяла со стоявшего рядом стола прелестный маленький томик.

– Я не вправе отказать: ведь мистер Уидерби счел нужным посвятить книгу мне, хотя этой чести должна была удостоиться ты как меценат, при чьей поддержке вышла серия.

– Посвящать стихи – это пошло. Мне по душе менее нарочитое выражение признательности. Чего доброго, кто-нибудь решит, что поэты покупаются за деньги, как ветчина на рынке.

Бьянка наблюдала за лицом миссис Гастон, когда та с притворной скромностью опровергала свою значительность. Ее высокие скулы сегодня, казалось, выступали еще сильнее, словно норовя прорвать кожу. Бьянка пыталась отгадать, испытывает ли миссис Гастон хоть частицу того восторга, который изображает, обнаружив, что ее покровительство по каким-то причинам не прославлено в лаконичном посвящении мистера Уидерби.

А вот Пенелопа так и светилась от восторга: ее взгляд то и дело возвращался к коричневому кожаному переплету, и кончики пальцев снова и снова скользили по тиснению на обложке.

– Боюсь, в роли хозяйки лучше бы выступить тебе. Не все примут приглашение от меня.

– Вздор! Я устрою так, чтобы все нужные нам люди пришли. Для тебя это будет важным событием, дорогая моя. Мы снова возвратим тебе то положение в обществе, которого ты заслуживаешь. Твое отчуждение длилось достаточно долго, но даже ссыльным, в конце концов, позволено возвратиться домой.

Пенелопа робко улыбнулась, выражая одновременно сомнение, смирение и надежду. Бьянка заметила промелькнувшие на лице графини чувства, и ее сердце болезненно сжалось.

Внешне Пенелопа всегда с покорностью принимала утрату положения и, казалось, даже была ему рада, но в этот момент стало совершенно очевидно, что она просто скрывала от посторонних свою боль.

Бьянка посмотрела на миссис Гастон новыми глазами. Она раньше не испытывала теплых чувств к этой женщине, но теперь прониклась к ней симпатией. Миссис Гастон продолжала дружить с Пен, тогда как многие порвали с ней. Теперь же она строила планы восстановления ее доброго имени. Неудивительно, что Пен считала миссис Гастон лучшей подругой, несмотря на ее тщеславие и властные манеры.

– Я спрошу брата, можно ли устроить прием в Леклер-Хаусе, – твердо и решительно заговорила Пенелопа. – Без уговоров, конечно, не обойтись, но, возможно, он уступит.

– Упроси его. – Миссис Гастон согласно закивала. – Объясни, что поставлено на карту. Это нечто большее, чем успех поэта. Уидерби – его друг, так что Леклер должен согласиться. – Она поднялась. – А теперь прощай, мне нужно сделать еще кое-какие визиты. Думаю, скоро прибудет мистер Уидерби. Он попросил меня привезти тебе первый экземпляр, но, несомненно, и сам пожелает видеть твою радость.

Наконец миссис Гастон оставила Пенелопу, которая все еще продолжала разглядывать небольшой томик.

Бьянка подошла, чтобы взглянуть на книгу, и присела рядом с Пенелопой. Она бы предпочла заговорить о своей просьбе в другой день, когда Пен не будет так поглощена сделанным ей посвящением.

– Я бы хотела завтра возвратиться в Леклер-Парк…

Пенелопа оторвалась от созерцания заветной страницы.

– Вы хотите сказать, что вам здесь не нравится? Но мне казалось, что вы больше любите город…

– Так оно и есть; однако из-за чрезмерного внимания Данте я постоянно испытываю неловкость…

– Боже правый! Вы полагаете, что он…

– Его поведение безупречно. Мы должны быть ему благодарны за то, что он сопровождает нас в театр и тому подобные места. Вчерашний поход в Британский музей доставил мне немалое удовольствие, но просто… – Бьянка смешалась и умолкла.

Пен никогда не заговаривала о том случае у озера, однако выражение ее лица указывало на то, что она отлично поняла причину, по которой Бьянка хотела покинуть Лондон.

– Боюсь, просить его общаться с нами реже невозможно – Шарлотта и так редко с ним видится. Что же касается отъезда из города, мне жаль, но я не могу сейчас исполнить ваше желание, так как обещала мистеру Уидерби на следующей неделе устроить прием в честь выхода его книги, и мы не сможем уехать раньше.

– Я могу вернуться туда завтра вместе с Джейн, а вы с Шарлоттой приедете, как планировали.

– Не думаю, что это благоразумно.

– Мы с Джейн пересекли океан. Поездка в Суссекс для нас чепуха, тем более, если мы отправимся в вашем экипаже. А уж в Леклер-Парке о нас хорошо позаботятся.

Казалось, Пенелопа дрогнула.

– Прошу вас. Иначе мне придется, сказавшись больной, оставаться в постели. Я уверена, что постепенно общество Данте будет смущать меня меньше, но пока еще прошло слишком мало времени… и мне тяжело выносить его присутствие.

Пен потрепала Бьянку по руке.

– Вы всегда так сдержанны! Мне и в голову не приходило, до чего вам неловко.

– Очень.

– Думаю, я позволю вам ехать, но при этом строго накажу кучеру, чтобы он доставил вас прямо в Леклер-Парк. Он также передаст мои приказания дворецкому и экономке следить за тем, чтобы вы оставались там. Верджил вряд ли стал бы возражать против вашего отъезда.

– Благодарю вас, Пен. Надеюсь, вы как можно деликатнее объясните Данте причину моего отсутствия…

– О, я придумаю, что ему сказать, когда он завтра явится. В конце концов, он, конечно, узнает о вашем отъезде, но не сразу. – Пенелопа сочувственно улыбнулась Бьянке. – На самом деле, несмотря на его неподобающее поведение, он очень добр. Думаю, вы будете чувствовать себя рядом с ним непринужденно. По словам Верджила, Данте питает к вам только благородные чувства.

– Вы и впрямь считаете, что мужчины на это способны? А я вот очень сомневаюсь, что их чувства когда-нибудь бывают благородного свойства.

Пенелопа, коротко рассмеявшись, покачала головой:

– Я менее всех осведомлена на этот счет. – Она нежно провела пальцами по обложке книги. – Хотя иногда спрашиваю себя: а может, в редких случаях это все же возможно?

Почтовая карета накренилась на повороте, заставив пассажиров податься всем телом в противоположную сторону, чтобы не упасть. Продрогшая до костей Бьянка зябко поежилась в легком плаще Джейн, пытаясь спастись от сырости и холода. Она никак не ожидала, что путешествие окажется таким долгим: несмотря на хорошие дороги, тряская карета тащилась еле-еле. И все же у нее не оставалось иного выбора – ей нужно было побыстрее обернуться, да и денег, выгаданных из тех двадцати фунтов, которые она выпросила у Верджила, не хватило бы на то, чтобы нанять экипаж.

Накануне вечером она позволила себе передохнуть на постоялом дворе и остановилась бы там на обратном пути, но сомневалась, что Джейн удастся морочить всем голову дольше трех дней.

Бьянка плотнее закуталась в плащ. Кроме этого легкого шерстяного плаща, Джейн, как назло, не взяла с собой в Лондон никакой другой одежды с капюшоном.

Просьба остановиться на постоялом дворе неподалеку от Леклер-Парка якобы для того, чтобы Джейн могла пересесть в другой экипаж и съездить навестить больную подругу, у кучера Пен не вызвала подозрений. Естественной показалась и необходимость Бьянки отлучиться по нужде. Спрятавшись за строением, девушки обменялись плащами, и в экипаж вместо Бьянки вернулась Джейн. Даже погода благоприятствовала им: моросил дождь, и было понятно, отчего девушки закрывали лица капюшонами.

Бог даст, по прибытии в Леклер-Парк Джейн удастся быстро уйти и закрыться в комнате, сказавшись больной; а там она прикроет голову чепцом, закутается в одеяло и пролежит в постели Бьянки несколько дней кряду, делая вид, что большую часть дня спит. Таким образом, она могла все это время оставаться неразоблаченной.

Но даже если обман и раскроется, не страшно: Бьянка все равно рассчитывала вернуться раньше, чем поднимут тревогу.

Помимо жестокого холода, очень большим неудобством являлось то, что она ничего не могла взять с собой: немногочисленные туалетные принадлежности и кое-какую одежду Бьянка с трудом уместила в сумочке и в лифе платья.

В окрестностях Манчестера карета прибавила ход, делая короткие остановки, когда сельские угодья сменились разбросанными по широкой территории селениями, за которыми, в свою очередь, показался и сам город. Улицы Манчестера поражали причудливым сочетанием совершенно новых строений с убогостью старых жилищ. Возможно, в погожие дни не измученному холодом и голодом путнику город казался не столь мрачным, и все же о его перенаселенности слишком явно свидетельствовала скученная застройка.

Карета замедлила ход и, наконец, совсем остановилась. Двое последних пассажиров стали забирать свои вещи.

– Если вам нужен Манчестер, то это он и есть, – сказал кто-то Бьянке. – Почтовая карета дальше едет в Ливерпуль, а городскую почту отсюда отправят с другой оказией.

Бьянка вышла из кареты в туманную изморозь. Заглянув на постоялый двор, она справилась у служащего, где можно на несколько часов нанять двуколку с кучером.

Вскоре она снова тряслась по мостовой, на сей раз в двуколке, с трудом умещаясь рядом с дородным кучером, ловко лавировавшим по городским улицам. Кутаясь в плащ, Бьянка опустила капюшон на самые глаза.

– Далеко ли до фабрики Кларка?

– Надо еще немного проехать на восток. Сначала будет новая фабрика, за ней еще несколько, а там совсем близко, можно дойти пешком. Город растет, точно паук, насосавшийся крови. – Кучер указал на стоявшего перед каким-то зданием молодого человека. – А вот и еще один новый работник. Их всегда узнаешь: вид у них такой, озадаченный. Но как найдут работу на хорошей фабрике, сразу повеселеют, а если уж нет, то глядеть на них жалко.

– Что значит хорошая фабрика?

– Та, где прилично платят. Где машины в порядке, где для всех членов семьи одинаковый рабочий день. – Кучер искоса взглянул на Бьянку. – Это не мое дело, но вы уверены, что хотите ехать на фабрику сегодня? В последние несколько месяцев то здесь, то там возникают беспорядки. Говорят, положение ухудшается.

– Мне нужно добраться туда непременно сегодня. Я уверена, фабрика мистера Кларка одна из хороших, а потому никаких проблем не предвидится.

Кучер рассмеялся:

– Когда начинаются рабочие волнения, хороших фабрик не бывает.

На то, чтобы доехать до вытянутых низеньких строений фабрики Кларка на восточных окраинах, потребовался почти час. Наконец кучер спрыгнул с двуколки и помог Бьянке сойти.

– Это, должно быть, там. – Он указал на каменное квадратное здание в два этажа. – Дом управляющего. – Кучер поднял голову, как принюхивающийся пес. – Кажется, тихо.

– Подождите здесь, пожалуйста. Мне нужно сегодня же вернуться на постоялый двор. – Бьянка запахнула плащ и решительно зашагала к дому.

В помещении при входе за письменным столом сидел молодой человек.

– Я хотела бы видеть мистера Кларка, – объяснила Бьянка. Молодой человек окинул равнодушным взглядом видавший виды плащ Джейн.

– Он сейчас в цеху. Может, я смогу вам помочь, меня зовут мистер Томас, я его секретарь.

– Благодарю вас, но мне необходимо поговорить с самим мистером Кларком.

Мистер Томас снова придирчиво оглядел ее.

– Таких молодых, как правило, не присылают. Вы из какой исправительной колонии?

– Я не из исправительного учреждения, и у меня срочное дело к управляющему.

– Назовите мне ваше имя, и я выясню, знает ли он об этом деле.

– Я не намерена называть вам свое имя, мистер Томас. Я дождусь возвращения мистера Кларка и уверяю, он не похвалит вас за то, что вы препятствуете мне с ним встретиться.

Удивленный, секретарь не знал, как реагировать на это заявление – смеяться или хмуриться. В конце концов, он счел ситуацию забавной, и его лицо приняло веселое выражение, но все же Он проводил Бьянку в контору.

В камине горел огонь, и Бьянка придвинулась к нему поближе. Она с удовольствием чувствовала, что начинает согреваться.

Повернувшись спиной к камину, девушка оглядела комнату. Мебель показалась ей прочной, хотя и простой, на столе находились лишь письменные принадлежности и аккуратная стопка документов. В целом помещение выглядело довольно убогим. Если кабинет – отражение характера управляющего, то, судя по всему, тот представлял собой весьма бесцветную личность, однако Бьянка надеялась, что это не обязательно распространяется на его воображение. Ей было нужно, чтоб он понял: ее предложение соответствует его интересам, и сама она очень рассчитывает получить от него то, что нужно ей, – возможность уехать.

Бьянка снова повернулась к огню. Она представила себе, как будет ходить по залитым солнцем улицам, радоваться и веселиться, петь часы напролет. В этой яркой и интересной жизни не останется места воспоминаниям о жутких днях, проведенных под затянутым тучами небом туманной Англии, где в борьбе со своими чувствами она перестала узнавать сама себя. Все превратится в прошлое, станет не более чем вехой на ее пути к зрелости. Как только она уедет, боль, засевшая в сердце, пройдет. Ее ждет чудесное будущее; она, не оглядываясь назад, с готовностью вступит в него, и…

Шум за спиной вывел ее из мечтательной задумчивости. Дверь распахнулась, послышались шаги…

– Мистер Томас передал, что вы желаете меня видеть, мадам.

Образы Италии разлетелись на части, словно разбитое молотом стекло, а воображаемые осколки дождем посыпались перед ошеломленной Бьянкой.

Она со всхлипом вздохнула и резко обернулась: перед ней стоял виконт Леклер.