Глава 3

Кэтрин только что пришла, проделав три мили от маленького коттеджа, который занимал престарелый мистер Кларквелл с сыном и невесткой, до своего дома.

Примерно раз в неделю она ходила читать ему свежие газеты и книги. Старик не мог ходить без помощи двух палок, а от постоянного сидения в доме или у дверей он стал настоящим брюзгой, как говорила его невестка.

Кэтрин почесала бархатный животик Тоби, пришедшего от этого в совершенный восторг, – сначала кончиком башмака, потом рукой.

– Глупышка, – сказала она, схватив его за подбородок и поворачивая голову из стороны в сторону, – можно подумать, будто меня не было дома целый месяц! – И она рассмеялась, глядя, как яростно Тоби виляет хвостиком.

Несмотря на солнце, день был прохладный. Кэтрин поворошила кочергой золу в кухонном очаге, и ей удалось оживить огонь. Подбросив дров, она налила воду в котелок и поставила вскипятить чай.

Она всегда радовалась, придя домой и закрыв за собой дверь, если в этот день никуда больше не нужно было идти. Кэтрин вспомнила о вчерашнем вечере и улыбнулась. Такие вечера приятны, общество показалось ей дружелюбным, если не считать моментов, когда она испытывала смущение. Но ей вовсе не хотелось, чтобы такие вечера стали ее обычным времяпрепровождением.

Больше не хотелось.

Но, кажется, остаток дня не будет полностью принадлежать ей. В дверь резко постучали. Она поспешила на стук, невольно вздохнув, Тоби же буквально выходил из себя, заливаясь лаем. Это оказался грум из Боудли.

– Миссис Адамс собирается зайти к вам, мэм, – сообщил он.

Миссис Адамс никогда не заходила к тем, кого она считала ниже себя по положению. Она в таких случаях вызывала особу, которую желала видеть, к садовой калитке, не обращая внимания на погоду и не думая о том, что кто-то может быть занят в данный момент. Поговорив несколько минут, миссис Адамс давала знак кучеру трогать.

Кэтрин еще раз вздохнула и закрыла дверь перед носом негодующего Тоби, после чего прошла по дорожке к калитке. Она сразу же увидела, что на этот раз к ее дому подъехала не карета, а группа всадников – мистер и миссис Адамс, мисс Хадсон, мисс Липтон, леди Бэрд, лорд Пелхэм, мистер Артур Липтон и виконт Роули. Все остановились и хором приветствовали ее.

– Как поживаете, миссис Уинтерс? – осведомился мистер Адамс с радостной улыбкой. – Кларисса решила, что она должна вызвать вас из дома, чтобы вы не упустили случая полюбоваться на столь необычную кавалькаду.

Миссис Адамс не обратила внимания на его слова. Она величественно наклонила голову в синей шляпке для верховой езды, перья которой красиво завивались у подбородка. Шляпа новая, дорогая и очень ей к лицу, подумала Кэтрин.

– Добрый день, миссис Уинтерс, – начала миссис Адамс. – Надеюсь, вы не простудились вчера вечером, возвращаясь домой в двуколке пастора? Жаль, что вы не держите экипажа, впрочем, он вам не очень-то и нужен.

– Разумеется, мадам, – ответила Кэтрин; она развеселилась, представив себе позади дома, в ее садике, каретный сарай, в два раза больший, чем сам дом. – А вечер вчера был очень приятный для поездки, если, конечно, одеться должным образом.

– Какой чудесный коттедж! – проговорила леди Бэрд. – Местоположение совершенно идиллическое, не правда ли. Идеи?

– В Лондоне очень многие, – отозвался лорд Пелхэм, глядя на Кэтрин своими блестящими синими глазами, – отдали бы все, чтобы иметь землю на берегу реки, такую, как у вас, миссис Уинтерс.

– Значит, я должна радоваться, что не живу вблизи Лондона, милорд, – ответила молодая женщина.

– Вряд ли такая маленькая усадьба может заинтересовать жителя Лондона, Пелхэм, – заметила миссис Адамс. – Хотя нельзя не согласиться, что река делает местоположение деревни весьма приятным. А каменный мост очень живописен. Вы заметили его, когда мы ехали сюда?

– Мы сейчас поедем туда и отдадим ему должное, – сказал мистер Адамс, – а миссис Уинтерс сможет вернуться к теплу ее очага. Вы вся дрожите, мадам.

Кэтрин улыбнулась мистеру Адамсу и его спутникам, которые, простившись с ней, направились по улице к трехарочному каменному мосту в конце улицы. Да, она действительно дрожала. Конечно, стоять на улице без пальто и шляпы было довольно холодно.

Но не от холода ее била дрожь. Из-за него. Это, наверное, глупо. Неужто она, точно девчонка, глупеет в присутствии красивого мужчины? Если так, то она презирает себя. Кэтрин считала, что все это у нее позади. Ей двадцать пять лет, и всю оставшуюся жизнь она решила прожить в деревне. Она примирилась с этим и соответствующим образом устроила свой быт. И она счастлива. Нет, она довольна. Счастье – это преходящее чувство, и если человек сейчас счастлив, то может потом стать несчастным. Ей не хочется ни того, ни другого. И она просто довольна.

А может быть, она вовсе не так глупа? И с его стороны действительно что-то есть? Ведь почти весь вечер он смотрел на нее, хотя и не пытался заговорить или присоединиться к той группе гостей, где находилась она, – разве что перед обедом, когда у него не было выбора. Разумеется, это совпадение, что всякий раз, когда она бросала взгляд на него, оказывалось, что он тоже смотрит в ее сторону. Она постоянно чувствовала на себе взгляд этого человека. Сама же смотрела на него из желания убедиться, что все это только ее фантазии.

Сегодня случилось то же самое. Он ни слова не сказал ей и все время держался позади. Все смотрели на ее дом и сад, на деревню, на нее – в последнюю очередь. Его же взгляд постоянно был устремлен на нее, она чувствовала этот взгляд, хотя сама не взглянула на него ни разу.

Это смешно, говорила она самой себе, возвращаясь в дом и отражая нападение Тоби, которого лишили удовольствия потявкать на чужих людей. На всех людей она смотрит легко и естественно, не испытывая ни малейшего смущения или неловкости, хотя мистер Адамс и лорд Пелхэм не менее привлекательны, чем виконт Роули, да и мистер Липтон тоже довольно хорош собой. Почему же она смущена? К ней заехали, она не напрашивалась.

Почему же ей было трудно повернуть голову и взглянуть да виконта? И откуда она знала, что он смотрит на нее, не сводя глаз – своих темных скрытных глаз?.. И как он истолкует тот факт, что она не ответила на его взгляд хотя бы раз?

Она снова ощутила себя девочкой, школьницей, способной онеметь и поглупеть при виде красивого мужского лица.

Вчера вечером никто не упомянул о том, как долго гости пробудут в Боудли. Может быть, они проведут здесь всего лишь несколько дней? Или самое большее неделю, ну две. Конечно, не дольше До начала лондонского сезона еще остается немного времени, но молодым франтам захочется приехать в Лондон еще до того, как балы, рауты и все такое начнется по-настоящему. Виконт Роули, лорд Пелхэм и мистер Гаскойн определенно слывут молодыми франтами. Хотя они не так уж и молоды. Ведь им, наверное, под тридцать. Виконт с мистером Адамсом – близнецы, а мистер Адамс давно женат, его дочери восемь лет.

Она отчаянно пыталась отогнать мысли о гостях в Боудли-Хаусе, особенно об одном из гостей. Ей бы не хотелось думать об этом и не хотелось что-то менять в своей жизни, которая ее вполне устраивала. Она приготовила чай, подождала, пока он настоится, налила себе чашку и села к столу, взяв одну из книг Даниеля Дефо, которую ей дал почитать пастор. Возможно, ей удастся забыться, погрузившись в описания злоключений героя.

В конце концов ей это удалось. Тоби растянулся на половичке у ее ног, шумно вздыхая от удовольствия.

Она в самом деле была красивой, принадлежа к тому, не часто встречающемуся типу женщин, которые хороши даже в лохмотьях. Или вообще без всякой одежды. Да, это действительно так. Он остановил свою лошадь рядом с ее коттеджем и раздевал ее глазами, пока она болтала с его спутниками. И эти приятные упражнения позволили обнаружить удлиненные руки и ноги, плоский живот, не нуждающийся в корсете, твердые, приподнятые груди с розовыми сосками, кожу цвета сливок. Он мысленно распустил ее волосы, развязав этот скучный тугой узел, и смотрел, как они раскинулись золотым плащом по спине до самого пояса. Они должны лечь соблазнительными волнами – он ведь помнит пряди, которым было позволено вчера вечером свободно виться у висков.

От него не укрылось, что она так ни разу и не взглянула на него. Равно как не укрылось и то, что она прекрасно сознавала его присутствие – больше, чем присутствие всех остальных, на кого она смотрела и с кем вполне свободно беседовала. Между ним и ею была крепко натянута невидимая нить, и он крайне осторожно подергивал эту нить. У него не было ни малейшего желания, чтобы Идеи опять принялся подшучивать над ним. Не хотелось также, чтобы кто-нибудь заметил это, особенно Клод, с которым у него существовала какая-то странная внутренняя связь.

Ему нравилось, что она скромница. В противном случае он, разумеется, не стал бы ею интересоваться.

И конечно, не стал бы реагировать на предложение, которое она накануне вечером так незаметно сделала ему.

Но он прореагирует на это предложение. И безотлагательно. Он пробудет в деревне скорее всего не больше пары недель, а миссис Уинтерс в состоянии, судя по всему, поддерживать интерес к себе в течение этого времени.

В этот вечер никто из деревни не был приглашен в Боудли-Хаус, хотя Клариссу все еще смущало нечетное количество гостей. Любителей карт нашлось достаточно, чтобы составилась партия. Он был свободен.

– Пойду подышу свежим воздухом, – заявил он вялым голосом, надеясь, что никто не выразит пламенного желания составить ему компанию. К счастью, Эллен Хадсон присоединилась к играющим.

– Уже темнеет, – проговорила Кларисса, явно раздраженная тем, что он увильнул от необходимости ухаживать за ее сестрой. – Вы можете заблудиться, Роули.

Клод хмыкнул:

– Любовь моя, мы с Рексом часто тайком развлекались здесь по ночам, когда были мальчишками. Если ты не вернешься домой к полуночи, мы вышлем людей на поиски, – обратился он затем к брату.

– Я возьму моток бечевки, если это вас успокоит, Кларисса, – ответил его светлость с раздражением в голосе.

И вскоре он уже шел по парку, наслаждаясь благодатным одиночеством. Благословлял он и свое знание местности, хотя не бывал здесь много лет. Мальчишеские проделки не так-то легко забыть. Даже в сгущающихся сумерках он безошибочно находил дорогу, ведущую сначала по лужайке, потом среди деревьев к задней двери в стене, окружающей парк. Через эту дверцу он вышел на дорогу неподалеку от того края деревни, где стоял домик миссис Уинтерс. Роули не хотел испытывать судьбу и подходить к ее коттеджу через деревню.

Когда он вышел через заднюю дверь на дорогу, уже почти стемнело. Виконт увидел, что со стороны улицы занавески на окнах ее коттеджа задернуты. В одном из окон горит свет. Значит, она дома. Оставалось надеяться, что она одна. Если это не так, придется как-то объяснить причину своего прихода.

Он открыл калитку, вошел и осторожно притворил ее за собой. Затем, бросив взгляд на улицу, убедился, что та совершенно пустынна, и вдруг неожиданно для себя разволновался. До того он никогда не проделывал таких штучек в деревне. Тем более в Стрэтгоне. Да и никогда он не жил на одном месте так долго, чтобы у него возникло желание заняться чем-либо подобным. Такого рода дела ассоциируются с анонимностью большого города наподобие Лондона. Если Клод что-нибудь заподозрит, он будет недоволен. Иден и Нэт тоже не придут в восторг и ни за что не позволят ему довести дело до конца.

Надо постараться, чтобы никто ничего не узнал. Виконт постучал в дверь.

И уже подумал, что придется постучать еще раз, но тут в доме громко залаяла собака, и он услышал, как в замке поворачивается ключ – как раз в тот момент, когда он вновь поднял руку… Дверь немного приоткрылась.

Она посмотрела на него не без удивления. В обшитом кружевами чепчике Кэтрин казалась невероятно хорошенькой и совсем не походила на замужнюю даму. На ней было то же самое шерстяное платье с длинными рукавами, в котором она встречала их днем. Интересно, подумал он, сознает ли она, что это платье подчеркивает стройность фигуры и плотно облегает все выпуклости? – Милорд!.. – проговорила она. Он едва расслышал ее из-за тявканья собаки. И подивился, как ей удается различить их с Клодом. Это получалось далеко не у всех, по крайней мере при недолгом знакомстве.

– Миссис Уинтерс, – он снял шляпу, – добрый вечер. Могу я войти?

Она заглянула за его плечо, словно высматривая, нет ли там еще кого-то. Прошло несколько секунд, прежде чем она отворила дверь пошире и отступила в сторону, чтобы он мог пройти. Маленький бело-коричневый терьер бросился между ними, демонстрируя намерение охранять свою территорию.

– Я не кусаюсь, – проговорил Роули тихо, обращаясь к собаке, – надеюсь, что вы будете настолько же любезны, сэр.

– Тоби, – сказала она, – успокойся.

Но эти слова оказались излишними. Собака легла на спину, колотя хвостом по полу и помахивая лапами в воздухе. Роули потыкал в него концом сапога, и Тоби встал и потрусил прочь, явно довольный знакомством.

Находясь в узком коридорчике, он понял, что домик почти игрушечный. И даже подумал, что нужно нагнуть голову, чтобы не стукнуться о притолоку.

Кэтрин закрыла дверь и какое-то время стояла спиной к гостю – явно дольше, чем было необходимо. Потом обернулась и спокойно посмотрела на него своими глазами цвета ореха, опушенными длинными каштановыми ресницами.

– В гостиной не топится, – сказала она. – Я никого не ждала и была на кухне.

Из кухни доносился соблазнительный запах, и он увидел, войдя туда, поднос с маленькими кексиками, стоящий на столе, покрытом салфеткой. Уютная кухня была очень обжитой: у очага кресло-качалка с подушкой, расшитой яркими нитками, на столе – горящая лампа и лежащая вверх обложкой раскрытая книга. На стуле расположился Тоби.

Виконт повернулся, чтобы взглянуть на миссис Уинтерс. Та была бледна. Кажется, даже губы у нее обесцветились.

– Не хотите ли присесть, милорд? – неожиданно спросила она, порывисто указав рукой на стул, стоявший по другую сторону очага.

– Благодарю вас. – Он прошел через комнату и сел. Она тоже села – в кресло. Терьер при приближении хозяйки спрыгнул со стула. “Как она изящна! – подумал Роули. – Сидит, не касаясь спинки кресла, при этом в позе ее нет ничего напряженного”.

– Могу ли я предложить вам чашку чаю? – спросила она, вставая. – Боюсь, ничего более крепкого у меня не найдется.

– Спасибо, нет, – ответил Роули.

Оказавшись рядом с ней, он наслаждался напряжением, которое возникло между ними. И она сознавала это не меньше, чем он. Никогда прежде он не испытывал с женщинами такого блаженного напряжения.

Виконт наблюдал, как она пытается освоиться в создавшейся ситуации, снова усевшись в кресло. Руки она положила на колени, одну поверх другой, явно успокаиваясь.

– Вам понравилась верховая прогулка, милорд? – осведомилась Кэтрин. – Окрестности здесь приятные даже в это время года, не так ли?

– Весьма приятные, – ответил он. – А местами – особенно.

– О-о-о? – Губы ее так и остались округленными. Он представил себе, как прикоснется кончиком языка к этому алому кружочку.

– Я говорю о деревне, – пояснил виконт. – В этом ее конце. Мы остановились, чтобы рассмотреть все хорошенько. Хотя, если быть точным, это нельзя назвать окрестностями.

Роули смотрел, как она осознает сказанное. И вспыхнула, что очень ей шло.

Она быстро отвела взгляд.

– Должно быть, вы рады повидать ваших племянника и племянницу, – сказала Кэтрин. – Ведь они не часто выезжают из Боудли. Наверное, вы давно их не видели.

– С меня уже достаточно их общества, – ответил он. – Я обнаружил сегодня утром, что дети имеют склонность полагать, будто дядья существуют исключительно для того, чтобы на них забираться.

– А вам это не нравится? – спросила Кэтрин. Вопрос прозвучал так двусмысленно, что, поняв это, она вновь залилась румянцем, прежде чем Роули успел ответить.

– Это зависит от того, миссис Уинтерс, кто влезает. Это может быть и весьма приятным.

Опустив глаза, она вытянула ногу, обутую в домашнюю туфлю, и погладила ею по спине собаку. Опять весьма искусный прием. Роули почувствовал, как забилось у него сердце. Но он наслаждался. Ему не хотелось торопить события. Пусть даже позднее возвращение в Боудли и вызовет любопытные вопросы. Он ждал, когда она возобновит разговор.

Наконец Кэтрин подняла глаза, задержала взгляд на его подбородке, потом встретилась с ним взглядом.

– Я не понимаю, зачем вы пришли, милорд? – сказала она. – Ваш визит не очень приличен.

Ах так! В отличие от него она не испытывает такого же наслаждения игрой, не хочет дать ситуации естественный ход. Ей хочется сразу же подвести его к последней черте.

– Мне кажется, вы это понимаете, – возразил он. – И уверяю вас, никто не видел, как я входил. Сплетен никаких не будет.

– Вряд ли можно остаться незамеченным, пройдя по деревенской улице.

– Я вышел из парка через заднюю калитку, – объяснил виконт. – Вы, вероятно, не знаете, что мы с Клодом и Дафной долго жили здесь с дедом и бабкой, будучи детьми.

– Да, конечно. Но почему вы сейчас здесь? Я хочу сказать – в моем коттедже?

– Мне скучно, миссис Уинтерс, – ответил Роули. – Похоже, я пробуду в Боудли несколько недель, и хотя очень люблю брата и сестру и приехал сюда в обществе своих близких друзей, мне не хватает приятного женского общества. Я скучаю, и мне кажется, что вы тоже скучаете. Вы вдова и живете в таком месте, где почти нет того, что можно назвать светской жизнью. Разве что Кларисса снизойдет пригласить вас к себе. А мужского общества здесь еще меньше.

Руки ее уже не были спокойны. Они вцепились одна в другую.

– Я не гонюсь за светскими удовольствиями, – проговорила она. – И не ищу мужского общества с тех пор как... с тех пор как умер мой муж. Я довольна своей жизнью. Мне не скучно и не одиноко.

Она намерена изобразить безразличие, подумал Роули. Хорошо. Он развлекался. И она так красива сейчас, когда он видит ее вблизи, что не стоит торопиться уменьшить расстояние между ними. Ему не хотелось пока прикасаться к ней. В предвкушении есть своя прелесть.

– Вы лгунья, мадам, – сказал он. Услышав это, Кэтрин какое-то время молчала. Глаза ее расширились, она внимательно взглянула на него:

– А вы не джентльмен, милорд. Он окинул ее оценивающим взглядом – строгую, стройную, вызывающую в нем горячее желание.

– За то время, пока я буду находиться в имении, мы могли бы развеять скуку.

– Подобными визитами? – спросила она. – Они неприличны, милорд. У меня нет компаньонки.

– По сему случаю мы оба могли бы прочесть благодарственную молитву сегодня ночью, мадам.

И какое нам, в сущности, дело до приличий? Вы вдова, миновавшая первый стыдливый румянец юности, если я могу взять на себя смелость выразиться таким образом.

– Я… – она сглотнула, – я не верю, что ваши визиты помогли бы мне излечиться от скуки, милорд. Кажется, у нас слишком мало общего, и разговаривать нам не о чем.

Ей просто цены нет.

– В таком случае, полагаю, мы могли развлечь друг друга без слов.

– О чем вы говорите? – Губы ее опять побледнели. Такие губы нуждаются в поцелуях.

– А вы никогда не развлекали мужа без слов? – спросил он. – Или он вас? Имея такую очаровательную жену, вряд ли он лишал себя одного из самых острых удовольствий в жизни.

– Вы хотите, чтобы я стала вашей любовницей, шлюхой? – прошептала она.

– Мерзкое слово, – отозвался он. – Шлюхи шляются по улицам, пытаясь подцепить случайного клиента. Но я хотел бы, чтобы вы были моей любовницей, миссис Уинтерс.

– Это одно и то же, – ответила она все так же шепотом.

– Напротив, – возразил он, – это совершенно не все равно. Мужчина выбирает себе в любовницы определенную женщину. Если она не очень обеспеченная женщина и живет в стесненных обстоятельствах, она выбирает мужчину, который будет ее защитником. В каком-то смысле это похоже на брак.

– В стесненных обстоятельствах… – повторила она. – Вы намерены платить мне, милорд?

Роули уже думал об этом. Он не хотел оскорблять ее, но, вероятно, ей нужны деньги. Он вполне готов платить.

– Если пожелаете. Я уверен, что мы можем прийти к обоюдному согласию.

– Вы бы стали платить мне, – сказала Кэтрин, – за то, что я буду с вами спать? За то, что я лягу с вами в постель? За то, что позволю вам пользоваться моим телом?

Даже он не смог бы выразиться более эротично.

– Да, мадам. Я бы стал вам платить. Хотя я смог бы доставлять вам такое же удовольствие, что и вы мне.

– Убирайтесь, – проговорила она так спокойно, что Роули не сразу понял, что она сказала. Он поднял брови:

– Мадам?..

– Убирайтесь, – произнесла она более отчетливо; лицо ее снова вспыхнуло, ноздри раздувались. – Убирайтесь отсюда и никогда больше не приходите.

Собака глухо зарычала.

– Вы подвели меня к этому моменту, – начал он, – только для того, чтобы велеть мне убраться прочь? Или я неверно прочел ваши сигналы? Их было слишком много, я не мог ошибиться. Она встала.

– Убирайтесь!

Роули встал не сразу. Внимательно посмотрел на нее. Да, она говорит то, что думает. Совершенно очевидно, что она не притворяется. Это он ошибся. А если нет, то неверно подошел к делу. Вдова – добродетельная женщина, иначе зачем она поселилась бы в такой деревне? И она горда. Нельзя было даже допускать мысли о том, что он станет ей платить. И ее тянет к нему. В этом почти нет сомнений. Но ей нужны нежность и ухаживания – нечто такое, что его совершенно не интересует.

Но может быть, если только он не был ослеплен ее знаками внимания, нужно было медленно и постепенно подвести ее от флирта к ухаживанию и к связи. На это, пожалуй, уйдет не одна неделя.

Теперь уже поздно гадать, как все могло сложиться.

– Нет, – сказал он, в то время как она уже раскрыла рот, чтобы снова заговорить, – нет надобности повторять это еще раз. – Он поднялся со стула. – Примите мои искренние извинения, мадам. Ваш покорный слуга. – Он коротко поклонился, взял свою шляпу и вышел в ночь.

В доме снова залаяла собака.

– Тоби. – Кэтрин опять опустилась в кресло. Собака прыгнула ей на колени и устроилась поудобнее. Хозяйка не возражала и принялась почесывать Тоби за ухом. – Тоби, меня еще никогда в жизни так не оскорбляли.

Она откинула голову на спинку кресла и уставилась в потолок. Потом тихонько засмеялась. Да, засмеялась. Неужели в ней есть что-то такое, что вызвало его на столь оскорбительное поведение?

Неужели есть?

Кэтрин несколько раз посмотрела на него и дважды улыбнулась, один раз приняв его за мистера Адамса. А сегодня она вообще на него не взглянула. И из-за этого должна вынести такое? Виконт решил, что она станет его любовницей? Он решил, что она примет от него плату за то, что раскроет перед ним свое тело в постели?

– Я очень сердита, Тоби, – сказала она. – Я действительно очень сердита.

Кэтрин все еще чесала за ухом у Тоби и смотрела в потолок, когда заплакала – сначала тихонько, а потом громко.

В чем она никогда не призналась бы даже Тоби, так это в том, что ее охватило ужасное, отвратительное искушение.

Она жаждала его прикосновений.