Глава 8

В комнату гостиницы сквозь приоткрытое окно проникал лунный свет. Элисса лежала на постели и старалась по возможности не шевелиться. Солома, которой был набит тощий матрас, пронизала в нескольких местах вытертую обивку и немилосердно колола тело, стоило ей сделать хотя бы малейшее движение.

Она лежала на боку и бездумно смотрела на выбеленную гашеной известью стену. Рядом в маленькой кроватке сладко посапывал Уил. По счастью, в его матрасике дыр не было, да и набит он был не соломой, а пером. Элисса отлично об этом знала, поскольку, прежде чем уложить сына в постель, собственными руками тщательно ощупала его матрас, проверяя, нет ли в нем блох.

В обивке матраса, который лежал на большой кровати, дыр было в изобилии, и Элисса сразу же их заметила. Поначалу, правда, она решила, что это не столь уж существенный недостаток. Этот недостаток и впрямь мог бы показаться ей несущественным, если бы она уснула, как только легла в постель. Сон, однако, никак к ней не шел: в гостинице даже ночью слышались какие-то подозрительные звуки и шорохи, которые не затихали ни на минуту и заставляли ее пребывать в состоянии постоянной тревоги.

К тому же она ждала Ричарда.

После того как они отужинали в «Гусаке и гусыне», Ричард отправился на конюшню, чтобы выяснить, задан ли корм лошадям и хорошо ли хозяин устроил на ночь кучера. Элисса же, взяв Уила за руку, поднялась на второй этаж в жилые покои.

Чтобы раздеть сына и уложить его в постель, много времени не потребовалось. Свой туалет она также завершила довольно быстро и теперь лежала без сна, ворочаясь с боку на бок.

Тяжело вздохнув, она приподнялась на локте и, взбив подушку, легла на спину, чтобы не созерцать опостылевшей ей голой стены напротив. При этом колючая солома снова впилась ей в тело, и она сквозь зубы обругала свою рубашку.

Одно было хорошо – Ричард не заводил больше разговора о злополучном брачном договоре и ущемлении своих прав.

Элисса была ему за это благодарна.

Кроме того, она пришла к выводу, что ее второй муж доброжелательно настроен к своему пасынку, и это тоже немало ее порадовало. Она знала множество случаев, когда отчим и пасынок ненавидели друг друга, жили как кошка с собакой и месяцами не разговаривали.

Существовала, правда, опасность, что сэр Ричард Блайт превратится для Уила в своего рода идола и мальчик увидит в нем достойный всяческого подражания образец мужчины и кавалера. Элисса числила за Ричардом слишком много грехов и опасалась, что он может повести мальчика по скользкому пути порока, тем более что начало этому пути уже было положено и позаботился об этом не кто иной, как ее покойный супруг Уильям Лонгберн.

Элисса прикрыла глаза, пытаясь избавиться от воспоминаний о греховной книге, которую она обнаружила в кабинете мужа после его смерти. Ее страницы были заполнены картинками, на которых голые мужчины и женщины предавались самому разнузданному разврату. Хотя Элисса сразу же сожгла книгу, она не могла отделаться от мысли, что ее сын тоже видел эти чудовищные рисунки.

– Спишь, моя радость?

Элисса распахнула глаза, всматриваясь в темный силуэт склонившегося над ней человека.

– Ричард? – спросила она шепотом.

– Ты ждешь еще кого-то? – сухо осведомился он, стаскивая с себя камзол. Присев на край постели, он снял высокие, черной кожи, сапоги и белую полотняную рубашку.

Потом Элисса почувствовала, как приподнялось на постели покрывало, а затем прогнулся под тяжестью тела матрас.

– Бог мой! Да это настоящее ложе пыток! – вскричал он, когда острые твердые соломины впились ему в спину.

Элисса не знала, то ли смеяться над ним, то ли посочувствовать.

– Тес! Ты разбудишь Уила.

– Этот матрас напоминает мне утыканную гвоздями доску, – пробормотал Ричард.

– Скажи еще спасибо, что в нем нет блох.

– Наверняка солома им тоже не нравится.

Злой как черт Ричард вылез из постели. В серебристом лунном свете он походил на античного бога войны. Как был, то есть совершенно голый, он направился к двери.

– Куда это ты собрался?

– Как куда? Пойду пожалуюсь хозяину, – свистящим шепотом произнес он.

– Без одежды?

Ричард медленно повернулся к Элиссе. Она попыталась сосредоточить внимание исключительно на его лице.

– А почему бы и нет? Не сомневаюсь, что эффект будет потрясающий, – сказал он с ухмылкой.

– Хозяин, должно быть, уже видит третий сон…

– Точно. А люди его комплекции имеют обыкновение спать очень крепко. Таким образом, у меня есть отличная возможность разбудить его громким воплем «пожар!» или «караул, грабят!». С другой стороны, хотя искушение и велико, мне придется отказаться от своего замысла, поскольку другие обитатели гостиницы моей шутки могут не оценить.

– Что это ты так раскричался? Хочешь разбудить Уила?

– Ничего я уже не хочу. – Ричард надел штаны и рубашку и, уже одетым, снова скользнул под одеяло. – Вот как я поступлю. Так оно будет безопаснее для моих боков. Но завтра утром я все равно переговорю с хозяином и устрою ему основательную взбучку.

Элисса не сомневалась, что свою угрозу он выполнит.

– Спокойной ночи, – сказала она и отвернулась к стене. И вдруг замерла, почувствовав, как он прижался к ней.

– Неужели ты не чувствуешь, как солома сотнями крохотных стрел впивается в твое тело? – прошептал он ей на ухо.

– Не чувствую – если лежу без движения.

Рука Ричарда по-хозяйски расположилась у нее на бедре.

– А я не хочу, чтобы ты лежала без движения. Хотя вы с адвокатом превратили меня в полное ничтожество в имущественном отношении, права супруга у меня все еще остаются, и я был бы не прочь ими воспользоваться.

Элисса хотела бы поддаться на его уговоры и уступить его домогательствам. При мысли о брачной ночи, когда она получила удовольствие, какого не испытывала за всю свою жизнь, у нее в жилах начинала бурлить кровь. Тем не менее Элисса пересилила себя и решила до конца выдержать характер: она боялась, что, если продемонстрирует сейчас мужу свою слабость, этот человек со временем полностью подчинит ее своей воле.

В свое время она, будучи полным несмышленышем в делах любви, позволила себе увлечься Уильямом Лонгберном, который постепенно низвел ее до положения не имеющей права голоса наложницы. Повторения этого она не желала и решила быть сильной и всячески противостоять притязаниям своего второго мужа – хотя бы ради того, чтобы у него не возникло соблазна, используя ее как орудие, покуситься на наследственные права ее сына.

– Я очень устала и хочу спать, – сказала она. Это было чистой воды ложью, поскольку в эту минуту ей было не до сна. Она перевернулась на, спину и добавила:

– К тому же рядом спит мой сын.

На губах у Ричарда появилась ироническая улыбка.

– Разве нельзя проделать все это тихонько, не поднимая шума?

– А ты на такое способен? – ледяным тоном произнесла Элисса и снова повернулась к нему спиной.

После многообещающих ласк в карете Ричард надеялся, что его притязания на интимную близость встретят куда более радушный прием со стороны супруги. Подавив усилием воли гнев, он решил по возможности обдумать все спокойно и рационально и не давать воли эмоциям.

Ясно как день, что она принимает его за развратного, беспринципного негодяя. Если он будет продолжать ее домогаться, она скорее всего воспримет это как доказательство, подтверждающее его аморальность. К тому же она была совершенно права, когда упомянула о своем сыне. Нельзя заниматься любовью рядом с кроваткой, в которой спит ребенок.

По этой причине, решил он, лучше всего оставить ее в покое.

Но способен ли он преодолеть свое эгоистичное стремление овладеть ею?

Разумеется, способен. Ведь не раб же он, в самом деле, своей чувственности! Ему вполне по силам держать свои желания под контролем.

Чтобы доказать это самому себе и, кроме того, показать жене, что он вовсе не склонен беспрекословно выполнять ее команды, Ричард всем телом прижался к ней и сжал ее в своих объятиях. Более того, он снова стал ласкать ее руки, стройные бедра и полную грудь.

Скоро дыхание Элиссы участилось.

Ричард отвел с розового уха жены прядь густых, пахнувших полевыми цветами волос и коснулся поцелуем нежной кожи у нее на шее. Когда он с новой силой прижал ее к себе, его возбужденная мужественность коснулась ее упругих ягодиц, делая пытку, на которую он себя обрек, просто невыносимой. Издав приглушенный стон, он зарылся лицом в ее густые волосы.

– Делай что должен, но прошу тебя – постарайся не разбудить ребенка, – шепотом сказала Элисса.

Следующим утром их карета вновь катила по грязной дороге, а Элисса все время задавала себе вопрос: заговорит ли с ней Ричард или будет до окончания путешествия болтать о всяких пустяках с ее сыном?

После того как она попросила Ричарда не будить Уила, он страшно на нее разозлился, перевернулся на бок и уснул – по крайней мере сделал вид, что спит. На Элиссу же неожиданно нахлынуло чувство вины, не говоря уже о чувстве разочарования в глубине души она мечтала о близости с мужем.

Он, помнится, говорил ей, что ничуть не похож на Уильяма Лонгберна, она же отнюдь не торопилась предоставить ему возможность это доказать. Это-то и мучило ее сейчас больше всего.

По этой, должно быть, причине она согласно кивнула, когда Ричард спросил, не станет ли она возражать, если Уил посидит с ним рядом. Она не выказала своего неудовольствия даже тогда, когда Ричард снял с себя перевязь и шпагу и позволил Уилу подержать оружие в руках.

Сегодня вечером они доберутся до Оустона, что в Лестере, откуда до Блайт-Холла рукой подать. Дорога до дома должна была, по расчетам Элиссы, занять не более трех дней, в то время как до Лондона она добиралась целую неделю.

– Расскажи мне о дуэлях, – сказал Уил, обращаясь к Ричарду. – Ты же обещал!

– Ничего я тебе не обещал, – ответил Ричард, отрываясь от созерцания скучных видов, проплывавших за окном, и улыбаясь Уилу.

– Но ведь ты говорил, что расскажешь, говорил!

Ричард устремил на Элиссу взгляд.

– Есть возражения, миледи?

Вопрос был прост и не содержал в себе никакого подвоха, однако Элисса вспыхнула как маков цвет.

Она никак не могла отделаться от ощущения, что каждое слово Ричарда содержит в себе намек на события предыдущей ночи.

Но все же надо было хоть что-нибудь ответить.

– Хорошо, рассказывай, но только о такой дуэли, где все происходило в полном соответствии с правилами, – сказала она.

– Как же иначе, мадам? Заверяю вас, ничего не достойного внимания благородных людей в моем рассказе не будет, – заявил Ричард, затем повернулся к Уилу и начал свое повествование. – Некий француз позволил себе оскорбить любимую сестру короля. Его величество не услышал оскорбительного намека, который тот позволил себе сделать в присутствии английских придворных. К несчастью для француза, его оскорбительная реплика донеслась до меня. Есть люди, которые не одобряют нашего короля, но сестра его величества, вне всякого сомнения, на редкость очаровательная и благородная леди.

Элисса дала себе слово не ревновать Ричарда к сестре короля, какие бы комплименты он ей ни расточал.

Блайт продолжал свой рассказ:

– Я, разумеется, не мог оставить оскорбление без ответа.

– А что же все-таки сказал француз? – спросил Уил.

– Я не стану повторять его слова, поскольку не желаю пачкать рот. Как бы то ни было, я вызвал француза на поединок, и мы договорились о времени и месте встречи. Поединок должен был состояться на рассвете в пригороде Парижа, на поросшем травой поле, которое примыкало к маленькой ферме.

– А Карл знал об этом? – поинтересовалась Элисса.

Ричард нахмурил брови:

– Разумеется, нет. Как можно было ему об этом сообщить, не повторив гнусных измышлений, оскорблявших честь принцессы, а значит, и его честь?

– Стало быть, он не знал, что ты рискуешь жизнью, защищая честь его сестры?

Ричард широко улыбнулся:

– Признаться, я не думал, что моей жизни угрожает серьезная опасность. Пьер не очень-то хорошо владел шпагой.

– А ты хорошо ею владеешь? – спросил Уил.

– Да уж, лучше, чем Пьер… Так вот, ночью пошел дождь и основательно намочил землю. По этой причине я предложил Пьеру отложить поединок. – В голосе Ричарда неожиданно зазвучал металл. – К сожалению, Пьер не внял моим доводам и отказался.

Элисса подумала, что француз скорее всего неверно истолковал предложение Ричарда и решил, что его противник просто-напросто струсил. Ричарду же сама мысль о том, что кто-то может подозревать его в трусости, была нестерпима.

– Итак, когда взошло солнце, мы вышли на поле. Надо сказать, мы оба были не в лучшей форме, поскольку перед дуэлью обычно не спится. Пьер к тому же пытался добрать смелости, которой ему не хватало, с помощью бутылки.

– Как это – с помощью бутылки? – Уил озадаченно посмотрел на Ричарда.

– Он был пьян, – расшифровал Ричард свои слова. – Пьян, молод и напуган.

– Ты, значит, его не боялся, – путем несложного умозаключения пришел к выводу Уил.

– Не боялся. Повторяю, он был пьян, молод и напуган, – сказал Ричард. – Поскольку ночью лил дождь, с деревьев капало, трава была мокрой и скользкой, а от земли поднимался пар. На некотором удалении от нас, в поле, пасся огромный бык, который, как мне показалось, вел себя довольно беспокойно. Однако пора было начинать дуэль, и секундант Пьера подал сигнал к началу.

– А кто у тебя был секундантом? – спросил Уил.

– У меня, видишь ли, вообще не было секунданта.

– Не было секунданта? – с удивлением переспросила Элисса.

– Как я уже говорил, мне не хотелось, чтобы король узнал о поединке, и я решил никого из англичан в известность не ставить. Ну так вот… Мы вытащили шпаги и принялись описывать круги, – продолжал рассказывать Ричард. – Пьер был слишком неопытен и горяч, а потому не прошло и минуты, как он на меня напал.

Увы, он забыл о том, что трава у него под ногами мокрая и скользкая, а руки куда короче, чем у меня. Выпад ему не удался, к тому же он поскользнулся и упал ничком в грязь.

Моя бы воля, я бы этим и ограничился, но он поднялся и снова пошел на меня. Я понял, что остановить его может только рана, поэтому нанес ему удар.

– Ты его убил, да? – прошептал Уил, посмотрев на него округлившимися от ужаса глазами.

– Ничего подобного. Я порезал ему щеку. Я решил оставить ему на память зарубку, чтобы он не забывал о том, что о благородной даме нельзя отзываться дурно.

– Значит, ты его не убил?

– Не убил. Но он все равно умер.

– Как же так? – одновременно воскликнули Уил и Элисса.

– Очень просто. Он промок, простудился и заболел. Его положили в постель и вызвали врача, но он так больше с постели и не поднялся. Как видите, результат дуэли оказались довольно плачевными, и славы этот поединок ни мне, ни ему не прибавил.

– Но все-таки ты поддержал честь сестры короля!

– Поддержал, да, но не в этом дело. Этот парень, Пьер, был просто-напросто глуп, но нельзя же убивать человека из-за того, что у него в голове пусто. Я многих ранил на дуэлях, но ни разу никого не убил. И меня тоже ранили, и не один раз, – закончил свое повествование Ричард.

– Я не заметила на тебе шрамов! – вскричала Элисса, которую мысль о том, что ее муж был ранен на поединке, повергла в ужас. «Какая глупая, жестокая забава, – думала она, – и как хорошо Ричард в своем рассказе это продемонстрировал».

– Ты просто не видела мое тело при дневном свете, – спокойно ответил Ричард.

Элиссе, однако, его спокойствие не передалось. Ее обуревало множество самых противоречивых чувств и эмоций: восхищение, страх, преклонение перед его благородством, даже желание снова увидеть его обнаженным, – но спокойствия она не ощущала.

– «Герб Бармейдов»! – объявил кучер, когда карета въехала во двор гостиницы.

Крик кучера отвлек Ричарда от воспоминаний о несчастном Пьере, и он выглянул из окна кареты.

– Подумать только – «Герб Бармейдов»! Оказывается, этот постоялый двор все еще существует.

– Почему, интересно знать, он так называется? – спросил Уил.

– Понятия не имею, – ответил Ричард.

Пока они ехали, Ричард пришел к выводу, что его пасынку интересно абсолютно все, что происходит на свете.

Его любопытство, которое иной человек счел бы чрезмерным, ничуть не раздражало Ричарда, поскольку свидетельствовало о живом и пытливом уме мальчика. Как говорится, избави нас Боже от детей равнодушных и нелюбопытных!

Избави нас Боже также от жен, которые с помощью хитрости превращают нас в ничтожество, но при этом воспламеняют нам кровь одним только своим взглядом!

Ричард вылез из кареты и принялся обозревать выложенное наполовину из бревен, наполовину из камня здание деревенской гостиницы. Годы, казалось, совершенно его не тронули, и оно оставалось точь-в-точь таким же, что и двенадцать лет назад, когда он, тогда пятнадцатилетний парень, готовился к трудному и опасному путешествию во Францию.

Там, за домом, где находились конюшни, он вскочил в седло и, помахав на прощание отцу, дал коню шпоры. Тогда он видел его последний раз в жизни.

Ричард отогнал невеселые воспоминания и, взглянув на свою очаровательную жену, сухо улыбнулся:

– Если я справился со своими чувствами при виде этого постоялого двора, то надеюсь, смогу совладать с собой и тогда, когда перед моим взором предстанет Блайт-Холл.

– Мистрис Лонгберн вернулась! – послышался хриплый женский голос, в котором сквозила неподдельная радость.

Ричард повернулся на каблуках и увидел владелицу гостиницы мистрис Хатчли. Она, похоже, тоже нисколько не изменилась с тех пор, как он перебрался на жительство во Францию.

Владелица гостиницы стояла в дверях, уперев руки в широкие бедра, и, как всегда, приветливо улыбалась приезжим.

Уил с радостной улыбкой на лице подбежал к ней.

– Мы были в Лондоне, где мама видела короля и нашла для меня нового папу! Скажи, а пирожные у тебя есть – те, что я люблю?

– Нового папу? – удивленно произнесла мистрис Хатчли, заключая мальчика в объятия. Она перевела взгляд с Элиссы на Ричарда и, кивнув в его сторону, спросила:

– Это, что ли, твой новый папа?

Поскольку ей никто не ответил, она задала этот вопрос снова, но тут на пороге гостиницы появилась молодая пухленькая женщина.

«Должно быть, это Марта, дочь мистрис Хатчли», – подумал Ричард, смутно припоминая розовощекую девчушку с большими голубыми глазами и веселой улыбкой, которая в годы его юности ходила за мистрис Хатчли как приклеенная, держась за ее юбки.

Теперь Марта была хорошенькой молодой женщиной с отлично развитыми формами, да и смотрела она на него совсем не по-детски. Взгляд у нее был самый что ни на есть женский – острый и оценивающий.

– Сын сказал вам правду, мистрис Хатчли, – подтвердила Элисса, решив ответить на вопрос хозяйки гостиницы и таким образом положить конец всем возможным разговорам и домыслам. – Я вышла замуж за Ричарда Блайта, которому король даровал титул графа Доверкорта.

– За того самого Ричарда Блайта, что пишет пьесы и провел детство в окрестностях Оустона? – Мистрис Хатчли с изумлением посмотрела на Ричарда и с минуту не сводила с него глаз. Вся ее доброжелательность неожиданно улетучилась, а на лице появилось брезгливое выражение. – Точно, он! Как только я могла его не признать? Он ведь копия своего папаши!

Повернувшись к дочери, она резким голосом отдала распоряжение:

– Марта! Немедленно ступай на кухню и приготовь гостям какой-нибудь еды. И поставь а печь сладкий пирог – вот для этого юного джентльмена. Поторапливайся! Гости устали и проголодались!

Молодая женщина убежала хлопотать по хозяйству, а мистрис Хатчли обняла Уила за плечи и повела в дом. По пути она оглянулась и, сурово поджав губы, с неодобрением посмотрела на Ричарда.

Ричарда ранили на поединках много раз, но все это были булавочные уколы по сравнению с той болью, которую он испытал, осознав, что старые слухи и сплетни, порочившие его родителей, а следовательно, и его самого, все еще живы и по-прежнему исправно циркулируют в округе.

Элисса, пораженная не меньше Ричарда реакцией хозяйки гостиницы, повернулась к нему в надежде получить разъяснения. Ричард ответил ей сардонической улыбкой и язвительным комментарием:

– Никак не ожидал, что о моей семье здесь все еще помнят. Должно быть, моя литературная слава добралась даже до этого медвежьего угла.

– Не стыдно быть таким знаменитым? – поинтересовалась Элисса.

– Тут уж ничего не поделаешь, – сказал Ричард, направляясь к дверям гостиницы, – известность имеет и свою оборотную сторону.

– Мистрис Лонгберн!

Услышав громкий голос какого-то человека, окликнувшего его жену, Ричард повернулся и увидел светловолосого, рослого мужчину, который мчался навстречу Элиссе. Этот человек, должно быть, не бедствовал, поскольку его одежда, хотя и немодная, была хорошо скроена и сшита из дорогой материи. Ботфорты, которые он носил, блестели, как полированный гранит, и были изготовлены из телячьей кожи тонкой выделки.

Его лицо показалось Ричарду знакомым, хотя он никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах этого человека видел. Возможно, подумал Ричард, они с ним встречались во времена его, Ричарда, юности.

Потом Блайт переключил внимание с внешности этого человека на его манеры, которые показались ему излишне фамильярными – и не без причины. Когда незнакомец схватил Элиссу за руки и с обожанием на нее посмотрел, сторонний наблюдатель наверняка бы решил, что это любовник, встречающий свою милую после долгой разлуки.

– Какой приятный сюрприз! – воскликнул незнакомый Ричарду обожатель Элиссы. – Даже не верится, что вам удалось так быстро вернуться из Лондона… А где же Уил?

Элисса одарила незнакомца благосклонной улыбкой.

– Я тоже не ожидала вас здесь увидеть, мистер Седжмор.

Мы только что приехали, и Уил уже вошел в дом.

Ричард направился к жене и ее приятелю. Его имя ничего ему не говорило, зато утвердившееся у него на лице сластолюбивое выражение говорило о многом и аттестовало этого человека не с лучшей стороны.

– Это ваша карета, Элисса? – Мистер Седжмор с восхищением посмотрел на выкрашенный черным лаком экипаж. – Я знал, что дела у вас процветают, но и представить себе не мог, что они хороши до такой степени.

– Карета и четверка лошадей получены в дар от короля, – громко сказал Ричард.

Элисса и мистер Седжмор как по команде повернули головы в его сторону.

– Это свадебный подарок его величества.

– Что такое? – Мистер Седжмор выпучил глаза и изумленно посмотрел сначала на Элиссу, а потом на Блайта.

Впрочем, к изумлению в глазах Седжмора примешивалось еще и отчаяние.

Ричард, приревновав Элиссу к мистеру Хардингу, совершенно упустил из виду, что за ней мог ухаживать какой-нибудь джентльмен, живший с ней по соседству. Как-никак она была красивой молодой дамой, к тому же весьма состоятельной.

Ричард постарался скрыть ревность, овладевшую им при виде мистера Седжмора.

– Да, мы с леди Доверкорт поженились, а потому вы сделали бы мне большое одолжение, если бы перестали держать ее за руки, – ровным голосом произнес Ричард – Подобная фамильярность неуместна.

Седжмору хватило ума поступить, как ему было сказано.

– Леди Доверкорт? – озадаченно повторил он.

– Поскольку ее муж зовется графом Доверкортом, ничего удивительного в этом нет.

– Он говорит правду, – подтвердила слова Ричарда Элисса и обратилась к мужу:

– Хочу тебе представить, Ричард, Альфреда Седжмора, чьи владения граничат с нашими землями на севере. Альфред – мой сосед и очень хороший друг.

Ричард продолжал хранить на лице непроницаемое выражение, так что трудно было сказать, поверил он в слова супруги или нет.

– Рад знакомству, – сказал он и отвесил Седжмору короткий поклон.

– Мистер Седжмор, познакомьтесь с моим мужем графом Доверкортом, в прошлом сэром Ричардом Блайтом.

– Элисса! Мистрис Лонгберн! – вскричал мужчина прерывающимся от волнения голосом. – Неужели это правда?

– Хочу вас заверить, мистер Седжмор, что моя жена в данном случае не ошибается. Ричард Блайт, граф Доверкорт, к вашим услугам, сударь, – очень по-светски произнес Ричард, копируя несколько напыщенные манеры герцога Бэкингема. – Жаль, не припомню вашего имени. Должно быть, вы приобрели здесь собственность не так давно?

– Ваш слуга, милорд, – пробормотал Седжмор и поклонился.

Разумеется, у Фоса это получалось куда лучше, но все-таки назвать мистера Седжмора неотесанным сельским чурбаном было нельзя. Кое-какое мужское обаяние у этого парня, бесспорно, имелось.

– Я купил себе имение в то же примерно время, когда покойный муж мистрис Лонгберн – простите, леди Доверкорт – приобрел здесь Блайт-Холл.

– В те годы вы, должно быть, были очень молодым и состоятельным джентльменом, – сказал Ричард.

– Молодым – да. Состоятельным? Пожалуй. Отец оставил мне немного денег, и когда я нашел в этих краях подходящее имение, которое продавалось за долги, то не задумываясь купил его.

– К тому же и соседство было приятное, не так ли?

Хотя Альфред Седжмор ничего предосудительного не сделал ни Ричарду, ни его семейству, Элисса почувствовала, что муж относится к Альфреду настороженно, если не сказать враждебно.

Признаться, в манерах и внешности Альфреда Седжмора можно было усмотреть нечто отталкивающее Элисса по крайней мере в его присутствии всегда испытывала некоторый дискомфорт. Прежде всего он был чрезвычайно любопытен и всюду совал свой нос. Одно время Элисса даже опасалась, что он докопается до истинной подоплеки ее с Уильямом Лонгберном отношений. Мужчины обычно называют сплетницами женщин, но Элисса в жизни не встречала большего сплетника, чем Альфред Седжмор.

Когда после смерти мужа Альфред зачастил в ее дом, Элисса стала опасаться, что рано или поздно он сделает ей предложение, и уже заготовила маленькую речь, чтобы, не слишком обижая Альфреда, ему отказать.

Но время шло, а предложение руки и сердца от Альфреда все не поступало. Элисса решила, что у страха глаза велики и никаких матримониальных планов у мистера Седжмора на ее счет не имеется. Убедив себя в этом, она стала относиться к нему ровно и доброжелательно – как к хорошему, доброму соседу.

– Скажите, король вернул вам ваше родовое имение? – спросил у Ричарда мистер Седжмор.

– Нет, – ухмыльнувшись, произнес Ричард и с «видом собственника положил руку на плечо жены. – Как вы уже, наверное, догадались, вместо этого он отдал мне во владение прелести мистрис Лонгберн.