Глава 18

На следующее утро, пожелав своим друзьям доброго пути и помахав на прощание, Ричард направился в спальню.

Всю прошлую ночь он пролежал без сна на диване в большой гостиной и теперь, злой и невыспавшийся, поднимался по лестнице на второй этаж, обдумывая еще не до конца оформившийся план.

Когда он вошел в комнату, Элисса, которая тоже всю ночь не сомкнула глаз, приподнялась на постели, закрывшись простыней до подбородка, и посмотрела на мужа печальными, чуть припухшими от бессонной ночи глазами.

Ричард молча подошел к своему сундуку и вынул из него смятый дорожный камзол. Положив его на стоявший рядом стул, он снял с себя рубашку и швырнул ее на пол.

– Что это ты делаешь? – спросила Элисса.

– Не видишь? Переодеваюсь, – ответил Ричард, принимаясь с сосредоточенным видом шарить по дну сундука.

– Где ты провел ночь?

– А тебе что до этого?

– Ты мой муж.

Ричард оглянулся.

– Насколько я понимаю, к величайшему твоему сожалению…

Вытащив наконец из сундука чистую белую рубашку, Ричард тщательно осмотрел ее на просвет: не протерлась ли где?

– Тем не менее это не дает тебе права не уважать меня или моих друзей. Впрочем, о каком уважении можно говорить, когда ты понятия не имеешь об элементарной вежливости.

– Твои приятели сами не отличаются вежливостью. Не предупредив хозяев заранее, в гости не приезжают.

Ричард поджал губы.

– Я еще в Лондоне приглашал Фоса в гости.

– Ты мне об этом не говорил.

– Эти люди – мои друзья, и этого вполне достаточно, чтобы там, где я живу, к ним относились с должным уважением – не важно, по приглашению они приехали или нет.

Но ты не беспокойся, Элисса. Ни мои друзья, ни я больше тебя не потревожим. Я возвращаюсь в Лондон.

Хотя с отъездом Ричарда за жизнь сына можно было не опасаться, Элисса почему-то не испытала облегчения. Наоборот, слова мужа «я возвращаюсь в Лондон» поразили ее в самое сердце, вызвав острую, как от удара кинжалом, боль.

– Значит, в Лондон?

Ричард надел чистую рубашку и начал укладывать в сундук свои пожитки.

– Я вырос в атмосфере злобы и ненависти и жить так больше не могу и не хочу.

Он сказал «ненависть»? Значит, он ее ненавидит? Или думает, что это она ненавидит его? При этой мысли Элисса пришла в такое волнение, что у нее перехватило дыхание.

Да как он смеет говорить о ненависти после того, что у них было! По-видимому, он ее никогда не любил. Да что там «не любил» – наверняка она ему даже не нравилась!

Он ее обманул, как обманул ее в свое время Уильям Лонгберн. Но нет, куда Лонгберну до него – обман Ричарда во сто крат подлее и хуже!

– Я вернусь туда, где мое место. Туда, где меня уважают и откуда мне по большому счету никуда уезжать не следовало.

– Ты прав. Твое место там – в этой зловонной клоаке, которую называют Лондоном, где обитают твои растленные приятели-театралы, – сказала она, выбираясь из постели. – Не понимаю только, зачем тебе понадобилось писать столько писем, если ты собирался уехать?

– Никаких писем я не писал, – удивленно возразил Ричард.

Чтобы согреться и хоть немного унять дрожь, которая вдруг стала ее бить, Элисса обхватила себя руками.

– Скажи, в Лондоне тебя будет ждать леди Фаррингтон или какая-нибудь другая женщина из тех, кого ты называешь «близкими друзьями»? Остается только догадываться о степени близости, на которой зиждется ваша дружба.

– И что ты хочешь этим сказать? – спросил он, поворачивая к ней непроницаемое, словно вырезанное из камня лицо.

– Я хочу сказать, что у тебя с леди Фаррингтон были отнюдь не дружеские отношения. Как иначе объяснить тот факт, что ты посвятил ей пьесу? – сказала она, стараясь скрыть от него терзавшую ее боль.

– Что ты такое говоришь? Она жена моего друга!

– Какое благородство! Жаль только, что оно показное.

Полагаешь, я настолько наивна, что поверю в эту ложь?

– Неужели ты думаешь, что я способен предать своего старинного друга ради нескольких мгновений преходящей страсти?

– Я думаю, ты способен на все, чтобы получить желаемое. «Цель оправдывает средства» – вот принцип, который, насколько я Знаю, пользуется при дворе неизменной популярностью.

– Терпеть не могу это изречение. Я живу, повинуясь другим принципам.

– Только не надо красивых слов! – вскричала Элисса. – Интересно, сколько еще женщин, которым ты разбил сердце, притащится сюда вслед за леди Фаррингтон? И как, интересно, их зовут? Погоди, я сама скажу… Наверняка одна из них Антония! Теперь я понимаю, куда ты ходил по ночам – в павильон! Днем писал любовные письма, отсылал их, а потом сидел в темноте в павильоне и поджидал свою добычу!

Ну что, я угадала?

Ричард покраснел как рак.

– Ага! Теперь мы изображаем, что нам стыдно. Должна сделать тебе комплимент – актер ты отличный. А вот я, наверное, просто-напросто глупа. Позволила себе поверить в то, что тебе есть до меня дело! Я-то думала, ты испытываешь ко мне какие-то чувства…

Ричард в два шага преодолел разделявшее их расстояние и схватил ее за плечи. Глаза его горели злобой.

– Значит, ты думаешь, что в этом проклятом павильоне я встречался с женщинами?

– А что я еще могу думать, если тебя нет по ночам в спальне?

– Ты обвиняешь меня в неверности? Ты не смеешь!

– Нет, смею! Потому что знаю кое-что о тебе и о твоем прошлом. Смею, потому что кто-то заплатил мистеру Моллипонту за то, чтобы он сделал копии с моего брачного договора и завещания моего покойного мужа. Смею, потому что не желаю, чтобы с моим сыном что-нибудь случилось!

Ричард выпустил ее плечи и с недоумением посмотрел на нее.

– То, что ты считаешь меня распутником, для меня не новость. Но какое это может иметь отношение к твоему брачному договору и завещанию твоего покойного мужа? И при чем здесь мистер Моллипонт?

– Говорю же тебе – он по чьей-то просьбе делал копии с некоторых важных документов, – сказала она, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не перейти на крик или, того хуже, не разрыдаться. – А в этих документах, между прочим, говорится о том, что произойдет с имением Блайт-Холл в случае смерти Уила.

Лицо Ричарда сделалось мертвенно-бледным.

– Значит, ты полагаешь, что я могу желать Уилу смерти, чтобы вернуть себе имение?

– Чтобы вернуть себе Блайт-Холл, ты готов на все Ведь ради этого ты женился на абсолютно незнакомой тебе женщине! Так почему бы тебе ради этого не убить ее ребенка?

Ричард отшатнулся от нее как от зачумленной.

– Бог мой! – воскликнул он. – Бог мой! Так вот, значит, какого ты обо мне мнения! Думаешь, что я способен поднять руку на ребенка?

– Я уже и не знаю, что мне думать! – простонала она, вдруг сообразив, что все эти ужасные подозрения и обвинения основываются на весьма зыбком фундаменте и не подкреплены доказательствами.

Ричард расправил плечи и окинул ее холодным, высокомерным взглядом, который она подметила у него в первый же день их знакомства.

– Три тысячи чертей, мадам! Похоже, я правильно делаю, что от вас съезжаю. Прикажите отослать мои веши в Лондон. Я не хочу оставаться в этом доме ни одной минуты!

Ричард большими шагами двинулся к двери, но, положив руку на дверную ручку, неожиданно остановился и снова повернулся к Элиссе:

– Еще до того, как мы поженились, король намекал мне на то, что я могу получить права на Блайт-Холл в случае смерти твоего сына. Помнится, тогда я ему сказал, что нет на свете имения, которое стоило бы жизни ребенка.

С этими словами Ричард вышел из комнаты, с силой захлопнув за собой дверь.

Элисса закрыла лицо руками. Она не знала, как ей быть, куда идти и кому теперь верить.

Преступление мистера Моллипонта, неизвестно куда исчезнувшая бумага, полуночные отлучки Ричарда – все смешалось у нее в голове Господи, как связать все это воедино?

Да и возможно ли это? Должна ли она верить мистеру Хардингу – или ей следует больше доверять мужу?

Но как она могла ему верить, когда не верила даже себе самой?

Однажды она уже доверилась мужчине, вняла велениям своего сердца и, как выяснилось, совершенно напрасно. Если она и на этот раз совершит ошибку, то расплачиваться за нее придется уже не только ей.

Известие об отъезде лорда Доверкорта в Лондон распространилось по округе Оустона со скоростью лесного пожара и вызвало многочисленные пересуды, толки и споры.

Кое-кого оно обрадовало, а у одного человека вызвало неподдельный восторг.

Прошло два дня. Элисса сидела у себя в кабинете, просматривая сделанные еще рукой Ричарда записи в конторской книге, когда слуга доложил о приезде Альфреда Седжмора.

Визит Седжмора ничуть ее не удивил. Она понимала, что недолюбливавшему ее мужа Альфреду требовалось собственными глазами полюбоваться на руины, в которые обратилась ее семейная жизнь.

Признаться, она думала, что он явится к ней сразу же после отъезда Ричарда, но то обстоятельство, что Седжмор отложил свой визит на два дня, тоже отнюдь не превращало его посещение в праздник.

Элиссе хотелось побыть в одиночестве и поразмышлять о своей жизни. Она так и не решила, как ей быть.

Сердце настоятельно требовало от нее отправиться вслед за Ричардом в Лондон, но рациональное начало в ее характере, опиравшееся на высказанные в письме мистера Хардинга подозрения насчет ее мужа, говорило о том, что этого делать не следует.

Что, если Ричард и в самом деле хотел ее обмануть? То обстоятельство, что она его полюбила, никак не сковывало свободу его действий.

Если она примет неверное решение, пострадает не только она, но и ее сын. Бедняга Уил! В сущности, его страдания уже начались. С тех пор как Ричард отбыл в Лондон, он перестал улыбаться, почти не разговаривал и, словно призрак, с унылым видом бродил по дому.

Она пыталась объяснить сыну причины отъезда Ричарда, но всякий раз, когда она к этому приступала, ее начинали душить слезы, и она не могла говорить. По этой причине с объяснениями она решила повременить – во-первых, ей самой нужно было немного успокоиться, ну а во-вторых, прежде чем давать объяснения, следовало составить хотя бы приблизительный план своих дальнейших действий.

Хотя это было и непросто, она изобразила на губах подобие любезной улыбки и вскинула на гостя глаза.

– Здравствуйте, мистер Седжмор.

Седжмор вместо того, чтобы поздороваться, с минуту рассматривал ее с преувеличенным выражением жалости на лице, что уже само по себе было для нее унизительно.

– До меня дошли весьма прискорбные известия, – выдавил он наконец из себя.

После такого вступления Элисса почувствовала сильнейшее желание распрощаться с Седжмором, но ей пришлось в соответствии с правилами этикета поддерживать начатый им неприятный разговор.

– Садитесь, прошу вас, – оказала она, указывая на стоявшее против стола кресло. – Полагаю, вы намекаете на отъезд моего мужа в Лондон?

– Насколько я понимаю, это был скоропалительный отъезд, – сказал Седжмор, наклоняясь к ней и устремляя на нее взгляд, в котором, кроме сочувствия, крылось еще что-то, чему она показе могла подобрать названия, но от чего у нее по спине пробежала холодная Дрожь. – Что ж, искренне вам сочувствую.

– С какой стати?

– Будет ли мне дозволено истолковать ваш вопрос и удивленный взгляд в том смысле, что отъезд лорда Доверкорта вас нисколько не опечалил?

– Если меня в данном случае что-то и печалит, не понимаю, к чему вместе со мной печалиться еще и вам? – помолчав, сказала Элисса.

Ей не хотелось отвечать на этот вопрос, но взгляд Седжмора был слишком настойчив.

Седжмор откинулся на спинку кресла, и Элисса подумала, что он как-то уж слишком вольготно и комфортно чувствует себя у нее в кабинете.

– Вы правы. Если уж кому и печалиться вместе с вами, так это королю, который устроил этот несчастный брак, ну и, конечно, сэру Джону.

– Сэру Джону? – с удивлением спросила Элисса.

– Ну разумеется. Ведь он не знал о том, что сэр Ричард уехал в Лондон, и ровно два дня назад отослал туда своих дочерей – как говорится, прямо волку в пасть. – Седжмор потер подбородок и с задумчивым видом добавил:

– Любопытное совпадение, я бы даже сказал, знаменательное – не находите?

– Не нахожу. Почему бы девушкам и не съездить в Лондон? Обычное совпадение, не более. Кстати, вы не скучаете по мисс Антонии?

Теперь уже удивляться пришлось Седжмору.

– По мисс Антонии? – выпучив глаза, спросил он.

– У меня сложилось впечатление, что она весьма вас заинтриговала.

– О чем вы, миледи? – вскричал Седжмор, всплеснув руками, и Элисса поняла, что изумление у него не наигранное, а самое настоящее. – Заверяю вас, я никогда не испытывал ни малейшего интереса к этой влюбчивой особе.

Седжмор нахмурился, выбил пальцами дробь по столу и уже другим, тихим голосом произнес:

– Боюсь, зря я это все затеял…

– Что именно?

– Да вот, хотел протянуть вам руку помощи… Но похоже, явился не вовремя.

– Благодарю за предложение. Когда мне понадобится ваша помощь, я обязательно дам вам знать.

Седжмор молитвенно сложил руки, как если бы Элисса была святой, которую он боготворил.

– У меня и в мыслях не было причинять вам беспокойство своим визитом. Я хотел лишь немного вас ободрить и поддержать.

Элисса промолчала.

Седжмор изобразил на губах сочувственную улыбку.

– Я понимаю ваше стремление с наименьшими для себя потерями выбраться из этой ловушки, которую вам, сам того не желая, подстроил король. Любая женщина на вашем месте, пообщавшись с Ричардом Блайтом, захотела бы того же самого.

Элисса удивленно выгнула бровь. Ну почему все считают, что знают Ричарда, хотя она, его жена, до сих пор не может в нем разобраться?

Между тем Седжмор, решив, что Элисса разделяет его мнение, наклонился к ней и интимным шепотом произнес:

– Взять хотя бы его увлечение театром. Всякий знает, что театр – оплот греха. Но в греховности Блайта виновато не одно только его окружение. У него имелись все задатки сделаться дурным и аморальным человеком. Греховность, если так можно выразиться, перешла к нему по наследству от его родителей. Чего стоили одни только оргии в павильоне у реки!

– Оргии? – с шумом втянула в себя воздух Элисса.

– Вы дали ему, что называется, от ворот поворот и при этом ничего не знаете об этих оргиях?

– Мой муж участвовал в оргиях? – едва слышно пробормотала Элисса, опустив голову. Казалось, оправдывались ее худшие подозрения.

– Не сейчас, разумеется, по крайней мере я ничего об этом не слышал. Но до его отъезда в Европу это, без, сомнения, имело место. Как говорится, каков папаша, таков и сынок. Но и мать, конечно, тоже от мужа не отставала. У Блайта были достойные родители…

У Элиссы заныло под ложечкой – до того ужасным и невероятным показалось ей то, что рассказывал этот человек.

– Вы… вы точно это знаете? У вас есть доказательства?

– Говорят, отец Ричарда построил этот павильон именно для такого рода забав. Недаром он стоит в стороне от дома. Блайт-старший не хотел, чтобы об этом проведали слуги.

– И Ричард…

– Остается только догадываться…

«Помнится, Ричард как-то упомянул о том, что потерял невинность в юные годы, а еще он терпеть не мог этот павильон, – подумала Элисса. – И писал пьесы об аморальных, развратных людях, сделавшихся игрушками собственных страстей. Может ли человек, с детских лет погруженный в бездны разврата, полюбить? – задалась она вопросом. – Не вожделеть, не желать одной лишь физической близости с женщиной, но именно полюбить – всей душой, всем сердцем, всем своим существом?»

Впервые с тех пор, как Ричард ее оставил, Элисса задумалась об этом по-настоящему.

Да, временами он был циничен, и во взгляде его сквозила затаенная горечь, тем не менее любить он был еще способен. Это было заметно по всему – надо было только уметь видеть. Подлинное чувство к ней отражалось в его глазах, слышалось в его голосе, ощущалось в его крепких объятиях.

Элисса словно прозрела, и теперь сомнений в том, что Ричард ее любил, у нее не осталось. Он никогда не сделал бы ей плохо, а Уилу – тем паче. В этом сомнений у нее тоже теперь не было.

Она совершила ошибку, не поверив ему. Она поторопилась обвинить его во всех смертных грехах, причем не на основании того, что узнала о нем сама, а на основании того печального опыта, который приобрела за годы жизни со своим первым мужем.

Ричард любит ее, а она – его, и пусть Седжмор говорит все, что ему вздумается, распускает какие угодно слухи и сочиняет самые невероятные истории…

– Не сомневаюсь, что ваш блистательный адвокат без труда добьется для вас развода, – сказал Седжмор. – Об умении мистера Хардинга вести дела свидетельствуют великолепные брачные договоры, которые он составляет. Если бы не эти документы, я никогда бы не поверил, что собственность жены можно столь успешно охранять от посягательств законного мужа. Он прямо-таки виртуоз по этой части, этот ваш мистер Хардинг. Подумать только, он свел права мужа к жалкой роли младшего управляющего, который ничем не владеет, денег не получает и лишь помогает хозяйке разбираться с текущими делами… Воистину он достоин восхищения.

Элисса, опираясь руками на стол, поднялась, покачнувшись на ослабевших вдруг ногах.

– Уходите, прошу вас…

– Дорогая Элисса! – воскликнул мистер Седжмор, устремляясь к ней и заключая ее в объятия. – Позвольте мне вам помочь.

– Немедленно отпустите меня! – вскричала Элисса, которую прикосновения Седжмора заставили содрогнуться от отвращения. – И уходите – я хочу побыть в одиночестве. Я благодарна вам за желание оказать мне помощь, тем не менее вынуждена еще раз повторить свою просьбу – уходите!

Седжмор сделал шаг назад.

– Ну, если вы настаиваете…

Элисса, продолжая опираться руками о стол, посмотрела на гостя в упор:

– Я настаиваю.

– Очень хорошо, леди Доверкорт. Как говорится, желаю здравствовать. Быть может, я заеду к вам в другой раз, когда…

– Да, – да, заезжайте – в другой раз, – заторопилась Элисса, которая была готова пообещать ему все, что угодно, лишь бы он оставил ее в покое.

Наконец он удалился, этот милейший мистер Седжмор, ее друг и добрый сосед, чьи владения граничили на севере с ее земельными угодьями. Как жадно, однако, он на нее смотрел… И откуда, спрашивается, он знает во всех деталях содержание ее обоих брачных договоров? Помнится, она их ему не показывала и ни словом об их содержании не обмолвилась…

Рухнув на стул, Элисса уставилась на закрытую дверь.

– Боже мой! – простонала она. – Что я наделала?!

В следующую минуту, однако, она взяла себя в руки, и нахлынувшее на нее чувство беспомощности уступило место железной решимости. Вскочив со стула, она позвала слуг и сына.

Она немедленно отправится вслед за мужем в Лондон и возьмет У ила с собой!

Роберт Хардинг поднял глаза от лежавших перед ним бумаг и посмотрел на ворвавшегося как буря в его кабинет Ричарда Блайта. Взгляд посетителя не предвещал ничего хорошего, а поза была угрожающей. Диллсворт, новый клерк мистера Хардинга, стоял за спиной Блайта бледный как смерть. Было очевидно, что бедняга просто не смог противостоять бурному натиску нежданного гостя.

Мистер Хардинг несколько секунд расширившимися от удивления глазами созерцал эту картину, после чего его взгляд вновь принял привычно холодное, с оттенком легкого презрения, выражение.

– Чем обязан, милорд? – спросил он Ричарда ледяным тоном. – Вы удостоили меня чести…

– Приятно слышать, что вы вдруг заговорили о чести, – с сарказмом перебил его Блайт.

Он пробыл в Лондоне уже несколько дней, но возможности увидеть человека, который обвинял его во всех смертных грехах, ему все не представлялось, .

Обращаясь к мистеру Хардингу, Ричард старался сохранить самообладание и говорить ровным, спокойным голосом, но это ему плохо удавалось. Стоило ему только подумать об ужасных обвинениях, которые выдвинул против него мистер Хардинг, как его мгновенно охватывал гнев.

– Как вы посмели бросить мне в лицо клеветнические, не подкрепленные фактами обвинения? – громким срывающимся голосом спросил он.

– Идите-ка отсюда, Диллсворт, и не забудьте прикрыть за собой дверь, – с убийственным спокойствием распорядился мистер Хардинг.

Диллсворт, которому было любопытно узнать, какое дело привело к его хозяину такого грозного на вид, вспыльчивого клиента, послушно удалился.

– Похоже, мое появление вас удивило, – возобновил наступление Ричард, когда клерк вышел. – Неужели моя женушка еще не поставила вас в известность о том, что я сбежал из дома, чтобы снова ступить на стезю греха и порока?

– Никаких известий от леди Доверкорт я не получал.

Ричард вдруг осознал, что приготовленная им заранее гневная тирада уже не способна никого сокрушить. Оказывается, Элисса не сообщила своему адвокату о его отъезде. Но что бы это могло значить?

– Быть может, вы все-таки присядете, милорд?

– Я не собираюсь у вас рассиживаться! Мне необходимо узнать, по какому праву и на каком основании вы позволили себе…

– Прошу вас сесть, милорд! – властно перебил его Хардинг. – Я родом отнюдь не из семьи адвокатов, а потому мои методы убеждения, возможно, не столь изысканны, как у других лондонских юристов, но действуют безотказно. Уверен, будь мистер Моллипонт здесь, он бы, без сомнения, это подтвердил.

Ричард подивился самоуверенности этого человека. Воистину «железный Хардинг». На его месте любой другой адвокатишко давно бы уже трясся как осиновый лист, опасаясь последствий его гнева.

– Уж не пытаетесь ли вы мне угрожать? – процедил он сквозь зубы.

– Мне бы очень этого не хотелось. Еще раз настоятельно прошу вас присесть, милорд.

Ричард уселся на стул с высокой спинкой, стоявший напротив стола Хардинга.

– Ваши слова свидетельствуют, что супруга ознакомила вас с содержанием моего письма.

– У вас имеются реальные факты, позволяющие выдвинуть против меня столь серьезные обвинения?

– Я хорошо понимаю, как опечалило вашу супругу и вас мое письмо, но надеюсь, что и вы поймете, как важно было для меня исполнить свой долг, предупредив о возможной опасности свою клиентку.

– И обратив тем самым ее подозрения и гнев на меня, ее мужа, так, что ли?

– Копии с избранных мест из завещания Уильяма Лонгберна и текстов брачных договоров вашей супруги, обнаруженные мной по воле случая в портфеле мистера Моллипонта, действительно выглядели весьма подозрительно. К тому же клерк был очень напуган тем субъектом, который скупал у него эти выписки, и некоторое время отказывался сообщить мне его имя. Потом, правда, он решил, что молчать и запираться глупо, и рассказал мне все. Решительное объяснение с Моллипонтом состоялось вчера, и вчера же я написал обо всем леди Доверкорт.

Ричард перевел дух. Слава Богу, скоро его жена получит письмо Хардинга и узнает о его, Ричарда, непричастности к этому мерзкому, порочащему его имя делу.

Однако, по мнению Ричарда, это запоздалое письмо ничуть не умаляло вины сидевшего перед ним человека. Ведь если бы не чудовищные обвинения Хардинга, они с Элиссой так или иначе урегулировали бы свои разногласия – в конце концов у какой недавно вступившей в брак пары их нет?

Кроме того, существовал еще один враждебно настроенный к нему человек – тот, кто затеял всю эту интригу и, весьма возможно, готовился претворить упомянутый Хардингом план в жизнь, в силу каких-то пока еще не известных Ричарду причин.

Мистер Хардинг заговорил снова:

– Признаться, я не хотел подвергать жизнь вашего пасынка даже малейшему риску, а потому и позволил себе написать столь тревожное письмо вашей жене. Прошу простить меня за доставленное всем вам беспокойство.

– Беспокойство? Подыщите другое слово, Хардинг! Лично я пережил муки ада!

В холодных серых глазах мистера Хардинга появился отблеск чувства, отдаленно напоминавшего сожаление.

– Со своей стороны я обещаю уладить это дело к вашему с леди Доверкорт взаимному удовольствию. Я не только установил имя человека, который платил мистеру Моллипонтуза выписки из документов, но и понял, как мне кажется, зачем он все это затеял.

– Его имя? – вскричал Ричард, вскакивая на ноги и опуская внушительный кулак на столешницу прямо перед носом у Хардинга. – Кто это?

– Если вы будете вести себя в столь агрессивной манере, у меня может сложиться впечатление, что я, назвав вам имя этого человека, сделаюсь невольным подстрекателем и соучастником убийства.

– Неужели вы полагаете, что при сложившихся обстоятельствах я могу вести себя взвешенно и сдержанно? – отрезал Ричард.

– Придется, иначе я ничего вам не скажу. Я сам пошлю за этим типом королевских жандармов, и он предстанет перед судом, как то по справедливости и должно быть.

Ричард грозно сдвинул брови.

– Можете ничего мне не говорить. Я и сам догадаюсь.

Этого негодяя зовут Седжмор. Он, в чем я ни секунды не сомневаюсь, хочет заполучить мою жену и ее имение.

– Я не стану ни подтверждать, ни отрицать ничего из того, что вы говорите, пока у меня не сложится твердое убеждение, что в ваши намерения не входит брать на себя функции судьи и палача.

Ричард в упор посмотрел на Хардинга, но тот спокойно выдержал его взгляд. Решив, что от адвоката ни угрозами, ни пронизывающими взглядами ничего не добьешься, Блайт сдался.

Снова усевшись на стул и взяв себя в руки, он сказал:

– Ладно. Считайте, что я угомонился.

– Вот и хорошо.

– Но ведь это Седжмор, не так ли? Только назовите мне имя, и вы получите мое честное благородное слово, что я не стану вмешиваться в ход судебного разбирательства.

– Уж лучше я подожду. Если этот человек узнает, что он под подозрением, то, очень может быть, попытается удрать за границу.

– Делать нечего, придется ждать, – вздохнул Ричард.

– На этой стадии дела вам ничего другого не остается.

– Но вы-то, выдвигая против меня обвинения, ждать не захотели!

– Официально я никаких обвинений против вас не выдвигал. Я всего лишь предупредил в частном письме вашу жену о возможных последствиях деяния мистера Моллипонта. Не скрою, я полагал, что это вы платили за выписки из документов, поскольку подозревал вас в заговоре против жены с самого начала.

– Однако вы не поставили мою жену в известность о своих подозрениях.

– Я – адвокат. Мое дело не высказывать подозрения, а защищать интересы моих клиентов, особенно тех, чье положение представляется особенно уязвимым.

– Кто бы ни был злоумышленник, его замысел жениться на Элиссе, а затем расправиться с ее сыном ради приобретения собственности выглядит невероятно жестоким.

– Боюсь, вы недооцениваете прелести своей жены и не слишком хорошо осведомлены о реальной стоимости одного из самых процветающих имений в графстве. – Лицо «железного» Хардинга слегка оживилось. – Или, быть может, вы знаете о других, неизвестных мне причинах, которые могли заставить злоумышленника попытаться завладеть поместьем Блайт-Холл?

– Разве что его красота? Ничего, кроме этого, мне в голову не приходит. – Ричард пожал плечами. – На мои взгляд, в этом деле присутствует какая-то странность, и, что бы вы там ни говорили, вся эта история по-прежнему кажется мне невероятной.

– Мне представляется странным другое обстоятельство В своих пьесах вы пишете о человеческой низости и алчности, а сами упорно отказываетесь поверить в простейшее объяснение, которое предлагаю я.

– Описывать придуманных злодеев – одно дело, я совсем другое – представить себе реального человека, который способен на подобную низость. Но оставим это. Скажите лучше, что заставило вас усомниться в моей причастности к этому делу?

– Выжидательная позиция, которую вы заняли. Вернувшись в Англию, вы не предприняли ни одного незаконного шага, чтобы завладеть имением, а положились на естественный ход событий.

– Да, это правда. Я полагал, что Блайт-Холл принадлежит мне по праву, и ждал, когда король мне его вернет. Долго ждал.

– Хочу заметить, что ваши ожидания были щедро вознаграждены.

Ричард задумчиво потер подбородок, размышляя над тем, что еще, помимо отношений «клиент – адвокат», могло связывать Элиссу и Хардинга. Уж слишком, на его взгляд, «железный» Хардинг заботился о благополучии его жены. Или ему все это только кажется?

– Не забудьте ей об этом напомнить. И скажите, что я никогда не сделаю Уилу ничего плохого.

– Я вам верю.

Ричард успел уже понять, что заручиться доверием мистера Хардинга непросто, и эти слова адвоката много для него значили.

Жаль только, что Элисса ему не доверяет. Пока по крайней мере.

– Знаете, Хардинг, – признался Он адвокату, – я ведь люблю Элиссу – очень!

Адвокат улыбнулся:

– Рад это слышать. Она, как никто, заслуживает любви и счастья.

– В таком случае мне остается только удивляться, что вы не отговорили ее от брака со мной, – заметил Ричард, которому этот вопрос давно уже не давал покоя.

– В роли свата выступил король, и я считал, что самым разумным с ее стороны будет подчиниться повелению монарха. Самодержцы не любят, когда им перечат… Кстати, когда вы возвращаетесь в Блайт-Холл? Если на днях, я передам с вами еще одно послание для леди Доверкорт.

Прежде чем Ричард успел хоть что-то ответить, в дверь постучали.

– Что там еще? – недовольно спросил Хардинг.

В комнату просунул голову клерк Диллсворт.

– Извините за беспокойство, сэр, но к вам пришла молодая дама. Говорит, что хочет вас видеть, сэр. Утверждает, что ее дело не терпит отлагательств.