Глава 26

Аттила в страстном упоении прикрыл глаза и откинул назад голову, в то время как его пальцы продолжали извлекать из клавиатуры дивную мелодию. Жак, будучи автором стихов, с волнением наблюдал, как плод их совместного творчества расцветает на глазах публики. Виконтесса Леклер с чувством исполняла балладу, которую они положили на музыку.

В основе третьей части лежала метафора о розе. Супруга виконта заморгала, видимо, впервые увидев слова на листке, который держала перед собой, но не пропустила ни ноты.

София залилась краской. Ай-ай-ай! Как же она проглядела? На ее первом званом вечере! Она должна была сначала устроить репетицию, прежде чем позволить Аттиле и Жаку исполнить их сочинение. Она не поняла, что стихи будут те самые.

Двадцать приглашенных слушали с вниманием. Некоторые из них поняли скрытый смысл баллады. София покосилась налево. Через три человека от нее сидел Джеральд Стидолф. Стиснув зубы, он едва сдерживал раздражение. Его чопорный вид даже развеселил ее.

Баллада все продолжалась и продолжалась. Описание розы преподносилось с любопытными подробностями. Любовники, герои баллады, предаваясь своим воспоминаниям о розе, все больше и больше приходили в восторг.

Некоторые из гостей неловко заерзали. Кое-кто начал нетерпеливо покашливать.

Зато Жак сиял. Аттила, упиваясь музыкой, воспарил в высшие сферы. Виконтесса упорно продолжала петь.

Они подошли к той части, где говорится о «слизывании» нектара…

Поставленный голос виконтессы дрогнул. Она бросила взгляд на мужа, сидящего справа от Софии, и проглотила улыбку, значение которой мог не понять только дурак. Виконт Леклер, которому удавалось сохранить нейтральное выражение лица, прикрыл глаза и вздохнул, коря несдержанность жены.

— Простите меня, если бы я знала… — шепнула София. — Когда я уговорила ее выступить, я не имела представления…

— Метафора очень древняя, уходящая корнями в далекие времена. Есть знаменитый средневековый английский романс на ту же тему. Хотите, я скажу месье Деларошу, чтобы он покопался и нашел это сочинение?

— Может быть, не стоит. Он, чего доброго, решит, что его вызывают на соревнование, и продолжит свое собственное до бесконечности…

— Упаси Господи!

Пение наконец закончилось. Но гости еще долго не могли прийти в себя. Разговоры не клеились. Когда София проходила мимо Жака, она слышала, как две дамы приглашали его посетить их и дать совет по поводу их садовых бутонов.

София поблагодарила выступавших. Леклер улыбался, глядя на жену: мол, их маленькое разбирательство подождет до подходящего момента.

Хокинз присоединился к ним, едва придя в себя от того чуда, свидетелем которого он только что был.

— Роза. Кто бы мог подумать, что поэт может сочинить такую длинную и изумительную балладу о двух влюбленных, восхищавшихся одним-единственным цветком? Я — никогда. Хотя проблема интересная. И вдохновляет. Как упражнение я мог бы попробовать… — Он прищурился с видом поэта, поджидающего свою музу. — Колокольчики. Да. Думаю, подойдет. В них много души. По крайней мере строк сорок, вы согласны?

Леклер поманил его пальцем:

— Пойдемте со мной, Хокинз. Все изумительные поэмы заслуживают серьезного анализа.

София занимала гостей, но ее сердце волновалось. Обед планировался не просто так, он имел причину. В прошлую ночь она просила Эйдриана присутствовать на нем. Никто не пропустил бы такого события.

Когда он сказал, что должен обдумать ее предложение, она надеялась, что он не будет медлить. Спускаясь в парадную столовую, она молилась, чтобы Эйдриан появился. Видимо, он не смог принять решение за один день.

А может быть, его отсутствие и есть его решение.

Весь вечер она, как ни старалась, не могла не думать о нем, что делало ее невнимательной. Прием становился для нее утомительным.

Внезапно к ней подошел Джеральд Стидолф.

— Я получил ваше письмо. Вы хотите поговорить со мной? — спросил он.

— Ну да, хочу. Разговор важный.

— Здесь? Среди людей? Я ожидал, что мы будем говорить наедине, ведь разговор личный.

— Он такой и есть. Не могли бы вы пройти со мной в кабинет?

— С удовольствием, миледи.

София быстро пошла в кабинет. Он последовал за ней. Она хотела сообщить ему о своем решении выйти замуж за Эйдриана. Тогда она бы вздохнула свободно и испытала бы удовлетворение. «Я должна выбрать мужчину, которого хочу, Джеральд, но не вас». Однако придется ограничиться только заявлением, что она отвергает его. Она сомневалась, дослушает ли он до конца.

Герцогиня села за стол в кресло отца. Джеральду пришлось стоять против нее, и ей понравилось его положение больше, чем она могла предположить.

— На прошлой неделе я посетила Марли.

— Мне сказали, когда я заезжал к вам.

— Я правильно поступила. Я избегала Марли и всего, что с ним связано. Сейчас я успокоилась.

— Вполне понятно, что вы избегали Марли. Тяжелая ноша для женщины. Так много воспоминаний и обязательств, связанных с ним.

— Вы не понимаете меня. Впрочем, вы никогда не понимали. Я избегала Марли не потому, что я женщина. Мы вовсе не такие глупые и беспомощные, как думают мужчины. И я не такая легкомысленная и непрактичная, как считаете вы.

— Я не считаю.

— Теперь уже не имеет значения, Джеральд. Я принимаю титул и все то, что влечет за собой такой шаг.

Он радостно улыбнулся:

— Я никогда не сомневался в вас, дорогая. Ваше драматичное решение по поводу своих кандидатов показало миру, кто вы такая. Логичный жест, но, возможно, несколько экстравагантный. Нам придется подождать год или два, прежде чем удастся восстановить престиж Эвердона в ваших владениях. Каждый понимает, что с соответствующим советчиком вы пересмотрите заново свое решение.

— Под советчиком вы подразумеваете себя?

— Конечно, моя дорогая. Моя цель заключается только в том, чтобы помочь вам.

Он выглядел очень довольным, что сила и власть, которых он жаждал, идут к нему в руки.

Она вспомнила его лицо в день пожара, когда он терзал ее, обвиняя во всех грехах.

— Но мой выбор не касается вас. Я согласилась исполнить все, что от меня хотят, но выбрала не вас. Я выхожу замуж и передам Эвердон следующему герцогу. Но не вам.

Он только что казался счастливым. Но в следующий момент ярость охватила его.

— Все ваш полукровка? Я угадал? Он украл то, что по праву должно принадлежать мне.

— Он ничего не крал. Он принял то малое, что я дала ему. Он обещает мне покой, а вы только боль.

— Я предупреждал его. Я сотру его в порошок, и если вы вздумаете выбрать его, я уничтожу и вас, София. Если вы думаете, что кто-то согласится на брак между вами и этим полукровкой…

— Я не сказала, что выхожу за Эйдриана. Я только сказала, что не выйду за вас.

— Будь я проклят, если соглашусь с вашим решением!

— Значит, будете прокляты. — Она вынула письмо из ящика стола и бросила ему. — Я только выполняю волю моего отца, чего вы от меня и добивались.

Он пробежал глазами письмо, которое герцог написал ему.

— Вы читали его личную корреспонденцию?

— Я все прочитала.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Тогда вы все знаете. Вот почему вы отказываете мне.

Она не поняла его слов. Он внезапно смирился, как человек, который понял, что потерял. Растерянность отразилась на его лице, заставив ее испытать чувство неловкости.

— Она ничего не знает. Она отказала вам, потому что всегда чувствовала, какой вы на самом деле, — послышался голос Эйдриана.

София резко повернулась. Эйдриан стоял в дверях. Занятая разговором с Джеральдом, она не заметила, как он вошел.

— Игра окончена, Стидолф. Или мне следует называть вас капитан Брут?

Джеральд медленно повернулся к нему.

— Капитан Брут? — повторила София, ничего не понимая.

— Мы отыскали настоящего Брута, София. Он в Йорке. Он никогда не писал никаких писем. Все это — дело рук Стидолфа, он рассчитывал, что страх толкнет вас к нему. Зная о поездке, которую мы предприняли в «гнилые местечки», и опередив нас, он устроил все неприятности, через которые мы прошли. Он находился в доме, когда случился пожар. Готовый рисковать вашей жизнью, он хотел совершить романтический поступок, но оказался трусом.

— Не верьте ему, он говорит чушь! — прокричал Стидолф.

— Я говорю правду, и герцогиня верит мне. Посмотрите ей в глаза, и увидите, что ее на самом деле нельзя обвести вокруг пальца. Вы недооценивали ее.

— Он лжет, чтобы настроить вас против меня. Он хочет добиться вас для себя, — продолжал отчаянно убеждать Стидолф.

— Вы правы. Для себя. Не ради титула или богатства, как вы…

Эйдриан подошел, взял письмо из рук ошеломленного Джеральда и прочитал его.

— Письмо многое объясняет. И все же, зная вашу выдержку, поражаюсь тому, что вы убили его. Алистэр не мог предвидеть, что, посылая вам письмо, подписывает себе смертный приговор.

Обвинение ошарашило Софию.

Она в шоке повернулась к Джеральду:

— Вы убили Алистэра? Только потому, что он передумал и больше не хотел видеть вас своим зятем?

Стидолф не мог больше уклоняться, страшась даже шевельнуться или посмотреть на нее. Он наблюдал за Эйдрианом потухшим взглядом. Ничто не дрогнуло в его лице. Холодное и бездушное, оно напоминало глыбу, высеченную из камня.

— Ваше признание не обязательно, — заявил Эйдриан. — Но ей необходимо знать о Брэндоне. Она имеет право, так как все годы несла тяжелую ношу.

Услышав имя брата, София ухватилась за край стола. Происходило нечто такое, что она отказывалась понимать. Воздух в кабинете стал ледяным и неподвижным, как в склепе. И его смертельный холод передался ей.

Эйдриан с решимостью посмотрел в глаза Джеральду.

Джеральд не реагировал, но в глубине его глаз вспыхнул какой-то огонек.

— Что случилось с Брэндоном? — спросила она, с трудом выговаривая слова.

Эйдриан ждал. Джеральд наблюдал за ним так пристально, что она подумала: наверное, он не слышал ее вопроса.

— Ты не виновата в смерти своего брата, София, — сообщил Эйдриан. — И никакого несчастного случая не произошло.

Его вытащили на берег, когда Стидолф прибыл на лодке помочь. Он быстро все просчитал и воспользовался выпавшим шансом. Удар по голове. Рану, которую сочли результатом падения со скалы, нанес он.

Сообщение настолько сильно потрясло Софию, что она впала в полное оцепенение.

На смену потрясению пришел яростный гнев.

Сердце бешено заколотилось, и она подлетела к Джеральду с одним желанием — вцепиться ногтями в его ненавистное невозмутимое лицо, выцарапать ему глаза. Долгие годы она жила с чувством вины. Бедный любимый брат… Бедный Брэндон.

Гнев и жалость ослепили ее.

— Неужели все правда? Господи, но зачем? Стидолф смотрел мимо нее, туда, где стоял Эйдриан.

— Он хотел добиться расположения герцога, — пояснил Эйдриан. — Когда Брэндона не стало, он надеялся получить титул через вас, София.

— Вы могли пойти на такое? Могли из-за титула убить?

— Я заслужил титул.

— Заслужил! Потому что льстил Алистэру? Брэндон единственный, кто заслуживал титула. Вы убили его, а затем и моего отца, когда увидели, что ваш план терпит крах. Вы позволили отцу поверить, что во всем виновата я, и взвалили вину на меня. Вы даже и смерть Брэндона использовали против меня. Боже мой, Боже мой… — приговаривала она, обхватив голову руками. — Вы… вы… чудовище!

Стидолф снисходительно рассмеялся, и его каменное лицо неожиданно преобразилось.

— Специфика службы Берчарда в иностранных государствах выработала в нем привычку во всем видеть интригу. Он ошибается. У него нет доказательств, — высокомерно констатировал он.

— Доказательства есть! Касающиеся не смерти герцога, но Брэндона. Вы не единственный, кто видел, как он пытался спасти свою сестру. Есть человек, ставший свидетелем того, как вы на лодке подплыли к Софии и вытащили ее из воды и как вы ударили веслом по голове Брэндона. София говорила, управляющий вытащил ее на берег. Вы подкупили его деньгами и местом в парламенте. Волей-неволей он превратился в вашего сообщника. Харви Дуглас рассказал мне все. Джеральд пожал плечами:

— Он оговаривает меня.

Реакция Стидолфа поразила Софию.

Никакого переживания или хотя бы смущения, никакого чувства вины. Никакого страха. Он даже не растерялся.

София бросилась к нему.

Он не спеша поднялся, перехватил ее руку и оттолкнул от себя. Она упала в руки Эйдриана.

Он прижал ее к своей груди и взглянул на Джеральда:

— Слова Харви Дугласа будет достаточно. У него нет причины лгать, ему обойдется очень дорого его предательство. Дугласу поверят. Джеральд Стидолф станет не первым преступником, который надеется, что сможет обойти закон и избежать виселицы.

Джеральд обошел стол.

— Вы думаете, будет суд? Очень сомневаюсь. Кроме того, если я окажусь на скамье подсудимых и дела пойдут неважно, я расскажу все. Вы понимаете?

Эйдриан напрягся, готовясь к противостоянию. Двое мужчин смотрели друг другу в глаза. Казалось, воздух звенит от напряжения, а их взгляды наполнились молчаливой угрозой.

Эйдриан постарался расслабиться. Он отвел Софию в сторону:

— Вернись к гостям, София. Я должен переговорить со Стидолфом с глазу на глаз.

— Ну уж нет! Ведь речь идет о моем брате и моем отце. Я имею право слышать все.

— Послушай меня. Ты должна уйти. Оставь нас.

— Я не могу пропустить…

— Уйди, София!

Она не двинулась с места. Эйдриан оторвал взгляд от Джеральда и потянул Софию в другую комнату. Заставив ее выйти, он закрыл за ней дверь.

Ее трясло от негодования, она ухватилась за задвижку, намереваясь вернуться. Но та не двинулась с места. Он запер дверь.

Джеральд занял место за столом. Позиция была удобнее, чем та, которую занимал Эйдриан. С самодовольным видом хозяина Стидолф оглядывал комнату.

— Вы не хотели, чтобы она слышала наш разговор. Значит, вам все известно.

— Я подозревал…

— Что ж, вам не откажешь в сообразительности.

— Она мельком упоминала, что вы напоминаете ей Алистэра. И то, что он всегда покровительствовал вам. С годами сходство становится все заметнее и объясняет мотив совершенных вами преступлений.

Стидолф поднял руку над полированной поверхностью стола и вдруг действительно стал очень похож на Алистэра.

— Вам достаточно хорошо известна моя история, не так ли? Можно сказать, что мы оба находимся в одинаковых ситуациях. Разница лишь в том, что я чистокровный англичанин, а вы только наполовину. Двое мужчин, отцы которых не были мужьями их матерей.

— Эвердон знал?

— Конечно, знал. Когда первый муж моей матери умер, он подсунул ей своего брата. И все из-за меня. Он знал, как позаботиться о своей крови. Он следил за моим обучением и купил мне должность. Он видел во мне свое продолжение, причем больше, чем в своих законных детях.

Эйдриан старался подавить отвращение. Он-то думал, что Стидолф будет лгать и, стараясь соблюсти приличия, оставит все эти секреты тому, кому они принадлежали.

— Получается, что София ваша сводная сестра? Кому принадлежала идея, чтобы вы женились на своей сводной сестре?

— Я думаю, мы оба обдумывали такую возможность. И я, и Алистэр. Но вообще-то моя. Тогда зачем было убивать ее брата? Я чувствовал, что герцог не решится.

— Значит, идея ваша?

— Вы не представляете, что отец мог согласиться на такое? Простите, но именно так все и произошло. Он приступил к решению вопроса после смерти Брэндона. Он хотел, чтобы титул перешел к его сыну, а остался только я. Мне не достался бы титул, но я получил бы власть.

Информация, полученная от Стидолфа, не укладывалась у Эйдриана в голове. Любой нормальный человек не мог поверить в такое. Если София когда-нибудь узнает, что замышлял Алистэр, если она узнает, что он толкал ее на кровосмешение, она окончательно возненавидит отца. Его поступок станет для нее ужасным предательством человека, который и так дал ей только страдания. Рана будет кровоточить вечно.

— Но он передумал, да? Он снова женился. — Эйдриан старался сохранить надежду, но убеждения в его голосе не слышалось.

— А, да… Появилась Селина. Я решил, что все образуется. Когда ребенка не получилось, я даже старался внести свою лепту, — усмехнулся Джеральд. — Если бы она родила от меня сына, возможно, тем бы и кончилось. Титул оставался за мной. Во мне текла кровь Эвердона, которая перешла бы к моему сыну… Вполне достаточно! Но эта сука оказалась бесплодной. Кому я рассказываю, вы же знаете не хуже меня! Разочарование постигло нас. Алистэр возродил старый план. На время.

— Но затем снова передумал, поэтому вы убили его.

— Если вы хотите уберечь память о нем таким путем, продолжайте, ради Бога. Но все случилось не так. Он пришел к заключению, что она не согласится, и потерял время. Он решил подыскать ей другого жениха, чтобы быть уверенным в продолжении рода, прежде чем умрет. Глупый человек. Думать, что я соглашусь потерять все? Он никогда бы не уступил. Ему следовало знать, что я тоже.

Так вот как было! Если свет узнает, что собирался совершить Алистэр, позор падет на все поколения Эвердонов. И страшно подумать, что будет с Софией.

— Вам не следовало говорить ей о Брэндоне, — заметил Джеральд.

— Она должна знать правду.

— Сейчас у меня осталась лишь одна карта. Я все расскажу ей, и если она не согласится выйти за меня, пригрожу, что моя тайна станет достоянием всего света. Иначе она не станет моей, я знаю… Узнав, что я ее брат, она ни за что не согласится. Вы не оставляете мне другого выбора, Берчард.

— Вы думаете, что она поддастся на гнусный шантаж? Принять кровосмесительный брак, чтобы защитить имя отца от страшного обвинения? — воскликнул Эйдриан.

— Не для того, чтобы защитить имя отца, — возразил Джеральд. — Я сомневаюсь, что ее волнует его имя, но для того, чтобы защитить честь Эвердона. Что вы скажете?

— Что она позволит вам сделать наихудшее. Откройте карты. Скажите ей одно слово, и я заставлю вас пожалеть, что вы появились на свет. Не сомневайтесь!

— Если я попытаюсь совершить убийство, то ничего не потеряю. Если я окажусь на скамье подсудимых, я расскажу обо всем. Не сомневайтесь!

Значит, его оружие — шантаж! Он шантажирует не Софию, а его.

Она никогда не согласится молчать о Брэндоне, особенно если узнает причину. Но она не знает настоящую причину.

— Одна мысль, что вы избежите суда, внушает мне отвращение. Но вы и так принесли ей слишком много боли. У вас двадцать четыре часа, чтобы покинуть Британию, Стидолф. Я иду на такой шаг только ради Софии.

— Вот как? — Он криво улыбнулся. — Но у меня нет желания уезжать. Меня никто не ждет на континенте.

— Тогда убирайтесь ко всем чертям! — не выдержал Эйдриан. — Повторяю, у вас один день. Или я привезу Харви Дугласа, и после его показаний вас повесят.

Джеральд задумчиво барабанил по столу пальцами.

— Без Дугласа у вас нет ничего. Без вас Дуглас ничто…

— Вы угрожаете мне?

— Нет, размышляю.

— Дуглас спрятан в надежном месте, и вы никогда не найдете его.

— Но вы то, Берчард, не спрятаны?

— Другие знают.

— Не все. Если вы предложите мне сбежать, они не узнают о Дугласе. Только София знает.

Он говорил вежливо, просто высказывая еще одно предположение, но заключение он сделал безошибочно. «Я уберу вас и ее и буду свободен». Кровь застыла в жилах, когда Эйдриан подумал о его плане. Чудовище. Монстр. Или, как сказал Колин, крыса, которую загнали в угол.

Эйдриан тоже оказывался в западне. Привезти Дугласа силой — и София узнает о противоестественных планах отца относительно ее. Уговорить Софию хранить молчание — и Стидолф однажды возобновит угрозу окончательного разоблачения.

Он рисковал собственной жизнью. Если Стидолф одолеет его, София окажется беспомощной.

— Я решил. Если вы не сбежите, я не отдам вас властям.

— Думаю, разумное решение с вашей стороны.

— Я сам убью вас, — заключил Эйдриан.

Улыбка замерла на губах Джеральда. Но он тут же взял себя в руки и рассмеялся.

— Нет, Берчард, вы ничего не сделаете.

Эйдриан уперся обеими руками в стол и потянулся вперед, заставляя Стидолфа отклониться назад так, чтобы он посмотрел ему прямо в глаза.

— Клянусь, я убью вас. Хотите услышать имена последних министров, которые готовы подтвердить, что я сделаю это? Правда, я убивал раньше в целях самозащиты, но любой из убитых на дуэли имел большее право на жизнь, чем вы.

Лицо Джеральда вытянулось. Эйдриан выпрямился, круто повернулся и направился к двери. Пройдя несколько шагов, он оглянулся:

— Считайте, мы начали интересную игру. Кому первому удастся убить другого? Я думаю, что моя примитивная половина, как вы изволили заметить, дает мне преимущество. Вы даже не услышите, как я приду.