Глава 6

Когда я проснулась на следующее утро, за окном шел дождь. На сегодня был назначен бал, и дождь оказался очень некстати, поскольку я знала почти наверняка, что леди Уинтердейл сочтет эту выходку погоды личным оскорблением. Когда я спустилась к завтраку, то поняла, что мои опасения подтвердились.

— В дождь улицы Лондона становятся нестерпимо грязными, — ворчала она, сидя напротив молчаливой Кэтрин. Лорд Уинтердейл, как обычно, отсутствовал за столом.

— К счастью, вряд ли кто из приглашенных собирается прийти пешком, — продолжала леди Уинтердейл, расправляясь с ветчиной и холодной дичью, — Надо проверить, хватит ли у лакеев зонтиков, чтобы проводить наших гостей от экипажей до парадного входа. Как бы то ни было, этот дождь — досадная помеха. Я просто вне себя!

Я взяла с буфета блюдо с яичницей и чашку кофе. Полутемную столовую освещали несколько свечей на столе и на буфете. Огромную хрустальную люстру зажигали только по вечерам во время обеда.

— Возможно, к вечеру дождь прекратится, мэм, — заметила я.

— Надеюсь, — величественно согласилась со мной леди Уинтердейл. — А теперь, Кэтрин, отправляйся мыть волосы. Я пришлю Мелтон — она тебе поможет. И непременно постарайся вздремнуть сегодня днем — ты должна выглядеть на балу свежей и отдохнувшей. Джентльменам вряд ли понравится девушка с полусонными глазами. Обед начнется в полседьмого, а бал — в девять, и вы, девочки, ляжете в постель не раньше двух часов ночи.

Я решила, что это просто замечательно — наши танцы в провинции заканчивались уже в одиннадцать вечера.

— Мама, а Джорджи тоже надо вымыть волосы? — спросила Кэтрин.

Леди Уинтердейл бросила на меня суровый взгляд.

— Боюсь, Джорджиана, я не смогу прислать к тебе мою горничную — она будет занята с Кэтрин. Если хочешь тоже вымыть волосы, попроси кого-нибудь из служанок.

— Бетти непременно поможет мне, миледи, — весело сказала я. Бетти — это одна из горничных, которые прибирались в комнатах. Она всегда прислуживала мне, если я ее о том просила.

Леди Уинтердейл поджала губы и кивнула.

— Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь сегодня, леди Уинтердейл? — спросила я. По всей видимости, леди Уинтердейл задумала нечто грандиозное соответственно своему положению в обществе, и поскольку подготовка бала ложилась полностью на ее плечи, я не могла не предложить ей свою помощь. До сих пор нам с Кэтрин было дозволено лишь написать приглашения, и ничего больше.

— Твоя помощь, Джорджиана, заключается в том, чтобы мне не мешать, — мрачно отрезала леди Уинтердейл.

Мы с Кэтрин переглянулись и опустили глаза в тарелку.

— Да, мэм, — покорно промолвила я и принялась за яичницу.

После завтрака Бетти принесла таз с теплой водой, и мы вымыли мне волосы. Сполоснув их в четвертый раз чистой водой, Бетти объявила, что мыла на них не осталось, и я, обернув голову полотенцем, принялась старательно их вытирать. Затем накинула на плечи сухое полотенце и расчесала волосы. Оставалось только ждать, пока они высохнут.

Я зашла в комнату Кэтрин и застала ее за тем же занятием вместе с Мелтон, горничной леди Уинтердейл. Мел-тон была из привилегированных служанок, а потому ужасно задирала нос. Она поначалу вела себя со мной крайне высокомерно. Но я, конечно же, не собиралась терпеть такое обращение, и дело дошло до словесных перепалок. После этого мы с Мелтон заключили негласное соглашение: мы по-прежнему терпеть не могли друг друга, но внешне сохраняли ледяную вежливость.

Я уселась в кресло в ожидании, пока Кэтрин сполоснет волосы, которые в отличие от моих вились колечками. Я подумала, что ей бы очень пошла модная короткая прическа. Но леди Уинтердейл заставляла ее укладывать локоны над ушами. На мой взгляд, такая прическа невыгодно выделяла ее худощавое лицо и отвлекала внимание от того, что было в ней самым привлекательным — ее прекрасных глаз.

Кэтрин и сама не прочь была подрезать волосы — главным образом потому, что тогда с ними было бы меньше возни. Но к сожалению, в этом, как и во многом другом, она не смела перечить матери.

Как только Кэтрин освободилась, я предложила ей:

— Почему бы нам не пойти в зеленую гостиную? Пока волосы сохнут, ты бы поиграла для меня на фортепиано.

Девушка просияла:

— О, Джорджи, это было бы чудесно! — И тут же поникла:

— Но мама велела мне поспать.

— Ты же не можешь спать с мокрой головой, — резонно возразила я. — Да к тому же твоя матушка так занята, что не будет проверять, чем ты занимаешься. — Я поднялась с маленького, обитого шелком кресла, что стояло перед камином. — Идем же.

В гостиной было холодно и мрачно, и я попросила слугу подбросить углей в камин и разжечь жаркий огонь, чтобы мы могли согреться. Пододвинув к камину одно из кресел, я уселась в него и приготовилась слушать игру Кэтрин.

Она играла три часа подряд, а я все это время слушала ее и размышляла о всякой всячине. Я думала об оставленном доме, об Анне, о Фрэнке, о предстоящем бале. О лорде Уинтердейле. К тому времени, когда леди Уинтердейл ворвалась в гостиную, чтобы погнать Кэтрин наверх одеваться, волосы у нас совсем просохли. Перед балом с нами должны были отобедать несколько весьма важных персон, среди которых были две патронессы «Олмэкса», и леди Уинтердейл хотелось, чтобы Кэтрин произвела на них самое благоприятное впечатление.

Из ее слов я поняла также, что она беспокоится, как поведет себя лорд Уинтердейл.

— Надеюсь, Филип будет проявлять в общении с гостями хотя бы видимость любезности, — сказала она, пока Кэтрин убирала ноты. — Он же хозяин сегодняшнего вечера — ему следует быть гостеприимным.

— Не сомневаюсь, что лорд Уинтердейл непременно проявит гостеприимство в своем собственном доме, — промолвила я, удивленная ее замечанием.

— Кто знает, как далеко может зайти Филип в своем стремлении унизить меня, — ядовито ответила леди Уинтердейл, наморщив острый длинный нос, и мне внезапно пришло на ум, что она не единственная, кому лорд Уинтердейл, вероятно, хотел бы испортить сегодняшний вечер.

Боже милостивый, в панике подумала я, а вдруг этот бал — часть его дьявольского плана отомстить мне и леди Уинтердейл? Вдруг он предпримет сегодня нечто такое, что покроет нас несмываемым позором?

Нет, конечно же, нет, успокоила я себя. Никому не придет в голову потратить столько денег только ради того, чтобы кого-нибудь унизить.

— Идем, Кэтрин, — приказала леди Уинтердейл. Она повернулась ко мне после секундного колебания и добавила:

— Ты тоже, Джорджиана. Пора привести себя в надлежащий вид. Бетти тебе поможет.

— Да, она обещала, — подтвердила я. Они удалились, но я последовала за ними не сразу — сначала подошла к фортепиано и закрыла крышку. Я стояла рядом с инструментом и с тревогой размышляла о словах леди Уинтердейл по поводу ее племянника, когда услышала, что кто-то вошел в комнату. Я подняла глаза и увидела в дверях лорда Уинтердейла.

— Мисс Ньюбери, — промолвил он, окинув меня взглядом. Глаза его задержались на моих распущенных волосах, которые уже высохли и теперь рассыпались по плечам.

Я вспыхнула от смущения и зачем-то принялась объяснять:

— Мы с Кэтрин вымыли волосы перед балом, а потом пришли сюда, чтобы Кэтрин поиграла на фортепиано, пока они сохнут.

Он кивнул и медленно прошествовал в комнату. Я стояла, прижавшись спиной к инструменту, и смотрела, как он приближается. Он остановился от меня на расстоянии двух шагов и сказал:

— Полагаю, моя драгоценная тетушка все подготовила к сегодняшнему вечеру?

Капли дождя поблескивали в его черных волосах и на плечах сюртука.

— Да. — Голос отказывался мне повиноваться. Я откашлялась и добавила:

— Я вижу, дождь еще не кончился.

— Нет.

И тут лорд Уинтердейл повел себя совсем странно. Он протянул руку, взял прядь моих волос и провел пальцами по всей их длине — от уха до ровно подстриженных кончиков. Его прикосновение показалось мне удивительно приятным.

— У вас волосы словно шелк, — промолвил он.

— Они плохо завиваются, — пролепетала я. — Даже щипцы не помогают.

— Ну и что в этом такого? — возразил он. — Они и так прекрасны. — Сердце мое бешено заколотилось, готовое выпрыгнуть из груди. Он смотрел на меня, прищурив голубые глаза, а я вжалась спиной в крышку фортепиано и в отчаянии промямлила:

— Милорд, мне пора идти — надо успеть привести себя в порядок до начала бала.

Он был так близко от меня, что я могла чувствовать влажность его намокших под дождем волос и кожи. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он кивнул и отступил назад, давая мне пройти.

— Ну конечно, идите, — равнодушно обронил он.

Поднимаясь по ступеням, я никак не могла решить, что меня больше взволновало — его неожиданные знаки внимания или безразличие.

Я сама выбирала себе бальное платье, и оно было великолепно: цвета слоновой кости, с завышенной талией, отделанное розовыми атласными лентами. Рукава, застегивающиеся на крошечные, обтянутые атласом пуговки, также окаймляли розовые ленты. Вырез горловины был гораздо ниже, чем я привыкла носить, но в то же время это придавало мне утонченный вид.

Бетти помогла мне влезть в платье и застегнула застежку на спине. Затем уложила мои сияющие чистотой волосы в замысловатую прическу из кос на затылке.

У меня были с собой жемчужные бусы, принадлежавшие раньше моей матери, и такие же жемчужные серьги, и я надела их, завершив свой наряд. Я стояла перед зеркалом и откровенно любовалась своим отражением, когда в дверь неожиданно постучали. Бетти пошла открывать и вернулась с букетом розовых роз.

— Это вам от его светлости, мисс Джорджиана, — радостно сообщила она.

И почему, спрашивается, я так разволновалась? Ведь по правилам этикета мне положено иметь букет, и его светлость всего лишь выполнил свою обязанность хозяина дома, но факт остается фактом — розы привели меня в восторг.

Бетти вручила мне букет, и в этот момент к двери подошла Мелтон и объявила, что леди Уинтердейл ожидает меня внизу — я должна вместе с ней и Кэтрин приветствовать гостей.

Я отвернулась от зеркала, глубоко вздохнула, стараясь унять волнение, и вышла в коридор.

Леди Уинтердейл и Кэтрин опередили меня и уже направлялись к лестнице. Я догнала их на лестничной площадке. Кэтрин обернулась ко мне и воскликнула:

— Джорджи! Ты такая красавица.

Я улыбнулась:

— Спасибо, Кэтрин. Ты тоже.

На ней было белое платье, отделанное голубым атласом, а в руках она держала букет белых роз, перевязанный голубой атласной лентой. Белый цвет был ей не очень-то к лицу, а глубокое декольте лишь подчеркивало ее худобу.

Лучше бы я сама, а не леди Уинтердейл выбирала ей платье.

Леди Уинтердейл разглядывала меня, сжав губы.

— Ты что, нарумянила щеки, Джорджиана? — подозрительно осведомилась она.

— Конечно, нет, леди Уинтердейл, — ответила я, несколько обескураженная ее вопросом. — Если я раскраснелась, то это от волнения.

Ясное дело, она мне не поверила.

Мы стали спускаться — леди Уинтердейл с Кэтрин впереди, я следом за ними. На втором этаже двери в бальную залу были широко распахнуты, и моим глазам открылось волшебное зрелище, сотворенное стараниями леди Уинтердейл.

Огромная комната была увита розами. Должно быть, ее светлость скупила все розы в цветочных магазинах Лондона. Цветы наполняли большие вазы, расставленные вдоль стен, и маленькие вазочки, установленные вокруг десяти изящных белых колонн. Под потолком висели две великолепные хрустальные люстры. Начищенный дубовый паркет сверкал в свете свечей, а круглые колонны были отделаны позолотой. Сегодня вечером бальная зала Мэнсфилд-Хауса напоминала цветущий летний сад.

— О, миледи, — восторженно выдохнула я. — Какое великолепие!

— Да, думаю, этот бал запомнят, — отвечала она с вполне оправданной гордостью в голосе. — А теперь, девочки, идемте в гостиную. Наши гости вот-вот прибудут.

Мы вновь вышли на лестницу и спустились на первый этаж, где в столовой все уже было готово к трапезе. Позднее, во время бала предполагалось подать еще легкий ужин, но уже на втором этаже, в одной из гостиных.

Когда мы вошли в комнату, лорд Уинтердейл стоял у окна и смотрел на дождь. Услышав нас, он резко обернулся.

— А, вот и вы, — промолвил он. — Добрый вечер, дамы. Вы сегодня очаровательны.

Его голубые глаза остановились сначала на тетушке, затем на Кэтрин и только потом он скользнул по мне небрежным взглядом. Я почувствовала легкое разочарование — мне казалось, я выглядела очень мило.

— Я бы хотела поблагодарить вас, кузен Филип, за букет, — застенчиво промолвила Кэтрин. — Прекрасные розы, и они так подходят к моему платью.

Он коротко кивнул ей.

— Я рад, что цветы тебе понравились, Кэтрин. — Он помолчал и добавил:

— Они тебе очень к лицу. Она недоверчиво глянула на него и промолчала.

— Я тоже должна поблагодарить вас за розы, милорд, — сказала я и, сгорая от любопытства, спросила:

— А как вы узнали, какого цвета наши платья?

— Спросил об этом тетушку, — был ответ.

Раздался стук в парадную дверь. Леди Уинтердейл встрепенулась — сейчас она была похожа на воина перед битвой. Я подавила усмешку и взглянула на лорда Уинтердейла. Он тоже наблюдал за тетушкой, но в глазах его не было и тени улыбки.

И во мне снова ожили уснувшие было опасения: как-то лорд Уинтердейл поведет себя сегодня вечером?

Самая важная часть любого обеда, конечно же, угощение, и леди Уинтердейл и кухарка провели не один час, обсуждая меню, пока не пришли к полному согласию. Для тех, кого интересуют подробности, я привожу здесь список блюд, поданных на обеде в Мэнсфилд-Хаусе: +++ СУП А-ЛЯ БОН ФАМ СУП А-ЛЯ БОВО ТЮРБО, СОУС «ОМА-Р»

ДОРЕЙ, ЖАРЕНАЯ КОРЮШКА ЛОСОСЬ А-ЛЯ ЖЕНЕВУАЗ

ПУЛЯРКА А-ЛЯ КОНДЕ ИНДЕЙКА А-ЛЯ ПЕРИГЕ ФИЛЕ КУРОПАТКИ В СОТЕ А-ЛЯ ЛУКУЛЛ

ВЕСТФАЛЬСКИЙ ЖАМБОН ОКОРОК ГАРНИР ИЗ БРЮССЕЛЬСКОЙ КАПУСТЫ ДИЧЬ

ПЕТИ ПЮИ Д'АМУР. КОНФИТЮР

МОРОЖЕНОЕ

ФРУКТЫ

Угощение разносили восемь лакеев в зеленых бархатных ливреях, и по мере того как появлялись новые блюда, гости вели между собой светскую беседу.

Моими соседями за столом оказались пожилой джентльмен, который ел с такой жадностью, словно первый раз в жизни попал на обед, и лорд Генри Слоан — мой галантный спаситель на выставке мадам Тюссо. Лорд Генри выглядел очень элегантно в своем вечернем фраке, и мы очень мило болтали о том, какие достопримечательности мне надлежит посетить в Лондоне.

Но больше всего меня удивил лорд Уинтердейл, который вопреки ожиданиям показал себя гостеприимным хозяином. Дамы, сидящие по обе стороны от него, были сражены его обаянием, которое он с видимой небрежностью пускал в ход. Я видела, как он склонил черноволосую голову к леди Джерси, одной из патронесс «Олмэкса». Он что-то сказал ей, она засмеялась и посмотрела на него с откровенным кокетством. Его глаза сверкали, как сапфиры.

Он улыбнулся ей и переключил внимание на другую свою соседку — графиню Ливен, также являвшуюся патронессой «Олмэкса». Не прошло и минуты, как графиня, известная своим высокомерием, стала очередной жертвой магнетизма лорда Уинтердейла.

Однако как же он умен, подумала я. И как опасен.

Образ хищной пантеры снова возник перед моим мысленным взором.

Когда же обед наконец закончился, все поднялись наверх. Лорд и леди Уинтердейл, Кэтрин и я выстроились на лестнице, и гости представлялись сначала Кэтрин, потом мне, перед тем как войти в ярко освещенную залу.

Вскоре стало ясно, что бал леди Уинтердейл обещает стать одним из самых грандиозных событий сезона. Гости толпились на лестнице, ведущей в бальную залу, и прошел слух, что экипажи выстроились вдоль всей Гросвенор-сквер в ожидании, когда можно будет подъехать к крыльцу.

Леди Уинтердейл с сияющей улыбкой приветствовала гостей, повторяя снова и снова:

— Позвольте представить вам мою дочь леди Кэтрин Мэнсфилд и подопечную моего племянника мисс Джорджиану Ньюбери.

И мы с Кэтрин приседали и приседали в реверансах. Все было очень торжественно.

Наконец настало время и нам войти вслед за остальными и открыть бал. Переступив порог, я очутилась в огромной зале, заполненной гостями, — леди в вечерних туалетах, мужчины во фраках. На меня пахнуло пряным запахом роз, смешанным с ароматами дамских духов, и я чуть не попятилась назад, ошеломленная этим великолепием. Залу освещало множество свечей в канделябрах на стенах и в двух огромных хрустальных люстрах.

Лорд Уинтердейл вывел Кэтрин на середину залы, а меня пригласил какой-то неизвестный мне граф. Остальные пары выстроились за нами, грянула музыка, я присела в реверансе перед моим партнером, и танец начался.

Все шло великолепно до самого ужина, который я вкушала в желтой гостиной в компании лорда Генри Слоана и еще нескольких молодых людей. Я пыталась отыскать Кэтрин и предложить ей присоединиться к нам, но ее нигде не было видно, и мы отправились в гостиную без нее. После обеда мне казалось, что я не смогу больше проглотить ни кусочка, но пирожки с омарами оказались восхитительно вкусными, да и к тому времени я уже слегка проголодалась. Я выпила немного пунша, а лорд Генри пил шампанское — он заявил, что оно просто превосходно.

Этот бал, в который раз подумала я, вероятно, стоил лорду Уинтердейлу целое состояние.

После ужина мы вернулись в бальную залу. Я стояла и беседовала с лордом Генри Слоаном и другим джентльменом, когда ко мне подошла леди Уинтердейл вместе с каким-то тучным джентльменом средних лет.

— Джорджиана, — начала она, — позволь представить тебе мистера Джорджа Эшертона.

При звуке этого имени у меня неприятно засосало под ложечкой. Мистер Эшертон значился в черном списке моего отца.

Мистер Эшертон поклонился, скрипнув корсетом.

— Мисс Ньюбери, — сказал он, — я был другом вашего покойного батюшки. Прошу вас оказать мне честь потанцевать со мной.

Раньше мне как-то и в голову не приходило, что я могу случайно встретиться в Лондоне с одним из тех, кого шантажировал мой достопочтенный родитель. Само собой разумеется, искать их специально я не собиралась и полагала, что у них тоже нет причин желать встречи со мной. Очевидно, я ошибалась.

— Ну конечно, — нервно ответила я, и мистер Эшертон повел меня на середину залы.

К счастью, это был контрданс, исключавший возможность вести беседу. Следующим танцем оказался вальс, а поскольку танцевать его я пока не имела права, то вынуждена была стоять у колонны с мистером Эшертоном и слушать его.

Он начал так:

— Я получил ваше послание, мисс Ньюбери.

— Мистер Эшертон, — перебила я его, — поверьте, нет больше необходимости обсуждать этот вопрос. Мне остается только сожалеть о том, что произошло между вами и моим отцом, и заверить вас, что все компрометирующие вас бумаги я уничтожила. Вот и все, что я могу вам сказать.

На его полном розовощеком лице не было заметно морщин, что казалось странным для человека его возраста. Он сказал:

— Я бы предпочел иметь эти бумаги у себя, мисс Ньюбери. Я не могу положиться на ваше слово.

— Уверяю вас, мистер Эшертон, мне можно доверять, — оскорбленно заметила я.

— Не спорю, но согласитесь, что опыт общения с вашим батюшкой оставил у меня не самые приятные воспоминания, — мрачно возразил мистер Эшертон. — Отныне я не склонен доверять никому, кто носит фамилию Ньюбери.

Я в бешенстве уставилась на него:

— Мне не нужны ваши деньги, мистер Эшертон! Ну как вы не понимаете?

— А, вот вы где, мисс Ньюбери, — раздался позади нас голос лорда Уинтердейла. — Я бы хотел пригласить вас на следующий танец.

Я посмотрела на него с нескрываемым облегчением. Во-первых, мы до сих пор еще ни разу с ним не танцевали, что, признаться, нарушало мои планы покорить всех известных мне джентльменов. Во-вторых, я с радостью согласилась бы на что угодно, только бы избавиться от мистера Эшертона с его скрипучим корсетом.

— С удовольствием принимаю ваше приглашение, милорд, — промолвила я.

Лорд Уинтердейл постоял с нами еще несколько минут, пока не кончился вальс, а потом мы с ним смогли наконец покинуть мистера Эшертона и вышли на сверкающий танцевальный паркет.

— Вы чем-то расстроены, мисс Ньюбери, — сказал лорд Уинтердейл, стоя напротив меня в шеренге танцоров. — Что-нибудь случилось?

— Нет, — коротко ответила я.

Он прищурился, размышляя, потом спросил:

— А этот Эшертон, случайно, не из тех, кого шантажировал ваш достойный батюшка?

Я бросила на него подозрительный взгляд.

— А почему вы так решили?

— У него репутация завзятого игрока, и он не богат, — ответил лорд Уинтердейл. — И я рассудил, что для такого человека соблазн жульничать в карты слишком велик.

Прежде чем я успела ответить, зазвучал оркестр, и лорд Уинтердейл взял меня за руку. Пожатие его пальцев было легким, небрежным, но я снова, как и в тот раз, когда он прикоснулся к моим волосам, ощутила странное волнение.

«Что со мной творится?» — раздраженно подумала я. Мне с ним не тягаться — я наблюдала его за обедом в действии. Он может дурачить кого угодно, но я-то видела, что скрывалось за представлением, которое он устроил. Он использовал свое обаяние и магнетизм так, как другой бы использовал опасное оружие.

Мне искренне жаль ту женщину, которая его полюбит. Фигуры танца вновь свели нас вместе. Он посмотрел на меня, нахмурясь.

— Мы не можем сейчас выйти на террасу — нас заметят, тут слишком много народу. Но нам необходимо поговорить. Вы в состоянии будете встать завтра рано утром и отправиться со мной верхом в парк?

— Ну конечно, — с готовностью ответила я.

— Отлично. Будьте у конюшен в семь утра, — сказал он.

Я искоса взглянула на него. Брови его были нахмурены, рот плотно, сжат.

Интересно, что его так встревожило?

— Хорошо, — сказала я. — Увидимся в семь.