Глава 20

Мы рано уехали с бала, и по дороге домой леди Уинтердейл журила Кэтрин за то, что та все время танцевала с лордом Генри Слоаном. Лорд Генри, младший сын герцога, мог бы быть подходящей партией для меня, но леди Уинтердейл считала, что ее дочь достойна большего.

Пока Кэтрин что-то бормотала в свое оправдание, я откинулась на спинку сиденья, полузакрыв глаза и слушая, как барабанит дождь по крыше кареты. Филип молча сидел рядом со мной, угрюмо уставившись в залитое дождем окно.

Когда я вошла в гардеробную, пробило полночь. Бетти ждала меня. Она расстегнула у меня на спине маленькие пуговки бледно-розового вечернего платья, помогла надеть ночную рубашку, расплела мои косы и расчесала волосы гребнем. Я надела зеленый, бархатный халат и прошла в спальню.

В камине потрескивал огонь, и свечи в латунных подсвечниках отбрасывали золотистый свет на ковер. Я сияла халат, легла в постель и прислушалась.

Из-за двери соседней гардеробной до меня донеслись приглушенные мужские голоса.

Это Филип разговаривал со своим слугой. Должно быть, он собирается лечь в спальне.

Я откинулась на подушки и улыбнулась с облегчением, в предвкушении того? что последует дальше.

Пять минут спустя он вошел в комнату, задул свечи на столе и лег рядом со мной в постель.

Наша близость в этот раз была такой же, как в Уинтердейл-Парке, и в то же время другой. Да, Филип желал меня так же сильно, как и тогда, и нежность его все так же зажигала во мне огонь. И волны наслаждения, поднимавшиеся во мне, и дрожь сладострастных минут — все было то же.

И после, когда мы, обессиленные, лежали в объятиях друг друга и я прислушивалась к тяжелым глухим ударам его сердца, не желая отпускать его от себя никогда, — все было точно так же.

Но, проснувшись на рассвете, я обнаружила, что Филипа рядом со мной нет. Дождь перестал, и бледный лунный свет, струившийся в окно, освещал его темную фигуру. Он накинул халат и стоял у окна, прижавшись лбом к стеклу и глядя в пустынный ночной сад.

Он выглядел таким несчастным, таким одиноким.

Сердце мое сжалось от боли. В своей любовной слепоте я полагала, что наше супружество положит конец его внутреннему одиночеству. Я наивно полагала, что теперь, когда у него есть жена, которая любит его всем сердцем, он будет по-настоящему счастлив.

И в самом деле, в Уинтердейл-Парке между нами существовала, как мне казалось, более тесная связь, чем просто физическое влечение, которое мы всегда чувствовали друг к другу.

Но после возвращения в Лондон все переменилось.

И что я в действительности о нем знаю? — спрашивала я себя. По правде говоря, Филип редко делился со мной своими мыслями и чувствами. Он привык жить один и полагался только на себя — на свои силы, способности, сообразительность.

И можно ли придавать слишком большое значение тому, что он опытный любовник? Он был близок со многими женщинами, и я это понимала. Почему же, спрашивается, я должна значить для него больше, чем другие женщины, к которым он питал страсть?

Я лежала в темноте, смотрела на своего мужа и чувствовала себя глубоко несчастной.

Он был и оставался для меня загадкой. Он вел жизнь, которая была чужда тому кругу, в котором я росла. У него было множество женщин, он стал причиной гибели человека и сам говорил об убийстве с небрежной легкостью, которая меня пугала.

Но нельзя забывать, что он был выброшен в этот порочный мир еще совсем ребенком и ему пришлось самому учиться выживать в этих жестоких джунглях. И как я могу винить его за то, что он стал таким, какой он есть? Никто не имеет на это права.

Он мог стать куда хуже.

Но он был нежен с Анной.

Он был добр к Нэнни.

Я смотрела на его спину, застывшие широкие плечи и боролась с желанием встать и подойти к нему. Он не хочет, чтобы я сейчас была с ним рядом, — я инстинктивно чувствовала это. Поэтому лежала тихо, как мышка, и ждала, когда он сам вернется в постель.

Прошло еще пятнадцать минут, и он наконец отвернулся от окна и лег в кровать. В каждом его движении сквозила невероятная усталость.

«Что с тобой, Филип?»

Мне хотелось выкрикнуть эти слова. Хотелось заключить его в объятия, прижать к себе крепко-крепко.

Но он не хочет сейчас быть со мной. Несколькими часами раньше он желал меня, но не теперь.

Он взбил подушку, повернулся ко мне спиной и погрузился в сон.

А я еще долго лежала без сна, беззвучно плача и отчаянно пытаясь понять, что за пропасть разделяет нас.

Наутро я проснулась с головной болью.

— Вчера ты выпила слишком много пунша, — сказал Филип, входя в спальню в десять утра и застав меня в постели.

Он был одет в костюм для верховой езды, на щеках его горел румянец. По его виду никак нельзя было сказать, что он полночи провел, стоя у окна.

— Ты был в парке? — тоскливо промолвила я.

— Да, мы с Изабеллой совершили прекрасную прогулку.

Я закрыла глаза. Пунш тут совсем ни при чем, и я это знала.

Он продолжал:

— Джорджи, я получил сегодня письмо от своего поверенного — он пишет о проблемах с каналом в Уинтердейл-Парке. Я собираюсь поехать туда посмотреть, как идут дела, и принять решение.

Я тихо спросила:

— Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?

Он нахмурился.

— Да, потому что не следует сейчас оставлять тебя одну. С другой стороны, я планирую вернуться уже завтра. Зачем тебе проделывать это утомительное путешествие ради одного дня, тем более что ты плохо себя чувствуешь?

Я вздохнула:

— Анна расстроится, если я приеду и уеду так скоро.

— Ну вот, это и есть ответ на мой вопрос, не так ли?

— Да, пожалуй, — хмуро согласилась я.

Он решительно хлопнул по бедру кожаными перчатками, которые держал в руке.

— Отлично. Я уезжаю почти на сутки, а ты за это время постарайся не отлучаться из дома.

— Господи, Филип, — раздраженно сказала я, — зачем делать меня узницей в собственном доме? Я не вижу причин весь день сидеть взаперти.

— Ты не видишь, а я вижу, — возразил он. — Ты будешь делать, как я скажу, Джорджиана. Не забывай, что кто-то уже два раза покушался на твою жизнь.

— Обещаю не гулять в зверинце, — попробовала сострить я.

За эту шутку он наградил меня тяжелым взглядом:

— Оставайся дома. Слышишь?

Я натянула на себя одеяло и обиженно выпятила нижнюю губу.

— Да, Филип, — буркнула я. — Слышу.

— Вот и славно. Я уезжаю через час. Жди меня завтра вечером. — Он подошел к кровати и небрежно чмокнул меня в лоб. — Надеюсь, тебе станет лучше к тому времени.

— Спасибо за заботу, — проворчала я. — До скорого свидания.

Он направился к двери. Я с трудом удержалась, чтобы чем-нибудь не запустить в него.

Иногда он просто невыносим.

Я снова уснула и проспала целый час. После вторичного пробуждения мне стало гораздо лучше. Как только я оделась, ко мне зашла Кэтрин — посекретничать. Я попросила Бетти принести нам чаю, пригласила Кэтрин присесть в кресло, а сама устроилась в шезлонге.

Несколько минут мы обменивались впечатлениями о прошедшем бале, наконец Кэтрин перешла к цели своего визита:

— Я бы хотела попросить тебя об одном одолжении, Джорджи. Ты не могла бы сегодня вечером поехать со мной в Воксхолл?

— В Воксхолл? — удивленно повторила я. — А леди Уинтердейл отпускает тебя туда?

Сады Воксхолла были излюбленным местом светских увеселений, но леди Уинтердейл считала, что незамужним девушкам неприлично там появляться, и мы с Кэтрин ни разу там не были. Из того, что мне было известно, я заключила, что поводом для ее неодобрения служил тот факт, что в Воксхолле во время вечеринок подавали очень крепкий пунш и многие юнцы из присутствовавших гостей вели себя чрезвычайно развязно. Некоторые из них, по рассказам, доходили до того, что утаскивали невинных девушек с тропинки в кусты, чтобы запечатлеть на их губах греховный поцелуй.

— Сегодня вечером там будет концерт, и герцогиня Фэркасл попросила меня сопровождать ее, — пояснила Кэтрин. Глаза ее сияли за стеклами очков. — Эдвард тоже там будет, Джорджи. Мы вместе поужинаем в одной из беседок, а потом, может быть, даже прогуляемся по парку…

Она умолкла и умоляюще взглянула на меня.

Бедняжка, думала я. Им с Ротерэмом, наверное, ни разу не удалось побыть наедине.

— Но ведь Ротерэм все еще в трауре, — сказала я.

— Да, это так, но он может надеть домино и маску — так принято одеваться, когда едешь в Воксхолл. Все знакомые герцогини будут в маскарадных костюмах, и никто не узнает Эдварда в таком наряде. Так что его присутствие никого не шокирует.

— А твоя матушка позволила тебе ехать? — с сомнением спросила я. — Ты же знаешь, она не одобряет вечеринки в Воксхолле.

Кэтрин вздохнула.

— Мне пришлось намекнуть ей о наших с Ротерэмом отношениях, и она сразу же переменила свое мнение насчет Воксхолла. Однако она настаивает, чтобы со мной поехал кто-нибудь еще, кроме герцогини, поскольку ее светлость будет, вероятно, занята со своим любовником и не станет следить за мной.

Я была немало удивлена, когда впервые узнала, что у герцогини Фэркасл есть постоянный любовник — лорд Маргейт, завсегдатай ее музыкальных собраний. Он сопровождал ее и на все остальные светские вечеринки. Насколько мне было известно, законный супруг герцогини герцог Фэркасл ни разу не появился в Лондоне за все время сезона.

— К несчастью, — продолжала Кэтрин, — мама не сможет сегодня ехать с нами — у нее неважно с желудком. Всю ночь ей нездоровилось. Так ты не согласишься поехать со мной, Джорджи?

Я посмотрела на нее удивленно и насмешливо:

— Но разве я смогу играть роль дуэньи?

— Ну конечно. Ты же замужем за моим кузеном, разве не так?

Тут меня осенила догадка, я прищурила глаза и спросила:

— Скажи, Кэтрин, ведь вы с Ротерэмом наверняка договорились об этом только тогда, когда стало точно известно, что леди Уинтердейл не сможет сопровождать тебя в Воксхолл?

Она робко взглянула на меня.

— Если бы с нами поехала мама, она бы ни на секунду не выпустила меня из виду, Джорджи. У тебя не такие старомодные взгляды на приличия.

Я улыбнулась:

— Да, верно. — И тут же вспомнила о приказе Филипа не покидать дом ни под каким предлогом. Он придет в ярость, если узнает, что я была в Воксхолле. Но, бросив взгляд на Кэтрин, я поняла, что не в силах ей отказать.

И придумала компромисс.

— Ты не будешь против, если мне составит компанию капитан Стэнтон? — спросила я ее. — Мне очень неловко, что я почти не виделась с ним со дня его приезда в Лондон.

— Ну конечно, приглашай капитана Стэнтона, — с готовностью подхватила Кэтрин и, волнуясь, спросила:

— И ты согласна поехать, Джорджи?

Я глубоко вздохнула. Фрэнк будет со мной и защитит в случае опасности — он же испанский ветеран. Я облачусь в домино, что сделает меня неузнаваемой. В качестве дополнительной предосторожности я решила попросить Бетти вшить в складки домино маленький кармашек. То, что я туда положу, поможет мне избежать неприятностей.

— Да, — ответила я Кэтрин. — Я поеду с тобой в Воксхолл.

В тот вечер нас, приехавших вместе с герцогиней, было восемь: сама герцогиня и лорд Маргейт, лорд Ротерэм и Кэтрин, мистер Фергус Макдональд и леди Лаура Ринс-дейл и мы с Фрэнком. Воксхолл расположен на южном берегу Темзы, и чтобы добраться туда, нам пришлось сначала доехать в каретах до Вестминстера, а там нанять лодку, чтобы переплыть реку.

Вечер выдался ясный и теплый, и заходящее солнце отбрасывало на реку красные, ярко-алые и оранжевые отблески. Мне вдруг отчаянно захотелось, чтобы со мной в лодке сидел Филип, а не Фрэнк.

Наша компания высадилась на южном берегу реки, и мы вступили в сады через знаменитый главный вход. Эта аллея, обсаженная вязами, на которых раскачивались фонарики, напомнила мне волшебную страну, о которой в детстве рассказывала матушка. Мы шли парами по дорожке, пока не достигли огромной площадки посреди парка, где были полукругом расставлены павильончики с прохладительными напитками и закусками. Павильончики были освещены и ярко расписаны. Герцогиня заказала места в одном из таких павильончиков, и мы его быстро отыскали, поскольку на нем значилось ее имя, написанное на карточке, прикрепленной к двери.

Мы заняли места в павильончике, расписанном картинками, изображавшими танцы вокруг майского дерева, и я с любопытством оглянулась вокруг.

В центре открытой площадки играл оркестр, а по дорожкам прогуливались парочки, приветствуя друг друга. Загородки павильонов были достаточно низкими, и обедающие без труда могли обменяться рукопожатиями с проходящими мимо знакомыми. В глубине главной аллеи виднелась огромная ротонда, где проходили танцы.

Я кивнула в сторону оркестра и поинтересовалась у Кэтрин, которая сидела рядом со мной в голубом шелковом домино и полумаске:

— Это и есть концерт?

— Нет. Мистер Хук будет играть на органе, но чуть позже.

— Понятно.

— Да, тут есть на что посмотреть, Джорджи, — сказал Фрэнк, сидящий по другую сторону от меня. Как и все остальные джентльмены в нашей компании, он надел поверх вечернего фрака черное шелковое домино.

— Вы никогда не бывали в Воксхолле, капитан? — любезно осведомилась герцогиня. Ее домино и полумаска были бледно-лилового оттенка.

— Нет, ваша светлость.

— Вам здесь понравится, — продолжала герцогиня. — Обязательно прогуляйтесь с леди Уинтердейл по самым красивым аллеям. К примеру, в Южной аллее есть три великолепных сводчатых прохода, имитирующих развалины Пальмиры. Они выполнены очень близко к оригиналу, я полагаю.

— Герцогиня, это вы? Я заметила ваше имя на павильоне. — Дама средних лет с густо нарумяненными щеками остановилась у нашей дверцы. — Как я рада снова встретить вас.

Женщины принялись беседовать, а я еще раз окинула взглядом открытую площадку с гуляющими парочками и внезапно поняла, что многие из тех, кто прогуливался без масок, состояли в браке, но не со своими спутниками.

Это наблюдение повергло меня в уныние, особенно в свете утренних размышлений о моем собственном муже. Я перевела взгляд на Кэтрин и лорда Ротерэма. Он склонил к ней голову, внимательно ее слушая. Долговечны ли его чувства к Кэтрин, думала я, или развратные нравы, царящие в светском обществе, разрушат его чистую любовь, которую он испытывает к Кэтрин, и заставят искать ту, что будет не так наивна и беззащитна, как она?

Я внимательно посмотрела на полускрытое маской лицо лорда Ротерэма. Я вспомнила о морщинках вокруг его глаз — следах былых страданий, и у меня немного отлегло от сердца. Нет, за Кэтрин можно не волноваться. Она в безопасности со своим дорогим Эдвардом. Этот человек на собственном горьком опыте познал, что есть главное в жизни. Фрэнк тихонько промолвил мне на ухо:

— Пойдем потанцуем, Джорджи?

Я вовсе не собиралась покидать павильон, но прекрасно понимала, что у Фрэнка это единственная возможность потанцевать со мной, пока он находится в Лондоне. Я сама пригласила его и, значит, должна подарить ему этот танец.

— Да, конечно, — с легкостью согласилась я, и он повел меня к ротонде, откуда уже раздавались звуки вальса.

Фрэнк обнял меня за талию, и мы закружились в танце.

Он сразу же начал разговор:

— Джорджи, я так долго пытался застать тебя одну. Ты знаешь, что говорят в городе о том, что случилось с тобой в парке?

Мы сделали разворот, и мое розовое домино распахнулось.

— Прекрасно знаю, Фрэнк. Это не правда, поверь мне. Филипу никогда бы не пришло в голову избавиться от меня.

— А это правда, что в Тауэре ты свалилась в клетку ко льву? — спросил он.

— Да.

Он прикрыл глаза. Его лицо, наполовину скрытое полумаской, смертельно побледнело.

— Джорджи, позволь увезти тебя в Суссекс к моим родителям.

Услышав это, я твердо решила раз и навсегда прояснить для него этот вопрос. Ведь он же мой старый друг, и он любил меня. Я не могла допустить, чтобы он думал, будто я замужем за человеком, который стремится разделаться со мной.

— Фрэнк, — сказала я, — когда танец закончится, давай прогуляемся по аллеям, и я расскажу тебе ужасную, отвратительную историю, приключившуюся со мной. Боюсь, эта история выставит меня в весьма неприглядном свете, но ты по крайней мере поймешь, что мне нечего опасаться Филипа.

Он помолчал, потом промолвил:

— Хорошо, я согласен.

Мы танцевали вальс, пока музыка не закончилась, а потом покинули паркет. На выходе из ротонды мы буквально нос к носу столкнулись с лордом Маршем, который шагнул мне навстречу, преградив дорогу.

— Леди Уинтердейл, — с притворной любезностью промолвил он.

На мне была полумаска, поэтому я удивленно спросила:

— Как вы догадались, кто я?

— Я узнал вас по вашим волосам, — ответил он со своей поганой усмешечкой. — Если хотите остаться инкогнито, вам надо сменить косы на кудряшки.

— Убирайтесь прочь, — гневно промолвила я, не пытаясь создавать видимость светской вежливости.

Лорд Марш вздохнул.

— Какая неучтивость, — печально заметил он. — Я просто шокирован вашим поведением, леди Уинтердейл.

— По-моему, вас невозможно шокировать, лорд Марш, — ледяным тоном возразила я. — А теперь позвольте пройти.

Он отступил, и я протиснулась мимо него, стараясь не коснуться его даже краем подола.

— Боже правый, — произнес Фрэнк, когда мы отошли достаточно далеко. — Кто это был, Джорджи?

— Сейчас все узнаешь, — ответила я. — Идем прогуляемся по аллее.

В парке уже стемнело, и поэтому мы выбрали Южную аллею — она была лучше всех освещена и заполнена гуляющими парочками. Я начала свой рассказ с того, что поведала Фрэнку о бумагах, которые нашла после смерти отца, а потом перешла к тому, как собиралась шантажировать Филипа. Я рассказала ему почти все и в заключение заметила:

— Теперь ты видишь, Фрэнк, что это я виновата во всем, Филип вел себя как истинный джентльмен.

Он молчал, пока мы проходили под третьей аркой, изображавшей руины Пальмиры. Потом сердито промолвил:

— И все равно он мог спланировать эти покушения на твою жизнь, Джорджи. Из того, что ты рассказала, я понял, что он вынужден был жениться на тебе.

— Но в яму со львом меня столкнули до того, как мы поженились, — возразила я. — И не думаю, Фрэнк, что представляю такую опасность для моего мужа. Вряд ли ради того, чтобы избавиться от меня, он прибегнул бы к таким изощренным способам!

Фрэнк тяжело вздохнул.

— Ну конечно, Джорджи. Наверное, я просто ревную тебя к Уинтердейлу, вот и готов думать про него невесть что. — Мы сняли полумаски, поскольку толпа вокруг нас заметно поредела, и он взглянул на меня с нескрываемой тревогой. — Но если это не Уинтердейл, тогда кто же?

— Филип пытается это выяснить.

— А ты видела сегодня еще кого-нибудь из тех четверых, кроме Марша?

— Нет.

— Это еще ничего не значит, — обеспокоенно заметил он. — Здесь все одеты в домино и маски. Бог знает, кто тебя может подкараулить, Джорджи. Тебе не следовало сюда приезжать.

Я похлопала его по руке.

— Я приехала сюда ради Кэтрин. А поскольку Филипа нет в городе, попросила тебя сопровождать меня, Фрэнк. Пока мы вместе, я в безопасности.

К этому времени мы подошли к выходу из Южной аллеи, в конце которой стоял греческий храм. По большим праздникам он был ярко освещен, и в центре его били фонтаны. Но сегодня здесь было темно и пустынно. Мы с Фрэнком так увлеклись беседой, что не заметили, как очутились вдалеке от наводнявшей сады толпы.

А сейчас мы остались единственной парой.

Фрэнк оглянулся вокруг и решительно заявил:

— Пойдем отсюда, Джорджи. Вернемся к остальным.

Я кивнула, и мы направились назад к павильонам. Но не прошли мы и нескольких шагов, как услышали, что кто-то преследует нас.

— Беги, Джорджи! — крикнул Фрэнк, обернувшись к четырем нападавшим и сжимая кулаки.

Я отчаянно взвизгнула и хотела было броситься ему на помощь, но чья-то огромная мозолистая ладонь зажала мне рот. Я попыталась вырваться из цепких рук, кто-то выругался и ударил меня кулаком по лицу. Я потеряла сознание.