Глава 6

Джонатон мерил шагами библиотеку Оливера, его брови были нахмурены, глаза смотрели куда-то в пустоту. Это выглядело довольно забавно, однако…

– И больше ничего? – спросила Фиона уже не в первый раз.

Сидя в торце длинного стола, который специально внесли для работы над книгой, она уже несколько раз обмакнула перо в чернила, но за этим так ничего и не последовало.

– Сейчас-сейчас, – пробормотал маркиз.

Фиона посмотрела на пустую страницу. Хотя Джонатон за это время успел отмерить немалое расстояние и, время от времени подходя к столу, останавливался, разглядывая то один, то сразу несколько ее рисунков, это пока не принесло никаких результатов.

Вся столешница, кроме небольшого пространства перед Фионой, была занята рисунками обнаженных людей, которые она исполнила за последние несколько лет. Всего таких рисунков оказалось тридцать семь; на большинстве из них были изображены женщины, которые позировали либо поодиночке, либо группами по двое или по трое. Такие эскизы составляли примерно треть от общего количества рисунков. Лишь двое мужчин позировали для Фионы и других учениц, и при этом оба в разное время являлись близкими друзьями миссис Кинкейд.

Фиона подавила зевок и невольно посмотрела на часы, которые стояли на каминной доске в противоположной части комнаты. Расстояние было слишком большим, и время разглядеть оказалось невозможно, но она и так знала, что они находятся здесь вдвоем целую вечность. Оливер оставил их наедине, пообещав удерживать тетю Эдвину от возможных визитов сюда. Все трое легко согласились, что Эдвина вряд ли имеет представление о том, что такое искусство. Тем не менее Оливер сознательно оставил дверь открытой и поставил слугу в коридоре, чтобы избежать малейшего намека на нарушение правил приличия.

Впрочем, решила Фиона, наблюдать за тем, как Джонатон вышагивает по комнате, не так уж и неприятно. В конце концов, маркиз являл собой впечатляющую фигуру, но, без сомнения, она могла бы занять себя чем-то более стоящим, чем сидеть в ожидании гениальной фразы, которая вот-вот сорвется с его губ.

Подумав об этом, Фиона невольно усмехнулась.

Джонатон тут же подозрительно посмотрел на нее:

– Вы что-то сказали?

– Так, ничего. – Фиона улыбнулась более приятной улыбкой, затем после паузы добавила: – Однако я все же хотела бы кое-что сказать. – Она поднялась, опираясь ладонями о стол. – Джонатон, мы находимся здесь уже несколько часов, но вы пока не продиктовали ни единого слова.

– Смею заверить, что прошло не так много времени. – Маркиз вынул из кармана золотые часы и взглянул на них: – Ну вот, еще не прошло и часа.

– А мне показалось, что значительно больше.

– Знаете, определиться с идеей нашей истории не так-то просто.

– Очень жаль. – Фиона вздохнула.

– Писать чрезвычайно трудно. Это не то что рисунок…

– Рисунок?

– Да. Вы должны признать, что рисовать куда легче, чем сочинять.

Фиона мгновенно выпрямилась и скрестила руки на груди.

– Объясните, пожалуйста, почему.

– Рисуете вы с чего-то, что уже создано. К примеру, перед вами пейзаж, или ваза с цветами, или, – маркиз сделал эффектную паузу, – обнаженная фигура. В этом случае вы просто рисуете то, что видите, тогда как создание текста начинается с идеи, притом довольно смутной. – Он выразительно постучал пальцем по лбу. – И идея должна прийти исключительно отсюда.

Фиона фыркнула:

– Но вам она так и не пришла.

– Всему свое время, – высокомерно произнес Джонатон.

– И сколько еще времени мне ждать?

Джонатон вскипел:

– Да поймите же, нельзя написать что-либо по команде!

Фиона задумчиво посмотрела на него:

– Я смогу написать.

Джонатон лишь покачал головой:

– Нет, вы не сможете.

– Хотите пари?

– Нет!

Однако когда прошло еще несколько минут, маркиз неожиданно переменил свое решение:

– На что мы поспорим?

Фиона подумала несколько мгновений.

– На сто фунтов.

– На сто? – Маркиз был явно поражен.

– Сейчас самое подходящее время для того, чтобы начать создавать мой капитал, а вы наверняка можете себе позволить потерю ста фунтов.

– Да, но у вас нет ста фунтов для заключения пари. Что я получу, если вы проиграете?

– Я не проиграю. – Фиона надменно улыбнулась.

– В таком случае зачем же мне заключать пари?

– Ну, как хотите. – Фиона пожала плечами.

– Если я соглашусь на пари, я хочу иметь хоть что-нибудь на кону на тот маловероятный случай, если вы проиграете.

– У меня мало вещей, на которые я могла бы спорить. – Фиона показала рукой на рисунки, потом на шкаф: – Мои работы. Мой гардероб. – Она улыбнулась. – Я очень люблю красивые платья, в особенности если они французские. Еще у меня есть кое-какие драгоценности.

– Оставьте их себе.

– Так что же вы хотите получить в случае моего проигрыша?

– Не знаю. С учетом ваших ограниченных финансовых возможностей чего-то очень простого. – Маркиз улыбнулся странной улыбкой. – Например, поцелуй.

– Поцелуй? – В голосе Фионы послышалось удивление. – От женщины, на которой вы не хотите жениться?

– Поцелуй – не повод для женитьбы; в противном случае я уже женился бы не менее сотни раз.

– Как и я. – Она вызывающе дернула плечом. – Но мы ведь уже целовались, и даже дважды.

– О, это совсем не то.

– Тогда я думала, что вы собираетесь жениться на мне, а вы думали, что я про…

– Актриса, – быстро проговорил маркиз. – Очень хорошая актриса. И поскольку те поцелуи – всего лишь следствие заблуждения, они не в счет. Так что можно сказать до сих пор мы вообще не целовались.

Фиона прищурилась:

– Не целовались?

– Нет. Полагаю, первый поцелуй с вами вполне может стоить сто фунтов.

– Простой поцелуй – сто фунтов? – Фиона тихонько рассмеялась. – Я польщена.

– Это не просто поцелуй, а первый поцелуй, и поэтому он так ценится. – Голос у маркиза звучал мягко, но глаза его сверкали. – И потом – кто знает, что может произойти после первого поцелуя…

– Вы дьявол-обольститель, Джонатон, и притом опасный. – «Однако же нет никакого вреда в том, чтобы позволить себе немного с ним пофлиртовать». – Так мы заключаем пари?

– Разумеется. – Маркиз широким жестом указал на рисунки. – Проявите свои лучшие качества, придумайте историю.

– Легко. – Фиона вышла из-за стола. – Перед тем как начать шагать по комнате, вы, кажется, что-то упомянули о греческом мифе или о чем-то в классическом духе.

– Это удачно объяснило отсутствие одежды, а также характер окружающей обстановки.

– Возможно. – Фиона остановилась перед разложенными на столе рисунками, пытаясь взглянуть на них так, словно видела их в первый раз.

По большей части работа над каждым рисунком начиналась на одном уроке, заканчивалась на другом, уже в отсутствие модели. Некоторые наиболее сложные рисунки требовали нескольких сеансов, общей темой они, как правило, не объединялись.

Тем не менее на этот раз Фиона впервые попыталась взглянуть на свои рисунки как на единое целое, как на цепь иллюстраций, способных рассказать целую историю.

– Ну так что же? – В голосе Джонатона звучало торжество. – Не слишком просто, а?

– Потерпите еще немного. – Фиона изо всех сил старалась не потерять нить своих рассуждений.

Похоже, Джонатон был прав, говоря об истории, основанной на мифе: фигуры, равно как и окружение, скупо обозначенное несколькими линиями, давали на это определенные намеки. Обнаженные фигуры располагались на каменных скамьях, сидели, прислонясь к мраморным колоннам, или полулежали возле фонтанов. Если рассматривать рисунки как иллюстрации, они и впрямь могли составить некую незамысловатую историю.

– Вы сказали, что могли бы сделать это, едва взглянув на рисунки. – Джонатон сделал многозначительную паузу. – Не забудьте, мы заключили пари. Если вы обнаружили, что не можете…

– Разумеется, могу. – Фиона ничуть не сомневалась, что единственный способ выиграть пари – это начать говорить в надежде, что по ходу дела ей в голову придет некая замечательная мысль; но если ее речь будет представлять собой даже что-нибудь совершенно бессмысленное, это все же лучше, чем ничего.

– Древние использовали мифы для осмысления того, чему не находили объяснений в жизни общества и в природе. Например, причины восхода солнца, расположение звезд…

Джонатон кивнул.

– Возможно, фазы луны…

– Ну-ну, продолжайте.

– Так вот… – Фиона внезапно заметила характерные различия между рисунками. – Мы имеем некоторое количество изображений женщин. – Она перетасовала рисунки, отдельно расположив двенадцать из них. – Они представляют…

– Что? Дюжину яиц? Пирожных к чаю?

Она одарила Джонатона торжествующей улыбкой:

– Нет, конечно, нет. Они представляют… месяцы года!

– Очень хорошо, продолжайте.

Фиона отложила два рисунка на один угол стола, рисунки с тремя фигурами – на второй, а рисунки с изображением обнаженных мужских фигур – на третий.

– Мужчины представляют две важные, но противоположные силы.

– Однако здесь более двух рисунков.

– Позы их различны, но мужчины те же.

– Все же мне кажется, что лица у них разные, – задумчиво произнес Джонатон.

– Осмелюсь заверить, что никто не обратит внимания на их лица и не заметит отличия в их внешности. Кроме того, в целях верности нашему мифу двоих вполне хватит. Что я имела в виду, когда сказала, что они олицетворяют противоположные силы природы? Возможно, светлые и темные: день и ночь…

– Добро и зло…

– Возможно, – медленно проговорила Фиона. – Хотя это не совсем правильно. Если двенадцать женщин представляют месяцы года, то двое мужчин – это…

– Зима и Лето. – Джонатон оперся ладонями о край стола. – Черт возьми, это хорошо. Даже очень хорошо!

– Пожалуй, на этот раз я с вами соглашусь. – Фиона бросила на него довольный взгляд, затем снова повернулась к рисункам. – Зима и Лето хотят заполучить месяцы года. Они хотят благосклонности женщин… Нет, больше – они хотят обладать ими! Вот и все. Они постоянно погружены в бесконечную баталию за обладание, потому что… – Фиона сделала неопределенный жест, – потому что…

– Потому что месяцы, то есть женщины, очень милы, страстны и привлекательны, – Джонатон пошевелил бровями, – а мужчины…

– Боги, – быстро сказала Фиона. – Давайте сделаем их богами!

– Согласен. И боги хотят заполучить месяцы, потому что… потому что они эгоистичные звери, каковыми античные боги нередко представлялись древним. Боги всегда думали о себе и о том, какое удовольствие они получат, совершая тот или иной поступок.

– Античные боги не кутят, – рассеянно заметила Фиона, пытаясь сосредоточиться на своих мыслях. – Чем большим количеством месяцев обладает бог… – Она выпрямилась и стукнула кулаком по ладони. – Ну конечно! Чем большим количеством месяцев он обладает, тем большую власть имеет, тем больше его сила и над землей, и над небом…

– И над самой Вселенной!

– Именно. – Голос Фионы зазвенел от волнения. – Зима и Лето погружены в битвы, постоянные сражения за вечное обладание месяцами. – Она на миг замолчала. – Вообще-то нам следует назвать их не месяцы, а как-то иначе. Слово «месяцы» звучит не слишком привлекательно.

– Богини?

– Думаю, немного поменьше, чем богини.

– Но выше, чем простые смертные. – Джонатон подошел к книжному шкафу и оглядел переплетенные в кожу тома: – Здесь наверняка есть то, что способно нам помочь.

Фиона присоединилась к нему:

– Может, Гомер?

Маркиз кивнул:

– В «Илиаде» и «Одиссее» фигурируют божества всех видов. – Он с минуту подумал. – А если грации?

– Кажется, их было всего три. – Фиона продолжала изучать полки.

– Это наша история и наш миф, поэтому мы можем придумать все так, как нам нравится. – Джонатон вынул одну из книг и раскрыл ее. – Если мы хотим иметь двенадцать граций, их будет именно столько.

– Но при этом все должно выглядеть достаточно разумно…

– Сомневаюсь, что это так уж необходимо. – Маркиз принялся листать книгу. – Не забывайте: мифы представляли собой вымысел, здравый смысл здесь не требовался.

– Возможно. – Фиона пристально посмотрела на книгу, которую маркиз держал в руках. – Нашли что-нибудь?

– Пока нет. – Джонатон захлопнул книгу и поставил ее на полку. – А если музы?

Фиона покачала головой:

– Наша история о силах природы, а не об искусстве.

– Тогда я придумал. – Он удовлетворенно улыбнулся. – Это нимфы. Насколько позволяет судить мне мое классическое образование, малые богини существовали везде и в любых количествах.

– Отлично! Пусть будут нимфы.

Фиона вернулась к столу, взяла лист бумаги и написала на одном «Лето», на другом «Зима», затем быстро разделила стопку с изображениями мужчин на две части и поместила одну из них на лист с надписью «Зима», а вторую – на лист с надписью «Лето».

– А теперь… – Она отобрала шесть рисунков с изображением женщин и положила по три на каждую стопку. – Зима и Лето. Каждый из них завоевал сердца трех нимф.

– У лета есть июнь, июль и август, а у зимы – январь, февраль и… – Джонатон нахмурился. – Декабрь?

– Определенно так, – утвердительно кивнула Фиона. – Дни этого месяца самые короткие, и он гораздо холоднее, чем март.

– Хорошо. В таком случае Зима и Лето безраздельно владеют тремя месяцами каждый. – Джонатон подошел ближе к Фионе и стал изучать рисунки. – У нас будут боги Весны и Осени?

– Я не считаю это необходимым. – Фиона свела брови на переносице. – Если бы у нас были дополнительные боги…

– А может, их победили Зима с Летом, потому что они оказались слабее?

– Отлично. Стало быть, эти нимфы свободны и являются объектом постоянной борьбы между Зимой и Летом. Верность и даже чувства этих нимф всегда под вопросом. – Фиона чуть подумала. – Рукопашной схватки между Зимой и Летом не будет. Зато будет конкуренция. Каждый из богов пытается убедить как Весну, так и Осень присоединиться к нему.

– Но для этого нужны какие-то особые способы: хитрость, подкуп. А может, обольщение? – Джонатон вскинул бровь.

– Думаю, обольщение подойдет…

Только тут Фиона поняла, насколько близко они стоят друг к другу. Их плечи почти соприкасались, и она удивилась, почему не заметила этого несколькими мгновениями раньше. Возможно, слово «обольщение» заставило ее вспомнить о нем?

– Нимфы по своей природе очень подвержены обольщению. – Фиона внезапно покраснела.

– Именно они очень непостоянные создания. – Джонатон перевел взгляд с ее глаз на губы. – Никогда нельзя рассчитывать на то, что нимфа останется по-настоящему верной.

– Разумеется, только глупец может полностью полагаться на нимф.

Но насколько глупее полагаться на мужчин: особенно на мужчин с широкими плечами, заразительным смехом и коварной ямочкой на щеке.

– Ну, не знаю… Неужели это все, что вы вынесли из нашей истории? – Маркиз наклонил голову, словно собираясь поцеловать ее.

Фиона не возражала. Возможно, это стоило сотни фунтов – снова поцеловать его и почувствовать, как от поцелуя слабеют колени. Определенно маркиз был очень искусен в поцелуях.

– Нет. – Фиона произнесла это слово и вздохнула.

Его губы застыли совсем рядом от ее губ.

– Нет?

– Нет. – Фиона не смогла скрыть сожаления.

– Вы уверены?

– Да. – Она медленно покачала головой. – Это не имеет отношения к истории.

– К истории? – Неожиданно на лице Джонатона отразилось смущение, и он выпрямился. – Ах да, наша история…

– Верно, наша история. Это ведь миф, и только.

– Да, вы правы. – Маркиз скрестил руки на груди. – Что ж, продолжайте.

Некоторое время Фиона молча смотрела на него. Очевидно, судя по его внезапной вспышке, Джонатон хотел поцеловать ее не меньше, чем она его, и она не могла не испытывать удовлетворение от этого.

– Ну так вот, мифы имеют целью объяснить те стороны природы, которые человеку непонятны. – Фиона указала на рисунки, разложенные на столе. – Наша история совершенно точно объясняет, почему месяцы между зимой и летом, сезоны весны и осени, иногда холоднее, иногда теплее, чем мы этого ожидаем.

Маркиз медленно прищурился:

– Что?

– Пожалуйста, не притворяйтесь: вы отлично понимаете, о чем идет речь. Когда Зима прилагает максимум усилий, чтобы соблазнить март и удержать его рядом с собой, март останется холодным. Но когда Лето умаслило и уговорило март прийти в его объятия, побыть с ним рядом, март становится гораздо теплее обычного. Если март мечется, разрываясь между двумя богами, на нас обрушиваются бури: их сила и суровость зависят от эмоций и степени усилий, которые прилагают боги, чтобы завоевать благосклонность марта. То же самое верно в отношении апреля, мая, сентября, октября и ноября.

Джонатон долго молчал.

– Ну скажите же что-нибудь!

Он глубоко вздохнул.

– Сто фунтов – ваши.

Чувство радостного удовлетворения охватило Фиону, ее лицо озарила улыбка.

– А что я вам говорила?

– Это просто блестяще.

– Вы действительно так считаете? – Фиона снова посмотрела на рисунки. – По-моему, получается даже лучше, чем я ожидала. Вот только дальнейшее развитие сюжета потребует объединенных усилий, а следовательно, я не могу принять ваши деньги.

Джонатон протестующе взмахнул рукой:

– Это исключено: я всегда оплачиваю свои долги!

Не выдержав, Фиона засмеялась:

– Беспрецедентное пари: сто фунтов против поцелуя.

– Беспрецедентное или нет, но я дал слово.

– Вы также дали слово жениться на мне, однако не видите никакой проблемы в том, что не выполнили обещания.

– Тогда я думал, что все это…

– Да-да, я знаю и предпочла бы не выслушивать это снова. Давайте решим вопрос миром: я приму от вас пятьдесят фунтов, но не больше.

Джонатон покрутил головой.

– То есть половину ставки?

Фиона кивнула.

– А я получу половину поцелуя?

– Вряд ли мне известно, что такое половина поцелуя.

– Мне тоже, но, как я полагаю, вместе мы сможем это выяснить.

Фиона в упор посмотрела на него:

– Вы в самом деле настроены пофлиртовать со мной, Джонатон Эффингтон?

– Не могу сказать, что настроен, но флиртовать – это так естественно…

– Вы отказались жениться на мне, однако хотите поцеловать меня. – Фиона невольно наклонилась к нему. – А вы не хотите чего-то большего?

Глаза Джонатона превратились в щелки.

– Большего?

– Да, большего. – Фиона вдруг почувствовала, что ее все больше охватывает гнев. – Разве один поцелуй не приведет к другому, а потом к третьему и так далее? И где вы хотите остановиться?

– Я не…

– Вы не хотите останавливаться? А если это приведет к женитьбе?

– Я вовсе не…

– Конечно, вы вовсе «не», но я уже встречалась с таким типом мужчин раньше. Вы красивы и не даете никаких обещаний, кроме тех, которые легко можно прочесть в ваших глазах.

– В моих глазах? Что конкретно вы пытаетесь мне сказать?

– Всего лишь то, что вы, лорд Хелмсли, большой любитель пофлиртовать. Вопрос заключается лишь в одном: с какой целью? – Отступив назад, Фиона скрестила руки на груди. – У вас нет желания жениться на мне, об этом вы уже сказали. Тогда что же?

Джонатон протестующе взмахнул рукой:

– Это несправедливо и не имеет никакого отношения к вам: в настоящее время у меня нет ни малейшего желания жениться на ком бы то ни было! Вы помогли мне это осознать, не спорю, но…

Фиона недоверчиво посмотрела на маркиза. Она никак не могла решить, хотелось ли ей накричать на него или залепить ему пощечину. И то и другое ее удовлетворило бы, и все же…

Джонатон поморщился:

– Я хотел сказать вовсе не то.

– А что?

– Понимаете, вы умны, красивы, и за то короткое время, которое мы провели вместе, я понял, что вы вряд ли способны стать покорной и мягкой женой. – Маркиз провел рукой по волосам. – В то же время я сомневаюсь, что какая-нибудь другая женщина подходит на роль герцогини больше, чем вы…

– В таком случае чего же вы ищете?

– Ну, я никогда всерьез не верил в любовь. – Джонатон покаянно вздохнул. – Мои друзья даже считают, что я никогда не был влюблен.

– И вы считаете, что они правы?

– Не думаю, что они правы, но… – Маркиз беспомощно пожал плечами. – Одним словом, я и сам не знаю.

– Ясно. – Фиона тряхнула головой. – А вот у меня нет таких колебаний в отношении замужества. Независимо от того, сработает ваш план или нет, я определенно намерена в один прекрасный день выйти замуж. И надеюсь сделать это по любви. Но даже если замужество лишь станет инструментом разрешения моих финансовых проблем, я не поступлюсь своей честью.

Джонатон невольно подался к ней:

– Фиона, я никогда…

– Разве? А кто смотрел на меня так, словно я лакомый кусок, который вы хотели бы проглотить?

– Клянусь, я не хотел вас обидеть!

– Возможно, но в результате я заинтригована, и в этом наша с вами проблема, милорд. Когда вы стоите рядом и смотрите мне в глаза так, словно хотите заключить меня в объятия и поцеловать, я мечтаю ответить вам поцелуем. Я хочу все то, что обещают ваши глаза, но… Это очень, очень опасно для моего будущего. Следовательно, больше пари на поцелуи не будет: давайте работать вместе с теплыми дружескими чувствами и с соблюдением принятых условностей.

– Могу я возразить?

– Нет.

Пройдя мимо маркиза, Фиона быстро собрала рисунки и уложила их в папку.

– На сегодня мы сделали достаточно, чтобы успешно продолжить работу завтра. Теперь у нас есть основа для нашего мифа, но мы, а точнее, вы, писатель, должны найти соответствующие слова.

Кивнув, она направилась к двери.

– Фиона…

– Мисс Фэрчайлд.

– Ну, как хотите. – Маркиз долго смотрел ей в лицо. – Позвольте мне принести свои извинения за все мои действия, которые вы считаете неуместными.

– Вы правда верите в честность, милорд?

Джонатон кивнул:

– В большинстве случаев.

– Тогда вы должны знать следующее. – Несколько мгновений Фиона оценивала плюсы и минусы того, что собиралась сказать, затем решительно продолжила: – Как и вы, я вряд ли была когда-либо по-настоящему влюблена, и поэтому боюсь, что могу легко влюбиться в вас. Как мы знаем, у вас нет никакого интереса к женитьбе, и влюбленность в вас приведет лишь к тому, что мое сердце будет разбито. Я не хочу, чтобы это произошло, а потому прощаюсь с вами. – Фиона повернулась и вышла из комнаты.

– Простите, мисс Фэрчайлд! – раздалось у нее за спиной, но Фиона проигнорировала этот зов и не останавливалась до тех пор, пока не почувствовала, что находится на безопасном расстоянии.

Войдя в свою комнату, Фиона опустилась на кровать и закрыла лицо руками. Что на нее нашло, и как она могла снизойти до такой… честности? Она совсем не планировала в чем-либо исповедоваться, тем более говорить маркизу о том, насколько привлекательным она его находит. Ее план, если таковой действительно имелся, заключался в одном: проводить с Джонатоном больше времени, очаровать его, завлечь… Но куда? В брак? Тогда каким образом?

Об этом она не имела понятия. Маркиз привел ее в смятение, спровоцировал в ней чувства, каких не вызывал ни один мужчина. С ней флиртовали не один раз джентльмены, которые в искусстве флирта были, пожалуй, даже изощреннее Хелмсли. Тем не менее она никогда не испытывала подобного искушения и даже в мыслях не допускала возможности сдаться. Тем более речь не шла о возможности перечеркнуть свое будущее ради счастливого мгновения оказаться в его объятиях или даже, да простит ее Бог, в его постели. Ей хотелось лишь испытать его чары, и это продолжалось с того самого мгновения, когда она оказалась в библиотеке вместо леди Честер. А может быть, раньше – с тех пор как она увидела его впервые много лет назад?

Фиона вздохнула. Все это пустые мечтания: ей нужен муж, а не любовник.

И если Джонатона не интересует первое, то она не собирается даровать ему вторую роль.

Джонатон довольно долго неподвижно смотрел на дверь, через которую Фиона покинула комнату.

Что он сделал такого, что могло так ее разозлить? Ничего такого, что выходило бы за пределы приличий. Да, он флиртовал с ней, но точно так же флиртовал с каждой хорошенькой женщиной, и это было для него вполне естественно.

Впрочем, Фиона определенно была не такой, как все: она находилась в отчаянном положении и уже просила его жениться на ней. При этом воспоминании маркиз поморщился. Его флирт способен разжечь романтические чувства, и она может легко влюбиться в него. А он? Может ли он столь же легко влюбиться в нее?

Эта непрошеная мысль словно молния сверкнула в его голове, и маркиз поморщился. Конечно же, это вздор. Можно предположить, что необычная ситуация, в которой они оказались, невольно будит чувственность обоих. Тем не менее если его друзья правы и он действительно никогда не испытывал настоящей страсти, удастся ли ему распознать любовь, если она встретится на его пути?

Джонатон почувствовал, что нуждается в совете, и нуждается немедленно. Конечно, у него есть две сестры, к которым он мог бы обратиться, но вожделение, желание и смятение чувств – это не те предметы, которые следует обсуждать с сестрами. Не хотел он также разговаривать на эту тему и с родителями, хотя те, как он предполагал, вполне могли его понять. Оливер тоже исключался, так как являлся кузеном Фионы и, безусловно, ей сочувствовал. Что касается Кавендиша и Уортона, то они не слишком преуспели в любовных делах. Джонатон скорее готов положиться на собственный инстинкт, чем на совет, который они могли ему дать. Кроме того, друзья, вероятно, сочтут все это всего лишь забавным.

Нет, ему нужен человек, который разбирается в тонкостях женского ума, и непременно должна быть женщина.