Лошади мчались вперед; похититель не сбавлял скорости, даже когда они начали взбираться в гору. С каждой милей, с каждым футом надежды Алисон угасали. Французы никогда не отыщут ее, здесь слишком много укрытий.

Она украдкой посмотрела на дьявола в черном бурнусе. Он то и дело менял направление, устремляясь то на юг, то на восток, но по-прежнему твердо удерживая поводья коней и ни на секунду не останавливаясь.

Продолжая подниматься, они пересекли леса и рощи и через час оказались в пустынной местности. Меловые скалы и красные глыбы песчаника перемежались глубокими пропастями и узкими расселинами, грозившими смертью беспечным. Только тогда лошади были вынуждены замедлить шаг.

Изнемогающая от жары, измученная Алисон изо всех сил старалась удержаться в седле, пока кобылка осторожно переступала по опасной, усеянной камнями тропе. Подумать только, всего несколько часов назад Алисон мечтала увидеть эту дикую страну!

Но девушка постаралась стряхнуть отчаяние и тяжелые мысли. Нужно быть храброй! Придется смириться с тем, что она осталась одна и может доверять только собственным инстинктам выживания. Лучше не ждать возможности ускользнуть, а самой выбрать время. Похититель позволил ей ехать на собственной лошади. Это уже кое-что. И если Алисон его заложница, он действительно не посмеет причинить ей зло. Правда, пока бербер не очень заботился о ее благополучии. Алисон умирала от жажды, а веревка натерла нежную кожу почти до крови. Кроме того, она испытывала еще одно ужасное неудобство, но по понятиям общества, в котором воспитывалась, леди не может упомянуть вслух ни о чем подобном. Но, когда они спустились в покрытую скудной растительностью долину, окруженную суровыми горами, Алисон решила, что продолжать мучить себя больше нет смысла.

– Пожалуйста, мне нужно остановиться!

Услышав неожиданную просьбу после столь долгого молчания, похититель остановил коней. Встретив его пронизывающий взгляд, Алисон с трудом удержалась от желания поспешно отвести глаза.

– Хотите уморить меня жаждой? У меня целый день во рту капли воды не было!

Мрачное лицо осветила улыбка сожаления:

– Я совсем забыл, какую изнеженную жизнь ты вела.

Он отвязал от седла мех из козьей шкуры и протянул ей.

– Прости, что не могу предложить ни чая, ни шоколада.

Проигнорировав язвительный ответ, Алисон подняла к губам горлышко меха и жадно отпила несколько глотков. Вода оказалась тепловатой и странной на вкус, но немного освежила пересохшее горло.

Когда Алисон отдала мех, бербер тоже глотнул воды, привязал мешок к седлу и уже хотел ехать дальше, но Алисон набралась храбрости:

– Подождите!

Он поколебался, вопросительно глядя на нее.

– Мне бы хотелось уединиться на несколько минут, – выдавила она, смело выдерживая пристальный взгляд, и, хотя чувствовала, как краска смущения ползет по щекам, не собиралась опускать глаза. К счастью, он все понял без дальнейших объяснений и коротко кивнул:

– Через несколько минут мы остановимся напоить коней. Тогда и сможешь уединиться.

Алисон пришлось удовлетвориться этим, хотя она не имела представления, откуда может взяться вода в этом Богом забытом месте.

Но бербер оказался верен слову. Меньше, чем через десять минут, они оказались в настоящем оазисе, где в изобилии росла свежая зеленая трава. Небольшая, но довольно сильная струйка воды била из трещины в скале. Подземный родник!

Похититель спешился и подошел к ней. Когда он поднял руки, чтобы обнять ее за талию, Алисон съежилась, не в силах выносить прикосновений этого дикаря. Она все острее ощущала, как беспомощна и беззащитна здесь, наедине с мужчиной, во власти безжалостного негодяя. Но что хуже всего – она все сильнее и сильнее сознавала его чисто мужскую привлекательность, непонятное волнение, которое он возбуждал в ней.

Циничная улыбка, изогнувшая его губы, казалась почти издевательской, как и слова, произнесенные шепотом:

– Да ты, кажется, боишься меня! Не может быть! Неужели это та самая молодая леди, которая так беззастенчиво хвасталась, что не боится опасностей дикой страны?!

Алисон вызывающе подняла голову.

– Просто не ожидала такого предательства от вас и тех негодяев, которые отравили моего слугу.

– Теперь, надеюсь, вы усвоили урок.

Сильные руки сжали ее талию. Ощутив, как протестующе напряглось ее тело, он тихо, спокойно, словно пытаясь уговорить испуганного ребенка или неприрученную лошадь, объяснил:

– Не нужно меня бояться. Пока ты повинуешься мне, все будет хорошо.

Повиноваться ему? Да она скорее выцарапает эти золотистые глаза, что, впрочем, и сделает при первой же возможности.

Стараясь не подавать виду, как сильно действует на нее его прикосновение, она молча терпела, пока он снимал ее с седла, но вырвалась в ту же минуту, как ноги коснулись земли.

Алисон оказалась слабее, чем думала, и, споткнувшись, едва не упала. Когда похититель схватил ее за руку, чтобы поддержать, девушка резко отстранилась, не обращая внимания на то, как тревожно забилось сердце:

– Не смейте дотрагиваться до меня!

Бербер без всяких возражений отпустил ее и, слегка пожав плечами, собрал поводья. Потрясенная Алисон, задыхаясь, настороженно наблюдала, как он ведет коней к роднику напиться, и, лишь убедившись, что незнакомец отошел, несколько раз осторожно согнула и разогнула ноги, растирая затекшие мускулы, оглядываясь в поисках убежища, где можно было бы удовлетворить насущные потребности… а еще лучше бы обнаружить способ бежать отсюда, и как можно скорее.

И тут в голову ей пришла безумная идея. Пешком от него, конечно, не удерешь, но если бы она смогла украсть лошадь… нет, конечно, она хватается за соломинку, но необходимо действовать, нельзя сидеть сложа руки!

Она украдкой покосилась на свирепого похитителя. Он почти не обращал на нее внимания. Весь его вид выражал безграничную уверенность в себе, безмерное высокомерие. Он, естественно, считает, что у нее не хватит дерзости попытаться ускользнуть, и, кроме того, он в любом случае поймает беглянку. Ну так вот, она покажет, что он имеет дело не с хнычущей, слабой женщиной, падающей в обморок при малейшем признаке опасности.

Но сначала нужно как следует все подготовить. Вынуждая себя принять более дружелюбный вид, Алисон нерешительно приблизилась к похитителю, и, когда тот обернулся, вопросительно подняв бровь, девушка протянула связанные руки.

– Не могли бы вы освободить меня? Я не сумею…

Она нерешительно замолчала, избегая его взгляда, словно пытаясь заставить похитителя понять, как неловко будет расстегивать бриджи и как стыдно объяснять подобные вещи. Ей и в самом деле было не по себе, румянец, выступивший на щеках, вовсе не казался притворным.

Казалось, целую вечность он стоял молча, глядя на нее сверху вниз. Алисон по-прежнему отворачивалась, но чувствовала, как он взвешивает все «за» и «против», и, к собственному смятению, поняла, что содержится под этим пристальным критическим исследованием. Что в этом человеке так выводит ее из себя?

Молчание затянулось, и она рискнула посмотреть на него. Лицо, обрамленное черным тюрбаном, было совершенно бесстрастным, и Алисон так и не поняла, о чем он думает.

– Куда я денусь? – спросила она, беспомощным кивком показав на окружающие их горы.

Не дождавшись ответа, она снова попыталась:

– Пожалуйста… веревки растерли мне руки.

Это по крайней мере возымело действие: он резко схватил ее за руки и поднес их ближе к глазам. Что означают его слегка нахмуренные брови при виде растертой нежной кожи? Подозрение? Гнев? Раскаяние?

Незнакомец молча потянулся к кинжалу. Алисон не смогла сдержать легкого вскрика при виде зловещего лезвия, блеснувшего на солнце.

– Стой смирно! – скомандовал он резко, но суровое лицо на мгновение смягчилось, когда клинок врезался в стягивающие ее запястья веревки.

Оказавшись на свободе, Алисон отстранилась, потирая ноющие руки.

– Спасибо, – с благодарностью прошептала она.

– Поспешите, мадемуазель, – только и сказал в ответ похититель. – Нам еще долго ехать до заката.

Алисон молча повиновалась. Скользнув за огромный валун, она быстро облегчилась. Он уже ждал, держа под уздцы лошадей, и, как раньше, помог ей сесть в седло, но теперь Алисон не сопротивлялась, пока бербер не отвернулся, чтобы привязать к седлу поводья кобылки.

Именно этого момента она так долго ждала. Лихорадочным рывком выхватив у него поводья, так что похититель от неожиданности тихо выругался, она с силой ударила черного жеребца, пытаясь отпугнуть его, и, как только животное отпрянуло, пришпорила свою лошадь, пустив ее в галоп. Она не знала, куда мчится, но считала, что направление куда менее важно, чем скорость.

На кратчайшее мгновение Алисон ощутила сладостный вкус свободы, но тут же услышала резкий свист и испуганно оглянулась. Жеребец послушно мчался к хозяину. Почти не задержавшись, чтобы схватить поводья, бербер взметнулся в седло и полетел за Алисон. Черный бурнус, словно грозовая туча, развевался на ветру.

Алисон удвоила усилия, но уже понимала, что игра проиграна. Еще несколько секунд, и преследователь поравнялся с ней. Однако на этот раз он стащил девушку с седла с легкостью голодного вора, срывающего спелую сливу, и посадил перед собой.

Алисон, лихорадочно извиваясь, вопила, взмахивала руками, изо всех сил стараясь ударить по лицу и груди, пытаясь вырваться.

– Мерзкий трус, боишься воевать с мужчинами, вымещаешь злобу на беззащитных женщинах!

Но сопротивление было напрасным. Натянув поводья, бербер обвил ее руками, словно стальным обручем, не давая шевельнуться.

– Дьявол! Негодяй! Чудовище! – всхлипывала она, отказываясь признать поражение.

– Тем больше причин делать так, как скажу я, – прошипел он тихо, но с нескрываемой угрозой.

– Отпусти!

– Нет, мадемуазель, вам нельзя доверять, поэтому на свою лошадь вы больше не сядете. Поедете со мной.

– Никогда! Ни за что!

Кольцо его рук сжалось еще сильнее, стискивая ребра, пока Алисон не показалось, что она умрет сейчас от удушья.

– Сдаешься? Прекратишь сопротивляться?

Какой выбор у нее оставался? Алисон, перестав отбиваться, слабо кивнула. Хватка немедленно ослабла. Алисон, задыхаясь, устало прикрыла глаза и молча обмякла, ощущая, как колотится сердце. Она старалась не обращать внимания на жгучие слезы, бегущие по щекам, однако, пока бербер старался поймать ее лошадь, тревожные мысли все сильнее терзали девушку. Что хорошего принесла ей попытка побега? Не только не удалось оторваться от преследователя, но теперь она вынуждена терпеть позор и унижение объятий этого дикого животного. Кроме того, она очень страдала. Берберские седла не приспособлены для двух всадников, и высокая лука врезалась в левую ногу с каждым шагом жеребца.

Постепенно Алисон охватило еще одно не изведанное до сих пор ощущение мужского тепла, проникшее в кровь, охватившее щеки жаром. Она неловко заерзала, пытаясь отодвинуться чуть подальше, чтобы избежать соприкосновения с мускулистыми бедрами, но похититель помешал ей, снова стиснув ее талию и приказав сквозь зубы сидеть смирно.

Только когда Алисон успокоилась, он устроил ее поудобнее, слегка повернув так, что теперь она сидела прямее, между его ногами, а ее голова лежала на мужском плече. Несмотря на такую заботу, Алисон не смела шевельнуться, застыв от гнева, ярости и мучительного ощущения жара этого твердого мужского тела, прижимавшегося к ее спине. Подавляя желание дать волю ледяному ознобу, грозившему окончательно лишить ее воли, Алисон заставила бешено бьющееся сердце немного успокоиться. Пусть ее унижают, но не вынудят склонить голову! Алисон поклялась, что ему не удастся осуществить коварные замыслы! Она станет на каждом шагу сопротивляться бессовестному похитителю.

Лелея мятежные мысли, Алисон молча терпела ненавистные объятия. Когда они догнали лошадь, бербер наклонился, подхватил болтающиеся поводья, снова привязал к своему седлу, и кони помчались вперед с прежней головокружительной скоростью. Поднялись в гору, и, когда оказались на вершине, пейзаж резко изменился, уже не был таким пустынным: очевидно, здесь прошли более обильные дожди. Вскоре они оказались в кедровом лесу. Высокие деревья отбрасывали длинные тени. Здесь царила прохлада, особенно приятная после жаркого дня.

Алисон снова задрожала, но не от холода. Вечер приближался со сказочной быстротой, и ей все труднее становилось сохранять мужество. Девушка отдала бы все свое состояние, чтобы оказаться в Алжире, в безопасности и цивилизованном обществе дяди и будущего жениха, под защитой французской армии. Но деньги ей не помогут, этот дикарь уже все объяснил.

Ей стоило бы послушаться Чанда. Сотни раз слуга предупреждал, что Алисон плохо кончит, но она ничего не желала слушать. И Эрве! Только позавчера он спорил, просил, уговаривал остаться в Алжире, не ездить никуда, но Алисон не обратила на его слова никакого внимания. Как же теперь она жалела о своей беспечности!

Закусив дрожащую губу, Алисон взглянула в лицо похитителя, исподтишка изучая его из-под длинных ресниц. Но увидела лишь суровую, безразличную маску, бесстрастную и холодную.

Словно почувствовав ее взгляд, он опустил голову. Алисон едва удержалась от крика, когда эти янтарные глаза впились в нее. Он казался таким безжалостным, таким свирепым! Что этот человек сделает с ней, когда настанет тьма? Отвернувшись, она постаралась не поддаваться страхам.

Джафар тоже выпрямился и посмотрел в сторону. Пятна от слез на ее бледных щеках подействовали на него больше, чем он был готов признать. Джафар не хотел тиранить девушку и не причинит ей зла, пока сможет держать ее в повиновении. Он не изменит поставленной цели. Постоянно стараясь сдерживать неуместную в такой ситуации нежность, он заставил себя не обращать внимания на волнующее прикосновение мягких бедер, на женское тепло, ставшие столь жестоким испытанием его воли.

Солнце расцветило горизонт красными и золотыми полосами, когда бербер наконец остановил лошадей.

– Здесь мы проведем ночь, – спокойно объявил он. Только тогда Алисон открыла глаза и огляделась.

Они находились в другой долине, каменистой и бесплодной, покрытой лишь колючкой и пожухлой травой. Ни домов, ни людей, ни шатров. Он собирается спать под открытым небом!

Девушка всячески боролась с подступавшим беспокойством, однако не могла не сжаться, когда рука под ее грудью напряглась и застыла. Он мгновенно замер.

– Надеюсь, ты не собираешься снова сопротивляться?

Алисон, смутившись, поняла, что он всего-навсего собирался помочь ей спешиться, и покачала головой. Она слишком устала, чтобы протестовать. Виски тупо ныли, а шея затекла от неудобного положения на твердокаменном плече бербера.

Вероятно, почувствовав, как она измучена, он осторожно снял ее с седла. Как только ее ноги коснулись земли, Алисон тут же упала на колени, но не отводила взгляда от похитителя, наблюдая за ним с настороженной неприязнью. Однако бербер не подходил к ней.

Вместо этого он расседлал лошадей, стреножил их и повесил на шею кобылы торбу с ячменем. Жеребца он покормил с руки. К удивлению Алисон, резвое животное деликатно брало губами зерна с ладони хозяина, словно воспитанный джентльмен за обеденным столом. Все это время бербер говорил с конем на незнакомом языке, мягко, почти любовно. Как это было непохоже на безжалостное обращение с пленницей!

Прислушиваясь к тихому бормотанию, Алисон против воли почувствовала, что успокаивается и почти засыпает. Низкий бархатистый голос каким-то странным образом обладал способностью утешать.

Очевидно, похититель был очень привязан к благородному животному. Известно, что берберы высоко ценят своих коней и считают их самой дорогой собственностью. А жеребец действительно был великолепен, хоть и выглядел диким, неукрощенным созданием. Гордо изогнутая шея, длинные стройные ноги и узкая голова говорили о превосходной породе, а в блестящих, широко расставленных глазах светились ум и мужество.

Взгляд Алисон невольно перешел на хозяина скакуна. Сильные руки с длинными красивыми пальцами, широкоплечая прямая фигура, легкая походка. И двигается он с гибкой грацией, присущей лишь хищникам…

Алисон резко тряхнула головой, пытаясь избавиться от назойливых неуместных мыслей. Нужно сопротивляться неотразимой притягательности этого человека! Нельзя ни на мгновение забывать об осторожности! Необходимо постоянно помнить об исходящей от него угрозе!

Заставив себя думать о более приятных предметах, Алисон продолжала наблюдать за похитителем, взявшим в руки скребницу. И тут она заметила длинное отделанное серебром ружье, прислоненное к вороху упряжи. В девушке неожиданно загорелась надежда. Если бы только она могла схватить оружие и направить на него, прежде чем негодяй сможет осуществить какие бы то ни было подлые планы по отношению к ней!

Однако нельзя раскрывать ему свои замыслы! Алисон начала возиться с платком и, распустив его, прикрыла плечи, а потом стала причесываться, приводя в порядок непослушные пряди, выбившиеся из узла на затылке. К тому времени, как бербер отошел от лошадей, Алисон смогла принять вид полного безразличия. Однако она не сводила глаз с безжалостного похитителя и, как только тот сбросил бурнус, инстинктивно застыла. Но бербер расстелил бурнус на земле.

– Ты можешь сесть здесь.

Под черным одеянием оказались подпоясанная, доходившая до бёдер туника, шаровары и кожаные сапоги. Алисон растерянно попятилась.

– Зачем? – настороженно прошептала она.

– Так ты сможешь поесть. Я не собираюсь морить тебя голодом. И не стоит меня бояться, – добавил он, видя, что девушка молчит.

– Я не боюсь! – вырвалось у нее. Но это было ложью. Она смертельно его страшилась, но, не желая дать врагу повод для торжества, все-таки гордо подняла голову, скрывая ужас высокомерной надменностью.

Уголок его рта насмешливо скривился, однако незнакомец не возразил ей и молча уселся на бурнус, скрестив ноги, и развязал мешок с едой. На свет появились круглая плоская лепешка, по-видимому, пресный ячменный хлеб, и большой твердый кусок козьего сыра.

– Подойди и поешь, – мягко сказал незнакомец.

Алисон почувствовала, как во рту собралась голодная слюна. До сих пор она не сознавала, как хочет есть. Но она не даст ему удовлетворения понять это! Не обращая внимания на приглашение, она не шевельнулась. Мужчина безмолвно ел, не обращая внимания на ее непокорство, но его намерения были ясны: если она хочет есть, значит должна прийти к нему.

Через несколько минут Алисон передумала. Глупо позволять гордости или страху мешать утолить голод, особенно еще и потому, что ей понадобятся силы для побега.

Собравшись с духом, она поднялась и приблизилась к нему, настороженно встала на колени рядом с бурнусом, готовая сбежать при малейшем подозрительном движении. Но он просто вручил ей кусок лепешки и сыр, а потом и мех с водой.

Алисон пыталась разжевать жесткий хлеб, искоса поглядывая на похитителя. С наступлением вечера его безжалостная надменность была не так заметна. Слабеющий золотистый свет ласкал худощавое лицо, смягчая очертания выступающих скул и глубоких канавок по обе стороны рта. За скудным обедом никто не разговаривал. Поев, бербер начал тщательно осматривать наспех замотанную рану. Даже на расстоянии нескольких шагов Алисон видела, что черная ткань запачкана высохшей кровью. Она едва не охнула от неожиданности, когда он протянул ей раненую руку.

– Не поможешь развязать узел?

Алисон ошеломленно уставилась на него. Первым порывом было послать негодяя ко всем чертям. Но, очевидно, он не мог справиться сам.

Она неуклюже стряхнула крошки с пальцев, подползла к нему, чтобы попытаться распутать узел, и наконец неловко, медленно размотала повязку. Через прореху в тунике открылась кровавая бороздка, пропаханная ее пулей. Рана казалась не слишком глубокой, однако, по-видимому, была достаточно болезненной. Даже когда незнакомец, засучив рукав, обнажил кровавую царапину, лицо его оставалось совершенно спокойным.

– Ее нужно промыть, – бесстрастно заметил он и вновь протянул ей мех с водой.

Алисон недовольно поморщилась, услышав повелительный голос. Опять он вздумал приказывать ей, как служанке! В конце концов она не рабыня!

Девушка вызывающе посмотрела на мужчину, отказываясь подчиниться.

– Это твой первый урок покорности.

Это было сказано так тихо, почти безразлично, что прошло несколько минут, прежде чем истинный смысл слов дошел до нее. Глаза девушки широко раскрылись. Да ведь он совершенно серьезен!

Десятки уничтожающих ответов вертелись на языке Алисон.

– Ты… Ты самодовольный варвар! Если ты думаешь, что я… что ты…

Она свирепо стиснула кулаки.

– Ты ранила меня, следовательно, должна исправить содеянное. Таков закон этой страны – каждый ущерб требует возмещения.

– Да я и гроша медного не дам за ваши законы!

Щека незнакомца зловеще дернулась.

– Нет, вы, надменные европейцы, презираете чужие обычаи. Но ты скоро научишься жить по-другому.

– Черта с два! – Алисон решительно приподняла голову. Взгляды противников скрестились, словно сабли. Никто не хотел отступать. Жесткий блеск его глаз был почти пугающим. Однако просто покориться подобной наглой настойчивости было для нее немыслимым.

– А как насчет того зла, что ты причинил мне?! – раздраженно воскликнула она. – Разве я просила меня похищать?

– Это тоже своего рода мщение.

– Что ты имеешь в виду? О чем говоришь?

– Рана. Я жду.

Алисон стиснула зубы.

– Долго придется ждать. Когда ад обледенеет, тогда я, возможно, соглашусь выполнить твое требование.

Но незнакомец по-прежнему невозмутимо протягивал ей мех. Надменно-выжидающий вид окончательно вывел Алисон из себя. Долго сдерживаемая ярость наконец-то прорвалась. Вырвав мешок, она отбросила его в сторону. Иссушенная земля жадно впитала воду.

– Глупая женщина!

Тихо выругавшись, он упал на колени и замахнулся на нее. Алисон, сжавшись от страха, подняла руки, чтобы защититься от удара. Но удара не последовало. Цепкие пальцы сомкнулись на предплечье, а другая рука несильно сжала горло, вынуждая Алисон встретить взгляд разъяренных золотистых глаз, немигающих, как у ястреба. При виде едва сдерживаемого бешенства в этих глазах Алисон задрожала.

– Я считал тебя умнее, но, как видно, ошибался, – процедил он. – Только глупцы и безумцы могут тратить зря воду в этой стране. Человек, оставшийся без воды, может погибнуть.

Алисон уже жалела об опрометчивом поступке и признала правоту бербера, однако в этот момент была не способна мыслить здраво. Ей хотелось кричать, наброситься на него с кулаками, вынудить этого дикого дьявола освободить ее.

– Мне все равно! – выкрикнула она, заикаясь. – И, если это поможет отправить тебя на тот свет, я пойду на что угодно!

Несколько долгих ужасных минут бербер холодно разглядывал ее, и наконец напряженно-зловещее выражение его лица слегка смягчилось.

– Я могу в чем-то оправдать тебя, – сказал он наконец, – потому что ты англичанка. Но ты приучишься повиноваться мне. И ради самой же себя, я надеюсь, что это произойдет как можно скорее. Отныне, если тебе захочется пить, попросишь, и как можно вежливее. И без всяких жалоб и нытья станешь лечить мою рану.

Стальная хватка немного ослабла. Алисон резко вырвалась и вскочила.

– Пусть она хоть совсем сгниет, твоя рука!

Похититель тоже поднялся, заставив Алисон настороженно отступить. Но он лишь поднял мех и начал сам промывать рану. Алисон, удивленная такой уступкой, облегченно вздохнула, хотя знала, что поединок еще не завершен. Он был слишком уверен в ее поражении, но это лишь придавало девушке решительности.

Она молча наблюдала, как он, закончив лить воду на рану, закрыл мех и оттащил его в сторону. И вновь удивил Алисон, сняв тюрбан. В наступающих сумерках девушка заметила, как золотятся его волосы. Это лишь подтвердило ее предположение, что он принадлежит к потомкам светлокожих берберов. «Варварской берберской расе», – поправила она себя, мрачно глядя в его спину.

– Я хочу, чтобы ты сняла башмаки.

Негромкий приказ, отданный примерно таким тоном, каким обычно рассуждают о погоде, застал девушку врасплох. Алисон ответила взглядом, явно говорившим, что считает его не в своем уме.

– Босая ты далеко не уйдешь, если вздумаешь бежать.

– Можешь идти ко всем…

– Больше я повторять не намерен. Если не снимешь их сама, я сделаю это за тебя.

Она в беспомощной ярости воззрилась на него. Этот негодяй способен не только заставить ее подчиниться, но и, без сомнения, обрадуется возможности преподать хороший урок. Алисон решила не подвергать себя лишним унижениям и все сделать самой. Усевшись на высохшую траву, она стащила ботинки, отбросила в сторону и презрительно фыркнула.

– А теперь жакет.

– Что?! – охнула Алисон, охваченная вновь пробудившимися подозрениями.

– Зачем? Что ты собираешься делать?

– Ничего.

– Тогда почему? Без жакета я до смерти замерзну. Ты, очевидно, не собираешься разжигать костер!

– Уверяю, ты не замерзнешь. Проведешь ночь, завернувшись в мой бурнус.

– Какая нежная забота!

– Скорее, практические соображения. – Он пожал плечами. – Ну а теперь делай, как велено.

Сцепив зубы, мысленно посылая на его голову все проклятия, какие только могли прийти ей на ум, Алисон повиновалась, бросила жакет на ботинки и вздрогнула от холода, оставшись в тонкой кембриковой блузке. Тьма быстро сгущалась, и воздух с каждой минутой становился холоднее.

– Теперь блузку.

Глаза Алисон потрясение распахнулись.

– Ты шутишь!

– Нисколько.

– Зачем? Чтобы легче было насиловать меня?

И не успели слова слететь с языка, как Алисон мысленно выругала себя. Какой идиотизм вбивать подобные идеи в его голову!

Но ответ был совсем иным, чем она ожидала. На жестких губах показалась пренебрежительная усмешка.

– Твоя честь в полной безопасности, моя красавица! В отличие от твоего народа я не испытываю радости, насилуя беззащитных, невинных леди!

И, заметив ее недоверчивый взгляд, поднял брови.

– Просто хотел твердо знать, что ты не сбежишь. Правила поведения, которым подчиняются английские дамы, требуют показываться на людях только прилично одетыми. Ну а теперь сними блузку, или я буду вынужден сделать это сам.

Холодная паника охватила Алисон. Она глазами измерила расстояние между собой и ружьем, но оно лежало слишком далеко. Вне себя от необходимости оттянуть неизбежное, девушка сказала первое, что пришло в голову:

– Как я могу быть уверена, что ты не… не станешь…

– Не воспользуюсь твоим положением? Даю слово.

– Я тебе не верю!

– А это меня совершенно не интересует, – с прежней резкостью бросил незнакомец. – Ну же, я жду, мисс Викери.

Но она не могла сделать это. Не могла заставить себя раздеться перед мужчиной, хотя он и обещал не трогать ее. Может, это и трусость с ее стороны, но Алисон просто не способна на такое. Ее взгляд снова упал на ружье. Дотянуться невозможно, но она должна попытаться.

Это действительно оказалось невозможным. Не успела она метнуться в ту сторону, как похититель молниеносно вскочил, загородив дорогу. Алисон едва не уткнулась в твердую преграду его груди. Теряя голову от ужаса, девушка бросилась на него, яростно молотя врага ногами и руками. Когда удар пришелся на место ранения, похититель чуть слышно застонал от боли, но, лягнув его босой ногой по колену, Алисон лишь сильно ушибла пальцы, и, поскольку мужчина был куда сильнее, борьба закончилась почти мгновенно. Подхватив ее извивающееся тело, он поднес Алисон к бурнусу и почти швырнул на землю, а сам опустился рядом на колени. Алисон снова попыталась вырваться, едва не всхлипывая от страха и отчаяния. Но все усилия оказались напрасными. Он прижал ее руки к земле и удерживал до тех пор, пока девушка не прекратила сопротивление.

– Для тебя будет лучше, если поймешь, что бесполезно мне противиться.

Он решительно нагнулся над ней и начал расстегивать маленькие пуговки, идущие по всему переду блузки, отстраняя ее руки, когда Алисон пыталась оттолкнуть его. Девушка крепко зажмурилась, едва сдерживая слезы страха и унижения.

– Я же сказал, что не причиню тебе зла, – пробормотал он. Низкий сдержанный голос на несколько мгновений вывел ее из оцепенения: – До тех пор, пока будешь повиноваться.

В этом вся беда! Если она станет исполнять его желания, если покорно склонит голову, если позволит делать с собой все, что ему заблагорассудится, он обещает не бить ее… а может, и того хуже, не пытать и не издеваться! Ну что ж, она не покорится его угрозам! И никогда не смирится с пленом!

Но пока придется признать поражение. Она оставалась застывшей и неподвижной, пока он, слегка приподняв ее, стаскивал блузку, и только стиснула зубы, когда вечерний холод пронизал ее. Соски грудей под полотняной сорочкой сморщились и затвердели.

Алисон невольно поежилась, а ее похититель неожиданно замер. Со страхом поглядев на него, девушка обнаружила, что он не сводит глаз с ее грудей. Никогда еще так остро она не сознавала себя женщиной!

Алисон мучительно покраснела и поспешно, неуклюже прикрылась руками.

– Я презираю тебя, – сказала она со всем отвращением, на какое была способна. Но похититель, скомкав блузку, отбросил ее.

– Радуйся, что я позволил оставить бриджи! – Голос звучал подозрительно весело, но, когда девушка злобно уставилась на бербера, ничего не смогла прочесть на его лице – наступившие сумерки скрыли все, что ей хотелось узнать.

– Женщина не должна прятать то, что дано ей Аллахом, – небрежно заметил он. – Ты многому могла бы научиться у моих соотечественниц. Они бы втолковали тебе, что женщина должна повиноваться мужчине и выполнять каждый его каприз.

Он и вправду подсмеивался над ней! Намеренно пытался вывести из равновесия! Алисон была готова задушить его!

Но тут он растянулся рядом с ней на бурнусе с видом и грацией огромного хищника, а потом приподнялся на локте, касаясь грудью ее левой руки, так что загорелое лицо оказалось почти рядом. Алисон невольно напряглась. Сейчас она полностью в его милости, и, если он захочет нарушить слово, ничто не спасет ее честь.

Чтобы скрыть страх, она презрительно усмехнулась.

– Не имею ни малейшего намерения угождать твоим капризам! Я совсем не то, что обыкновенная женщина!

– Да, ты молодая леди, богатая англичанка… избалованная и изнеженная с самого рождения. Сомневаюсь, что ты в жизни хотя бы день трудилась!

У Алисон не нашлось ответа, потому что бербер говорил правду. Она привыкла, что слуги бросались выполнять каждое ее распоряжение, угождали любому ее желанию. И обычно умела добиться своего, особенно если речь шла о знакомых мужчинах. Однако она инстинктивно понимала, что именно этот человек не склонится перед ее волей. Опустив глаза, Алисон беспомощно обхватила себя руками, растирая покрытую мурашками кожу. Никогда еще ни один мужчина не действовал на нее вот так!

Видя, что она дрожит, как в ознобе, бербер перегнулся через нее и схватил дальний конец бурнуса. Алисон в ужасе съежилась.

– Не смей прикасаться ко мне! – Он замер на мгновение, глядя на девушку сверху вниз с загадочным, непонятным выражением, и принялся, как ребенка, укутывать ее черной тканью. Алисон с трудом сообразила, что похититель просто укрывает ее.

– Понимаю, – бросил он, и на этот раз презрение в голосе было очевидным, – не хочешь, чтобы твою лилейно-белую кожу загрязнил арабский дикарь?

Он был несправедлив к ней, совсем несправедлив! И его раса тут ни при чем! В отличие от остальных европейцев Алисон вовсе не считала арабов низшими существами только потому, что они смуглы и обожжены солнцем. Кроме того, он даже не был арабом!

– Ты, конечно, настоящий дикарь, примитивное существо, но отнюдь не араб, – процедила она. – Ты бербер!

В глазах блеснуло издевательское восхищение.

– Мои поздравления. По крайней мере ты смогла увидеть разницу. Это гораздо больше того, на что способны люди твоего мира.

Раздраженная вызывающим сарказмом, Алисон отвернула лицо, чтобы не видеть его.

– Оставь меня в покое.

Любой джентльмен поспешил бы выполнить ее просьбу. Но, даже не считая своего похитителя джентльменом, она надеялась, что он поймет намек и не станет ей докучать. Однако бербер не шевельнулся.

– Я жду, – подчеркнуто вежливо сказала она, подражая его тону. – Мне хочется спать.

– Пожалуйста, кто же мешает?

– Ты! Пока не уйдешь, я не смогу заснуть!

– Но я никуда не собираюсь!

Встрепенувшись, Алисон грозно свела брови.

– Ты сказал, что, если я сниму жакет, смогу закутаться в твой бурнус.

– Он достаточно велик для нас обоих. Мы станем спать вместе.

Ошеломленная девушка лишь открыла рот:

– Ты шутишь!

– Ничуть.

– Это… это неприлично, – заикаясь, пробормотала Алисон, сгорая от смущения, полная гнева и отчаяния.

Она никогда раньше особенно не заботилась о своей репутации, но сейчас, пожалуй, стоит разыграть скромность и невинность, если это поможет защитить ее от такого негодяя!

– Я даже не знаю твоего имени, – слабо запротестовала она. – Как же я могу спать рядом с тобой?

В ответ послышался мягкий, веселый смешок.

– Можешь называть меня Джафар. Теперь, когда мы познакомились, приличия соблюдены?

– Об этом и речи быть не может!

– Только помни, ты моя пленница и не имеешь другого выбора, кроме как подчиняться моим желаниям. Это успокоит твою совесть.

С этими словами Джафар сел и порылся за поясом. Алисон поспешно проглотила просившийся на язык язвительный ответ, разглядев в полумраке блеск драгоценных камней, которыми была украшена рукоятка кинжала. Подняв глаза, она едва успела различить улыбку на загорелом лице. С преувеличенной осторожностью он вынул клинок и положил на землю со своей стороны на расстоянии вытянутой руки. Алисон в досаде и раздражении сжала губы.

И тут он наклонился и поймал ее за ногу.

– Что это ты делаешь, черт возьми! – подпрыгнув от неожиданности, завопила девушка. Но он легко отстранил ее руки.

– Связываю тебя на ночь. Я же говорил, не желаю гоняться за тобой по горам.

Она потрясенно наблюдала, как он стягивает ее щиколотку шерстяной веревкой. Неужели собирается стреножить ее, как животное?

– Будь ты проклят… ты… – задыхаясь, начала она. Но он не собирался связывать ей ноги. И вместо этого прикрутил конец веревки к собственной щиколотке. Если Алисон хотя бы пошевелится, он мгновенно проснется и не даст ей сбежать.

Сотрясаемая подавленной яростью, Алисон сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладонь.

– Клянусь Богом, ты еще горько пожалеешь о том дне, когда похитил меня!

– Скорее, уж твоим бедам посочувствует Аллах, чем христианский Бог!

От такого богохульства девушка задохнулась, и Джафар, воспользовавшись передышкой, осторожно толкнул ее на спину. К ужасу и унижению девушки, он сжал сопротивляющееся тело в объятиях и укутал их обоих бурнусом. Алисон оказалась в плену: голова покоилась на его здоровом плече, нос прижат к мускулистой груди. Она лежала, не смея шевельнуться, проклиная похитителя, пытаясь не дрожать, чувствуя жар этого мускулистого тела, пронизывающий тонкую ткань сорочки, ощущала мужской запах. От него пахло лошадьми и пустынным ветром… и чем-то еще, пряным и приятным. Чем-то ужасно тревожащим.

Господи Боже, не сможет она уснуть! Хотя и очень устала!

– Надеюсь, твоя рана очень болит, – прошипела она, вновь обретая утраченное равновесие. – Невыносимо болит.

– Совершенно верно, но я выживу. Спи, Эхереш.

Она не поняла, что означает странное слово, но не собиралась допытываться. О, как она его ненавидела! Особенно злило ее, что он защищает ее от холода своим надежным теплом. Не нужна ей его защита, и ничего она от него не хочет…

Измученная, напряженная, как струна, Алисон долго еще лежала без сна, замирая при малейшем движении похитителя, и прошло больше часа, прежде чем Джафар почувствовал, как стройное тело расслабилось в его объятиях. Ее дыхание было неровным и неглубоким, но по крайней мере девушка заснула.

Джафар, позволив себе забыть о бдительности, попытался думать о чем-нибудь другом, не о девушке, которую прижимал к себе. В целом он был доволен сегодняшним днем. Он почти без труда достиг цели, похитил невесту своего врага. И скоро, после стольких лет, сможет отомстить! Полковник, вне всякого сомнения, бросится спасать свое сокровище.

Да, сокровище. Джафар улыбнулся во мраке, вспомнив ее слова о том, что она не просто обыкновенная женщина. Нет, второй мисс Алисон Викери просто не может быть. Она уникальна. И непредсказуема. Способна в одно мгновение из разъяренной тигрицы превратиться в испуганную голубку.

Воспоминание об ужасе в глазах девушки стерло улыбку с лица Джафара. Плохо, что она боится его. Он не хотел, чтобы она в страхе и трепете сжималась под его взглядом. Джафар предпочитал ее неповиновение, каким бы раздражающим ни казалось подобное свойство в женщине. А этим она обладала в полной мере.

Эхереш – назвал он ее. Непокорная. Да, непокорная… но, как ни странно, уязвимая, беззащитная. И красива, очень красива. Чувствовались в ней какая-то буйная воля, неистовость, бесшабашная смелость, способные невыразимо возбудить мужчину. Хотелось бы ему ощутить, как эта неистовость превращается в страсть… в его постели, как ненависть оборачивается безумной жаждой блаженства, яростным стремлением покориться и отдаться.

Жеребец тихо фыркнул, и Джафар мгновенно насторожился, вглядываясь в темноту. Но лошади мирно щипали травку. Джафар, вздохнув, устало опустил голову. Рана горячечно пульсировала. Ему не раз приходилось испытывать нечто подобное после битвы. Гораздо острее боль от сознания того, что прекрасная девушка в твоих объятиях так же недостижима, как далекая звезда. Его терзала невозможность утолить желание. Однако почему так сладостно ощущать ее рядом с собой?

Джафар осторожно, чтобы не разбудить девушку, устроил ее поудобнее. Какая ошибка! Ведь теперь эти мягкие, теплые холмики прижаты к его груди, а худенькое колено случайно уперлось в и без того возбужденную мужскую плоть.

Он закрыл глаза, тщетно пытаясь заснуть. Да… мучительно, но почему-то необыкновенно приятно остаться здесь, под темным небом, где никого вокруг, кроме непокорной молодой пленницы в его объятиях.