Глава 19

Спустя несколько дней Томас снова был на ногах и чувствовал себя хорошо. Однако до сих пор оставалось неясно, кто подложил скорпионов в кровать Джасмин. Девушка показала письмо дяде. Его гнев и решительные действия убедили Джасмин в том, что она поступила правильно, доверившись ему. Юсуф заявил, что никто из его людей не мог причинить вред Джасмин, но он не отрицал того факта, что до их приезда в лагере побывали «другие покупатели из Англии». Они очень интересовались жеребцом, принадлежащим аль-хаджидам, и поклялись завладеть им во что бы то ни стало.

Джасмин никому не сказала о своих подозрениях, касающихся Юсуфа. Пожилой шейх был слишком могущественным человеком. Кроме того, у нее не было никаких доказательств.

Джабари предложил приставить к ней для охраны самых верных своих воинов, но Джасмин отказалась. Ей не нужна была сотня воинов, охраняющих шатер. Она нуждалась лишь в одном – в том, кто спас ее, в том, кто спал по соседству.

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, она решила понаблюдать за вязкой Аль-Сафи. Томас уже купил предназначенную для этого кобылу, которую затем со всеми предосторожностями переправят в Англию.

Дядя сказал Джасмин, что подобное зрелище не для благородных дам, но когда девушка присоединилась к мужчинам, никто не сказал ни слова. Джасмин стояла в отдалении и наблюдала за происходящим, когда к ней присоединился Томас.

Она с беспокойством посмотрела на него.

– С тобой все в порядке? Тебе нужно лежать.

– Еще несколько дней взаперти – и я сойду с ума.

– Спасибо за то, что спас меня, Томас, – прошептала девушка. В ответ Томас лишь мрачно улыбнулся, а потом вновь переключил внимание на лошадей.

Дядя Грэм, Джабари и Рамзес отошли подальше и теперь наблюдали за тем, как жеребец встает на дыбы и призывно ржет. Джасмин густо покраснела, когда увидела свидетельство возбуждения жеребца. Она не могла оставаться бесстрастной. Ведь рядом стоял Томас, большое сильное тело которого источало жар.

Джасмин одолевали дерзкие мысли, но она гнала их прочь, стараясь сохранить холодное безразличие. Но первобытная необузданная красота лошадей поглощала ее внимание. Жеребец нетерпеливо перебирал ногами, а кобыла вставала на дыбы. Их лоснящиеся шкуры отливали золотом в лучах солнца.

– Настоящий производитель, – заметил Томас так спокойно, будто говорил о погоде. – Неудивительно, что у него такая богатая родословная.

– Да уж, «богатая» – очень подходящее слово, потому что Аль-Сафи действительно обладает настоящим богатством, – весело произнес Рамзес. Он бросил взгляд на Джасмин, и его лицо залил очаровательный румянец. Потом он пробормотал что-то о том, что ему нужно позаботиться о других лошадях, и Томас засмеялся.

Нервничая, словно кобыла, которую вот-вот должен покрыть жеребец, Джасмин изо всех сил старалась держаться с достоинством. Все было гораздо проще, когда она ребенком пряталась в конюшне и наблюдала за лошадьми, не совсем понимая, что происходит.

Теплая рука сжала ее ладонь. Томас.

– С тобой все в порядке, Джас? – ласково спросил он.

А почему с ней должно быть что-то не в порядке? Ведь это его, а не ее покусали отвратительные скорпионы. Преисполненная эмоций, Джасмин лишь благодарно пожала в ответ руку Томаса. «Мне хорошо, если хорошо тебе», – подумала Джасмин.

Томас кивнул и вновь посмотрел на жеребца. Аль-Сафи вскочил на кобылу.

– Знаешь, возможность создать летопись родословных чистокровных арабских жеребцов кажется мне ужасно захватывающей. Ведь они в какой-то степени являются носителями истории племени. – Томас многозначительно посмотрел на девушку. – Может, и ты захочешь написать об этом в своей газете?

Поняв намек, Джасмин улыбнулась.

– Пойду возьму бумагу.

Войдя в шатер, Джасмин принялась рыться в своем сундуке, когда за ее спиной раздались шаги.

– Я куда-то подевала ее, подожди минуту…

– У тебя нет минуты, – произнес по-арабски визгливый женский голос.

Джасмин порывисто обернулась и увидела перед собой Варду. Держа в руках смертоносный кинжал, женщина наступала на нее. На лбу Джасмин выступил холодный пот.

– Так это ты! Это ты положила записку на мою подушку! А потом принесла в мой шатер скорпионов. Я подумала на твоего мужа.

– Мужчины слишком слабы, чтобы сделать то, что должно. Когда я смотрю на тебя, я вижу его лицо, – спокойно произнесла Варда. – Такое же упрямство, такую же непоколебимость. Ты его дочь, тебя произвела на свет Бадра, нарушив нашу клятву.

– И ты пыталась убить меня! – Джасмин попятилась, не спуская взгляда с кривого кинжала, зажатого в руке Варды.

– Англичанин заплатил мне за то, чтобы я принесла скорпионов. Он же дал мне письмо. Они должны были убить тебя – дочь самого дьявола. Я согласилась сделать это вместо них, потому что у тебя черная душа. – Ненависть исказила лицо женщины, когда та плюнула в Джасмин. Девушка в ужасе отскочила. Плевок жег ее щеку. – Я плюнула в тебя, гнилое семя. В тебе нет ничего хорошего, потому что ты само исчадие ада.

Джасмин отерла щеку дрожащей рукой.

– Ты ведь любила мою мать и была счастлива, что та обрела счастье в племени хамсин!

– Я обрадовалась, когда она ушла из нашего шатра. Я была одной из наложниц дьявола. Ни один из его детей не должен жить, чтобы продолжить его род. Я ненавидела твою мать за то, что она родила тебя. Я ненавидела ее за то, что она сбежала от Фарика, потому что, разозлившись на нее за дочь, он наказал и меня. Ведь это я помогла тебе появиться на свет. Он продал меня проходившему мимо каравану, и мне удалось вернуться в свое племя лишь спустя много лет.

Варда принимала роды у ее матери. И эта самая женщина хотела сейчас ее смерти.

– Ты! Значит, это ты преследовала меня все это время? Ты наняла человека, который столкнул меня в реку с борта парохода. Это ты.

Нахмурившись, Варда взмахнула кинжалом.

– Нет. Но есть люди, которые ненавидят тебя так же сильно, как я.

Страх и унижение, давно поселившиеся в ее душе, становились все сильнее и сильнее. Как же она устала от людей, навешивающих на нее ярлыки, насмехающихся над ней, совсем ее не зная. С нее хватит. Джасмин вдруг с ошеломляющей ясностью поняла, что теперь уже не важно, кто ее отец.

Она устала от того, что ее судят люди, преисполненные предрассудков. Джасмин расправила плечи.

– Ты невежественная, одурманенная суевериями женщина, – выдохнула она. – Я не такая, как мой отец. И не такая, как моя мать. Я Джасмин. И я плюну в тебя, глупую женщину, оскорбляющую мою мать. Не думай, что сможешь легко от меня отделаться.

Джасмин бросилась на руку с кинжалом. Нападение застало Варду врасплох, и Джасмин, схватив ее за запястье, пыталась теперь отнять у нее кинжал. Варда изрыгала ругательства и пинала Джасмин по голени, но та крепко держала женщину за запястье, не обращая внимания на боль. Изловчившись, Джасмин с силой ударила Варду по носу. Женщина вскрикнула от боли и выронила кинжал. Из ее ноздрей хлынула кровь. Схватив нож, Джасмин метнулась на другую сторону шатра.

– Это тебе за мою мать, глупая корова. Она научила меня этому приему, а ее научил этому мой отец, чтобы она могла защитить себя от таких трусов, как ты.

– Твой настоящий отец, Джас, – раздался у нее за спиной спокойный голос Джабари. Рядом с ним стояли несколько воинов и Рамзес с мрачным выражением лица.

Шейх племени аль-хаджид выступил вперед. Он был бледен и, казалось, постарел еще больше. В его глазах сквозила боль.

– Прошу прощения за свою жену, – произнес он на ломаном английском. – Она обесчестила мое имя и мой дом. Я не знал… Она будет наказана.

Желудок Джасмин болезненно сжался, когда она представила, что за наказание ожидает Варду.

– Нет, не надо. Она не в себе. Прошу вас.

– Все будет хорошо, Джасмин, – тихо сказал Джабари, не сводя взгляда с Варды. – Я прослежу. А теперь ступай с Томасом.

Из-за спины Джабари появился Томас. Он осторожно взял Джасмин за запястье и забрал из ее дрожащей руки кинжал.

– Идем, Джас. – Он бросил кинжал на пол, прежде чем выйти из шатра.

Джасмин била дрожь. Если попытку убить ее на пароходе осуществила не Варда, значит, был кто-то другой. И этот человек все еще здесь. Кто он, этот англичанин, о котором говорила Варда?

Джасмин все еще дрожала, когда Томас нежно обнял ее за талию и повел в свой шатер. Он зажег лампу и оставался рядом с ней, когда она в изнеможении опустилась на стул. Спустя несколько минут пришел ее дядя. Грэм выглядел очень расстроенным и обеспокоенным. Он крепко обнял племянницу.

– Святые небеса, Джасмин… Эта женщина. – Герцог поцеловал девушку и вновь усадил на стул, испытующе глядя ей в глаза. – С тобой все в порядке? Она не ранила тебя?

– Не сильнее, чем я ее, дядя. – Дрожащий смех был призван скрыть душевные страдания.

– Молодец, детка, – тихо произнес Томас.

– Ты узнал что-нибудь у Варды о том человеке, который заплатил ей за скорпионов в моей постели?

Грэм нахмурился:

– Она сказала, что, когда встретилась с ним, было очень темно. Он невысок, одет как араб, но разговаривал с акцентом. Он приехал с группой англичан, которые хотели купить у аль-хаджидов кобыл и жеребцов.

Джасмин охватило разочарование. Ни одного ответа на интересующие ее вопросы.

Герцог провел рукой по вороту.

– Боюсь, я должен вас покинуть. Джабари и Рамзес хотят, чтобы я сопроводил Варду в Каир, в специальное учреждение, где ей окажут помощь. Я предложил заплатить за лечение. Кроме того, им может потребоваться моя помощь, ведь у меня обширные связи.

– Очень благородно с вашей стороны, Колдуэлл.

Герцог покачал головой.

– Нет, Томас, это просто способ примириться с прошлым и исправить то, что сотворил этот ублюдок Фарик. Конечно, это стоило денег. Я выторговал у Юсуфа приличную сумму денег от той, что он просил за Аль-Сафи. Шейх очень хитер. От Варды я узнал, что он намеревался продать его дважды. Сначала мне, а потом, выкрав, перепродать тем англичанам, которые были здесь до нас. В обмен я не стану предавать дело огласке. Когда Варду отпустят, она останется в Каире.

Грэм посмотрел на Томаса и долго не отводил взгляда.

– Томас, присмотришь за моей племянницей, пока меня не будет? Я тебе доверяю.

– Не беспокойтесь о Джасмин, Колдуэлл. Я обеспечу ее безопасность хотя бы ценой собственной жизни.

– Я в этом не сомневаюсь, – грустно произнес Грэм. – Ты и так уже рисковал ради нее. – Он поцеловал племянницу в лоб. – Будь осторожна, детка. Я вернусь, как только смогу.

Наступила ночь, а Джасмин так и не смогла отделаться от беспокойства. При мысли о том, что ей придется спать в своем шатре, у нее начиналось головокружение.

После ужина, во время которого Юсуф не переставал извиняться, Томас поднялся с ковра и обратился к девушке:

– Если ты сыта, Джас, идем со мной.

Сгорая от любопытства, девушка последовала за Томасом на окраину лагеря, где стоял огромный шатер, которого раньше здесь не было. Джасмин все поняла, когда Томас, взмахнув рукой, отдернул занавеску, закрывающую вход.

– После тебя, Клеопатра. Ты будешь спать не, в своем шатре, а здесь. Этот шатер достаточно удален от остальных, и мне легче будет его охранять.

Охранять?

– Ты хочешь сказать, что останешься здесь со мной?

Выражение лица Томаса смягчилось, когда он коснулся рукой щеки. Джасмин.

– Ты думала, я позволю тебе вернуться к себе после того, что произошло? Колдуэлл доверил мне твою защиту, и я не обману его ожиданий.

Джасмин обхватила себя руками. Ее карие глаза казались огромными.

– Но где будешь спать ты?

Девушка вошла в шатер. Томас перенес сюда не только ее сундук, но и свои вещи. Шелковая занавеска разделяла шатер на две части. По обе стороны от нее стояли большие кровати. «Для него и для нее». Джасмин нервно рассмеялась.

– Я пойду на свою половину. Спокойной ночи, Томас.

Джасмин скрылась за занавеской и зажгла лампу, не переставая думать о мужчине, находящемся на другой половине шатра. Шорох ткани свидетельствовал о том, что он раздевается. Джасмин густо покраснела. Неужели он спит обнаженным?

Кто-то заботливо поставил рядом с кроватью Джасмин неглубокую ванну с теплой водой. Девушка быстро ополоснулась, наслаждаясь прикосновением прохладной воды к своей разгоряченной коже. Она насухо вытерлась и достала из сундука ночную сорочку. Тонкий батист вдруг показался ей толще покрывала из овечьей шкуры.

Интересно, как это – спать без одежды? Должно быть, это восхитительно безнравственно. С тихим, подобным вздоху шорохом сорочка упала на ковер. Опустившись на постель, Джасмин стала ждать, пока Томас уснет.

Лежа в своей постели, Томас не мог заснуть. Невыносимая мука терзала его грудь, когда с половины Джасмин доносились тихие шорохи. Она была так близко, что он мог дотронуться до нее. Томас ужасно хотел ее.

Да, заснуть сегодня ему не удастся. Не в силах больше лежать, Томас сел на постели. На шелковой занавеске он увидел силуэт Джасмин, вырисовывающийся в мягком свете лампы. Она раздевалась – сняла через голову платье и стянула с бедер просторные шаровары.

Пульс Томаса учащался по мере того, как он продолжал наблюдать за невинными и в то же время невероятно чувственными движениями Джасмин. Юное и восхитительно притягательное тело Джасмин четко вырисовывалось в свете лампы. Полные груди, округлые бедра и стройные ноги. Томас ощутил, как напряглась от этого зрелища его плоть.

Он совершил большую глупость, решив остаться здесь на ночь, так как знал, что неизбежно произойдет дальше. Они не смогут противиться бушующей в их душе страсти. Это не очень хорошо для них обоих, потому что Томас вдруг понял, что, оказавшись с Джасмин в постели, он окончательно потеряет голову. Он не сможет оставить Джасмин, как оставлял остальных женщин. Он слишком сильно и слишком долго хотел ее. И все же он не мог отмахнуться от своих чувств, не мог отрицать своего желания. После того как он провел некоторое время в обществе Джасмин, смеялся вместе с ней, восхищался силой ее духа, ее индивидуальностью, умом и трогательной способностью сострадать, он все еще не был удовлетворен. Он хотел эту женщину. И если она осмелится пересечь комнату, отдернет занавеску и ступит на его половину, он знает, что сделает.

Никто тогда уже не сможет остановить его. Сегодня ночью Джасмин будет принадлежать ему.

Интуиция заставила Джасмин обернуться.

Томас наблюдал за ней. Оробев и смутившись, она натянула платье, но лоно продолжало болезненно пульсировать. Что это за ощущение, когда руки Томаса глядят ее обнаженное тело? Ее кожу покалывало от томительного ожидания.

Между ними не может быть физического притяжения. Их миры слишком удалены друг от друга, а ненависть его друзей слишком сильна. Но сердце Джасмин нашептывало совсем другие слова. Она хотела Томаса. Она устала делать вид, что не испытывает к нему никаких чувств.

И Джасмин решилась. Она подошла к занавеске, подняла ее и оказалась на его половине. Томас сидел на постели, натянув на себя белоснежную простыню. Его широкая грудь, покрытая темными волосами, была обнажена. Глаза мужчины потемнели от желания. Он протянул руку.

– Иди ко мне, Джасмин, – охрипшим от возбуждения голосом произнес он.

– Мы не можем так поступить, – запротестовала Джасмин, обхватив себя руками. – Как бы я этого ни хотела… мы слишком разные, Цезарь. Твои друзья и семья питают ко мне отвращение. Подумай сам – мы разные, как день и ночь. Я – темная ночь… – Джасмин нервно засмеялась, – а ты солнечный день. Люди будут судачить, когда узнают. Они будут смотреть на тебя по-другому за то, что ты посмел быть с такой… как я. С египтянкой. С Коричневым Скорпионом.

Подбородок Томаса задрожал, словно он пытался взять себя в руки. С минуту тишину нарушало лишь его прерывистое дыхание и отчаянное биение сердца Джасмин.

– Ты хочешь меня, Джас?

– Всем сердцем, – тихо ответила она.

– Тогда забудь обо всем. Забудь о том, что скажут люди. Если нам суждено быть вместе, то мы будем просто мужчиной и женщиной, желающими друг друга. Сегодня не будет английского аристократа и египетской девушки. Только ты и я. Эта ночь принадлежит нам. Ты моя сияющая звезда, сошедшая с небес, Джасмин, и если я могу обладать тобой сегодня ночью, я буду любить тебя, и к дьяволу солнечное утро. Я буду любить тебя всю, покрывать поцелуями каждый дюйм твоего восхитительного тела, словно завтра никогда не наступит. Я сделаю тебя своей, чтобы никто больше не встал между нами. Не отрицай того, что тоже хочешь меня. Сними сорочку и иди ко мне.

Томас предлагал провести вместе ночь, и Джасмин не могла бороться с собой. Девушка судорожно сглотнула.

– Разденься для меня, – потребовал Томас.

Джасмин медленно стянула с себя шелковое платье, позволив ему упасть к ногам. Теперь Джасмин была полностью обнажена. Внезапно оробев, девушка обхватила себя руками и опустила глаза. Ее била дрожь.

– Ты прекраснее, чем рассвет над пирамидами.

Звучащее в хриплом голосе Томаса восхищение придало Джасмин уверенности. Она вздернула подбородок и опустила руки.

Томас протянул руку:

– Иди ко мне, Джас.

Теперь путь назад оказался отрезан. Джасмин с минуту колебалась, чувствуя себя так, словно отправляется в восхитительное, захватывающее, но все же пугающее путешествие.

Если она займется сейчас любовью с Томасом, это будет означать, что она не достанется будущему мужу невинной. Отдавшись ему, она отдаст и свое сердце, потому что Джасмин не могла любить только телом.

Если она сейчас отвернется, это будет означать, что она потеряет все, чего так страстно желала долгое время. Она никогда больше не решится на подобную близость за пределами этого сказочного царства лунного света и волшебства.

Джасмин колебалась еще несколько секунд, а потом шагнула навстречу Томасу.