12

Виллоу плавала в теплом бассейне и спрашивала себя: уж не вознеслась ли она на небеса, несмотря на свой далеко не ангельский характер? Тридцатью футами выше из трещины в черной скале вырывалась струя воды. Трещина постепенно сужалась и завершалась водопадом. Вначале вода была горячей, от нее шел густой пар, но когда она каскадами доходила до глубокого бассейна, то остывала настолько, что в ней можно было купаться, не рискуя ошпариться. К удивлению Виллоу, вода была не сернистой.

— Калеб действительно замечательный лозоискатель, — сказала Виллоу, обращаясь к бассейну. — Если Мэт нашел долину вроде этой, нечего удивляться, что он так и не вернулся на ферму. У нас только и было, что холодные речушки да слегка подогретые солнцем пруды с илистым дном.

Растущие рядом осинки и елочки зашелестели в знак согласия и стали доверительным шепотом рассказывать Виллоу о неповторимой, дикой красоте этой страны. Она ответила им тоже шепотом, но думала сейчас не о стране, а о Калебе. Виллоу краснела при воспоминаниях о вольностях со стороны Калеба, которые она не пресекла, и в то же время испытывала неведомое, неясное томление.

— Что он сделал со мной? — прошептала она, чувствуя, как дрожь пробегает по ее телу.

Если бы Калеб не был столь деликатен с нею, Виллоу ужаснулась бы мыслям и фантазиям, которые приходили ей сейчас в голову: ей вдруг захотелось, чтобы сейчас рядом оказался Калеб и чтобы его руки ласкали ее всюду, где ее омывает вода.

Внезапно Виллоу пронзило острое ощущение, похожее на то, когда Калеб ласкал ей грудь ртом. Она снова задрожала, но не от страха. Сейчас, когда шок, вызванный новизной ощущения, миновал, она испытывала наслаждение.

— Я могла бы сказать «нет» мужчине грубому или трусливому, глупому или эгоистичному, — Виллоу шепотом делилась своими мыслями с бассейном. — Но Калеб совсем не такой… Это верно, что он жесткий человек, но более мягкий здесь долго не протянет. И потом, он не жестче, чем это требуется. Он не испытывает удовольствия от стрельбы и убийств… А как он любит и холит лошадей! Он ни разу не воспользовался кнутом или острыми шпорами.

— В его мыслях я занимала мало места, когда он впервые встретил меня, — призналась Виллоу подернутой паром воде, — но он не был грубым со мной даже тогда… Если взять вдову Соренсон — как он добр к ней, хотя Эдди, я думаю, ее любовник. Калеб наверняка это знал, и все же защитил их, когда они не могли сами защитить себя.

— А самое главное, — продолжала Виллоу, — как бы ни бурлила у него кровь в жилах, Калеб не взял меня, хотя другой мужчина на его месте это сделал бы. Если не считать первого раза, он даже не сердился, когда я отказывала ему. Он вполне джентльмен, хотя я и не вполне леди

Виллоу оценила самообладание Калеба. У нее до сих пор холодок пробегал по коже, когда она вспоминала ярость в его глазах из-за того, что она проявила строптивость.

Ей еще не доводилось встречать мужчину, который даже в гневе в такой степени владел собой. Калеб был человек железной воли. И это позволяло Виллоу пускаться по сладостным, зыбким волнам страсти, не боясь утонуть в них.

Однако именно при мысли о том, чтобы утонуть в объятиях Калеба, она испытывала острое наслаждение, которое было сродни боли, и ни его улыбка, ни его руки, ни его губы не способны были утишить и погасить эту боль желания. Она жаждала новых поцелуев, новых ласк и еще чего-то большего с его стороны.

Измученная собственными мыслями и сомнениями, Виллоу перевернулась в воде и стала на каменистое дно бассейна. Вода подступила ей под подбородок. Она медленно, подгребая руками и отталкиваясь ногами от дна, направилась к выступу скалы, который вдавался в бассейн. После нескольких неудачных попыток Виллоу взобралась на этот выступ. Он был теплый и гладкий, отшлифованный перекатывающейся через него водой. Выжав волосы и насухо вытеревшись, Виллоу надела лифчик и панталоны, которые прихватила с собой. Это была единственная чистая пара белья, у нее не было даже рубашки Калеба, чтобы набросить ее поверх тонкой ткани, ибо рубашка сушилась на лугу вместе со всей прочей одеждой, только что ею постиранной.

Виллоу встряхнула легкое фланелевое одеяло, которое они с Калебом использовали в качестве простыни, обмотала его вокруг тела и закрепила под мышками. В таком виде она прошла сотню футов по лесу и появилась на лугу, где Калеб, как она предполагала, занимался лошадьми, задрапировав бедра одеялом.

По крайней мере, он должен был задрапировать. Но в такой жаркий день грешно осуждать Калеба, если он, ухаживая за лошадьми, отбросит одеяло и останется в нижнем белье.

«В каком белье? Ведь я его постирала и разложила на лугу сушиться».

Мысль о том, что она может увидеть Калеба нагим среди лошадей, ошеломила ее… и разволновала.

Прохладные влажные волосы коснулись полыхающих щек Виллоу. Она шла по лугу, стараясь держаться на виду. Почуявшие ее приближение лошади повернули к ней головы. Измаил заржал, унюхав запах хозяйки — запах лаванды.

Калеб в последний раз провел щеткой по бокам Измаила, наклонился и поднял одеяло, которое он сбросил сразу же, как только Виллоу скрылась в лесу. Он обмотал его вокруг талии и возобновил свое занятие. Им руководила не собственная скромность, он не хотел шокировать Виллоу. Ведь она раскраснелась как девица, когда увидела его обнаженную грудь. А если увидит его полностью обнаженным, то наверняка станет пунцовой до пят.

— Твоя очередь принимать ванну, — сказала Виллоу, подходя к Калебу.

Он кивнул, продолжая чистить Измаила.

Виллоу сдержала себя, чтобы не высказать вслух свое восхищение могучими плечами Калеба, длинными крепкими руками и узкими мужскими бедрами. Она старалась не смотреть слишком уж откровенно на игру мускулов, когда Калеб действовал скребницей, и на мыс волос на груди. Его ширина уменьшалась у пупка до толщины пальца, затем волосы снова расходились веером вплоть до верхнего края одеяла, обмотанного вокруг бедер.

Виллоу изо всех сил старалась не смотреть, но получалось это у нее плохо. Когда она увидела, что Калеб перехватил ее взгляд, она поспешно отвернулась.

— Я не возражаю, — сказал Калеб.

— Против чего?

— Я не возражаю, чтобы ты смотрела на меня.

Лишь сказав это, Калеб до конца оценил верность собственных слов. Он никогда не мог подумать, насколько приятно ловить на себе застенчивый восхищенный взгляд женщины, в котором явно читается чувственное желание. Возможно, это объяснялось тем, что немногочисленные женщины, которых он знал, были вдовушки более старшего возраста, и мужское тело не казалось им таким уж удивительным. Они ценили его силу в быту и в постели, но никогда не смотрели на него так, как смотрела сейчас Виллоу.

— Мне даже нравится, — развил свою мысль Калеб, — что ты смотришь на меня. Я тогда кажусь себе каким-то необыкновенным мужчиной.

— Ты и есть необыкновенный, — просто сказала Виллоу.

Лишь на мгновение на его лице сверкнула улыбка, но он тут же покачал головой и сказал вполне серьезно:

— Я всего лишь мужчина. Чуть умнее некоторых, чуть глупее других и чуть покрепче многих.

— Я считаю, что ты необыкновенный, — шепотом подтвердила Виллоу.

Калеб расслышал ее слова. Его рука, чистившая скребницей спину Измаила, замерла на полпути.

— Это ты необыкновенная, Виллоу. — И прежде чем Виллоу успела смутиться, он потрепал жеребца по крупу. — Давай, парень, иди пасись. Немного жирка тебе не повредит.

Измаил потрусил к своим кобылам, чтобы вновь сосчитать их и напомнить о своем мужском присутствии. Глядя на него, Калеб тихонько сказал:

— Побереги их, сынок. Они не только грациозные, но и добрые… И выносливые… Я не знаю ни одной взращенной на равнине лошади, которая могла бы перенести то, что перенесли они.

— Они славятся выносливостью, верностью и мужеством, — заметила Виллоу.

— Как же арабы добились этого?

— Довольно жестокими способами, — ответила Виллоу, глядя на то, как важно прохаживается среди кобыл Измаил и как мало они обращают на него внимания. — В течение многих столетий шейхи выгоняли племенных кобыл в пустыню, где они находились без воды до тех пор, пока не обезумеют от жажды. Затем их направляли к оазису.

Калеб перевел взгляд на Виллоу, привлеченный какими-то особыми теплыми тонами в ее голосе во время рассказа о любимых лошадях.

— Завидя воду, лошади бросались к ней со всех ног, — продолжала Виллоу. — И когда до воды оставалась какая-нибудь сотня ярдов, раздавался звук военной трубы… На племя брали только тех кобыл, которые поворачивали от воды и устремлялись к хозяину.

Калеб посмотрел снова на арабских скакунов, как бы оценивая метод шейхов. Испытание действительно было жестоким, но результаты превосходны. Даже измотанные многими милями и сутками тяжелой дороги, лошади оставались элегантными, бдительными, быстрыми. Если бы сейчас Виллоу оседлала одну из кобыл и приказала ей снова подняться на перевал, кобыла послушно отправилась бы и шла до тех пор, пока не упала.

Этим арабские скакуны напоминали свою хозяйку. Несгибаемость — качество, которое он любил в лошадях. Он ценил его в мужчине. И превыше всего ставил в женщине.

— Может, идея шейхов была правильной, — предположил Калеб.

— Жестокой для кобыл, — сухо ответила Виллоу.

Калеб улыбнулся и переменил тему разговора.

— Ты когда-нибудь брила мужчину?

— Много раз.

— Очень хорошо. Принеси бритву к бассейну минут через десять. — Калеб резко повернулся, размышляя, почему его расстроило то, что Виллоу брила мужчин и раньше, ведь это было лишь на пользу ему — Я наточил ее, так что не порежь себе пальцы.

— А твое лицо? — невинно спросила она.

Несмотря на раздражение, Калеб улыбнулся. Он через плечо оглянулся на девушку, на которой кроме тонкого одеяла не было никакой другой одежды. Да еще волосы облаком окутывали ее.

— Если ты не порежешь меня, я расчешу тебе волосы.

Виллоу ничего не успела ответить. Калеб быстрым шагом направился к деревьям. Она смотрела ему вслед, думая о том, что ей придется брить обнаженного мужчину в теплом бассейне.

«Он это не имел в виду, — попыталась успокоить себя Виллоу. — Ну конечно же!»

Она пошла к лагерю, остановившись по пути для того, чтобы перевернуть сохнувшую на лугу одежду. Виллоу отогнала Трея от джинсов — высокого мерина, видимо, заинтересовал запах свежевыстиранной одежды. Виллоу его понимала. Одежда, будь она шерстяная или фланелевая, одинаково пахла солнцем и лугом — и еще чуть-чуть лавандой. Она с наслаждением вдохнула эту пьянящую смесь.

Пока Виллоу дошла до лагеря, отыскала складную бритву и снова пересекла луг, прошло более десяти минут. Виллоу босиком миновала лес, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на острые камни, и, увидев блеснувший между камнями бассейн, остановилась.

Калеб все еще находился в воде.

— Калеб, — окликнула она. — Ты готов?

— Конечно. Подходи к дальней точке бассейна.

Виллоу медленно приблизилась к воде. Калеб в противоположном конце бассейна сидел на каменном выступе, который образовывал нечто вроде скамейки. Прямо позади него в бассейн низвергалась струя, отчего вода вокруг Калеба кипела и бурлила. Уровень воды доходил ему до груди.

— Ты хочешь выбраться? — спросила Виллоу.

— Я не возражал бы, но боюсь, что ты вся румянцем зальешься, — спокойно ответил Калеб.

— О! — У Виллоу перехватило дыхание. — Мне уйти, пока ты завернешься в одеяло? — предложила она.

— Не стоит. Вода скрывает меня надежнее одеяла.

Виллоу хотела что-то сказать, но у нее пересохло в горле. Прокашлявшись, она крикнула:

— Калеб!

— Гм?

— Я н-никогда не была… — Виллоу запнулась, вспомнив, что она выдает себя за замужнюю женщину. Если сказать Калебу, что она никогда не была рядом с обнаженным мужчиной, он может задать множество вопросов по поводу ее замужества. — То есть я уже давно…

— Не брила мужчину? — закончил за нее Калеб. — Не беспокойся, душа моя. Я буду сидеть смирно.

Не зная, на что решиться, Виллоу стояла у самого бассейна, покусывая нижнюю губу. Калеб видел ее сомнения и ждал. С одной стороны, ей хотелось убежать, с другой — ее снедало страстное желание.

«Пугливая маленькая форель. Она чувствует, что я подбираюсь все ближе и ближе и знает, что надо уплыть. Но ей приятно ощущать мои руки на своем теле.

Господи, и мне тоже.

Что этот выродок Рено сделал с ней, почему она такая пугливая?»

— Перестань терзать свою губу, — не выдержал Калеб. — Я не собираюсь мучить тебя. Просто оставь мне бритву. Я побреюсь сам. Благо, это не в первый раз.

— Но у тебя нет зеркала.

— Я найду спокойную поверхность воды.

— У меня… дрожат руки, — Виллоу попыталась объяснить причину того, почему она не может побрить его.

— Я вижу. Иди в лагерь. Я буду там через несколько минут.

Виллоу издала продолжительный вздох, но и после этого не смогла себя заставить уйти. Ей очень хотелось остаться. Приподняв одеяло, глядя себе под ноги, она перешагнула через теплый ручей, вытекающий из бассейна. Под внимательным взглядом Калеба обогнула водоем, чтобы положить складную бритву в пределах досягаемости длинной руки Калеба. Запрещая себе смотреть в воду, но будучи не в силах отказать себе в одном-единственном взгляде, она убедилась, что Калеб был прав. Вода скрывала его не хуже одеяла…

Почти все время.

Но иногда, всего лишь на мгновенье, пена отступала, и в серебристой воде появлялся какой-то неясный образ. Однако Виллоу не успевала даже осознать, что именно она увидела, как волны смыкались, и над поверхностью воды опять были видны одни лишь могучие плечи Калеба.

Повозившись, Виллоу устроилась у самой кромки воды, выпростав из-под одеяла лишь ступни. После некоторого напряженного молчания Калеб потянулся за мылом, которое принес с собой, и стал намыливать мокрую бороду. Закончив с этим, он протянул руку за бритвой. Положив один конец сложенной бритвы на ладонь Калеба, Виллоу не спешила отпустить ее.

— Если ты не боишься, что я порежу тебя, я готова тебя побрить.

Калеб закрыл глаза, чтобы Виллоу не прочитала в них желания.

— Я бы хотел этого.

— Только я боюсь, что не дотянусь отсюда. Ты не мог бы пододвинуться поближе?

— Мог бы, но как бы не заставил тебя снова краснеть. — Мгновение поколебавшись, он добавил будничным голосом:

— Здесь есть место рядом со мной, куда ты можешь встать… Если, конечно, ты согласна второй раз влезть в воду. Твои волосы закроют все то, что не сможет скрыть вода.

Виллоу посмотрела на Калеба. Глаза его были закрыты, тело казалось расслабленным, как будто теплая вода напрочь смыла присущую ему бдительность. Успокоенная Виллоу выпустила на грудь волосы, развязала одеяло и положила его на камне вне досягаемости бурлящей воды. После этого она осторожно вошла в бассейн. Виллоу купалась в другом конце, где дно уходило вниз более полого. Здесь же глубина оказалась значительной у самого берега.

Виллоу поскользнулась и вскрикнула. В то же мгновение рука Калеба легла на ее талию.

— Держись, — сказал он. Он приподнял Виллоу и держал ее почти на весу. В воде это было совсем легко. — Под водой есть выступ. Нашла его?

Виллоу пошарила по дну подошвой ступни, после чего кивнула, глядя куда угодно, только не на Калеба. В тот момент, когда его скользкая нога коснулась ее бедер, сердце Виллоу едва не выпрыгнуло из груди.

— Ты можешь стоять? — спросил он.

Виллоу попыталась, но вода здесь доходила ей до груди и сильно бурлила. Она пошатнулась. После нескольких попыток ей удалось закрепиться на выступе скалы

— Теперь нормально? — спросил Калеб

— Кажется, да.

Он еле заметно улыбнулся, отодвинулся назад и закрыл глаза.

— Смотри, душа моя. У меня ведь только одно горло.

Виллоу засмеялась и почувствовала себя свободнее. Калеб вел себя настолько буднично в этой ситуации, что все ее страхи показались ей выдуманными.

— Веди себя смирно, — предупредила она.

Как и во время перестрелки, едва лишь Виллоу взялась за дело, руки ее перестали дрожать. Она брила быстрыми, уверенными движениями, часто споласкивая лезвие Пена тут же исчезала, уносимая бурлящими потоками.

Калеб сидел не шевелясь, но отнюдь не потому, что боялся порезов. Он опасался того, что если шевельнется, то, не выдержав, схватит форель, которая была совсем рядом. Его возбуждало сознание собственной наготы, близости тела Виллоу, а также легкость, с которой ее руки касались его лица. Впрочем, последнее обстоятельство оказывало своеобразное действие. Калебу казалось, что его ласкают, и это давало ему силы не терять самообладания.

— Почти закончила, — сказала Виллоу, споласкивая бритву. — Ты, конечно, пожелаешь оставить усы?

— Угадала.

— Хорошо. Мне нравится, когда ты ими щекочешь, — сказала Виллоу, думая о бритье, а не о словах. — Ну, вот так… Все!

Она ополоснула бритву, сложила ее и заглянула в светло-карие глаза Калеба, в которых блеснули какие-то новые огоньки Он взял бритву и положил на камень, не отрывая взгляда от Виллоу

— Это действительно так? — спросил он низким грудным голосом.

— Ты о чем?

— О том, что тебе нравится, когда я щекочу тебя усами

Виллоу вспомнила свои неосторожные слова. Ее щеки порозовели.

— Закрой глаза.

— Зачем? Я уже видел, как ты краснеешь.

— Я должна ополоснуть тебе лицо.

Сложив пригоршней ладошки, Виллоу плеснула воду Калебу на щеки, однако большая часть влаги расплескалась по пути.

— Вот как надо, — сказал Калеб. Он подвел свои руки под ладони Виллоу и погрузил их под воду. Нагнувшись, он поболтал головой в воде, касаясь щеками ее ладоней. Когда последние следы пены были смыты, он вынул руки Виллоу из воды и поцеловал их. — Спасибо, Виллоу. Ни одна женщина не брила меня так хорошо.

Уже по собственной инициативе Виллоу запустила пальцы в его шевелюру и потрогала густые мокрые пряди.

— Я могу постричь тебя, если хочешь.

— Лучше поцелуй. Ты сделаешь это?

Виллоу улыбнулась.

— Думаю, что да. Мне нравятся твои поцелуи, Калеб… Даже очень.

Волна дрожи пробежала по телу Калеба.

— Ты говоришь мне опасные вещи.

— Почему?

— Давай я объясню. Только шепотом.

Виллоу пошевелилась и потеряла опору. Впрочем, это не имело значения. Руки Калеба обняли ее. Он наклонился вперед, удерживая ее в вертикальном положении в бурлящей воде. Прикосновение усов к ее губам привело Виллоу в трепет.

— Я хочу попробовать тебя на вкус… Позволь мне, душа моя… Позволь мне поцеловать тебя так, как нам обоим нравится.

Он сомкнул зубы вокруг нижней губы Виллоу, и эта ласка означала одновременно и призыв, и мольбу. Виллоу издала легкий стон и открыла рот, мечтая о поцелуе не меньше, чем он. Быстрое проникновение и бегство его языка разочаровало ее, и она стиснула ладонями его руки. Она хотела ощутить его вкус, его ласку, его самого. Она хотела оказаться совсем рядом с ним.

Тихонько ахнув, Виллоу ответила на его поцелуй единственным известным ей способом, как ее научил тому Калеб — игриво коснувшись языком его языка, и вскоре оба оказались вовлечены во взаимные исследования. Как сквозь сон она почувствовала, что ее подняли и посадили верхом на ноги, но она была всецело поглощена тем, чтобы склонить Калеба к такому поцелую, который позволил бы по-настоящему вкусить его, к поцелую; который бы никогда не кончался.

Медленно и осторожно Калеб пытался освободиться от объятий. Он чувствовал, что с каждым прикосновением ее языка он все больше теряет контроль над собой, все сильнее попадает в тиски страсти

— Виллоу, — прошептал он хрипло. — Боже мой…

Картина, которую внезапно увидел Калеб, исторгла из его груди стон и вынудила закрыть глаза. Раскрасневшиеся от страстного поцелуя пухлые губы, плывущие по воде и ничего не скрывающие золотистые волосы, полные груди под прозрачными кружевами лифчика, выгнутая спина, которую он поддерживал руками, и длинные девичьи ноги по бокам от него. При воспоминании о том, как некогда перед его взором раскрылись панталоны, кровь прилила к его голове. Стоит ему сейчас податься вперед всего лишь на несколько дюймов — и он сможет беспрепятственно потрогать густую шелковистую рощицу между ног.

Виллоу проследила за взглядом Калеба и поняла, что выше талии она была практически обнаженной. Ниже вода скрывала их тела. Во время отлива она в смятении увидела свидетельство страсти Калеба.

— Спокойно, душа моя, не паникуй. Я не сделаю тебе того, чего тебе не хочется. — Затем Калеб грубовато добавил:

— Целовать тебя слаще, чем обладать какой-то другой женщиной. Ты ударяешь мне в голову сильнее, чем виски.

У Виллоу перехватило дыхание, когда она увидела, что Калеб прищуренными глазами смотрит на ее грудь. Она вспомнила свои ощущения, когда он руками и ртом ласкал ее. Она знала, что ему тоже это нравилось, однако Калеб не делал попытки повторить ласки. Он просто держал ее и смотрел на нее полными желания глазами, отчего она испытывала непонятную слабость. Несмотря на страсть, он полностью владел собой.

«Я не сделаю того, чего тебе не хочется».

С девичьей наивностью Виллоу решила, что она может пуститься дальше по волнам страстей, которые владели ею и Калебом.

— Значит, ты снова будешь целовать меня? — спросила она, сверкнув глазами.

— Да, — ответил он, притягивая ее к себе. — Я хочу целовать тебя, Виллоу.

С непонятной для себя жадностью она запустила пальцы в его волосы, горя нетерпением вновь вкусить поцелуй. А Калеб лишь водил приоткрытым ртом по ее бровям, волосам и щекам, не прикасаясь к губам, которые дрожали от желания.

— Калеб, — взмолилась Виллоу, — я думала, что ты хочешь поцеловать меня.

— Но я это и делаю.

— Да, это очень мило, но этого мало!

Калеб медленно улыбнулся.

— Разве?

Эта истинно мужская улыбка лишь увеличила беспокойство и томление Виллоу.

— Ты дразнишь меня, — упрекнула она Калеба.

— Да, конечно, душа моя.

— Но почему?

— Потому что не знал ничего более приятного, чем держать тебя в объятиях, когда вода обмывает нас… Поэтому, если ты хочешь, чтобы я подарил тебе нечто больше, ты должна дать мне это понять… Я не хочу напугать тебя, Виллоу… Я хочу, чтобы это длилось без конца…

— Я тоже хочу, чтобы это длилось без конца, — призналась Виллоу, прижимаясь подбородком к его щеке, трогая кончиками пальцев внезапно обнаруженные ямочки, а затем опуская руки к плечам, чтобы снова ощутить силу и упругость мышц. — Как приятно трогать тебя!

Калеб закрыл глаза и подумал, сколько еще он сможет быть таким целомудренным, чтобы не вспугнуть Виллоу.

— Говори… Говори мне, душа моя, все, что ты хочешь.

Она взглянула на резкие складки на лице Калеба, почувствовала напряженность его тела и прошептала:

— Разве ты сам не знаешь?

Он открыл глаза, в глубинах которых читалось необоримое желание. Он медленно нагнулся и и уснул нижнюю губу, заставив Виллоу вздрогнуть и прижаться грудью и бедрами настолько плотно к нему, что он почувствовал, как остатки самообладания покидают его. Он бросил в бой последние силы, чтобы одолеть страсть.

— Я знаю, чего ты хочешь, но не знаю, до какой степени, — сказал Калеб, снова куснув Виллоу за нижнюю губу. — Если ты стесняешься сказать, покажи мне… Делай со мной все, что тебе хочется… Абсолютно все, душа моя.

Искушение было так велико, приманка так соблазнительна. Она клюнула на нее грациозно, приблизив тем самым момент, когда дать обратный ход не только невозможно, но и не хочется.

— Все-все, что мне хочется? — хрипло спросила Виллоу.

— Все-все, что тебе хочется…

— Я хочу… все, — прошептала она, глядя на губы Калеба.

Он со стоном притянул Виллоу к себе и подарил ей то, что она просила. Поцелуй был как вода в бассейне — горячий и возбуждающий. Он мог стать учебным пособием для нее. Она придвинулась еще ближе к телу Калеба, постанывая и ритмично сжимая руки, лежащие на его руках, подвергая его мужскую силу испытанию своей ненасытностью, объяснить которую была не в состоянии.

Ее руки беспокойно блуждали по черной поросли на груди Калеба. Когда она натолкнулась на соски, его поцелуй стал еще крепче. Виллоу инстинктивно вернула пальцы к чувствительным узелкам, заинтересованная их формой…

Тогда-то Виллоу и ощутила руки Калеба. Кончики пальцев тронули ее соски, и чувственные молнии пронизали тело, вызвав вскрик. Когда мужские руки отпустили ее, она разочарованно застонала.

— Что такое? — спросил Калеб. Его рот находился у самого рта Виллоу. — Скажи мне, Виллоу.

— Еще, — нетерпеливо бросила она. Алый тугой сосок грозил прорвать тонкую ткань лифчика. — Умоляю, Калеб, еще!

Длинные пальцы потянули за застежки лифчика. Прозрачная ткань разошлась и концы ее затрепетали на бурлящей поверхности воды.

— Подними волосы, душа моя.

Она собрала плавающие по воде волосы и закинула их назад. Когда Виллоу подняла руки, упругие груди появились над водой. Жадными глазами пожирал Калеб открывшееся взору белоснежное чудо. Его губы приоткрылись, обнажив белые зубы, и Виллоу поняла, что он хочет поцеловать ее, как в прошлый раз. Она вспомнила, как язык дразнил чувствительный кружок около соска, зубы легонько покусывали, а рог вобрал внутрь маковку груди…

— Калеб, — прошептала Виллоу.

Он посмотрел ей в глаза, боясь увидеть в них страх. Он увидел в них огонь. Виллоу не собиралась прятать от него белоснежные полушария с алыми ягодами сосков.

— Ты… поцелуешь меня так, как утром? — спросила она.

Калеб медленно поднял Виллоу над водой, пока ее грудь не коснулась усов. По девичьему телу пробежала дрожь, груди упруго качнулись, и один из сосков ткнулся в его губы. Калеб трогал его языком, ласкал и нежил так долго, что дыхание Виллоу прервалось, а пальцы впились в его плечо. Калеб улыбнулся и осторожно сомкнул зубы вокруг соска. Виллоу задохнулась, подалась вперед, забыв обо всем, кроме жгучего рта и зова страсти в своем теле.

Калеб жаждал погрузить пальцы в густоволосый треугольник между округлых девичьих бедер, проникнуть в нежные знойные глубины. Но когда прошлый раз он дотронулся до этого чуда, Виллоу запаниковала и упросила его остановиться. Сейчас она стояла перед ним на коленях, ее бедра двигались в одном ритме с движениями его рта, ласкающего грудь… Услышать отказ сейчас было бы для него невыносимо.

Его зубы снова сомкнулись вокруг соска, заставив Виллоу вскрикнуть от удовольствия. Слегка ослабив объятия, Калеб отстранился от нее и отметил перемены, которые привнесла в ее поведение страсть. Она дышала часто и прерывисто, на грудях виднелись алые метки от его зубов, губы стали пунцовыми и мелко дрожали, зрачки глаз расширились и казались почти черными.

Виллоу была самым красивым созданием, которое он когда-либо встречал.

— К-калеб?

Он закрыл глаза, потому что больше не мог смотреть на Виллоу, если не потрогает нежную шелковистую плоть между ее ног.

— …я хочу чего-то еще… Я только не знаю, чего именно, — горячо зашептала Виллоу. — Помоги мне, Калеб… Помоги.

Он открыл глаза. Им внезапно овладело спокойствие, когда он понял, что Виллоу говорит чистейшую правду. Она была распята на дыбе страсти и не имела представления о том, как из этого выйти.

— Ты однажды запаниковала, когда я коснулся некоторых мест.

Калеб увидел, что Виллоу что-то начала понимать: она вздрогнула и закрыла глаза. Затем положила свои руки на его и медленно потянула их вниз вдоль своего тела, к талии. Когда руки оказались чуть пониже пупка, смелость покинула ее.

— Пусть твои руки тоже остаются здесь, — шепнул Калеб, когда Виллоу попыталась их поднять. — Я буду знать, что ты тоже этого хочешь.

Руки Виллоу лежали на руках Калеба, когда он медленно скользил ладонями по ее телу, ощущая женственную полноту бедер. Тонкая материя панталон едва ли могла помешать в этом. Он обхватил ладонями упругие округлости и сжал их. У Виллоу перехватило горло

— Испугалась? — тихо спросил он.

— Это так… необычно…

— Плохо?

— Нет… Просто начинает ныть в других местах.

— Где именно?

Тяжелое дыхание Виллоу перешло в тихий стон, когда ладони Калеба медленно прошлись по крутизне широких бедер.

— Здесь ноет? — спросил, еле улыбнувшись, Калеб.

Она покачала головой.

— Где же, душа моя?

Виллоу закусила губу и посмотрела на Калеба, не в силах на что-либо решиться, испытывая, с одной стороны, страсть, с другой — смятение.

— Разве ты не знаешь?

— Я начинаю думать, что вообще мало что знаю о тебе, — признался Калеб. Он видел, как реагировала Виллоу на его прикосновения, и его тело еще больше напряглось. — Где же ноет, малышка? Если ты стесняешься сказать, возьми мою руку и покажи.

Поначалу у Виллоу недоставало смелости и на этот шаг. Однако токи продолжали играть в ней, пронизывая все тело, рождая бередящие сладостные ощущения под ложечкой, усиливая ноющую боль. Она взяла руку Калеба и положила ее на теплый, омываемый водой треугольник между бедер.

— Здесь? — тихо спросил Калеб.

Виллоу хотела поднять глаза на него, но не смогла. Закрыв глаза, она кивнула.

Широкая ладонь накрыла кудрявый треугольник, длинные пальцы отыскали отверстие в панталонах, скользнули между бедер. Дыхание Виллоу перешло в тихий стон, она инстинктивно попыталась защититься и сдвинуть ноги. Но это было невозможно. Она стояла с разведенными ногами на коленях, основанием для нее служили ноги Калеба, а для сохранения равновесия она держалась за его плечи.

— Спокойно, малышка. Я не сделаю тебе больно.

Виллоу почти не слышала шепота Калеба. Мужская рука медленно блуждала между раздвинутых девичьих ног, трогая и сжимая шелковистую плоть, успокаивая и одновременно усиливая острые чувственные ощущения. Каждое прикосновение уносило ее страхи, оставляя только невыразимое наслаждение, которое всецело завладело ею.

Затем Виллоу почувствовала, как палец деликатно, но настойчиво пытается войти в нее. Это подействовало на нее как удар кнута, и ее тело напряглось.

— Калеб…

Он сжал зубы и закрыл глаза, уводя палец из нежной и теплой расселины, которую только что отыскал. Но он не мог заставить себя совсем отпустить Виллоу. Она была такой горячей под его рукой, такой зовущей, такой податливой. Не было сил полностью прекратить ласку, и его пальцы продолжали пленительную игру. Виллоу вздрагивала, но не отстранялась.

— Ты хочешь, чтобы я прекратил? — спросил Калеб хриплым от страсти и напряжения голосом.

Виллоу застонала, почувствовав какое-то движение внутри себя в ответ на прикосновение Калеба.

— Виллоу, скажи мне…

— Я не могу… отыскать слов для того, чего хочу, — прерывистым шепотом ответила она. — Но я хочу, чтобы ты… трогал меня. Мне приятно чувствовать тебя… чувствовать в себе… а тебе… это тоже нравится?

Внутри Калеба шла жестокая борьба. Его удерживала лишь возрастающая уверенность в том, что Виллоу была не та, за кого он ее все время принимал.

— Да, мне нравится это, — грубовато ответил он — Но я думал, что тебе это не нравится… Ты вся напряглась..

Виллоу уловила в его голосе страсть, сдержанность, а также нечто новое — неуверенность, которая была совершенно ему не присуща. Она взглянула на Калеба, сверкнув блестящими карими глазами.

— Это получилось помимо моей воли, — призналась она. — Когда ты так потрогал меня..

— Ты почувствовала боль?

Она покачала головой.

— Просто это было… неожиданно.

— Тебе понравилось это?

— Да… Я почувствовала тепло… везде… но особенно там, где твоя рука сейчас… Мне нравятся твои руки, Калеб. Они зажигают костер во мне

Калеб попытался что-то сказать, но не смог. Он почувствовал, что наступает предел, что он не в состоянии больше сдерживать свою страсть, хотя никогда раньше с женщинами не терял самообладания.

— Держись за меня, Виллоу. Держись крепче… Я собираюсь потрогать тебя… Мне нужно кое-что выяснить…

Виллоу начала было спрашивать, что имел в виду Калеб, но сладостные прикосновения его пальцев лишили ее дара речи. Нежно и в то же время настойчиво два пальца стремились в глубь Виллоу, преодолевая упругое сопротивление плоти. Пальцы Виллоу впились в обнаженные плечи Калеба Первоначально он решил, что причиняет своими действиями боль, но затем он ощутил дрожь удовольствия, улыбнулся, не разжимая стиснутых зубов, и продолжил осторожное исследование влажных горячих глубин. Его пальцам преградил путь упругий, хрупкий барьер девственности…

Воздух со свистом вырвался сквозь стиснутые зубы Калеба, когда он обнаружил свидетельство невинности Виллоу. Он понимал, что должен уйти, оставив девственность ненарушенной, если уж нельзя теперь оставить ее нетронутой.

И в то же время он знал, что не сможет заставить себя уйти.

Виллоу не была ничьей возлюбленной — и это было препятствием для того, чтобы Калеб отпустил Виллоу. Она не знала поцелуя мужчины, не знала прикосновения мужской руки к груди, не знала то нежного, то дикого пламени страсти. И тем не менее она стояла перед ним на коленях почти нагая, ее невинность мирилась с тем, что он прикасался к ее милым тайнам, которые дотоле были закрыты для любого мужчины.

Она раньше не была ничьей и, однако, он не должен был брать ее.

— Виллоу…

Ее имя прозвучало скорее как стон, но она поняла. Из груди Виллоу вырвался неясный звук, соединявший в себе вопрос и стон удовольствия.

— Ты — девственница, — без обиняков сказал Калеб.

Виллоу приоткрыла рот. Но издала она лишь прерывистый сладостный вздох в ответ на ласку его руки.

— Я… это… — По ее телу прошел трепет, она откинула голову назад, в сладкой истоме позабыв, что именно собиралась она сказать.

— Не пытайся отрицать это… Сейчас, в это мгновение я касаюсь свидетельства твоего целомудрия. — Калеб открыл глаза. От страсти они стали матовыми. Голос его казался грубым, хотя прикосновения оставались нежными, даже более бережными, чем прежде. — Кто он тебе?

— Кто?

— Метью Моран!

Виллоу прищурила глаза, пытаясь собраться с мыслями

— Мой брат… Мэт — мой брат…

Калеб онемел, потеряв на некоторое время дар речи. Убить любовника Виллоу — это одно. Убить же брата — это совершенно другое дело.

Виллоу никогда не простит его.

«Ее брат. Обольститель Ребекки, мужчина, который убил мою сестру так же верно, как если бы приставил ружье к ее голове и нажал на спусковой крючок.

Брат Виллоу!»

Закрыв глаза, Калеб постарался отрешиться от Виллоу и обдумать ситуацию. Но его мысль не шла дальше сетований по адресу коварной судьбы, которая свела его с той единственной, которая дарила такое наслаждение, и тут же намерена была отобрать ее и навсегда оставить в душе чувство утраты и опустошенности.

Терзаясь и мучаясь, Калеб медленно убрал руку из тела Виллоу; он знал лишь то, что если возьмет ее, она возненавидит себя, когда увидит Калеба, стоящего над распростертым телом убитого им брата.

Убийца ее брата.

Ее любовник…

— Виллоу.

Калеб не подозревал, что произнес ее имя вслух, пока не почувствовал тепло ее дыхания у своего рта.

— Это ничего, — горячо говорила она. — Я поняла. Я наконец-то поняла. — Она быстро, суматошно целовала Калеба, чувствуя, что он покидает ее тело, но даже своим уходом вновь воспламеняет ее. — Ты послушай. — Ее голос дрожал и срывался. — Ты однажды сказал мне, что я на коленях буду просить тебя, но просить не о том, чтобы ты остановился… Ты был прав… Я прошу тебя сейчас, Калеб… Не останавливайся! Если ты остановишься, я умру… Пожалуйста, я про…

Издав стон отчаяния, Калеб поцелуем заглушил мольбы, которые рвали на части ему душу. Поцелуй был долгий и глубокий, ему хотелось до конца погрузиться в нее и поверить, что она никогда не отвернется от него, что бы он ни сделал и кто бы ни умер.

Но поцелуя было недостаточно. Его всегда будет недостаточно. Виллоу понимала это не хуже Калеба. Ее рука скользнула вдоль его тела, ища возможности полного слияния. Тонкие пальцы отыскали мужскую плоть, измерили и одобрили ее с такой непосредственностью и откровенностью, которая почти обезоружила Калеба. Дрожь сотрясла его тело, которое требовало разрядки.

Уже не сдерживая стона страсти, Калеб помог Виллоу лечь на его бедра и прижал ноющую плоть к жаждущему девичьему телу, осторожно раздвинул упругие складки и коснулся ее сокровенной плоти. Он задержал палеи у входа в лоно, надеясь, что к нему еще вернется благоразумие и он сможет остановиться.

Однако уйти отсюда у него не было сил.

— Виллоу, — хрипло сказал он. — Да оттолкни ты меня!

Она сомкнула кольцо тонких рук вокруг Калеба, но отнюдь не для того, чтобы выполнить его просьбу. Это было просто восхитительно — ощущать давление твердой плоти у входа в лоно! Но она хотела большего, а не меньшего. Она пошевелилась в поисках нужного положения и инстинктивно приподняла колени, приглашая Калеба глубже войти в нее.

— Нет! — сказал Калеб, обнимая Виллоу за талию, но оставаясь пассивным. — Если я возьму твою невинность, ты когда-нибудь возненавидишь себя не меньше, чем меня.

Не открывая глаз, сотрясаясь всем телом, Виллоу пыталась плотнее прижаться к Калебу.

— Боже мой, Виллоу, — прохрипел он. — Прошу, не надо.

— Это выше меня… Я искала тебя всю жизнь, хотя и не знала этого… Я люблю тебя, Калеб Блэк! — Она нагнулась и поцеловала его. — Я люблю тебя.

У Калеба разрывалось сердце, он клял свою судьбу за жестокость. Виллоу любила его, но едва лишь он найдет Рено, ее любовь обернется ненавистью.

Но сейчас было слишком поздно сожалеть или пускаться в объяснения.

— Открой глаза, Виллоу. Я хочу видеть тебя. Я хочу запомнить, какая ты в момент любви, потому что знаю наверняка, что когда-нибудь ты возненавидишь меня.

Голос Калеба был настолько хриплым, что его трудно было узнать. Виллоу медленно открыла глаза. Они светились любовью и были томными от страсти. Калеб хотел спросить, не причиняет ли он ей боли, но голос отказал ему. Он овладевал женщинами со страстью, с нежностью, с удовольствием, но никогда — с такой открытостью, как сейчас. Калеб наблюдал за тем, как наблюдает Виллоу за ним, видя и чувствуя то мгновение, когда из девушки она превращается в женщину, слыша ее стоны и вскрики, ощущая нарастающий трепет ее тела.

Ему надо было бы что-то говорить ей, рассказать о том, как она красива, как много значит для него ее невинность, но он был не в состоянии Виллоу была раскрепощенной, бурлящей и горячей даже в большей степени, чем вода в бассейне. Калеб слегка покачивался, чувствуя на себе ее тело и видя, как у нее прерывается дыхание.

— Я не делаю тебе больно? — только и сумел спросить он.

— Нет! — ответила Виллоу. — Это чудесно… да, чудесно… Это как полет… Как пожар… Боже, я не могу!.. Только не останавливайся! Прошу тебя, не останавливайся!..

Эти обрывочные фразы Виллоу уносили весь мир в какую-то запредельность, не оставляя обоим ничего, кроме страсти. Калеб слился с Виллоу в поцелуе, который сочетал в себе нежность с требованием отдать ему всю себя… Его пальцы погрузились глубоко между волнующихся бедер, лаская нежную плоть и ощущая, как она вздрагивает. Ниже шелковистой мокрой подушечки волос он отыскал самое чувствительное место — живой и упругий узелок. Калеб захватил его пальцами и стал ласкать, постепенно усиливая интенсивность ласки.

Сжигаемая неистовством страсти, Виллоу прошептала его имя. Этот приглушенный вскрик словно подбросил новых дров в совместный костер. Стоны и вскрики Виллоу помогали Калебу глубже познать ее. Понимая, что пора остановиться, он не мог оторваться от знойного тела и жадно, горячо ласкал нежную плоть, желая взять все, что Виллоу способна была отдать.

— Прости меня, моя любовь, — прохрипел Калеб, исторгая новые стоны из груди Виллоу — Я не могу остановиться… Со мной такого еще не было. Я не могу… остановиться.

Виллоу выгибала спину и шептала его имя при каждом своем вздохе, каждом движении Калеба. Внезапно она почувствовала, что более не в состоянии биться в муках сладострастия. Она изнемогала от блаженства.

И наступила развязка, которую она ощутила каждой своей клеточкой…

Прерывистые стоны и всхлипы Виллоу послужили сигналом для Калеба. Более не сдерживая себя, он снова и снова входил в девичье лоно, и наконец обоих охватил восторг освобождения. Со стоном и хрипом он излился в горячее содрогающееся тело.

А затем Калеб нежно прижал Виллоу к себе, баюкая и шепча в тишине ее имя, не в силах поверить в то, что соблазнил невинную сестру человека, которого поклялся убить.