Любовь поглотила их целиком. Днем Мэтью писал картины, а ночами дарил свои ласки Финни. Но как только она засыпала, он уходил в мастерскую и всего себя отдавал живописи, бросая кисть лишь с восходом солнца. Только однажды он вышел из дома без ведома жены. Ему надо было встретиться с Грейсоном в его адвокатской конторе. Мэтью хотел, чтобы его брат взялся за дело. Следовало спасти ферму в Африке и отозвать иск о признании его брака с Финни недействительным.

Джанджи стал в доме своим человеком. Он рассказывал Мэри об Африке, играл в шахматы с Куинси, а также изучал нравы и обычаи Бостона.

Финни была занята подготовкой к выставке картин Мэтью. Он хотел взять все на себя, однако Финни настояла на том, чтобы он разрешил им с Мэри подыскать для выставки помещение. Целую неделю Финни ходила по художественным салонам, показывала их владельцам портрет Изабель, и теперь все они предлагали разместить полотна Мэтью у себя. К радости Финни, ни один из них не догадывался, что на портрете изображена вовсе не Финни в детстве, а ее дочь, как две капли воды похожая на нее.

Она объяснила Мэтью, что не хочет ни с кем делиться самым сокровенным. Изабель – это ее боль, и никто не должен просто так, мимоходом, смотреть на ее портрет. Пусть все думают, что это Финни в детстве.

– Пожалуй, ты права, – сказал Мэтью, целуя ее.

Почти все время Мэтью проводил за мольбертом. Написал портрет Финни. Потом Мэри. А в воображении возникали все новые образы. Краски и холст теперь были подвластны ему. Никогда еще он не испытывал такого чувства свободы, когда писал, и картины его приобрели какой-то особый, глубокий смысл.

За две недели до открытия выставки были разосланы приглашения. На предварительный просмотр пришли критики, и Финни с волнением ждала появления рецензий в прессе. Мэтью делал вид, будто это его не интересует, но, когда Финни сбегала за газетой и прочла вслух блестящий отзыв о его картинах, он расплылся в улыбке.

Выставка привлекла внимание самых влиятельных горожан. Даже отец Мэтью собирался посетить ее.

– Он увидит мои картины, – сказал Мэтью, – и станет относиться ко мне по-прежнему. Будет гордиться мной. И все это благодаря тебе.

Прежде чем отправиться на выставку, Финни с Мэри не один час провели наряжаясь и причесываясь. К вечеру небо прояснилось и на нем засияли мириады звезд.

У входа в галерею один за другим останавливались экипажи. Лакеи застыли в ожидании посетителей, прибывших в сверкающих ландо и позолоченных колясках. Всем не терпелось увидеть художника и его картины.

Мужчины восхищались живой игрой красок на полотнах, женщины – образами, созданными фантазией Готорна.

Финни, счастливая и взволнованная, не сводила влюбленных глаз с мужа.

Мэри, похожая в своем розовом атласном платье на сказочную принцессу, беседовала с Джанджи. Он привлекал всеобщее внимание. Гости приняли его за африканского царька.

Был здесь и доктор Сандерлинг. Мэтью пожертвовал ему солидную сумму на создание клиники и настоял, чтобы ее назвали клиникой Итана Сандерлинга.

Финни заметила, с какой гордостью Эммелина Готорн смотрела на сына. Пришли и Нестер с Пенелопой, и Ханна, и Летиция.

Не было только Брэдфорда. «Неужто он не придет?» – гадала Финни.

Но в этот момент дверь распахнулась и появился Брэдфорд.

Эммелина возблагодарила небеса и посмотрела на Мэтью. Лицо его выражало радость. Финни тоже возблагодарила небеса, уже за одно то, что Готорн-старший не разочаровал своего сына, хотя и недолюбливала свекра. И все же ей хотелось, чтобы Брэдфорду понравились картины Мэтью.

Финни вздохнула с облегчением, когда гости разошлись и остались только свои. Лишь тогда Брэдфорд приступил к осмотру выставки, переходя от картины к картине. Он постоял у портрета Финни, Мэри, своих сыновей. Подошел к портрету Эммелины и наконец увидел самого себя. Портрет Брэдфорда производил ошеломляющее впечатление: на нем был изображен властный, знающий себе цену мужчина.

Брэдфорд пошел дальше и увидел портреты Мэтью в детстве, юности и зрелом возрасте. Он долго их разглядывал. Мэтью ждал от него похвалы.

Наконец Готорн-старший обернулся, и в галерее воцарилась тишина. Отец посмотрел на сына.

– И это называется живописью? – спросил Брэдфорд с пренебрежением.

Эммелина открыла рот от изумления. Грейсон, сидевший рядом с Мэри, вскочил, едва сдерживая гнев.

Мэтью оцепенел, пристально посмотрел на отца, и взгляды их встретились. Мэтью не подал виду, что обиделся на отца. Однако Финни хорошо понимала, что творится в его душе.

В ней закипела ярость. Хорош отец, которому наплевать на чувства собственного сына! Она шагнула вперед и, прежде чем кто-либо успел вымолвить хоть слово, напустилась на Брэдфорда:

– Да как вы смеете?!

Готорн-старший вскинул брови, и лицо его приняло холодное выражение.

– Вы не вправе считать себя отцом! – не унималась Финни. – И не достойны любви вашего сына. Он хороший, добрый человек, не чета вам! – У Финни брызнули из глаз слезы. – Он честный, отважный, а вы мелочный и чванливый. Вы чудовище, Брэдфорд Готорн. И я ненавижу вас!

Воцарилось тягостное молчание.

– Не плачь, Финни. – К ней подошел Мэтью с улыбкой на губах. В глазах его она прочла решимость.

– Но… – начала она, однако он не дал ей договорить.

– Никаких «но». Мне все равно, что думает отец.

– Что ты говоришь? – воскликнула Финни.

– Я только что это понял. – Мэтью сжал ладонями ее голову, словно они здесь были вдвоем. – Ты как-то сказала, что тебе здесь не место. Это чистая правда.

Финни нахмурилась. Что он хочет этим сказать? Неужели думает, что, если они расстанутся, отец раскроет ему объятия? Словно прочитав ее мысли, Мэтью промолвил:

– И мне здесь не место, Финни.

По залу пронесся вздох изумления.

В этот момент до них донеслись чьи-то всхлипывания. Они обернулись и увидели Мэри. Она стояла, прислонившись к стене, и плакала. Видимо, слова Мэтью ее испугали. Мэтью протянул к ней руки.

– Думаю, что и Мэри здесь нет места.

Девочка подбежала к отцу и обвила его шею руками.

– Мы единое целое, – тихо проговорил Мэтью, – мы нужны друг другу. И здесь нам нечего делать.