Книга: Семь дней страсти
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8

Глава 7

Какой ужасный день!
Синтия бросила на стол угольный карандаш и, подперев подбородок руками, наблюдала, как он катится по столу.
Николас больше ничего не говорил о ее безрассудстве и безопасности. Он вообще не сказал ни слова, да и Синтия была не расположена к разговорам. Но, несмотря на все усилия, они так ничего и не нашли, кроме той пропасти, что выросла между ними за все это время.
Утром на короткое время он показался ей прежним Ником. Веселым, красивым и заботливым. А потом стал другим. Этаким лондонским джентльменом, природный шарм которого превратился в жестокий инструмент. Его по-прежнему отличало личное обаяние, но теперь оно было отполировано до блеска. Как ювелирное изделие, как оружие. Или как доспехи.
Но если он и защищал что-то, то явно не то мягкое сердце, которое было у него в юности. Тот мальчишка не способен был пройти мимо страдающей лягушки и не помочь ей. А этого человека совершенно не заботила женщина, которой он поклялся в любви. Он так спокойно сказал об этом, совершенно без всяких эмоций. А невеста любит его?
Синтия фыркнула, удивляясь собственному вопросу. Ну конечно, эта женщина любит его. Все любят Николаса. Его мама всегда говорила, что он родился с особым даром. Люди чувствовали себя рядом с ним комфортно, а он наполнял весельем каждую комнату. Неужели он растратил свой дар в Лондоне? Неужели он иссяк?
Синтия выдохнула с такой силой, что лежавший перед ней исчерченный лист затанцевал на столе. С него слетела легкая пыль от угольного карандаша, как будто это слетал песок с тех самых скал, которые она пыталась изобразить.
Синтия взяла карандаш и нанесла темные штрихи на бумагу.
Ее работу нельзя было назвать искусством, да это и не было искусством, она и сама это понимала. Разбивавшиеся волны были похожи на спутанные волосы, вьющиеся вокруг скал. Скалы напоминали бока коров. И все-таки она совершенствовалась. Кроме того, мягкий скрип угля по пергаменту успокаивал ее, создавал ощущение исполненного долга.
Но сегодня ни о чем, кроме Ника, она думать не могла, поэтому спрятала карандаш в столе и достала старый дневник. Эти страницы уже отложились в ее памяти. Она перечитывала их десятки раз, но ничего нового не нашла. Возможно, дневник, как талисман, откроет секреты, только если она поверит в него.
В дверь постучали, она потерла глаза. Господи, так и ужин можно пропустить.
– Входите, – позвала она миссис Пелл, но дверь из коридора не открылась.
Открылась дверь в соседнюю комнату.
– Добрый вечер.
С улыбкой на лице вошел Ник, неся в руках закрытую белую чашку.
– Миссис Пелл сказала, что Адам опаздывает, заканчивая свои дела, поэтому нам придется ужинать одним, если мы хотим избежать встречи с ним.
Аромат лукового супа наполнил комнату.
– Спасибо за новость. И за суп, – произнесла Син.
Ланкастер прошел в комнату, огляделся, но не решился поставить чашку.
– Ты устроилась?
Пока их не было, миссис Пелл убралась в этой комнате, теперь здесь все сверкало чистотой и пахло свежими цветами.
– Да, все хорошо.
– А это тот дневник?
– Да.
Синтия инстинктивно вцепилась в него, желая спрятать подальше.
– Такой маленький. – Ник сделал еще шаг и оказался почти рядом с ее плечом. – А это чертеж местности?
У Синтии замерло сердце. Ее рисунок не был предназначен для постороннего глаза, только для нее.
– Предлагаю детально изучить его, но полагаю, что это бессмысленное занятие. Сколько лет было твоему дядюшке в то время? Восемь или девять?
Синтия посмотрела на рисунок. Восемь лет? Какая невоспитанность…
Ник потянулся за бумагой, и Синтия схватила дневник, набросок и сунула их в ящик стола.
– Ему было одиннадцать.
– Слишком молод для художника.
– Ты можешь поставить чашку здесь. Спасибо.
Ланкастер прижал чашку к груди, когда Синтия протянула к ней руку.
– У меня в комнате есть хлеб. Присоединишься ко мне?
– Я очень устала.
Синтия подняла голову и увидела, что Ник смотрит на нее умоляющим взглядом.
– Ну, пожалуйста, пойдем. – Он улыбнулся. – У меня есть вино.
Было похоже, что он избавился от настроения, нахлынувшего на него на побережье. Он снова стал прежним Николасом, и сопротивление было бесполезным.
– Ну, хорошо. У тебя есть вино, а я хочу вина. Поэтому у меня нет причины отказываться.
Синтия прошла за ним следом в комнату, в ту комнату, где она спала прошлой ночью, и внимательно осмотрелась, как будто его вещи могли что-то рассказать о нем.
Таз, от которого все еще шел слабый пар в прохладной комнате. Полотенце, которым он вытирал лицо и шею. Тщательно убранная кровать, на которой не осталось следов ее пребывания. Два бокала для вина на столике, подвинутом ближе к огню, один пустой, а второй – с каплями вина на дне.
– Садись, ты ведь устала, – пригласил Ник.
Синтия заметила, что у него по краснел и уголки глаз.
– Ты тоже устал.
И словно в подтверждение ее слов он опустился на стул сразу, как только села Синтия.
– Признаюсь, что не очень хорошо спал сегодня. Мистические открытия, знаешь ли.
– Допускаю, – улыбнулась она в ответ.
Ну вот, Ник уже заставил ее улыбнуться.
Ланкастер наполнил бокалы вином, и они приступили к трапезе. От горячего супа внутри разлилось приятное тепло. Молчание, царившее в комнате, было в сто раз комфортнее той тишины, в которой они работали несколько часов назад. Когда Ник потянулся за хлебом, внимание Синтии привлекли его пальцы.
Они были длинными и грубоватыми, не такими изысканными, как все остальное в нем. Эти пальцы с хрустом разломили поджаристую булку. В свете камина виднелись золотистые волоски, покрывавшие его кожу. Когда он потянулся через стол, чтобы положить половинку хлеба на ее тарелку, проявился рельеф мышц. Эти крупные пальцы прикасались сегодня к ней, гладили, удерживали ее.
– Спасибо, – только и сумела произнести Синтия.
– Не за что, – тихо ответил он.
Их взгляды встретились. Читает ли он ее мысли? Разделяет ли их? Но его улыбка была чистой и лишенной всяческого намека на флирт.
Сознание вины превратило теплый суп у нее в желудке в раскаленный уголь. Ник принадлежит другой женщине.
– Как поживает твоя семья? – неожиданно громко поинтересовалась Синтия.
– Хорошо.
Ланкастер ни слова к этому не добавил.
– Я очень сожалела, когда узнала о твоем отце. Он был хорошим добрым человеком.
На его лице промелькнула улыбка.
– Да, он был замечательным человеком.
Ник взял свой бокал и отодвинул полупустую тарелку. Через несколько секунд его бокал был пуст, и он снова наполнил его до краев.
– Добрым, – добавил он с кривоватой улыбкой.
– Наверное, ты скучаешь по нему.
– Думаю, да. Это было очень давно.
Давно? Его отец умер всего лишь два года назад. Она откусила хлеба, чтобы скрыть свое изумление. Он всегда был так близок к отцу, такому же теплому и дружелюбному человеку, как и сам Ник. Видимо, из-за скорби эти два года показались ему целой вечностью.
Но Ник смотрел куда-то в пространство, как будто боль потери давно притупилась. Это было очень давно.
Он выпил еще один бокал вина. Смущение девушки усилилось.
– Разве ты не голоден?
– Я хочу еще раз извиниться. – Ланкастер поставил бокал и наклонился вперед. – За то, что произошло раньше. За все.
– Все в порядке.
– Нет… Я должен объяснить. Или попытаться сделать это. Просто… Женщины в Лондоне… Они не такие как ты, Син.
Ее ложка громко стукнула о чашку с супом, и она положила ее на стол. Неужели он думал, что она об этом не знает?
– Они более… практичные и земные.
– Я уверена, что так и должно быть, – произнесла она.
– Здесь, в деревне, ты в безопасности.
– Вряд ли это так, Ланкастер, – вспылила Син.
– Прости. Конечно. Я плохо объясняю. Но в Лондоне много женщин, подобных тебе. Я говорю общими фразами, вместо того чтобы сказать конкретно, что я имею в виду.
– И что же ты имеешь в виду? – Синтия постаралась не запоминать фразу «подобных тебе», но не сомневалась, что она еще много недель будет ее преследовать.
– Я пытаюсь сказать тебе, что женщину, на которой я женюсь, моя персона волнует так же мало, как и меня – ее. А может, и меньше.
– Может, она просто стеснительная.
– Нет, – он снова улыбнулся, и на этот раз улыбка была даже в его глазах. – Боюсь, что дело не в этом.
Синтия потянулась за своим бокалом. Ей не нравился этот разговор, но очень хотелось получить информацию.
– Я не понимаю, Ник. Все любят тебя, и ты любишь всех.
– Син, – начал Ланкастер и рассмеялся.
Боже, ей хотелось растаять от этого звука. Она скучала без него. Она скучала не только без Ника, но и без этого звука. Теперь его смех звучал глубже, но как-то упаднически.
– Я был послушным ребенком, – произнес Николас. – Покладистым. Тут я с тобой согласен, – от смеха остался лишь отголосок. – Но покладистость – опасная штука.
– Почему? – Она не понимала его слов, но, возможно, тому виной была его рука, которой он лениво прикрыл ее руку, гладя большим пальцем ее пальцы.
– Будучи покладистым… Если бы ты была покладистой, Син, если бы это было твоим единственным качеством, ты бы не стала противиться этому браку. Ричмонд пришел бы за тобой, и ты бы с ним ушла. И теперь ты была бы сломленной.
Его палец стал обводить контуры ее руки.
– Ты восхищаешься моим упрямством?
– Я восхищаюсь твоей силой, – Ланкастер улыбнулся. – И говорю, если бы тебе нравились все и ты нравилась всем… Синтия, твоя жизнь сразу бы превратилась в страдание.
Девушка пыталась поймать его взгляд. Они говорили сейчас о нем. Так что он имел в виду? Ей хотелось спросить, но он разглядывал ее пальцы и не поднимал головы.
– Я имею в виду жизнь в качестве леди Ричмонд. Это была бы самая несчастная жизнь, какую только можно представить.
Момент был упущен. И если он имел в виду что-то еще под своими словами, Синтия не сомневалась: теперь он станет это отрицать. Поэтому она просто улыбнулась ему в ответ:
– Я бы не стала леди Ричмонд. Я бы вышла замуж за человека, за которого меня обещал выдать отец.
– Кто это? – с любопытством спросил Ланкастер.
Неужели его удивляет, что кто-то хотел взять ее в жены? Если бы только она могла сразить его каким-нибудь громким именем. К сожалению, никого достойного не было.
– Это сэр Реджинальд Бейлор.
– Сэр Реджи? – воскликнул Ник, и Синтия не смогла сдержать смеха.
– Да, сэр Реджи, все шесть футов кожи да костей. У него очень хорошие пастбища.
– Господи, ты меня разыгрываешь.
– Хорошо бы, если так. Я вела себя как абсолютная ведьма, пока он наконец не оставил меня в покое. Но потом Бейлор прислал своего сына, чтобы тот попытал счастья вместо него.
– Неужели Гарри? – едва не подавился вином Ник.
– Да, Гарри Бейлор. Который большую часть волос растерял еще до своего совершеннолетия. Но избавиться от него оказалось легче, чем от его отца.
– Я вижу, ты была основательно занята, пока меня не было.
– Десять лет – долгий срок.
– Да, и скоро я опять уезжаю.
В комнате на несколько мгновений повисло тягостное молчание, и Синтия ощутила знакомую боль в груди. Никуда он не вернулся, это все ненастоящее.
– Поэтому давай лучше поговорим о твоих планах.
– О каких планах?
– Ты говорила, что собираешься в Америку. Значит, у тебя там есть семья.
– Да, там живет сестра моего отца. Она заберет меня к себе. Мой отчим никогда не нравился ей.
– Но для путешествия тебе понадобится компаньонка. Может быть, миссис Пелл?
– Нет, она не поедет. Я думала об этом, буду нанимать женщину. Не могу дождаться, когда увижу Нью-Йорк. Письма моей тети… Похоже, этот город совершенно не похож на Лондон.
Его рука по-прежнему прикрывала ее руку. Понимает он это, или она совершенно не имеет для него значения, как травинка, которую смяли и выбросили за ненадобностью? Синтия не могла выдержать этого, особенно когда его прикосновения вызывали напряжение во всем теле. Она убрала руку и осторожно положила ее на колени, чтобы ощущения не покинули ее слишком быстро.
Изнеможение липкой пеленой обволакивало его, проникая в каждую клеточку. Сказывался длинный день лазания по скалам после бессонной ночи… И все же Ник не мог уснуть.
Этот день соединил в себе все атрибуты абсурдного сна. Сначала воскрешение Синтии. Потом история о контрабандистах и спрятанном кладе и отъезд в Америку. С этим он справился. Он даже смирился с поиском спрятанного среди скал золота. Но то, что произошло на мокром, продуваемом ветром берегу с Синтией… С этим он смириться не мог.
Он любил женщин. Он всегда любил женщин. Пожилых или молодых, красивых или простушек. И дело не обязательно касалось секса. Ему нравилось, как улыбаются, болтают и смеются женщины. Он любил наблюдать за их мыслительным процессом, когда они решали какую-то проблему. Он обожал их запахи и звуки. Гладкость кожи и остроту языка.
Для Ланкастера не было ничего более мучительного, чем вечера в клубе в окружении накачанных виски, шумных и тучных джентльменов, наполнявших помещение дымом сигар и грубыми жестами.
Да, он любил женщин. И это была величайшая трагедия его жизни. Эмоции, которые он никогда не сможет забыть. Неизбежное ощущение того, что выбило из состояния равновесия.
Если бы он по-прежнему был обычным и невредимым, Ланкастер знал, какая жизнь у него была бы. Он ясно представлял себе яркие бурные сцены его жизни в пестрых тонах.
Он бы уже десятки раз влюбился, веря, что каждая женщина – самая любимая, будь то скромная девственница или пресытившаяся жена мужиковатого лорда. Он бы любил их всех, с удовольствием и основательно. А когда бы пришло время жениться, он бы любил свою жену, пусть даже в браке по расчету.
И все его ночи… Все его ночи были бы абсолютно разными. Часы удовольствия и дружеского общения. Смеха и тепла. Переплетение тел, рук и поцелуи.
Он бы отдал все, чтобы просто лежать рядом с женщиной и осязать эту ее близость. Чтобы его целовали и ласкали. Гладили и держали в объятиях.
Ланкастер закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на стальной обруч, сжимавший его грудь. Не важно, что и как могло бы быть. Он не был внимательным и заботливым любовником. Он был мужчиной, которому требовалось нечто более порочное.
Он думал, что мог бы контролировать себя рядом с Имоджин. Стиснуть зубы и игнорировать собственные потребности. Но с Синтией… с Синтией он потерял контроль при первом же поцелуе.
Но он не может хотеть ее подобным образом. Он не может позволить этого. И все же его тело непроизвольно напряглось от одной только мысли о ней, ее теле, подмятом под него, и руках, заведенных высоко над головой. Он хотел, чтобы все это повторилось. Ему хотелось взять ее прямо там, на песке, грубо, как порочную женщину.
Но это была его Син, и даже если бы он не был помолвлен, он не смог бы сделать этого с ней.
Ненавидя себя, Ланкастер медленно провел рукой по своему телу и взял в руки свою плоть. Ему было мерзко от мысли о том, чего он хотел, но это отсекало желания. Никогда.
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8