Глава 18

В отсвете сумеречного неба лицо Ника казалось пепельно-серым. Как будто он умирал.

Они уже давно съели свой ужин, а им еще предстояло ехать около часа, прежде чем они нежданными гостями нагрянут в имение герцога. Синтия много часов с восхищением смотрела на мелькавший за окном пейзаж. Она никогда не была далеко от дома и слушала быстрое щебетание Адама, который был взволнован увиденным не меньше, чем она.

Но сейчас уже темнело, кроме того, они устали. И Синтия не могла оторваться от лица Ника.

Неужели он пытался убить себя? Если так, она не может оставить его, как планировала, нет, не может.

У него были закрыты глаза, что только дополняло мрачную картину. Когда его голова откинулась на спинку сиденья, над воротничком показался темный шрам на шее.

Ожог. Но как можно обжечь всю шею?

У Синтии все сжалось внутри от очевидного ответа.

Экипаж наполнил запах приближающегося дождя, и Синтия почувствовала, что голову сдавило еще сильнее. Она не могла сдержать слова, которые вертелись у нее на языке, и не могла придумать, как смягчить их.

– Ты пытался повеситься, Ник?

Он открыл глаза и смотрел в потолок, потом медленно перевел взгляд на нее.

– Прости, я не расслышал.

Синтия прикоснулась к собственной шее. Ее испугало, какой нежной была там кожа.

– Ты пытался убить себя?

Его теплые карие глаза приобрели холодный блеск.

– Почему ты меня спрашиваешь об этом?

– Потому что у тебя шрам на шее. Потому что ты не вернулся домой после своего путешествия, когда должен был вернуться. Потому что слуги разговаривают… Они говорят, что ты повесился, Ник.

– Это неправда. – Он снова откинулся назад и закрыл глаза, словно разговор был закончен.

– Откуда у тебя этот шрам? – потребовала Синтия.

– Я уже говорил тебе. Это был ожог.

– Ожог от чего? От шейного платка, который окунули в кипящее масло?

Его губы расплылись в улыбке, и Синтия знала, что в этот момент перед ней не настоящий Ник. Это был лорд Ланкастер, который мог улыбаться, говоря о встрече со смертью.

– Скажи мне правду, – умоляла она, и улыбка с его лица исчезла. – Что-то изменило тебя, Ник. Мы были друзьями, и я имею право знать, что случилось.

Ланкастер пристально посмотрел ей в глаза.

– У тебя нет права спрашивать меня. Это было десять лет назад. И я не говорю об этом. Никогда.

– Ты поговоришь об этом со мной, черт возьми.

– Я уже сказал тебе, что не пытался убить себя. – От гнева на шее у Николаса вздулись жилы, а голос повысился до крика. – Разве тебе не достаточно моего слова? Ты думаешь, что я лгу? Говорю неправду, чтобы скрыть слабость и трусость?

– Я…

Синтия никогда не боялась Ника. И никогда не представляла, что может бояться. Но на короткий момент она заметила, как в его глазах вспыхнуло что-то темное, наполненное яростью.

– Конечно, нет, – прошептала она. – Зачем мне так думать?

Ник покачал головой, провел рукой по лицу.

– А почему бы нет?

– Ник, я только хотела узнать, что…

– Мне надо выйти отсюда.

Он стукнул кулаком по крыше экипажа, и тот, и без того уже начавший замедлять скорость, остановился.

– Подожди! – закричала Синтия, когда он вышел. – Что ты делаешь?

Высунув голову, она увидела, как он растворяется в сумерках, и услышала удаляющиеся шаги. Она провожала его взглядом, пока он не исчез из виду, потом подняла глаза на козлы. Адам внимательно смотрел на нее. Лицо у него было взволнованное.

– Почему его светлость такой сердитый?

– С ним все в порядке, – ответила Синтия, нырнув в экипаж и ощущая привкус лжи на губах.

С Ником было не все в порядке. Совсем не в порядке. Что же с ним случилось? Ей придется поверить ему, разве не так? Но должно же быть какое-то объяснение? Она смахнула слезинки с ресниц и села ждать возвращения Ника и того, что за этим могло последовать.

Капли дождя упали ему на нос. Где-то в южном направлении сверкнула молния. Стало совсем темно, а он вышагивал под дождем, как рассерженный ребенок.

И глупым он был тоже как ребенок, когда думал, что Синтия никогда не спросит его о шраме. К тому же он не знал, что здесь, в Йоркшире, среди слуг ходили разговоры о нем. В Лондоне – да, хотя его родители позаботились, чтобы нанять только трех слуг на первое время, и все они отличались благоразумием.

«Ты пытался убить себя?»

Никто никогда не задавал ему этот вопрос. Даже родители не спрашивали его, хотя он просил их поверить, что он не делал такой попытки. Но теперь, прожив с этим столько лет, он больше ни в чем не был уверен.

Собирался ли он умереть? В какой-то момент собирался. В какой-то момент это показалось ему большим и приносящим радость облегчением. Как только его тело перестало бороться, мысли о смерти стали спокойными. Похожими на прогулку в одиночестве под хмурым дождем.

Когда Ланкастер вышел на раскисшую дорогу, он понял, что его гнев полностью исчез. Теперь он чувствовал себя обессиленным. И мокрым. Впереди виднелись слабые огни экипажа, поэтому он ускорил шаг и направился прямо туда.

Ему оставалось сделать примерно десять шагов, когда он услышал приближающийся стук копыт. Ник остановился, поднял голову и прислушался.

– Кто это? – спрыгнул со своего места Адам.

– Не знаю, – пробормотал Ланкастер. – Но скажи мисс Мерриторп оставаться в экипаже и задернуть занавески.

Адам в точности сделал все, что ему было сказано, потом вернулся и встал возле хозяина. Джеймссон поднялся на козлах и вынул ружье. Ланкастер одобрительно кивнул и повернулся лицом к приближающемуся всаднику.

Примерно в двадцати ярдах от них незнакомец замедлил движение и теперь ехал осторожным шагом. Он был один, и Ланкастер немного успокоился. Это не банда разбойников. И по прямой линии спины всадника он мог сказать, что это не отчим Синтии.

Всадник молча остановился, Ланкастер тоже ничего не говорил. Сначала огни экипажа осветили крупную гнедую лошадь с белой звездочкой на лбу. Потом осветились сапоги всадника, его ноги и, когда он, наконец, спешился, его лицо.

Это было лицо дьявола, хотя его нельзя было назвать ни безобразным, ни зловеще красивым. Должно быть, это Брэм, потому что лицо… лицо принадлежало Ричмонду.

По телу побежали мурашки, но Ланкастер заставил себя стоять спокойно. Он не отступил, не бросился вперед. Он не позволил своему желудку перевернуться и выплеснуть содержимое в грязь. Ланкастер только смотрел, как приближались к нему эти безобидные, вежливые черты лица. Вот только глаза были другими. И Ланкастер внезапно понял, что имели в виду деревенские. У Ричмонда глаза в одном случае притворно искрились веселостью, в другом – блестели теплом. Но глаза Брэма… Они были мертвыми, как высохшее дерево. Ни жесткости, ни гнева, ни печали. Мертвые.

Когда эти глаза переместились на Адама и остановились на его лице, Ланкастер сдвинулся с места. Он положил руку Адаму на плечо и подтолкнул его к экипажу.

– Возвращайся на свое место, Адам, – пробормотал он.

Ему не хотелось, чтобы этот человек смотрел на мальчика. Адам бросил на него озадаченный взгляд, но повернулся и направился к экипажу. Брэм наблюдал за его передвижением.

– Полагаю, вы остановились не для того, чтобы поболтать о погоде, – сказал Ланкастер.

– Вы Ланкастер? – прогрохотал голос незнакомца.

– Да, я лорд Ланкастер.

Взгляд мертвых глаз окинул его с ног до головы, потом переместился к экипажу:

– Мисс, Мерриторп там?

– Мы знакомы, сэр?

– Нет, но я о вас слышал.

Ланкастер вздрогнул от внезапного порыва холодного ветра. Что это значит?

– Лорд Ричмонд хочет вернуть свою невесту.

– Правда? Не понимаю, какое отношение это имеет ко мне?

– Вас видели с ней.

– Девушка мертва, – удивленно поднял брови Ланкастер, – или, по крайней мере, мне так говорили.

Брэм сделал шаг к экипажу, но когда Ланкастер хотел схватить его за плечо, тот отпрянул и отошел в сторону. Как будто он, как и Ланкастер, меньше всего хотел, чтобы к нему прикасались.

– Поскольку вы не считаете нужным представиться, я отправлюсь дальше.

Сказав это, Ланкастер ожидал, что Брэм назовет свое имя, скажет, что работает на Ричмонда, а потом забросает Николаса вопросами. Но Брэм ничего подобного не сделал, он просто смотрел на него секунд десять – двадцать своими мертвыми глазами, затем повернулся и взобрался на лошадь.

Он не поехал, он просто ждал. Похоже, у них будет сопровождение, подумал Ник. Ну и пусть.

На потолке был вылеплен сад.

Синтия вытянула шею, рассматривая лепнину. Плющ. Розы. Каждый лепесток был виден даже с расстояния пятнадцати футов.

– Ник, – прошептала она. – Мы не должны здесь быть.

Ланкастер, меряя шагами гостиную, похоже, не слышал ее. Насколько она понимала, он вообще не обратил никакого внимания на потолок. Вероятно, слоняться по таким домам было для него привычным делом.

– Наверняка он вышвырнет нас отсюда, обнаружив среди ночи без приглашения!

– Восемь часов вечера, – пробормотал Ник.

– А как насчет герцогини?

– А что герцогиня?

– Как я должна разговаривать с ней?

Синтия нервно сцепила руки. Ник наконец бросил взгляд в ее сторону:

– Мне кажется, она хорошо понимает английский.

– Что? Что это значит? Она француженка? Боже, она, наверное, такая элегантная.

– Нет, она не француженка. Синтия, я дразню тебя.

– Перестань. Разве ты не видишь, как я напугана. Возможно, ее нет дома.

Ланкастер подошел к ней, расцепил руки и коснулся ее запястья большим пальцем.

– Насколько я знаю, Сомерхарт никогда не расстается с ней, поэтому, думаю, она дома. Но здесь нечего бояться. Эмма… ну, она довольно необычная, но очень добрая.

– Эмма? – переспросила Синтия. – Необычная?

– Конечно. Ее светлость.

– Ее светлость, – повторила Синтия. – Ваша светлость.

А если она забудет? А если назовет ее «миледи» или, о, ужас, Эммой?

– Ой, зачем ты сказал мне ее имя?

– Прости, – засмеялся Ник. – Я знал ее до того, как она стала такой величественной и представительной дамой.

– Она представительная?

Синтия еще раньше, чем начал смеяться Ник, поняла, что он опять ее разыгрывает. Рассердившись, она подошла к камину и стала рассматривать резную решетку с виноградной лозой.

По крайней мере, они больше не молчали друг с другом. По крайней мере, Ник смеялся. Когда он вернулся в экипаж после своего внезапного исчезновения, он сказал Синтии, что Брэм сопровождает их до имения Сомерхарта. Но беспокоиться было не о чем, потому что ехать за ними без разрешения он мог только до границы имения.

Но Синтия уже забыла о прежних тревогах. Сейчас ее волновало совсем другое. Герцог. Величайший из всех великих джентльменов. Они не были знакомы прежде, и вряд ли он захочет предложить ей свою помощь. Она еще девять дней будет принадлежать своему отчиму, и герцог Сомерхарт будет обязан отправить ее назад или, по крайней мере, написать записку отчиму с вопросом, не хочет ли он получить обратно свою дочь.

– Ник, пожалуйста, – снова начала Синтия. – Мне кажется, нам надо ехать дальше и остановиться на постоялом дворе. Вернешься к его светлости утром, посмотришь, какое у него настроение. Я…

Когда открылась дверь, Синтия уже пожалела о том раздражении, которое заставило ее пройти в глубь комнаты. Теперь Ника не было рядом, она стояла одна и с ужасом смотрела, как кланяется лакей входящей элегантной паре. Женщина была довольно… обычного, вида. Не выше шести футов. Без белого напудренного парика. На первый взгляд очень молодая и даже простоватая. Ее красота выражалась в уверенности, которую она носила так же, как платье.

– Эмма!

Ник направился прямо к ней и склонился к ее руке. Женщина улыбнулась и обняла его. Мужчина, стоявший рядом с ней, нахмурился.

Синтия подумала, что женщина достаточно миловидна, но мужчина был прекрасен, как сам Люцифер. Синтия решила, что это черные волосы делают его похожим на дьявола, но когда она встретилась с взглядом его голубых глаз, то поняла, что именно глаза придают ему дьявольский вид. Такие холодные и оценивающие. Синтия почувствовала плечом каминную полку и поняла, что сделала шаг назад.

В этот момент она была готова отдать все, только бы оказаться где-то в другом месте. Даже сталкиваясь с Ричмондом, ей все было понятно. Он был ее врагом. Он был дьяволом. Но герцог Сомерхарт… Здесь почва под ногами была довольно зыбкой. Этот человек был в лучшем случае опасным союзником.

Несмотря на то что биение сердца отдавалось у нее в ушах, Синтия разобрала слово «представить» и увидела, что все трое повернулись в ее сторону. Напрасно она ждала, что сможет провалиться сквозь землю и спрятаться там на некоторое время, пол у нее под ногами был прочным.

Николас подмигнул ей в знак поддержки, и девушка заставила себя выйти на середину комнаты.

– Ваша светлость, позвольте представить вам мисс Синтию Мерриторп из Оук-Холла. Мисс Мерриторп, ее светлость герцогиня Сомерхарт и его светлость герцог Сомерхарт.

Тщетно пытаясь вспомнить, насколько глубоким должен быть поклон, Синтия поклонилась так низко, как только могла. Так, словно ее представили королеве. Из-под юбок показались ее уродливые ботинки.

– Не упадите, – сказала герцогиня. – Хотя это будет хороший повод посмеяться во время будущих встреч. И все равно не надо. – Она взяла Синтию за локоть и потянула вверх. – Я рада с вами познакомиться.

Держа Синтию под руку, она повернулась вместе с ней к герцогу.

– Улыбнись девушке, Харт. А потом можешь продолжать хмуриться на Ланкастера.

– Очень рад, – сказал герцог, сверкнув улыбкой и продемонстрировав обаятельную сторону дьявола.

– Очень приятно, ваша светлость, – с трудом произнесла Синтия.

Улыбка с лица герцога пропала, когда он посмотрел на Ника.

– Ну что ж, Ланкастер, оставим твою очаровательную спутницу. Что так неожиданно привело тебя в Сомерхарт?

– Мне думается, что леди могла бы что-нибудь выпить, пока мы не углубились в разговоры, – ухмыльнулся Ланкастер.

– Ник! – воскликнула Синтия, ужаснувшись его невежливости.

Ланкастер не смог сдержать сдавленного смеха, и когда Синтия бросила взгляд в сторону хозяев дома, она поняла почему. Герцог и герцогиня смотрели на нее, удивленно подняв брови.

Так много времени прошло с тех пор, как Синтия была в приличном обществе. Месяцы. Здесь существовали правила, которые следовало соблюдать. Важные правила. Здесь Ник был для нее лордом Ланкастером.

– Я…

Ник совершенно не выглядел смущенным, но он ко всему относится с такой легкостью.

– Мы с мисс Мерриторп знаем друг друга с детских лет, почти кузены.

– Хм, кузены? – переспросила герцогиня. – Тогда, поскольку Ланкастер нам очень близок, мы тоже должны обращаться с вами как с кузиной, мисс Мерриторп. Как это замечательно!

– Когда это, – фыркнул герцог, – он был хоть сколько-нибудь близок к семье?

– К твоей, возможно, нет. Они почти все сквалыги. За исключением твоей сестры. И тети Августы.

– Спасибо. – Герцог проворчал что-то еще, но все же направился к шкафчику и наполнил четыре бокала красным вином. – Это подойдет для тебя, Ланкастер?

– Вполне.

– Тогда давайте сядем.

Они все присели у слабо горящего камина. Синтия едва ли могла припомнить дом, где камины горели в пустых комнатах.

– Я пришел за своим долгом, – без предисловий заявил Ник.

– Это ты у нас специалист по долгам, а не я, – фыркнул герцог.

– Ты знаешь, о чем я говорю.

Сомерхарт наклонил голову. Герцогиня что-то пробормотала, но мужчины не обратили на это внимания.

– Мисс Мерриторп необходим скромный приют на несколько дней.

Взгляд голубых глаз остановился на Синтии.

– В каком смысле?

Синтия в тревоге повернулась к Нику. Что он скажет? Почему они не обсудили это заранее?

– Через девять дней она достигнет совершеннолетия.

– Понятно.

То, что, конечно, понял Сомерхарт, ему не понравилось. Герцогиня, однако, обрадовалась:

– Вы спасаетесь от ненавистного брака?

Синтия вздрогнула.

– Вы бежите с Ланкастером?

У герцогини заблестели глаза.

– Нет, – ответила Синтия.

– Мы посмотрим, – одновременно с ней ответил Ник.

– Понятно. – У герцога снова поползли вверх брови. – Только я не уверен, что мой долг обязывает меня испытать гнев целой разъяренной семьи. Даже двух семей. Или… – он посмотрел на Ника, – возможно, четырех.

Четырех, подумала Синтия. Именно так. Пострадают четыре семьи, если они поженятся.

– Конечно, ваша светлость. – Синтия встала, заставляя тем самым встать мужчин. – Мы не должны были просить об этом.

– Мы не просили, – прервал ее Ник. Вежливая маска с его лица исчезла, теперь оно было серьезным. – Я просил. И независимо от гнева семьи я буду просить вас взять ее под вашу защиту. Речь идет о лорде Ричмонде.

– Ричмонд, – выдохнула герцогиня.

– Я думаю, вам известна репутация этого человека.

– О да, – заявила герцогиня. – Он был одним из самых близких друзей моего отца. Если, конечно, эти шакалы способны на дружбу. Более презренного человека я никогда не встречала.

У Синтии загорелось лицо. Она чувствовала, как разливается по комнате отвращение, она буквально ощущало это словно что-то материальное. Что-то, что она принесла сюда.

– Тогда никаких вопросов, – снова подала голос герцогиня. – Вы остаетесь.

– Полагаю, ты тоже должен остаться?

Сомерхарт сложил руки на груди, глядя на Николаса.

– Вашей любезности нет границ, – поклонился Ланкастер с едва заметной улыбкой.

Герцогиня встала и взяла Синтию за руку:

– Пойдемте, я покажу вам вашу комнату. И называйте меня Эммой. Похоже, мы с вами еще больше кузины, чем я подозревала.

Синтия, изумившись быстроте происходящего, позволила вывести себя из гостиной. Мужчины остались. Будут говорить о ней, и она понимала это. Ей только хотелось знать, что будет сказано в ее адрес.

– Можешь представить мое замешательство, – начал Сомерхарт, как только за женщинами закрылась дверь. – Мы с Эммой как раз обсуждали поездку в Лондон. На твою свадьбу.

– Да. Замешательство.

– Я так понимаю, ты разорвал помолвку.

– Я зайду к мисс Брандисс лично, как только вернусь в Лондон.

– Это никому не понравится. Ни ее семье, ни твоим кредиторам.

– Знаю.

Сомерхарт сел, положив ногу на ногу.

– Мне дали понять, что лорд Ричмонд стал… неспособен.

– Если ты имеешь в виду, что кто-то кастрировал его, то я тоже это слышал. Не знаю, что он собирается делать с Синтией. По всеобщему мнению, он больше не способен стать отцом, но, возможно, это неправда.

Сомерхарт ухмыльнулся и сделал глоток вина.

– Его человек преследовал нас, когда мы ехали сюда. Я планирую завтра утром отправить свой экипаж назад, чтобы попытаться пустить их по ложному следу. Если ты хочешь, чтобы я уехал, я уеду.

Сомерхарт махнул рукой, и Ланкастер почувствовал облегчение.

– Я не буду страдать бессонницей из-за таких, как Ричмонд. В худшем случае я продержу в неизвестности девять дней семью мисс Мерриторп. Зачем быть герцогом, если невозможно злоупотребить своей властью?

Николас поднял свой бокал и кивнул в сторону герцога, прежде чем осушить его до дна.

– Как у тебя обстоят дела? Я знаю о твоих железных дорогах, но недавно услышал разговоры о судоходной компании.

– Несмотря на причастность к парламенту, я считаю, что железные дороги проще, – проворчал Сомерхарт. – Судоходство… Клянусь, эти американцы, наверное, хотят, чтобы их соблазнили договором. Единственный человек, соблазнение которого меня интересует, это моя жена.

– Что такое? – улыбнулся Ланкастер. – Они хотят, чтобы ты был любезен с ними?

– Как будто для этого у меня есть время, – раздраженно откликнулся герцог.

– Я мог бы дать тебе уроки.

– Почему-то я думаю, они не клюнут.

Ланкастер, вежливо соглашаясь, наклонил голову.

– Если хочешь поупражняться на ком-то еще… У нас тут намечается небольшой праздник. Присоединяйся и продемонстрируй свое обаяние в полной мере, если хочешь. Эмма пригласила Осборнов и несколько дюжин своих излюбленных противников.

– Противников?

– За игровым столом. Она скучает без игры, хотя и отрицает это. Она утверждает, что всего лишь помогает своей неизменной компании учить математику, когда играет с ними на печенье.

– О Боже! – Ланкастер рассмеялся.

– У меня никогда не хватало терпения на это независимо от того, на что делалась ставка: на печенье или на кроны.

Как только Сомерхарт произнес слово «крона», Ланкастер забыл про свое изумление и выпрямился. Карточная вечеринка. У Синтии триста четыре фунта, которые надо преумножить. Возможно, ему только что предложили решение проблемы.

– Спасибо, Сомерхарт. Я с удовольствием приму участие.