Глава 18

Проливной дождь и гроза вынудили их остановиться в гостинице, но они не захотели там ночевать. Ева ходила по комнате, отказываясь есть и даже разговаривать. Рано холодным дождливым утром они приехали в Рингвуд.

Никто уже не спал, и, как было принято в Рингвуде, все высыпали из дома и конюшен встретить новоприбывших. Все говорили разом, а вокруг, прихрамывая, прыгал с громким лаем пес, которого никто не останавливал. Наконец Ева с Эйданом оказались в гостиной, где из-за холодной погоды разожгли камин. Суровая экономка внесла поднос с чаем. Она разлила чай и встала у закрытой двери, сложив на груди натруженные руки. Никто не возражал против ее присутствия.

Эйдан поставил чашку на стол и подошел к окну. Миссис Причард горько рыдала. Ева пыталась ее успокоить, а гувернантка винила себя в том, что позволила увезти детей, хотя тетушка сквозь рыдания утверждала, что никто из них не мог этому воспрепятствовать. Пес ткнулся мордой в колени Еве, тяжело дыша и поскуливая.

Негодяй Сесил Моррис хорошо продумал свою месть. Будучи небольшого роста и слабого телосложения, он, без сомнения, сознавал, что физически не может противостоять покровителю Евы и даже самой Еве и ее экономке. Он придумал дьявольский план. Он заявил судье о своем законном праве на опеку над детьми-сиротами, которым он приходился родственником по материнской линии. Затем он отправил приходского констебля с четырьмя дюжими помощниками забрать детей из Рингвуда.

– Агнес кулаком разбила нос Уиллу Перкинсу, – рассказывала мисс Райе. – Повсюду была кровь. Мы все было не решили, что он помер, не вопи он так громко. Чарли головой боднул мистера Биддла в живот. Но у него, видите ли, были бумаги, подписанные графом Лаффом, а с документами не поспоришь. Кроме того, Бекки и Дэви перепугались бы до смерти, если б увидели драку. Миссис Причард убедила всех успокоиться, чтобы не напугать детей. Мистер Биддл отослал Уилла Перкинса домой.

– Я сама вытерла кровь перед тем, как из дома вывели детей, – сказала экономка, не дожидаясь, когда к ней обратятся. – Но мне хотелось разбить им все носы, голубушка, да и головы заодно. Трусливые псы! Послали пятерых здоровенных мужиков забрать двух маленьких детей!

– Тебя бы бросили в кутузку, Агнес. – Миссис Причард высморкалась в платок и взяла себя в руки. – Как пить дать бросили бы!

– Ну, мне не привыкать, мэм, – ответила экономка, ничуть не смутившись.

Эйдан обернулся и посмотрел на нее с невольным одобрением. Из этой женщины получился бы отличный служака-сержант, не имей она несчастья родиться женщиной.

– А как дети? – Голос Евы дрожал, хотя она не плакала. Она вообще ни разу не заплакала. После истерики в гостиной Вулфа она ушла в себя, была сдержанна и молчалива. – Что было с ними, когда их уводили?

– Я им сказала, что они едут погостить к своей тете, которая очень хочет их повидать, – объяснила мисс Райе. – Я сказала, что это только на время вашего отсутствия, Ева. Им будет весело, пообещала я.

– Но они поняли, – с грустью сказала миссис Причард. Ее голос прозвучал по-валлийски певуче. – Они сразу догадались, что их обманывают. Дэви побелел как полотно, а Бекки испуганно таращила глазенки. Хотя няня и сказала им, что неподалеку бродят злые люди и поэтому мистер Биддл и его помощники будут охранять их по дороге к тете. Ах, у меня сердце разрывается, как вспомню об этом!

– Мои дети! О, мои несчастные детки!

Боль в голосе Евы лишала ее слова всякого мелодраматизма. Вероятно, впервые Эйдан понял всю силу ее любви к сиротам. Будь они ее собственными детьми, она не могла бы горевать сильнее.

Неожиданно Ева вскочила.

– Что ж это я: сижу здесь, пью чай, греюсь у огня? – воскликнула она. – Я должна поехать к детям, привезти их домой. Они, должно быть, сильно напуганы.

– Я поеду с вами, голубушка, – предложила экономка. – Попадись мне только этот Моррис, уж я сверну ему шею!

– Агнес, дорогая! – упрекнула ее миссис Причард.

Эйдан повернулся к ним и откашлялся. Тотчас же все взгляды устремились на него.

– Здешний судья – граф Лафф? – спросил он, вспомнив, что это отец виконта Денсона.

– Да, полковник, – подтвердила миссис Причард.

– Мы должны обратиться непосредственно к нему, – сказал он. – Бессмысленно ехать к твоему кузену, Ева, и взывать к его добрым чувствам. Подозреваю, у него они отсутствуют. Бесполезно угрожать и применять силу. На его стороне закон. Закон поддержит его, особенно если ты или твои слуги будут действовать сгоряча.

– Да послушайте вы… – начала экономка.

Эйдан смерил ее ледяным высокомерным взглядом.

– Дамы уже выпили чаю. Вы можете унести поднос и заняться своими делами.

Экономка сердито посмотрела на Эйдана, и он подумал, что имеет дело с самым упрямым солдатом из всех, кто служил под его командованием. Ему даже показалось, что она собирается ему перечить. Но экономка, громко стуча чашками, собрала их и молча вышла из комнаты.

– Бедная Агнес, – заметила Ева. – Ей так хочется мне помочь.

– Пусть делает свое дело и следит за порядком в доме. Мы с тобой, Ева, поедем к графу Лаффу. Позволь проводить тебя в твою комнату, где ты сможешь переодеться и привести себя в порядок.

Миссис Причард вздохнула:

– Я знала, что как только вы приедете, все наладится.

Эйдан проводил Еву наверх и остановился у ее двери, прежде чем пройти в комнату для гостей, где он жил в прошлый раз.

– Еще рано, – сказал он. – Не хочешь отдохнуть немного перед визитом к графу?

Она покачала головой:

– Я не могу спать. Я не успокоюсь, пока дети не вернутся домой. Но, Эйдан, я не могу еще больше впутывать тебя в сложные перипетии моей жизни. Твой отпуск уже подошел к концу, а ты так и не смог провести его как следует. Ты должен вернуться в Лондон или в Линдсей-Холл. Тебя не должно беспокоить…

Он приложил палец к ее губам.

– Я доведу это дело до конца. А потом покину тебя, оставив спокойной, счастливой и в полной безопасности.

– Потому что ты дал клятву Перси? – спросила она.

– Потому что ты моя жена.

Ева собиралась что-то сказать, и Эйдан подумал, что она, как обычно, начнет с ним спорить. Но она лишь кивнула и вошла в свою комнату.

«Потом я покину тебя». Теперь уже скоро, через день или два, как только дети вернутся домой, он уедет в Лондон и проведет оставшиеся от двух месяцев дни в свое удовольствие. Наконец ничто не будет его обременять, он будет снова почти свободен и вернется к привычному образу жизни. Но сначала, с досадой подумал Эйдан, войдя в свою комнату и приказав принести горячей воды для бритья, ему предстоит встреча с Лаффом.

«Потом я покину тебя…»

Ева никогда не бывала в Дидкоут-Парке, в фамильном поместье графа Лаффа, хотя оно находилось недалеко от Рингвуда. Сюда звали только тех, чье благородное происхождение не вызывало сомнений. Ее отец, несмотря на все его богатство, никогда не входил в число приглашенных.

Дом в георгианском стиле был построен с большим вкусом. Здесь вырос Джон, это его дом. Но Еве некогда было о нем думать.

– Что, если граф откажется нас принять? – спросила она.

– Откажется? – Эйдан с искренним удивлением взглянул на нее. – Почему он должен отказаться?

– Из-за меня, – напомнила она, – я же дочь уэльского углекопа.

– И жена Бедвина!

Как различны были их представления о реальной жизни, подумала Ева. Эйдану, сыну и брату герцога Бьюкасла, и в голову не приходило, что ему могут отказать в приеме даже в самом знатном доме. И конечно, ему не откажут.

– А вдруг граф не захочет нас выслушать?

– Почему не захочет? Он судья, и его обязанность – выслушивать тех, кто к нему обращается.

Как Ева могла ему объяснить, что значит не принадлежать к привилегированному классу, не иметь власти или влияния, чтобы быть уверенным в исходе такого визита? Граф Лафф знал ее как женщину, чей отец имел наглость предложить брачный союз между их семьями.

– А если он скажет нет? – снова спросила она. – Если он откажется изменить свое решение?

– Мы постараемся, чтобы этого не произошло, Ева. Когда ты ожидаешь чего-то плохого, то обычно плохое и случается. Вот мы и приехали.

Пока кучер стучал в дверь, Эйдан помог жене выйти из кареты. Колени у нее подгибались, желудок бунтовал, хотя она даже не позавтракала и была в красивом новом дорожном платье, которое надела, чтобы увереннее себя чувствовать. Эйдан был в парадном мундире.

– Полковник Бедвин и леди Бедвин к графу Лаффу, – сказал он открывшему дверь швейцару. Не дожидаясь приглашения, он взял жену под локоть и ввел в холл.

Ева всегда стремилась к независимости. Ее могла бы возмутить самоуверенность, с которой Эйдан вел себя. Но в это утро она была ему благодарна. Если бы она приехала одна, то вряд ли двери Дидкоут-Парка открылись перед ней и она была бы сейчас на пути к своему дому. У Эйдана явно были основания для такой самоуверенности. Не прошло и нескольких минут, как их проводили в комнату на первом этаже, оказавшуюся библиотекой.

Граф Лафф поднялся из-за большого дубового стола. Он казался копией Джона, только постарше, с поседевшими волосами и лысеющей макушкой. Но по-прежнему выглядел истинным аристократом.

– Полковник Бедвин! – сказал он. – Леди Бедвин? Какой приятный сюрприз. Садитесь, пожалуйста. Позвольте предложить вам что-нибудь выпить? Или вы, мадам, предпочитаете чай? – любезно осведомился он, скользнув по Еве взглядом.

– Благодарю, ничего не надо, милорд, – сказала Ева.

– А вы, Бедвин? Бренди? Кларет? Что-нибудь еще?

– Ничего. – Эйдан жестом остановил графа. Он указал жене на стул и сел сам. От волнения и усталости у Евы кружилась голова.

Граф тоже опустился в кожаное кресло и закинул ногу на ногу.

– Так чему я обязан удовольствием видеть вас? Разумеется, ему все известно. Иной причины для их визита не существовало.

– Я хочу вернуть своих детей, – сказала Ева, смутившись от того, как жалобно прозвучал ее дрожавший голос. – Вы позволили Сесилу Моррису отобрать их у меня. Но они мои. Их дом в Рингвуде, Они там счастливы. Я хочу их вернуть.

Граф вскинул брови, изображая удивление.

– Вы говорите о молодых племянниках Морриса? – спросил он. – О детях, которым ваши домочадцы в ваше отсутствие не позволяли вернуться к нему домой, мадам, без вашего разрешения. Все дело было в вашем отсутствии.

– Домой? – повторила она. – Но они были дома. Они живут со мной. И мои домашние ничего не знали о намерениях моего кузена, пока не явился констебль с четырьмя приставами, чтобы силой забрать детей. Их дом в Рингвуде.

– Простите меня, мадам, но какое отношение вы имеете к этим детям?

Страх холодным ножом полоснул Еву по сердцу.

– Никакого, – призналась она, – разве только то, что я кузина Сесила по отцовской линии. Но дети жили у меня.

– Насколько я понимаю, они сироты, – сказал граф, – и должны жить у своего родственника, мистера Сесила Морриса. Он объяснил мне, что вы были так добры, что приютили их на время болезни миссис Моррис, его матери. А затем вы оставили их одних и уехали в город наслаждаться развлечениями сезона со своим мужем.

– Я не оставляла их одних! – воскликнула она. – Я…

– Может быть, сэр, – вмешался Эйдан, – поскольку возник вопрос о праве на опекунство над этими сиротами, вы возобновите дело и выслушаете аргументы обеих сторон.

– Но по закону, – сказал граф, – все права принадлежат мистеру Моррису.

– Нет! – воскликнула Ева, – Ему эти дети не нужны.

– Тогда он выбрал довольно странный способ, чтобы показать это, мадам, – сказал нахмурившийся граф.

– Может быть, вы все-таки выслушаете мою жеиу? – с угрожающим спокойствием спросил Эйдан. – Эти дети ей дороги. Она заботилась о них почти целый год и считает их своими.

– Год? – свел брови граф. – Миссис Морис так долго болела?

– Она вообще не болела, – сказала Ева.

– Я прошу вас назначить новое слушание дела, – сказал Эйдан. – В присутствии обеих сторон, Морриса и его матери, если они того пожелают.

– О нет! – Граф протестующе поднял руку.

– При любых свидетелях, которых он захочет позвать. И при любых свидетелях со стороны моей жены.

Ева почувствовала, как у нее сжимается сердце. Она хотела доказать графу свою правоту прямо сейчас, убедить его. Она хотела прямо отсюда поехать к Сесилу и забрать детей, а не ждать нового слушания дела, на котором Сесил снова будет изворачиваться и принудит солгать тетю Джемайму.

Граф вздохнул:

– Дело казалось таким несложным. Да и сейчас оно кажется простым. Я не собираюсь устраивать канитель с соблюдением всех формальностей, Бедвин, в присутствии опытного стряпчего, который все запутает. Я согласен на неофициальный разбор дела. Это будет сегодня же, ибо до конца недели я занят. В два часа пополудни в суде Хейбриджа. Решайте. Я извещу Морриса.

Эйдан встал.

– Благодарю вас, сэр. Мы там будем.

– Но, – возразила Ева, – я хотела бы, чтобы все разрешилось этим утром. Я не могу ждать до двух часов!

– В таком случае, мадам, – резко сказал граф, – вы должны смириться с тем, что дело уже решено в пользу Морриса. Я буду только доволен.

Ева встала.

– Значит, сегодня в два, – сказала она.

Через несколько минут их карета уже отъезжала от дома графа. Легко было говорить Эйдану, чтобы она надеялась на лучшее, устало думала Ева, но как она могла не думать о плохом? Казалось, закон полностью на стороне Сесила. Любовь в расчет не принимается.

– Ева, – сказал Эйдан, – мы поедем прямо домой, и ты ляжешь в постель. Тебе нужно поспать.

– Я не могу спать.

– Это необходимо! – с суровым выражением лица строго сказал Эйдан. – Если хочешь вернуть детей, ты должна поспать, чтобы иметь ясную голову. Советую тебе предоставить все мне, а самой говорить, сдерживая эмоции.

– Как я могу быть спокойной! – воскликнула Ева.

– Моррис выиграет, если ты будешь волноваться. Поверь мне.

Она посмотрела на его холодное суровое лицо, и вдруг почувствовала себя такой одинокой, что, не в силах сдержаться, отвернулась и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Она редко давала волю слезам, но сейчас, как ни старалась, не смогла их сдержать. Она забыла о том, какую боль приносят слезы. У нее сжалось горло. Возникло ощущение, будто дюжина ножей вонзилась в ее грудь. Сердце готово было разорваться.

С минуту Ева была совершенно одинока. Но вот на ее спину легла мужская рука и начала осторожно ее поглаживать. Когда рыдания утихли и Ева только судорожно вздыхала, в ее руке появился большой носовой платок. Она вытерла слезы и высморкалась.

Никогда, подумала Ева, никогда за всю свою жизнь она не чувствовала себя такой усталой.

Эйдан как будто прочитал ее мысли. Наклонившись, он одной рукой обнял ее за плечи, другой приподнял и посадил себе на колени. Ева не успела опомниться, как ее голова уютно прижалась к его плечу. Шляпа куда-то исчезла.

– Все устроится, дорогая, – прошептал Эйдан ей на ухо.

– Правда? – Но это говорила ее усталость, ответ ей был не нужен. В эту минуту она полностью доверяла Эйдану. Как чудесно, что иногда можно переложить свое бремя на чужие плечи.

– Я тебе обещаю, – заверил он.

Ева проснулась, когда карета подъехала к Рингвуду.

Сесил Моррис явился с самоуверенным видом, но его мать явно волновалась. Ева, несмотря на то что поспала в карете и дома после возвращения из Дидкоут-Парка, выглядела бледной и осунувшейся. Миссис Причард была обеспокоена, мисс Райе – напряжена. Преподобный Паддл сидел между ними и проявлял трогательную заботу об обеих женщинах. Приходский констебль и четыре его помощника – один из них с распухшим носом и синяками на лице – стояли с важным видом, словно в ожидании драки. Присутствовало еще несколько праздных любопытных, хотя было непонятно, как они узнали о происходящем.

Граф Лафф появился с опозданием, и было заметно, что он сильно не в духе.

– Давайте уладим дело без проволочек, – сказал он, усаживаясь за стол, и сердито огляделся, словно это его заставили ждать.

Первым для дачи объяснений вызвали Сесила Морриса. Он поклялся на большой Библии говорить только правду, и после этого лжесвидетельствовал каждым своим словом. Из его рассказа явствовало, что он горячо любил своих маленьких племянников, как и их бедных покойных родителей. Его мать просто души в них не чаяла. Именно она его убедила, и он, не подумав, позволил своей кузине, тогда еще мисс Еве Моррис, оказать гостеприимство детям на время выздоровления его матери после долгой болезни. Но он был весьма обеспокоен, узнав, что Ева бросила бедных малюток и уехала веселиться в Лондон.

Эйдан положил руку на плечо Евы, порывавшейся что-то сказать.

Моррис объяснил, что он обратился в суд и получил законное право на опекунство. Он послал констебля забрать детей, потому что, когда он в последний раз навещал их и обещал, что они скоро вернутся к свой любимой тете, муж кузины ему угрожал. Он опасался, что если он приедет забирать детей один, то домочадцы кузины, а некоторые из которых настоящие преступники, расправятся с ним, или того хуже, и с детьми.

– Как вы видите, милорд, – Сесил сделал выразительный жест в сторону разбитого носа и синяков помощника констебля, – мои опасения были не напрасны.

Эйдан, чувствуя волнение Евы, сжал ее руку.

– Кто это сделал? – спросил граф, хмуро взглянув на помощника.

– Я, ваша честь, – откуда-то сзади раздался голос Евиной экономки. – И я сделаю это с любым, кто незваным войдет в дом моей хозяйки и захочет утащить с собой бедных невинных деток только потому, что ему – этому вот мерзавцу – хочется отомстить. Жаль, что мой кулак не достал до его носа!

– Сядьте, женщина, – строго сказал граф, со скучающим видом потирая переносицу.

– Вы сами спросили, – сказала она.

– Спросил, – согласился Лафф. – А теперь садитесь. Леди Эйдан, у вас есть вопросы, которые вы желаете задать мистеру Моррису?

Эйдан снова сжал руку Еве, но она не обратила внимания на его молчаливую просьбу ответить за нее и встала.

– Да, – сказала Ева. – Бекки и Дэви привезли в почтовом дилижансе в Хейбридж пятого сентября прошлого года. Это легко проверить по записям на почтовой станции. Не скажешь ли ты графу, Сесил, как долго они находились в твоем доме до того, как мнимая болезнь моей тети вынудила тебя отправить их ко мне?

– Как я могу все помнить? – спросил Сесил. – Месяц, два, может быть, дольше.

– Мои хозяйственные книги свидетельствуют, – ответила Ева, что я наняла миссис Джонсон в качестве няни для детей шестого сентября. Те же записи указывают, сколько одежды и других вещей было куплено для них за эту же неделю. Миссис Джонсон подтвердит это, если необходимо.

– Моя дорогая мамочка была больна… – начал Моррис.

– А не расскажешь ли ты графу о своем посещении Рингвуда за два дня до годовщины смерти моего отца? Если хочешь, я напомню тебе. Тогда ты думал, что в этот день ты станешь наследником. В мое отсутствие ты собрал всех домочадцев в холле, чтобы объявить им об этом. Все слуги подтвердят, что детей поставили в шеренгу вместе со всеми. Расскажи, что ты им всем сказал!

– Я не помню. Это было довольно давно.

– Но многие помнят, – заверила его Ева. – Ты сказал, что все – вплоть до единого человека – должны покинуть дом до того, как ты займешь его, в противном случае ты позаботишься, чтобы их арестовали за бродяжничество.

– Ева! – изумился он. – Я не имел в виду моих бедных племянников. Они были в холле, потому что они должны были вернуться со мной домой. Но эта женщина, – он указал на экономку, – угрожала мне разделочным ножом, и ради детей я отступился.

Кто-то в зале насмешливо хмыкнул.

– Окажись нож у меня под рукой, – заметила экономка, – я бы отрезала тебе, лживая крыса, уши и разукрасила физиономию!

– Женщина, – остановил ее граф, – придержите язык, или я прикажу вас вывести. Вернитесь на свое место, мистер Моррис. Выслушаем леди Бедвин. Подойдите сюда, мадам, и присядьте. Объясните мне, почему я должен передать опекунство над Дэвидом и Ребеккой Эйсли вам, если между вами нет кровного родства.

Эйдан смотрел, как Ева села, поклялась на Библии, и всей душой желал, чтобы она сохранила спокойствие, а не впала в панику, как это почти случилось утром в библиотеке графа.

Ева рассказала, как после смерти родителей детей пересылали от одного родственника к другому, пока их не привезли в Хейбридж, где они тоже оказались никому не нужны. Оставался только сиротский приют. Но ее тетя, втайне от сына, в слезах обратилась к Еве с просьбой взять детей. Что та и сделала. Она наняла для них няню и гувернантку, сама проводила с ними все свободное время и вскоре полюбила их, как родных. Ева объяснила, что ей не приходило в голову оформить по закону опекунство, поскольку детей никто не хотел брать.

– Как вы объясните действия мистера Морриса на этой неделе, если не его заботой о них? – спросил граф. – Видимо, его очень обеспокоило ваше отсутствие и то, что вы оставили его маленьких родственников одних. Он даже захотел взять их в свой дом.

– Это все из мести, – сказала Ева.

– Прошу прощения? – переспросил граф.

Она рассказала, как сохранила свое наследство, выйдя замуж за два дня до годовщины смерти ее отца, и как накануне этого срока Моррис угрожал всем в ее доме; о том, как ее кузен вел себя в то утро, пока ее муж не велел ему убираться из Рингвуда и никогда больше там не появляться.

– Он угрожал применить силу? – нахмурился граф.

– Это была шутка, милорд, – выкрикнул Сесил Моррис и вскочил на ноги. – Зачем бы я стал угрожать моей дорогой кузине. Это была…

– Сядьте, мистер Моррис, – приказал граф.

– Сесил знает, что я люблю детей, – сказала Ева. – Он чувствовал себя уязвленным тем, что ему помешали завладеть наследством и что полковник Бедвин оказался свидетелем его угроз. И он нашел способ отомстить мне, используя детей.

– Мистер Моррис, – не скрывая усталого вздоха, спросил граф, – у вас есть вопросы к леди Эйдан?

– Есть! – вскочил Моррис. – Где ты была, Ева, эти две недели, пока бедняжки страдали одни в Рингвуде, брошенные женщиной, которая говорит о своей горячей любви к ним?

– По приглашению герцога Бьюкасла я была в Лондоне, – Ева посмотрела на графа, – чтобы быть представленной королеве и светскому обществу в качестве жены лорда Эйдана Бедвина. Прошлым вечером я должна была присутствовать на обеде в Карлтон-Хаусе, но была вынуждена поспешить домой, узнав о похищении детей. Я оставила их на попечении своей тети миссис Причард, их няни и гувернантки. Я каждый день писала домой. Я очень скучала по ним. – Она приложила руку к сердцу. – Очень скучала!

– Как эффектно, – с сарказмом заметил Моррис. – А скажи мне, Ева, кто заменит отца Дэвиду, ведь для подростка важно иметь отца? В твоем доме полно женщин. Твой муж, полагаю, скоро уедет и никогда не вернется. Всем известно, что ты вышла замуж только для того, чтобы сохранить Рингвуд и состояние.

В зале возмущенно зашумели. Эйдан встал.

– Я бы хотел ответить на этот вопрос, если позволите, – сказал он.

Лафф устало махнул рукой в знак согласия:

– Конечно, мы выслушаем вас, полковник Бедвин. Никогда в жизни я не слышал, чтобы поднимали такой шум из-за двух сирот.

– Последние годы я сражался в Испании, пробиваясь с армией Веллингтона на юг Франции, – начал Эйдан, довольный тем, что догадался надеть парадный мундир, хотя ему было неудобно и жарко в нем в такой теплый и влажный день. – И кто может сказать даже сейчас, что военные действия окончательно завершились? Европу снова надо собирать по кусочкам после стольких лет войны и разорения. Я солдат. Мой дом в Рингвуд-Мэноре, Здесь живет моя жена. И здесь останется мое сердце, когда я уеду. И здесь я буду жить, когда смогу вернуться. Родственники и друзья моей жены – мои родственники и друзья, ее слуги – мои слуги, ее приемные дети – мои дети. В будущем, хотя бы в письмах, я стану отцом маленькому Дэви… и Бекки.

Ева, побледнев, смотрела на мужа широко раскрытыми глазами. «И, черт побери, – думал Эйдан, – мне кажется, я не лгу».

Он сел. Моррис тоже занял свое место.

– А вы, мадам, – обратился граф к миссис Моррис. – Что вы можете сказать? Вам нужны эти дети? Вас заботит их судьба? Вы их любите?

– Да, милорд, – тихо, почти шепотом ответила она. – Я их очень люблю. Но…

Все вежливо ждали, что она скажет, но сын сердито посмотрел на мать.

– Итак, – сказал граф Лафф, когда стало ясно, что миссис Моррис больше не раскроет рта, – я должен взвесить доводы мужчины и его матери, на попечении которых находятся дети и которые являются их родственниками и уверяют, что любят их, и сравнить их с притязаниями мужчины, который, вероятно, на долгое время уедет в армию, и женщины, которая не является их родственницей и не имеет законного права на детей и которая не сможет создать для них семейную атмосферу.

«Мы проигрываем дело», – с удивлением подумал Эйдан.

– В последнем вы, безусловно, заблуждаетесь, – тихо, но четко произнес голос в конце зала.

Эйдан резко обернулся. В дверях стоял Вулф, одетый по-дорожному, но имевший такой безупречный вид, словно камердинер только что закончил его одевать. В руке он держал лорнет.

– Кто смеет… – возмутился граф. Он пригляделся внимательнее. – О, это вы, Бьюкасл, не так ли?

Ева, все еще сидевшая у стола судьи, вцепилась в подлокотники стула.

– Совершенно верно, – подтвердил Бьюкасл и направился к столу, сохраняя свой обычный надменный и скучающий вид.

– Вы сказала, что у леди Эйдан нет семьи, которая могла бы защитить ее и ее приемных детей в то время, пока полковник Бедвин будет служить своей нации и стране? Это совершеннейший абсурд, Лафф. За ней стоит вся семья Бедвинов.

– Вы хотите взять этих бездомных сирот под крыло семьи Бедвинов? – спросил граф.

Брови Вулфа удивленно взлетели вверх.

– А разве они уже не находятся там? Разве они не под покровительством моей невестки, если можно воспользоваться столь образным выражением, в данный момент? И разве леди Эйдан – не член семьи Бедвин?

Граф Лафф уставился на герцога так, словно у того было две головы, затем потряс собственной, как бы отгоняя это видение.

– Ваша внезапная любовь к этим детям, мистер Моррис, выглядит несколько подозрительной, – сказал граф. – Оставим в стороне родственные отношения, ваша забота о детях явно вызвана озлоблением. А одно лишь «но», сказанное миссис Моррис, опровергает ее любовь к детям. И это наводит на мысль, что они будут намного счастливее в доме леди Эйдан даже в случае долгого отсутствия полковника Бедвина. Будучи уверенным, что они будут находиться под покровительством герцога Бьюкасла, я обязан объявить, что ради блага Дэвида и Ребекки Эйсли право на опекунство предоставляется леди Эйдан Бедвин, которая предоставила им кров и дарила свою любовь в то время, когда никто не хотел их взять. Таково решение суда.

На мгновение Эйдану показалось, что Ева лишится чувств. Но она выпрямилась, до боли сжимая подлокотники стула. Потом она посмотрела на мужа. Он улыбался ей.