Глава 16

В отведенной им гостиной Ева положила веер на спинку дивана и сняла перчатки. Затем вынула из прически перья, немного растрепав волосы на макушке. Оживленная улыбка, весь вечер не покидавшая ее лица, осталась за порогом комнаты. Вид у нее был усталый, лицо бледное. Она ни разу не взглянула на мужа и не спешила укрыться в своей спальне.

– Ты вела себя почти неприлично, – заметил Эйдан.

– Наверное, – согласилась она, поднося руку к бриллианту, украшавшему ее грудь. – Но не очень. Никому не запрещается гулять с гостем в саду при свете фонарей.

– А сидеть с ним в темном уголке поодаль от дорожки? – спросил он. – А позволять ему прижимать твою руку к своей груди?

«Как я могла тебя забыть?.. Он был так добр». Эти слова не выходили у него из головы с тех пор, как он услышал их три или четыре часа назад. Он еще не успел разобраться, почему они так потрясли, возмутили и расстроили его.

– Я не давала ему руки, – возразила она. – Он сам взял ее, а я старалась отнять ее.

– Извини. – Он стоял перед камином, заложив руки за спину, и смотрел на ее опущенную голову. – Полагаю, все делалось помимо твоего согласия: ты не хотела танцевать с ним, не хотела потихоньку выйти на балкон, затем в сад, не хотела выбирать уединенное темное местечко… и держаться за руки.

– Эйдан… – Она подняла на него глаза, но, казалось, не знала, что сказать. Ее глаза потемнели от муки.

– Кто он? – спросил он. – Признаюсь, я не знаю ни этого человека, ни его имени.

– Виконт Дексон – сын графа Лаффа. Они живут в Дидкоут-Парке, в пяти милях от Рингвуда.

– А, – протянул он, сознавая, что ведет себя как заурядный ревнивый муж, но уже не мог остановиться. Он был совершенно очарован Евой в первые часы бала. Он был… Да, он начинал влюбляться в нее. Может быть, к лучшему, что так случилось. Это отрезвило его. Но в нем все еще не остыли гнев и обида.

Ева пыталась сказать что-то еще, но покачала головой, теребя перья, лежавшие поверх перчаток.

– Ты солгала мне, – сказал Эйдан. – Ты сказала, что у тебя никого нет. Сказала, что ни за кого другого не желаешь выходить замуж.

– Нет, – возразила она. – Я позволила тебе так думать, потому что не опровергала этого.

– Значит, ложь была в том, что ты промолчала. Но это все равно была ложь. Ты должна была мне сказать. В этой эффектной сцене в саду я совершенно незаслуженно выглядел злодеем.

– Ты просто не все слышал или ничего не слышал из того, что я говорила. – Она отбросила эгретку и сжала в руке бриллиант. – Я рассказала ему, как ты спас меня и всех, кто от меня зависел. Я рассказала, как ты был добр ко мне.

– Добр! – повторил он почти тем же тоном, каким произнес это слово Денсон. – Доброта здесь ни при чем. Меня никогда не подозревали в доброте. Я женился на тебе, чтобы вернуть долг умирающему.

– Так почему же, – спросила она, – ты так рассердился?

Это был трудный вопрос, на который он не мог найти ответа.

– Подобная встреча больше не повторится, – сказала Ева. – Ты боишься, что я опозорю тебя и твою семью? Этого не будет. Я приняла твердое решение не ждать виконта Деисона, а выйти за тебя замуж. Не было никакого обмана, Эйдан. Мы никогда не предполагали, что наш союз будет чем-то иным, кроме брака по расчету. Мы не собирались провести вместе дольше нескольких дней, не так ли? Я согласилась на все последствия своего поступка. И не изменила своего решения и сейчас.

Он понимал, что ему не следует продолжать этот разговор. Ева рассуждала разумно и откровенно.

– Полагаю, он был твоим любовником.

Она медленно покачала головой, но он понял, что она не отрицает этого.

– Оставь, Эйдан. Все в прошлом, все кончено. Раз и навсегда. – Ее голос слегка дрожал, но он мог угадать, какое чувство кроется за этой дрожью.

– В самом деле? – спросил он. Ему был ненавистно то, что он теперь знает в лицо ее любовника, что ему известно его имя. – Он сын твоего соседа. Как только я отвезу тебя назад в Рингвуд, я уеду навсегда.

– Эйдан! – Косточки ее пальцев, сжимавших бриллиант, побелели. – Не делай этого!

Он задумчиво смотрел на Еву. Его совершенно не волновало то, что она не была девственницей, хотя это и удивило его. Но его задело то, что она все еще любила этого человека, что необходимость выйти за него, Эйдана, замуж, разрушила все ее надежды на будущее счастье. Он чувствовал себя настоящим негодяем, хотя знал, что он им не был и Ева его таковым не считала. Черт бы побрал его, дурака! Неужели он так расслабился, что позволил себе в нее влюбиться? И узнал, что ее сердце принадлежит другому? И все время при этом сознавал, что его честь требует, чтобы он оставил ее навсегда через пару недель? Разве за долгие годы он не понял, что нежные чувства лучше загонять в самые потаенные уголки сердца и не верить в их существование? Он не оправдал свою репутацию человека с железной выдержкой.

– Ты права, – сказал Эйдан. – Права во всем. Не будем больше об этом говорить. Ты пресечешь все попытки Денсона встретиться с тобою наедине.

Ева холодно взглянула на него.

– В этом нет необходимости, Эйдан, – ответила она. – Я не позволю тебе разыгрывать деспотичного мужа. У меня был выбор – или думать только о собственном счастье и ждать любимого, или думать о счастье других и выйти за тебя. Я выбрала тебя. Если бы вернулось прошлое и я оказалась бы в том же положении, я снова выбрала бы тебя. Я сделала выбор и буду ему верна. Не ради Бедвинов, а ради собственного самоуважения.

Эйдан коротко поклонился.

– Не будем больше это обсуждать, – сказал он. – Спокойной ночи.

Бледная, с упрямо сжатыми губами, Ева смотрела, как он, повернувшись, уходит в свою спальню. Ничего будто бы не изменилось. Ничего – и все. Одно дело жениться на ней, когда брак ничего не менял в ее жизни, кроме того, что она смогла сохранить свой дом, свои деньги и своих драгоценных подопечных. И совсем другое знать, что он, Эйдан, разрушил ее мечту о безграничной любви. Ева не из тех женщин, которые легко теряют невинность. И она, должно быть, страстно любила и всей душой стремилась к браку с любимым. Эйдан неделю спал с ней и получил полное удовлетворение от их близости, от нее самой, но, неизвестно почему, в нем пробуждались какие-то чувства. До этого дня он не осознавал, что это была не только физическая близость, по крайней мере для него. Эти ночи доставили наслаждение и Еве, в этом он не сомневался. Но для нее это скорее всего было телесным наслаждением, полагал он. А ее сердце все это время стремилось к любовнику, который к ней вернулся с опозданием.

Сознание этого возмущало его, вызывало отвращение. Унижало его… И причиняло боль.

Эйдан закрыл за собой дверь и увидел, что он не один.

– Я, кажется, сказал, чтобы ты не ждал меня, – с раздражением заметил он. – Я в состоянии сам раздеться и лечь в постель без твоей помощи, Эндрюс.

– Знаю, – признался денщик. – Но вы разбрасываете одежду как попало, и мне приходится долго разглаживать и отпаривать ее. Уж лучше я не посплю лишние полчаса.

– Черт бы побрал твой наглый язык, – сказал Эйдан. – Не знаю, почему я держу тебя. Да не стой ты с видом мученика, а помоги мне снять мундир. Те, кто придумывает военную форму, должны носить ее сами и стоять в ней на передовой во время боя. Это послужило бы для них уроком, если б они выжили.

Он решил, что сегодня будет спать один в своей постели, как и всю оставшуюся жизнь. Он больше не пойдет к Еве. Он просто не может, не в силах снова дотронуться до нее.

Эйдан совершенно упал духом.

Ева сидела над своим очередным письмом. Ей столько всего предстояло описать, что она просто не знала, с чего начать. Но вместо радостного возбуждения, с которым, как предполагала, она будет писать это письмо, она принялась за него с тяжелым сердцем и полными слез глазами. Она не смогла выплакать их все этой ночью, когда легла спать в одиночестве.

Уже два месяца Джон был в Англии. Два месяца! И за все время у него не нашлось ни одного дня, чтобы навестить ее в Оксфордшире. Он предпочел ей светское общество. Несколько лет она любила и мечтала о человеке, который никогда и не собирался на ней жениться. Теперь она это поняла. Она еще не знала, как это открытие отразится на ее чувствах. Прошло еще слишком мало времени.

Но к воспоминаниям о Джоне примешивались мысли об Эйдане. Почему он так рассердился? Почему вел себя как ревнивый деспотичный муж, обманутый ею? И почему она не могла сердиться на него? Почему ей было больно услышать, как он снова называет ее «мадам»? Почему без него ее постель казалась такой холодной? И почему, если она так преданно любила Джона, в начале бала она чувствовала, что понемногу влюбляется в Эйдана? Разве можно любить двоих?

Написав несколько слов, Ева очинила перо и рассмеялась, хотя ей было совсем невесело. Она любила двух мужчин. Один из них никогда не намеревался на ней жениться. Другой женился, но собирался навсегда ее оставить согласно их соглашению и высказанному ею желанию.

Когда она с большим трудом описала свое пребывание в королевском дворце и закончила абзац, дверь неожиданно открылась.

– А, вот вы где, – сказала Фрея. – Я думала, вы еще спите. Поверить не могу, что я проспала и пропустила нашу прогулку с Эйданом и Аллином. Вы, наверное, не ездите верхом?

– Почему же? – удивилась Ева. – Я же выросла в деревне.

– Но вы никогда с нами не ездили!

– Меня никогда не приглашали.

– Фу, – сказала Фрея, подходя к ней. – Если вы, Ева, будучи одной из Бедвинов, будете ждать, когда вас пригласят, вас вообще перестанут замечать, и вы увянете в "известности, как вянут фиалки. Между прочим, до вчерашнего утра я так о вас и думала. Давно я не испытывала такого удовольствия, как в ту минуту, когда увидела вас на лестнице в черном придворном платье с задранным вверх носом. Вас можно было принять по крайней мере за герцогиню. А вчера вечером я восхищалась силой вашего духа. Я же знала, что тетя Рочестер не велела вам улыбаться во весь рот, а лишь иногда награждать кого-то из гостей сдержанной и любезной улыбкой.

– О Боже, – сказала Ева, – неужели я так улыбалась?

– Эйдан явно был очарован, – ответила Фрея. – Полагаю, сегодня о вас будут судачить во всех светских гостиных. Женатая пара, которая имела наглость на виду у всех не сводить друг с друга глаз! Я горжусь вами. Несомненно, мы все знали, что если Эйдан влюбится, то влюбится по-настоящему. Думаю, мы, Бедвины, все такие.

– Но… – Ева хотела что-то сказать. Но Фрея нетерпеливо махнула рукой.

– Идите и наденьте амазонку. Мы прокатимся разок по парку. У вас есть амазонка?

– Да, новая, – ответила Ева. – Но нет лошади.

– У Вулфа их целая конюшня. Все лошади превосходны. Я прикажу привести вместе с моей еще одну. Надеюсь, вам не нужна та, что спотыкается на все четыре ноги?

– Нет. – Ева рассмеялась и вытерла перо. Она закончит письмо позже. Может быть, свежий воздух остудит ее голову.

– Прекрасно! Ненавижу женщин, которое визжат от ужаса, стоит только лошади ускорить бег, и оглядываются по сторонам в поисках мужчины, который примчится к ним на помощь.

Не прошло и получаса, как они уже верхом скакали по улицам Лондона, направляясь к Гайд-парку. Приятно снова оказаться в седле, думала Ева, тем более что ей предоставили такую прекрасную лошадь. Только ей было непривычно и немного страшно пробираться среди карет, фургонов, пешеходов и подметальщиков улиц.

На них оборачивались. Конечно, все взоры привлекала Фрея. Затянутая в светло-зеленую амазонку, в шляпе с перьями, из-под которой струились распущенные золотистые волосы, достигавшие ей до талии, она выглядела удивительно красивой, хотя никто бы не назвал ее хорошенькой. Ева в отличие от Фреи чувствовала себя скованно в новой небесно-голубой амазонке и с волосами, аккуратно упрятанными под шляпу.

– Вы приедете на лето в Линдсей-Холл? – спросила Фрея. – Я знаю, у Эйдана остался только месяц отпуска, но вы можете пробыть там подольше и познакомиться с Ральфом. Так мы зовем Рэннальфа, как вы, вероятно, знаете. И с Морган, нашей младшей сестрой. Или вы последуете за полком мужа?

– Ни то, ни другое, – сказала Ева. – После торжественного обеда в Карлтон-Хаусе я вернусь домой в Рингвуд и останусь там. Видимо, ни Эйдан, ни герцог не объяснили вам, что у нас фиктивный брак.

– Ах, вы об этом, – сказала Фрея. – Вы же не собираетесь соблюдать этот глупый договор, не так ли? Вы через год умрете от скуки. Я бы на вашем месте потребовала позволения участвовать в жизни своего мужа и в жизни его семьи.

– Но я не… – начала Ева.

– Эйдан – мой любимый брат, – заявила Фрея. – его счастье важно для меня. Нельзя сказать, что я не люблю их всех, даже Вулфа. Но Эйдан особенный.

Всадницы въехали в парк. Ева сразу же вспомнила, что эна чувствовала, когда Эйдан привез ее сюда в день их:вадьбы. Она словно вновь очутилась в деревне. Но ее заинтересовали слова Фреи.

– Чем же? – спросила она.

– Ну, во-первых, – объяснила Фрея, – он единственный, кто заступился за меня три года назад. Он рассказывал вам об этом?

– Нет. – Но Ева что-то припомнила. – Он говорил мне, что три года назад поссорился с герцогом и прервал свой отпуск. Это произошло из-за вас?

– Тогда я только что была помолвлена с виконтом Рейвепсбергом, нашим соседом, старшим сыном графа Ред-филда. Произошла ужасная сцена, потому что я хотела выйти замуж за Кита, его младшего брата. Когда Кит узнал о помолвке, он, пылая гневом, мгновенно примчался в Линдсей-Холл и начал колотить в дверь, пока не вышел Ральф. Они до крови подрались в темноте на лужайке, затем Кит вернулся домой и сломал Рейвенсбергу нос, а возможно, дело было наоборот. Было настоящее побоище, вполне достойное Бедвинов. Через несколько дней после этого Эйдан приехал домой в отпуск.

– И поддержал вас? – спросила Ева. – Как ужасно, что никто больше не сделал этого. Но как мог герцог Бьюкасл пренебречь вашими чувствами?

– Вы, очевидно, до сих пор не узнали Вулфа как следует. Но в конце концов я согласилась на помолвку. Рейвенсберг все-таки старший сын, а я знала, что это мой долг.

Они поскакали прямо по траве, а не по дорожке. День был облачный, но теплый и безветренный. Пели птицы. Гуляющих и всадников не было видно.

– Что же произошло? – спросила Ева. – Вы все еще с ним помолвлены, целых три года?

– Он умер. – Фрея пожала плечами. – И Кит стал наследником. Изощренная ирония судьбы, не правда ли? Вулф пытался сосватать нас в прошлом году, когда Кит, приехал домой из Испании, где он сражался. Но он привез с собой невесту, чопорную и благовоспитанную невзрачную девицу, и вскоре женился на ней. Желаю ему долгой и унылой жизни с ней. Это, к моей радости, освободило меня от исполнения своего долга. В тысячу раз лучше быть свободной, чем замужем за старым возлюбленным.

Ева пристально посмотрела на девушку. Она сомневалась, так ли равнодушна Фрея, как хочет казаться. Ее враждебность к невесте бывшего возлюбленного говорила о том, что она тяжело перенесла удар судьбы и, возможно, переживает его до сих пор.

– А почему еще Эйдан особенный? – спросила Ева. Ей так хотелось побольше узнать о своем муже.

Фрея указала хлыстом вдаль.

– Вон Роттен-роу, – сказала она. – Мы сможем там пустить лошадей рысью. Эйдан всегда был самым честным из нас, если это подходящее слово. Он обожал нашего отца и сильнее других переживал его смерть. Он всегда сопровождал отца, когда тот ездил по фермам и давал указания управляющему. Он был счастливым, жизнерадостным юнцом с неизменной улыбкой и веселым смехом.

– Эйдан?

– Но когда неожиданно умер отец, между ним и Вулфом начались страшные распри. Нет, внешне их отношения казались вполне мирными. Вулф никогда не спорил, если в комнате присутствовал кто-то еще. Он отводил спорщика в библиотеку, и оттуда можно было услышать громкие крики и следовавшие за ними паузы. Эти мгновения молчания были ответами Вулфа. Он никогда не повышает голос. Ему никогда не приходится это делать. – Фрея вздохнула. – Вот такая у него власть.

– Мне он не нравится. – Ева была готова откусить себе язык за эти слова, сказанные сестре Бьюкасла.

Но Фрея только рассмеялась.

– Он не всегда был таким. Они оба изменились. Но Эйдан остался добр ко всем нам. Когда мне еще не разрешали и носа высунуть за дверь без дуэньи, Эйдан всегда охотно соглашался сопровождать меня, хотя у него были свои дела. Он всегда брал на рыбалку или охоту Аллина или Ральфа. Он даже временами сидел в детской с Морган.

Слезы, которые Ева так и не выплакала ночью, подступили к ее горлу, и ее сердце сжалось. Ей было больно. Гораздо спокойнее считать своего мужа холодным и угрюмым.

– А почему они все время ссорились? – спросила она.

– Кто знает? – сказала Фрея. – А почему бы вам не спросить об этом Эйдана? Вы же его жена. Разве вы с ним никогда не разговариваете?

Как с облегчением поняла Ева, Фрея и не ожидала ответа. Она пришпорила лошадь, и Ева последовала ее примеру, Они мчались по дорожке, предназначенной только для верховых. Пешие прогуливались по обе стороны ограды.

– Кто быстрее доскачет до конца? – предложила Фрея и, пригнувшись к шее лошади, помчалась вперед.

Ева погналась за ней. Когда они доскакали до конца Дорожки, обе весело смеялись. Их лошади шли почти голова в голову.

– Я выиграла! – заявила Фрея.

– Только на волосок, – возразила Ева, – и только потому, что тронулись первой.

– Так-так-так, – произнес мужской голой. – В нашей семье оказалось двое сорванцов, нет, трое: в будущем году к ним присоединится Морган.

Это был Аллин. Он, должно быть, только что въехал в парк. Его сопровождал Эйдан. Для Евы наступила трудная минута. Она не видела мужа с тех пор, как он прошлой ночью ушел в свою комнату. Она не знала, считать это ссорой или нет и захочет ли он разговаривать с ней. Эйдан удивленно смотрел на нее.

– Я и не знал, что ты ездишь верхом, – сказал он.

– Ты меня никогда об этом не спрашивал. – Ева гордо подняла голову. Ей уже было не до смеха.

– Ох, – сказал Аллин, – чувствую, сейчас начнется выяснение отношений. Фри, поскачем наперегонки обратно? Или ты устала после такой трудной победы?

Фрея насмешливо фыркнула в ответ и тронула коня. Аллин пустился за ней в погоню.

На Эйдане был старый мундир. Казалось, в нем ему было удобнее, и сидел он на том же мощном жеребце, на котором он приезжал в Лондон на свадьбу. Он выглядел мрачнее обычного.

– Ты могла бы сказать о своем желании покататься верхом в любое время, когда я просыпался в твоей постели и говорил, что еду кататься с братом и сестрой.

– В первые дни у меня не было подходящего платья.

– Это можно было исправить. Одно слово мисс Беннинг, и она прислала бы амазонку через несколько часов.

– Значит, твое слово имеет такой же вес, как и слово герцога или твоей тетушки?

– Разумеется, – с некоторым удивлением ответил Эйдан.

Некоторое время они молча шли по дорожке вдоль Роттен-роу, ведя лошадей под уздцы. Они здоровались с другими всадниками и гуляющими, некоторых Ева помнила со вчерашнего вечера.

– Фрея рассказывала мне о том, что произошло три года назад и прошлым летом, – сказала Ева.

– О Ките? – Он кивнул проезжавшему мимо всаднику. – Если верить Рэннальфу, она очень страдала, но и на дыбе не призналась бы в этом.

– Она его так любила?

– Одна из отличительных черт Бедвинов в том, что они редко влюбляются, но уж если так случилось, их чувства очень глубоки. Ты бы никогда не догадалась об этом, правда? Конечно, никто из нашего поколения не испытал любви, кроме Фреи, поэтому мы не можем быть в этом уверены. Подозреваю, она долго страдала. Возможно, мучается до сих пор.

«Никто из нас… кроме Фреи, не испытал любви». Странно, но эти слова задели Еву. Они, безусловно, опровергали все, чему верила Фрея. Но Фрея сказала почти то же о любви и своей семье. Как жаль, что она потеряла любимого человека, а Эйдан из чувства долга женился без любви. Радостное возбуждение вчерашнего дня отошло в далекое туманное прошлое.

– С завтрашнего дня ты будешь ездить с нами каждое утро, – коротко заключил Эйдан. – Я прикажу горничной будить тебя пораньше.

Почему бы ему не будить ее самому? Или он не собирается вернуться в ее постель?

– Спасибо, – ответила Ева.

– И если ты желаешь заниматься чем-то еще или захочешь куда-нибудь поехать, скажи мне, и я найду тебе сопровождающего.

Вежливое холодное предложение. Муж, преисполненный сознания своего долга.

– Спасибо, – повторила она, – но я думаю, что смогу найти развлечения и без вашей помощи, полковник. Ваша тетя уже получила несколько приглашений на мое имя и будет сопровождать меня. Мне не придется вас беспокоить.

– Черт бы побрал тебя, Ева, – тихо и раздраженно сказал Эйдан после нескольких минут тяжелого напряженного молчания. – Черт бы тебя побрал!

Она вздрогнула от изумления. За что он на нее сердится? И почему в таких неприличных выражениях? Ева отвернулась и подошла к ограде, чтобы обменяться любезностями с молодой леди и ее матерью, которые накануне стояли перед ней в очереди на представление королеве в Сент-Джеймсском дворце.