Глава 5

Стороннему наблюдателю маркиз Ралстон, вольно развалившийся в огромном кресле элегантной гостиной мужского клуба «Брукс», мог показаться до кончиков ногтей настоящим представителем избалованной аристократии. Ноги в сверкающих сапогах небрежно вытянуты в сторону огромного мраморного камина; галстук ослаблен, но не развязан; волосы искусно растрепаны; полуприкрытые глаза наблюдают, как пляшут на углях языки пламени. В одной руке он небрежно держал хрустальный бокал со скотчем. Небольшое количество янтарной жидкости оставалось без внимания, грозя пролиться на толстый голубой ковер.

В общем, неопытному глазу он мог показаться настоящим лондонским денди — эдаким ленивым и праздным сибаритом. Такое наблюдение, однако, было бы в корне неверным, поскольку небрежная расслабленность маркиза скрывала лихорадочное движение мысли и сдерживаемое разочарование, так что сохранение внешнего спокойствия требовало от Гейбриела довольно значительных усилий.

— Я знал, что найду тебя здесь.

Маркиз оторвал взгляд от огня и увидел брата.

— Если ты пришел, чтобы сообщить о появлении еще одного нашего родственника, то сейчас для этого не самое подходящее время.

— Увы, нас по-прежнему всего трое. Как ни трудно в это поверить. — Ник вздохнул и, подвинув себе кресло, сел рядом с Гейбриелом. — Ты говорил с Настасией?

Ралстон сделал большой глоток.

— Да.

— А, тогда твое настроение понятно. За несколько дней изменить жизнь, проведенную в распутстве, — задача не из легких.

— Я не собираюсь менять образ жизни, но стану осторожнее.

— Достаточно честно. — Ник улыбнулся и едва заметно кивнул. — Пожалуй, для начала и это неплохо, особенно учитывая твое прошлое.

Ралстон помрачнел еще больше. В течение многих лет после смерти отца он вел достаточно предосудительный образ жизни, прочно закрепив за собой репутацию повесы и распутника, которая, впрочем, с некоторых пор стала более скандальной, чем того заслуживала в действительности.

— Она очень похожа на нашу мать.

При этих словах Гейбриел обернулся к брату.

— Очень надеюсь, что они похожи только внешне. В противном случае нам лучше отправить ее в Италию прямо сейчас. Я и так боюсь, что будет достаточно сложно справиться с репутацией нашей матушки.

— К счастью, ты богат и знатен. Думаю, что Джулиана не будет испытывать недостатка в приглашениях. Конечно, тебе придется сопровождать ее на каждое мало-мальски значимое мероприятие.

Гейбриел спокойно отхлебнул скотча, отказываясь реагировать на подначку брата.

— А как ты намереваешься избежать аналогичной участи, братец?

Ник улыбнулся:

— Никто не заметит отсутствия второго Сент-Джона.

— Правильно, Николас, поскольку ты тоже будешь там присутствовать.

— Вообще-то мне предлагают совершить небольшое путешествие на север. Лейтон полагает, что мой опыт поможет ему определить местонахождение некой скульптуры. Я думаю принять это приглашение.

— Нет. Ты не поедешь разыскивать свои замшелые черепки, оставив меня в одиночку отбиваться от светских волков.

Ник поднял брови.

— Постараюсь не обижаться на твою оценку моей работы... но когда же ты собираешься дать мне свободу?

Гейбриел снова отхлебнул скотча.

— Как думаешь, насколько быстро мы сможем выдать нашу сестру замуж?

— Все зависит от того, насколько быстро нам удастся вывести ее из заблуждения, что она не должна выходить замуж. Гейбриел, она буквально в ужасе от того, что ее постигнет участь матери. И разве можно ее за это винить? Эта женщина оставила след в каждом из нас.

— Джулиана совершенно не такая, как наша мать. И ее боязнь служит тому доказательством.

— Тем не менее. Не нас в этом нужно убеждать. Ее. И весь Лондон. — Братья долгое время молчали, затем Ник добавил: — Думаешь, Джулиана из тех, кто будет настаивать на браке по любви?

Ралстон раздраженно хмыкнул.

— Я очень надеюсь, что она девушка благоразумная.

— Женщины склонны считать, что любовь — это то, что причитается им по определению. Особенно молодые женщины.

— Не могу представить, что Джулиана верит в подобные сказки. Ты забываешь, что нас воспитывала одна и та же женщина... просто невозможно, чтобы Джулиана жаждала любви. Тем более после того как увидела, к чему это приводит.

Близнецы долго молчали, потом Ник сказал:

— Ради всех нас хочется верить, что ты прав. — Ралстон ничего не ответил, и Ник добавил: — Леди Кальпурния в качестве наставницы — превосходный выбор.

Ралстон уклончиво хмыкнул.

— Как ты добился ее согласия?

— Это имеет значение?

Ник недоуменно-вопросительно поднял бровь.

— Теперь я чувствую, что это имеет огромное значение. — Ралстон ничего не ответил, Ник поднялся и поправил свой галстук. — Марбери устраивает карточную игру. Не хочешь присоединиться?

Ралстон лишь отрицательно покачал головой и поднес к губам бокал.

Ник кивнул и вышел. Ралстон наблюдал за ним сквозь прикрытые веки, проклиная необъяснимую способность своего братца проникать в самую суть сложной ситуации.

Леди Кальпурния.

Он считал ее весьма приятной и доброжелательной женщиной с безупречной репутацией, которая просто очень вовремя оказалась на его пути. Она была идеальным решением проблемы — подготовки Джулианы к ее первому сезону; впрочем, возможно, он убедил себя в этом. Но ведь он целовал ее.

И поцелуй был довольно необычным.

Он усмехнулся при мысли об этом. Впрочем, Ралстон настолько был ошеломлен неожиданным появлением сестры, что любой поцелуй мог показаться приятным отвлечением.

Особенно поцелуй, подаренный так легко и таким приятным, пожалуй, даже восторженным, партнером.

Возбуждение горячей волной почти мгновенно окатило Ралстона, когда он вспомнил, как держал Калли в своих объятиях, ее нежные вздохи, то, с каким воодушевлением она отдалась его поцелую. Он подумал, что эта девушка вполне готова решиться на другие, более страстные действия. На мгновение он позволил себе представить ее в своей постели. Огромные карие глаза, раскрытые пухлые губы, на которых всегда играет легкая загадочная улыбка...

В комнате раздался взрыв смеха, который вырвал его из задумчивой мечтательности. Ралстон поерзал в кресле, чтобы избавиться от не вовремя возникшего напряжения в бриджах, и покачал головой, отгоняя созданный образ и мысленно делая заметку найти себе подходящую женщину, причем как можно скорее.

Он сделал еще глоток скотча, затем несколько минут смотрел на огонь сквозь янтарную жидкость, оставшуюся в стакане, одновременно размышляя о странных событиях прошлой ночи. Он не мог отрицать того факта, что леди Кальпурния Хартуэлл, совершенно неприметная на званых вечерах девушка, о которой он никогда раньше не думал, пробудила в нем определенный интерес. Она, конечно, не относилась к тому типу женщин, которыми Гейбриел обычно интересовался. Более того, она была совершенно противоположного типа и никак не отвечала его предпочтениям — ему всегда нравились изысканные, уверенные в себе и опытные женщины.

Так почему же она так его заинтриговала?

От дальнейшего размышления над этим вопросом Ралстона отвлек очередной взрыв беспорядочного шума в комнате. Радуясь возможности отвлечься от смущающих мыслей, он с интересом обернулся к группе разгоряченных джентльменов, громко выкрикивавших все возрастающие числа. Финни, букмекер клуба, торопливо записывал сделанные ставки в специальную книгу.

Подавшись вперед, чтобы лучше рассмотреть происходящее, Ралстон быстро определил того, кто оказался в центре азартного спора, — это был барон Оксфорд. Именно поэтому несложно было определить и предмет заключения пари — женитьба барона, который, казалось, находился в беспрестанном поиске будущей супруги. В течение нескольких месяцев Оксфорд, сидевший по уши в долгах из-за своей любви к азартным играм, публично заявлял членам клуба «Брукс», что собирается жениться, и чем богаче будет невеста, тем лучше.

Несдержанный Оксфорд, который частенько бывал навеселе, казался Ралстону невыносимым. Однако, поскольку сейчас маркизу необходимо было отвлечься, он решился и, выбравшись из своего кресла, подошел к группе.

— Десять гиней на Пруденс Маруорти.

— У нее лошадиное лицо! — эта реплика прозвучала от самого Оксфорда.

— Ее приданое стоит свеч! — раздался чей-то голос. Ралстон был единственным мужчиной, у которого эта шутка не вызвала смех.

— Ставлю двадцать гиней на то, что никто, кроме дочери Бервика, за тебя не пойдет! — Граф Чилтон бросил свою ставку в общую кучу золотых монет. Раздался нестройный гул удивленных голосов: спорщиков поразил не только размер ставки сэра Чилтона, но и сам предмет этого рискованного пари.

— Возможно, она простовата, — со смехом ответил Оксфорд, — но ее отец действительно самый богатый человек в Англии!

Ралстона совершенно не интересовал этот гнусный спор, и он повернулся, собираясь покинуть спорящих, когда, перекрывая общий шум, раздался чей-то громкий голос:

— Я знаю точно! Девица Аллендейл!

Ралстон замер, затем заинтересованно обернулся. Эта женщина просто преследовала его.

— Ничего подобного. Она только что обручилась с Ривингтоном, — произнес кто-то. — Да у тебя с головой не все в порядке, если ты думаешь, что Ангел Аллендейл пойдет за Оксфорда.

— Да не та, хорошенькая... другая.

— Толстушка?

— Со странным именем?

Оксфорд, самодовольно оглядываясь, что, вероятно, было следствием слишком большого количества спиртного, наслаждался каждой минутой этого нежданного внимания.

— Ривингтон в самом деле поступил умно, женившись на состоянии Аллендейлов. А леди Кассиопея будет не самым плохим финалом моей истории.

— Кальпурния. — Ралстон произнес это имя тихо, слишком тихо, чтобы можно было расслышать, но одновременно кто-то из присутствующих поправил Оксфорда.

Барон небрежно отмахнулся стаканом в руке и продолжил:

— Не важно, как там ее зовут, но я снова буду богат — достаточно богат, чтобы содержать шикарную любовницу, и кроме того, с такой женой у меня не будет никаких хлопот. Разве что придется сделать ей одного-двух наследников. Я полагаю, что в ее возрасте — он выдержал отвратительно непристойную паузу — она будет благодарна мне за все.

Заявление Оксфорда вызвало взрыв гомерического хохота.

Глядя на полупьяную ухмылку Оксфорда, Ралстон испытал острое чувство отвращения. Кальпурния Хартуэлл никоим образом не может выйти замуж за Оксфорда. Никакая женщина, обладающая такой страстностью, ни за что не согласится на брак с таким типом. Ни в чем в своей жизни Ралстон не был так уверен, как в этом.

— Кто хочет поставить против того, что она будет моей к июню?

Несколько друзей Оксфорда сделали ставки за него, а другие поставили на то, что граф Аллендейл вмешается и не даст согласия на этот брак, и один человек поставил на то, что Оксфорд сбежит с леди Кальпурнией, чтобы достичь своей цели.

— Ставлю против всех. — Слова Ралстона, хотя и произнесенные очень тихо, заставили всех замолчать, и спорщики, как один, повернулись к нему.

Оксфорд широко улыбнулся:

— А, маркиз Ралстон. Я вас не заметил. Не хотите сделать ставку на мою будущую невесту?

Ралстон не мог представить ситуацию, в которой женщина, приходившая прошлой ночью в его дом, испытала бы к этому фанфарону нечто более мягкое, чем раздражение. Еще никогда ему не представлялся случай так легко выиграть пари. Словно отобрать конфету у ребенка.

— В самом деле, сэр Оксфорд. Ставлю против всех на леди Кальпурнию. Но предупреждаю: у вас нет ни малейшего шанса. Эта девушка никогда не выйдет за вас. — Он повернулся к букмекеру. — Финни, отметьте мои слова. Если сэру Оксфорду повезет и у него появится возможность сделать предложение леди Кальпурнии, она, без сомнения, ответит ему отказом.

Гул удивления пробежал по группе спорщиков, и Финни спросил:

— Сколько, милорд?

Глядя Оксфорду в глаза, Ралстон произнес:

— Полагаю, тысяча фунтов сделает это пари интересным. — И он, резко развернувшись, вышел из комнаты, оставив мужчин в полном изумлении.

Перчатка была брошена.