Глава 1
Англия, Лондон
Апрель 1823 года
Его разбудил короткий настойчивый стук. Сквозь сон он попытался определить источник разбудившего его шума, но в спальне снова воцарилась полная тишина.
Несколько секунд Гейбриел Сент-Джон, маркиз Ралстон, сквозь полуприкрытые веки лениво рассматривал ярко декорированную спальню, стены которой были украшены шелковыми гобеленами и вычурными позолоченными бордюрами.
Маркиз протянул руку и коснулся лежащей рядом роскошной женщины. Легкая улыбка заиграла на его губах, когда она прижалась к нему своим полным желания обнаженным телом.
Он лежал, прикрыв глаза, кончиками пальцев лениво рисуя замысловатые узоры на обнаженном плече любовницы, в то время как изящная женская ручка призывно поглаживала его плоский живот.
Прикосновение женщины стало настойчивее, и он вознаградил ее низким рыком удовольствия.
И вновь раздался стук в тяжелую дубовую дверь — громкий и долгий.
— Какого черта!
Ралстон резко поднялся с постели, решительно настроенный нагнать страху на нежданного визитера, осмелившегося разбудить его в такую рань. Набросив на плечи шелковый халат, он, громко чертыхаясь, распахнул дверь.
На пороге как ни в чем не бывало стоял его брат-близнец. Словно это было в порядке вещей — на рассвете заявиться к своему брату в дом его любовницы. Позади Николаса Сент-Джона суетился слуга и бессвязно лопотал:
— Милорд, я пытался остановить этого джентльмена...
От ледяного взгляда, брошенного Ралстоном, слова застряли в горле дворецкого.
— Оставь нас.
Ник, насмешливо приподняв бровь, посмотрел вслед поспешно удалявшемуся лакею.
— Я и забыл, насколько обаятелен ты бываешь по утрам, Гейбриел.
— Черт побери, что заставило тебя притащиться сюда в такую рань?
— Сначала я отправился в Ралстон-Хаус, — сказал Ник. — Тебя там не оказалось, и я подумал, что скорее всего застану тебя здесь.
Поверх плеча брата он, усмехнувшись, посмотрел на женщину, сидевшую в центре огромной кровати, и приветственно кивнул:
— Настасия. Прошу простить за вторжение.
Греческая красавица неторопливо потянулась, как изнеженная кошечка, позволив простыне, которой она прикрывалась, соскользнуть и открыть одну соблазнительную грудь. Дразнящая улыбка заиграла на губах женщины, и, выдержав короткую паузу, она произнесла:
— Лорд Николас, уверяю вас, вы не причинили ни малейшего неудобства. Возможно, вы захотите присоединиться к нам... — Она многозначительно помолчала. — За завтраком?
Ник усмехнулся:
— Соблазнительное предложение.
Прервав их обмен двусмысленными репликами, Ралстон проворчал:
— Ник, если тебе необходимо женское общество, уверен, мы найдем такое место, где ты не сможешь беспокоить меня во время отдыха.
Ник, прислонившись к дверному косяку, еще несколько секунд откровенно разглядывал Настасию, потом перевел взгляд на Ралстона.
— Так ты отдыхал, братец?
Гейбриел, неопределенно пожав плечами, подошел к умывальнику в углу комнаты и с фырканьем начал плескать холодную воду себе на лицо.
— В твоем распоряжении пара секунд, чтобы объяснить свое появление здесь, прежде чем мне надоест твое общество, младший братец, и я вышвырну тебя отсюда.
— Занятно, что ты выбрал столь уместный оборот, — невозмутимо произнес Ник. — Мое появление в этом доме объясняется как раз фактом твоего старшинства.
Ралстон поднял голову и вопросительно посмотрел на брата, не обращая внимания на капли воды, стекавшие по его лицу.
— Понимаешь, Гейбриел, оказывается, у нас есть сестра.
— Сводная сестра.
Ралстон повторил эти слова ровным голосом, пристально глядя на своего поверенного, ожидая, когда этот человек в очках возьмет себя в руки и прояснит свое удивительное заявление. Маркиз в совершенстве владел тактикой устрашения, которой с успехом пользовался в игорных домах Лондона. Он был уверен, что с ее помощью быстро заставит этого маленького человечка говорить.
Он оказался прав.
— Я... дело в том, милорд...
Ралстон молча пересек кабинет и налил себе выпить.
— Вываливайте, любезный. Я не могу торчать тут целый день.
— Ваша матушка...
— Моя матушка, если это слово вообще применимо к тому безответственному созданию, которое выносило нас, сбежала на континент более двадцати пяти лет назад. — Он со скучающим видом покрутил в стакане янтарную жидкость. — С какой стати мы должны верить, что эта девица — наша сестра, а не какая-то шарлатанка, преследующая собственные цели?
— Ее отец был богатым венецианским купцом и оставил ей весь свой капитал. — Поверенный помолчал, поправил очки и осторожно взглянул на Ралстона. — Милорд, у него не было причин лгать дочери относительно ее рождения.
Более того, похоже, что он предпочел бы вообще не ставить вас в известность о ее существовании.
— Так в чем же дело?
— У нее нет других родственников, хотя, по моим данным, некие друзья изъявили желание принять девушку в свою семью. Однако, как следует из документов, присланных в мою контору, такова воля вашей матушки. Она попросила, чтобы ее... — он замялся, — вашу сестру отправили сюда в случае смерти... ее мужа... мужа вашей матушки. Ваша матушка была уверена, что вы... — он прочистил горло, — поступите в соответствии с семейным долгом.
Улыбка Ралстона не предвещала ничего хорошего.
— Какая ирония, что именно матушка рассчитывала на наше чувство семейного долга, вы не находите?
Поверенный не стал притворяться, что ему непонятна эта реплика.
— В самом деле, милорд. Но если позволите, девушка уже здесь, и она очень мила. Честно говоря, я плохо представляю, что еще следует предпринять.
Он не сказал ничего больше, но подтекст был совершенно ясен: «Я не уверен, что следует оставлять ее на вашем попечении».
— Конечно, она должна остаться здесь, — наконец вмешался в разговор Ник. Поверенный с благодарностью, а брат с раздражением обернулись к нему. — Мы возьмем ее к себе. Думаю, сейчас бедняжка все еще в состоянии шока.
— В самом деле, милорд, — с готовностью согласился поверенный, пытаясь поймать доброжелательный взгляд Ника.
— Я не думаю, что ты можешь принимать подобные решения в этом доме, брат, — протянул Ралстон, не отводя взгляда от поверенного.
— Я просто хочу прекратить мучения Уингейта, — ответил Ник, кивнув в сторону юриста. — И потом, неужели ты сможешь отвернуться от своей кровной родственницы?
Ник, конечно же, был прав: Гейбриел Сент-Джон, седьмой маркиз Ралстон, не смог бы отвернуться от своей сестры, хотя в глубине души и испытывал такое желание. Он пригладил свои черные волосы, удивляясь, что все еще испытывает раздражение при мысли о матушке, которую не видел много лет.
Ее выдали замуж очень рано — едва исполнилось шестнадцать, — и через год она родила близнецов. Десять лет спустя она уехала, сбежала на континент, оставив сыновей и их безутешного отца. По отношению к любой другой женщине Гейбриел испытывал бы сочувствие, понял бы ее страх и простил бы бегство, но он стал свидетелем печали своего отца и испытал боль, вызванную потерей матери. Затем печаль уступила место гневу, и прошли годы, прежде чем Гейбриел смог говорить о ней без гневного комка в горле.
А теперь, когда он узнал, что его мать разрушила еще одну семью, старая рана вновь открылась. Тот факт, что она родила еще одного ребенка — к тому же девочку! — и опять оставила малышку без матери, привел его в ярость. Конечно, его матушка была права: он сделает то, чего от него требует фамильный долг. Маркиз Ралстон сделает все, что в его силах, чтобы искупить родительские грехи. И возможно, это больше всего выводило его из себя — мать понимала его. Возможно, между ними существовала какая-то связь.
Он поставил стакан и снова уселся за широкий стол красного дерева.
— Где эта девушка, Уингейт?
— Полагаю, в зеленой комнате, милорд.
— Что ж, нужно пригласить гостью. — Ник подошел к двери и отдал приказание слуге.
Последовала несколько затянувшаяся пауза, наконец Уингейт встал и нервно одернул сюртук.
— Вы позволите, сэр?
Гейбриел бросил на него раздраженный взгляд.
— Она хорошая девушка. Очень милая.
— Да. Вы это уже говорили. В противовес вашему мнению обо мне, Уингейт, я не людоед, пожирающий молоденьких девушек. — Он помолчал, затем усмехнулся уголком рта. — По крайней мере тех девушек, с которыми я состою в родстве.
Приход сестры помешал Гейбриелу вдоволь насладиться возмущенным сопением поверенного. Дверь открылась, и он встал навстречу гостье и тут же удивленно вскинул брови.
— Боже правый! — Слова Ника вполне отразили мысли Гейбриела.
Девушка была их сестрой, это не вызывало никаких сомнений. Помимо глаз такого же голубого цвета, у нее, как и у близнецов, были резко очерченные скулы и темные вьющиеся волосы. Она выросла копией своей матери — те же горящие глаза, такая же высокая, гибкая и просто прелестная. Гейбриел чертыхнулся себе под нос.
Ник первым пришел в себя и низко поклонился.
— Очарован, мисс Джулиана. Я ваш брат Николас Сент-Джон. А это наш брат Гейбриел, маркиз Ралстон.
Она присела в изящном книксене, выпрямилась и, с любопытством поглядывая на братьев, проговорила:
— Меня зовут Джулиана Фиори. Признаюсь, я тоже не ожидала... — она помолчала, подыскивая подходящее слово, — i gemelli. — Ямочка на щеке Джулианы была в точности такой же, как и у Ника. — Да, это просто поразительно.
— Ну что ж. — Уингейт прочистил горло, обращая на себя внимание присутствующих. — В таком случае позвольте откланяться, если, конечно, милорды больше не нуждаются в моем присутствии.
Маленький человечек переминался с ноги на ногу: ему явно не терпелось покинуть кабинет.
— Можете идти, Уингейт, — холодно произнес Ралстон. — Вы нам больше не понадобитесь.
Поверенный поклонился и быстро вышел, словно опасаясь, что маркиз передумает и ему вообще не удастся уйти. Как только он удалился, Ник поспешил успокоить Джулиану:
— Надеюсь, вы не позволите Гейбриелу ввести вас в заблуждение. Он не такой ужасный, как кажется. Иногда ему просто нравится играть роль хозяина дома.
— Полагаю, я и есть хозяин дома, Николас, — сухо заметил Ралстон.
Ник подмигнул сестре:
— На четыре минуты старше, но он не может удержаться, чтобы лишний раз не напомнить мне об этом.
Джулиана робко улыбнулась ему в ответ, потом обратила свой ясный взгляд на старшего брата.
— Милорд, я хотела бы вас покинуть.
Гейбриел кивнул:
— Я понимаю. Ваши вещи отнесут в одну из спален на втором этаже. Вас, должно быть, очень утомило путешествие.
— Нет. Вы не так меня поняли. Я хотела бы покинуть Англию. Вернуться в Венецию. — Ни Гейбриел, ни Ник не произнесли ни слова, и девушка продолжила, помогая себе жестами. Теперь ее акцент стал заметнее. — Уверяю вас, я совершенно не понимаю, почему мой отец настоял на моем приезде сюда. Дома у меня есть друзья, и они с радостью меня примут...
Гейбриел решительно прервал ее:
— Вы останетесь здесь.
— Mi scusi, милорд. Мне бы этого не хотелось.
— Боюсь, у вас нет выбора.
— Вы не можете удерживать меня здесь. Это не мой дом. Не с вами... не в... Англии.
Она выплевывала эти слова, словно они были отвратительны ей на вкус.
— Вы забываете, Джулиана, что вы наполовину англичанка, — улыбаясь, произнес Ник.
— Ничего подобного! Я итальянка!
Ее голубые глаза сверкнули.
— И об этом говорит твой темперамент, котенок, — протянул Гейбриел. — Но ты просто портрет нашей матушки.
Джулиана обвела взглядом стены.
— Портрет? Нашей матери? Где?
Ник хихикнул, очарованный ее непониманием.
— Нет. Здесь вы не найдете ее изображений. Гейбриел сказал, что вы похожи на нашу матушку. Просто точная ее копия.
Джулиана резко взмахнула рукой.
— Никогда больше не говорите мне этого. Наша матушка была... — Она умолкла, и в комнате повисло тяжелое молчание.
Губы Ралстона изогнулись в кривой улыбке.
— Вижу, что все-таки существуют моменты, в которых мы вполне сходимся.
— Вы не можете заставить меня остаться.
— Боюсь, что могу. Я уже подписал бумаги. До замужества вы будете находиться под моей опекой.
Джулиана широко раскрыла глаза.
— Это невозможно. Мой отец просто не мог этого потребовать. Он знал, что я не собираюсь выходить замуж.
— Отчего же? — удивился Ник.
Джулиана развернулась к нему.
— Я думаю, вы должны это понять, как никто другой. Я не стану повторять грехи моей матери.
Гейбриел прищурился.
— Нет абсолютно никаких оснований считать, что вы повторите...
— Вы простите меня, если я скажу, что у меня нет желания рисковать, милорд. Но ведь мы можем договориться?
В этот момент Гейбриел принял решение.
— Вы не знали нашу матушку?
Джулиана стояла, гордо выпрямившись, и решительно, не отведя глаз, встретила взгляд Ралстона.
— Она покинула нас почти десять лет назад. Полагаю, с вами случилось то же самое?
Ралстон кивнул:
— Нам даже десяти не исполнилось.
— В таком случае, полагаю, никто из нас не испытывает к ней особой любви.
— В самом деле.
Они стояли так довольно долго, решая, насколько каждый из них искренен. Гейбриел первым нарушил молчание:
— Предлагаю вам сделку. — Джулиана мгновенно отрицательно качнула головой, но Ралстон поднял руку, не дав ей заговорить, и продолжил: — Это не подлежит обсуждению. Вы останетесь здесь на два месяца. Если по истечении этого срока вы все же предпочтете вернуться в Италию, я это устрою.
Джулиана вскинула голову, словно обдумывала не только предложение кузена, но и возможность побега. Наконец она согласно кивнула:
— Два месяца. Ни днем больше.
— Наверху вы можете выбрать спальню по своему вкусу, сестричка.
Джулиана низко поклонилась.
— Grazie, милорд.
Она уже повернулась к выходу, когда Ник спросил, не в силах больше сдерживать свое любопытство.
— Сколько вам лет?
— Двадцать.
Ник коротко взглянул на брата и продолжил:
— Мы должны представить вас лондонскому обществу.
— Полагаю, в этом нет никакой необходимости, поскольку я пробуду здесь всего восемь недель.
Она с явным нажимом произнесла последние слова.
— Мы обсудим это позже, когда вы устроитесь. — Коротким поклоном Ралстон дал понять, что разговор окончен, распахнул дверь кабинета и позвал дворецкого. — Дженкинс, пожалуйста, проводи мисс Джулиану наверх и пришли кого-нибудь помочь ее горничной распаковать вещи. — Он повернулся к Джулиане. — У вас ведь есть горничная, не так ли?
— Да, — ответила она, и на ее губах появилась улыбка. — Может, мне стоит напомнить вам, что это римляне принесли цивилизацию в вашу страну?
Ралстон поднял брови.
— А вы, оказывается, с характером.
Джулиана ангельски улыбнулась:
— Я согласилась остаться, милорд, но не обещала хранить молчание.
Маркиз вновь повернулся к Дженкинсу.
— С этого дня мисс Джулиана будет жить в нашем доме.
Джулиана покачала головой, смело встретив взгляд брата.
— Два месяца.
Ралстон кивнул и исправился:
— Она два месяца будет жить в нашем доме.
Дворецкий невозмутимо выслушал довольно странное распоряжение, произнес: «Да, милорд», — и повел Джулиану в ее комнату, попутно приказав лакеям, отнести сундуки Джулианы наверх.
Уверенный в том, что все его распоряжения будут должным образом выполнены, Ралстон закрыл дверь в кабинет и повернулся к Нику, который с ленивой усмешкой на губах стоял, прислонившись спиной к книжному шкафу.
— А ты молодец, братец, — произнес Ник. — Но если свет узнает, что тебе присуще столь гипертрофированное чувство фамильного долга... твоя репутация падшего ангела будет уничтожена.
— Ты меня очень обяжешь, если замолчишь.
— В самом деле, это так трогательно — демон, поверженный ребенком.
Ралстон молча пересек комнату и сел за большой письменный стол.
— Разве тебя не дожидается статуя, которую необходимо почистить? Пожилая мраморная дама из Бата, которую срочно необходимо идентифицировать?
Ник сел в кресло и закинул ногу на ногу, демонстрируя сияющие гессенские сапоги и явно не собираясь заглатывать наживку.
— Вообще-то дожидается. Однако ей вместе с легионом моих поклонников придется подождать. Я предпочел бы провести этот день с тобой.
— Не стоит идти на такие жертвы ради меня.
Ник стал серьезным.
— И что же случится за эти два месяца? А если она все-таки решит уехать, а ты не сможешь ей этого позволить? — Ралстон не ответил, и Ник продолжал гнуть свою линию: — Ей пришлось нелегко. Ее бросила мать, когда она была еще совсем ребенком... а потом она потеряла и отца.
— Ее обстоятельства ничем не отличаются от наших. — Ралстон притворился, что тема разговора ему совершенно неинтересна, и сделал вид, будто внимательно просматривает корреспонденцию. — Должен тебе напомнить, что вместе с матерью мы потеряли и своего отца.
Ник не отвел взгляда.
— Мы были друг у друга, Гейбриел. У нее же нет никого. Нам с тобой лучше, чем кому-либо, известно, каково это — быть всеми покинутым, всеми, кого ты когда-либо любил.
В глазах брата Ралстон заметил грусть воспоминаний об их детстве. Близнецы вместе пережили бегство своей матери и отчаяние отца. Их детство не было радостным, но Ник говорил правду — они всегда держались вместе.
— Наблюдая за нашими родителями, я усвоил одну вещь: любви придается слишком большое значение. Ответственность — вот что действительно важно. Честь. И Джулиане лучше понять это в самом раннем возрасте. Теперь у нее есть мы. Возможно, она считает, что это не так много, но этого должно быть достаточно.
Братья замолчали, каждый погрузился в собственные мысли. Наконец Ник произнес:
— Трудно будет добиться, чтобы ее приняли в обществе.
Ралстон энергично выругался, признавая справедливость слов брата.
Дочери женщины, не получившей должным образом оформленного развода, вряд ли обрадуются в свете. И Джулиане придется приложить немало усилий, чтобы избавиться от тяжелого шлейфа испорченной репутации своей матери.
И вновь заговорил Ник:
— Законность ее рождения будет подвергнута сомнению.
Гейбриел на некоторое время задумался.
— Если наша матушка вышла замуж за ее отца, это означает, что маркиза по приезде в Италию перешла в католичество. Католическая церковь никогда не признала бы ее брака, если бы она оставалась в англиканской церкви.
— В таком случае незаконнорожденными оказываемся мы. — Ник криво улыбнулся.
— Для итальянцев, — уточнил Гейбриел. — К счастью, мы англичане.
— Превосходно. Для нас все складывается хорошо, — сказал Ник. — Но что же с Джулианой? Найдется немало семейств, которые откажутся принимать ее. Многие посчитают нашу сестру дочерью падшей маркизы и ее любовника — простого итальянского торговца. И к тому же католика.
— Начнем с того, что они и так бы не приняли Джулиану. Мы не можем изменить тот факт, что происхождение ее отца оставляет желать лучшего.
— Возможно, проще выдать ее за дальнюю родственницу и не упоминать о том, что Джулия наша сводная сестра.
Ралстон отрицательно мотнул головой:
— Абсолютно исключено. Она наша сестра. Именно так мы ее и представим, а уж потом будем разбираться с последствиями.
— С последствиями придется разбираться ей. — Ник твердо встретил взгляд брата; его слова тяжелым грузом повисли в воздухе. — Скоро самый разгар сезона.
Если мы хотим добиться успеха, наше поведение должно быть безупречным. Ее репутация зависит от нашей.
Ралстон понял. Ему придется прекратить встречи с Настасией — оперной певичкой, известной своей неосмотрительностью.
— Я сегодня же поговорю с Настасией.
Ник согласно кивнул и добавил:
— Джулиану необходимо представить обществу, и это должен сделать человек с безупречной репутацией.
— Я и сам об этом подумал.
— Мы можем обратиться к тетушке Филлидии.
Голос Ника дрогнул при упоминании имени сестры отца. Вдовствующей герцогине была присуща манера высказывать весьма резкие замечания и давать безапелляционные наставления. Тем не менее пожилая дама являлась признанным столпом общества.
— Нет, — поспешно возразил Ралстон. Филлидия не справится с такой деликатной ситуацией — загадочная неизвестная сестра прибывает к дверям Ралстон-Хауса в разгар сезона. — Для этого не подойдет ни одна из наших родственниц.
— Тогда кто же?
Взгляды близнецов встретились. Задержались. В решимости они нисколько не уступали друг другу, но слово маркиза было решающим.
— Я найду такого человека.
